Текст книги "Колдуны"

35

Том узнает потрепанный полумертвый автомобиль на улице из семидесятых годов. Череда одинаковых зданий, которые выглядели чистыми и функциональными в проекте. Пятьдесят лет назад.

На окнах Блэквуда висят пожелтевшие сетки, стекла достаточно грязные, чтобы окрашивать золотистый солнечный свет в коричневатый цвет. Никто не подстригал газон, по крайней мере, год – это у них с Блэквудом общее. Здесь подобной заразой поражен каждый третий дом на улице.

Практикующий маг. «Иисус прослезился бы». Идея приехать сюда, чтобы получить ответы от человека столь эксцентричных и сомнительных занятий, теперь заставляет Тома пылать от стыда. Даже сильнее, чем до отъезда из дома. Сейчас от жара унижения у него на голове выступает пот. Быть здесь – это доказательство отчаяния, он не переживет, если кто-то узнает о его посещении магического… Даже слово не придумать.

Мысль о том, что он добирался сюда час двадцать по множеству узких улочек категории «Б» вместо того, чтобы работать на верхнем этаже и ждать строителя и сантехника, заставляет повесить голову. Каждый час, отданный не поискам работы и не улучшению дома – пустая трата времени.

И все же, перекрывая беспокойство по поводу денег и отставания от графика, возникают постоянные и уже настойчивые вопросы о том, почему же его предшественник так и не доделал дом.

Этот чудик что-то знает о соседях. Есть связь и история, которые нужно распутать. Газетные вырезки наводят на мысль о чем-то возмутительном и мерзком. Этот человек хотел, чтобы их прочли.

Том выходит из своей машины и перекидывает через плечо сумку. Три свинцовые таблички оттягивают нейлон и глухо позвякивают, пока он идет по подъездной дорожке, заросшей сильнее, чем у него самого. У Тома хватило присутствия духа, чтобы принести «сокровище», которое Грейси и Арчи обнаружили в лужайке. Свинцовые плашки, покрытые символами и спрятанные под землей, приобрели после вчерашней ночи новое значение. По крайней мере, Блэквуд, как доктор философии, может кое-что знать об артефактах.

Том не успевает ступить под волны непослушной жимолости, которой удалось сорвать решетчатую шпалеру с навеса крыльца, как входная дверь широко распахивается.

У Тома перехватывает дыхание. Кажется, Блэквуд ждал за дверью или, возможно, наблюдал за ним из окна, и это впечатление никак не успокаивает нервы. Мгновенно и надолго наступает неловкая тишина. Двое настороженных людей, у которых, несомненно, мало общего, кроме неухоженных газонов и чувства социального дискомфорта, молча оценивают друг друга.

Стоящий в дверном проеме мужчина все такой же растрепанный, каким Том его помнит: на бледном одутловатом лице сидят очки, а волосы в ушах и брови давно требуют ухода. Брюки на нем те же, что были, когда он ругался с Мутами, – они на дюйм не доходят до лодыжек, выставляя наружу разные носки и шнурки ботинок.

Том чувствует себя обязанным выйти из неудобного положения.

– Мне нужно, чтобы вы объяснили, кто, черт возьми, мои соседи.

Блэквуд тихо отходит в сторону и жестом приглашает Тома войти.

* * *

Ковры в доме практикующего мага так и мелькают, узоры меняются, узоры исчезают. Коробки и книжные шкафы в тесном холле покрыты слоем серой пыли. На кухне виднеется пирамида из грязной посуды. Упаковки из-под еды и испачканные тарелки захламляют все поверхности. А резкий запах тела, исходящий от деловой рубашки мага, конкурирует с запахом выдержанного мусорного ведра и заставляет Тома зажать нос.

Он следует за Блэквудом в гостиную, настолько захламленную, что почти не сомневается в том, что попал в логово сумасшедшего затворника, который, возможно, даже опасен. Стены комнаты едва видны за книгами. Тысячи корешков твердых переплетов высасывают тусклый электрический свет, создавая коричневатую пелену, затемненную задернутыми шторами. На загроможденном столе в углу возвышается компьютерный монитор, на заставке которого светятся знаки зодиака.

– Возможно, вам лучше присесть, прежде чем услышите то, что я хочу сказать.

Том старается найти место, где можно было бы опуститься. Нет ни одной поверхности, где не возвышались бы башня из книг, лыжные склоны из бумаг или груды одежды, ожидающей то ли глажки, то ли сортировки для благотворительности.

Вынужденный сидеть краем задницы на двух дюймах дивана, Том с опаской поглядывает на огромную астрологическую карту, которой оклеена стена до самого потолка.

– Что я здесь делаю? – Он не уверен, что собирался произнести это вслух.

Блэквуд занимает позицию на противоположной стороне комнаты, у книжного шкафа, и принимает профессорскую позу – наигранная попытка возвыситься, от которой Тому хочется издевательски расхохотаться.

– Могу я называть вас Томом?

Он кивает.

– Вы со своей семьей выбрали крайне неудачное место для дома.

– Чтобы напоминать об этом, у меня есть жена, приятель. Подкреплять не нужно.

– Жена пока не ушла от вас?

– Нет!

– И вы все еще можете выносить ее вид?

– Что?

– Значит, у нас есть время. Немного. Они хороши. Не ошибитесь. Муты могущественны.

Наполовину уверенный, что ему следует просто встать и уйти, Том поднимает руки в знак недоумения.

– Ваши соседи – те еще шептуны, – произносит Блэквуд нараспев, будто его гость должен немедленно признать это весомое откровение. Но замечание просто повисает во мраке, постепенно становясь таким же абсурдным, как и сам говорящий.

– Это эзотерическое определение для мудаков?

От слов Тома Блэквуд морщится.

– Травники. Фармакиды[7]7
  Английская сеть, торгующая БАДами.


[Закрыть]. Торговцы низкой магией. Вот что я имею в виду.

– Все еще не понимаю.

– Им платят за услуги. За чары. Как и их родителям. Вы идете против династии.

– Подождите. Родителям? Они не… вместе?

– О нет, они не супруги. Брат и сестра.

– Брат и сестра? Но… – Сосание бледного бедра. И «моя дорогая». Том слышал, что Маги называл ее так – ласковым обращением, наверняка предназначенным для супруги, с которой прожили много лет. – Когда он назвал ее «моя дорогая», я подумал…

– Не «моя дорогая», а Медея. Как в трагедии. А эти брат с сестрой принадлежат к древней традиции. Когда-то такие служили беднякам как врачи и ветеринары. Несколько столетий назад. Но знания передаются от одного поколения к другому. Меня ввела в курс дела моя тетя. – Блэквуд смотрит на свой стол, направляя взгляд Тома на фотографию в рамке рядом с монитором. На снимке улыбающаяся пожилая женщина с буйной копной волос стоит посреди летнего сада. На ней белый фартук. Не будь фотография цветной, можно было бы решить, что ее сделали сто лет назад.

– Мы предлагаем специализированные услуги. Чары. Лечим недуги. Корректируем дисбаланс в судьбе. Некоторые из нас даже наделены даром прорицания. – Тут Блэквуд делает паузу, явно раздуваясь от гордости.

Том остается в недоумении.

– Гадания, – поясняет Блэквуд, словно глуповатому ребенку. – Но Маги и Медея уже давно изменились. Их магия темная. С моей точки зрения. И поэтому я связался с вами. У меня было ощущение, что ситуация выходит из-под контроля. Для вас. Что уже началось.

– О чем именно мы здесь говорим? Что они делают? Я имею в виду как?

– Как? Я еще вернусь к этому. Но истоки того, что они делают с вами, возникли двадцать лет назад. В то же самое время в вашем доме началась смена владельцев. Вам нужно понять, что полную ответственность за это несут Муты. Самой прибыльной стрелой в колчане ваших соседей всегда было снятие проклятий. – По-прежнему ожидая, что посетитель удивится и ощутит благоговение перед столь судьбоносным откровением, Блэквуд делает вдох, чтобы позволить осознать весомость замечания.

Но Том продолжает таращиться на этого человека, из вежливости подавляя жалость, отвращение и смех. Пока Блэквуд не вскрикивает:

– Только вот Муты налагали кровавые проклятия!

Том подпрыгивает, в глубине комнаты еще что-то сдвигается, словно одна из кип бумаги тоже перепугалась, хотя он не заметил, чтобы что-то съехало с места или упало.

Судя по всему, Блэквуд у самого себя вырвал чеку и взорвался. Он продолжает реветь:

– Теперь они вышли из-под контроля!

– Обычная история. – Том снова ерзает, смущаясь из-за этого всклокоченного, взволнованного человека. И может лишь наблюдать за его выходками с той же страшной жалостью, с какой смотрел бы на разъяренного пьяницу, беснующегося на улице. Том позвякивает ключами от машины.

Звук, кажется, побуждает Блэквуда взять себя в руки или хотя бы попытаться, но у него кипит кровь. Закрыв глаза, он усмиряет дыхание.

– Фактически они шантажируют жертв, требуя дани. Ради снятия проклятия!

Сама мысль о подобном заговоре тут же приводит мужчину в ярость. Его жесты становятся более дикими, приобретают необычный рисунок и ритм, будто руки исполняют странный танец, в котором ноги не должны двигаться.

– Мне ли не знать. Я сейчас пытаюсь снять одно! Они губят меня! Они уничтожили всех конкурентов на юго-западе. Я последний оставшийся в живых чаровник. Есть те, кто ежемесячно платят Мутам уже десять лет! Обобранные до нитки! И даже хуже.

Том наклоняется вперед, его интерес вызывает то, что он, наконец, может понять: возможное мошенничество, на котором специализируются Муты. Плюс запугивание соседей. Психологическое насилие через живую изгородь. Том поднимает руку, чтобы прервать разглагольствования Блэквуда.

– Подождите. Они умны и коварны. Злобные, мстительные засранцы. Я понял. Видел это. И еще много того, что не могу объяснить. То есть прямо сейчас объяснить. Но колдуны? Поклоняющиеся дьяволу или что-то в этом роде?

Замечание Тома раздражает Блэквуда больше, чем его претензии к Мутам.

– Это не имеет никакого отношения к христианству! Или чертову дьяволу!

– Ладно. Ладно. Хорошо.

Нездорово дыша, практикующий маг начинает объяснять, но словно для слабоумного.

– Тут все намного старше. Что касается такого рода колдовства, то его не существует! Не было до окончания Второй мировой войны. Это все современное изобретение.

– А как же черная магия? Проклятия? Вы же сами сказали.

Блэквуд закрывает глаза.

– Если вы ищете современный эквивалент, то ваши соседи – жрецы. Магия и вера неразделимы. Из-за этого то, что они делают, становится чрезвычайно опасным.

Том пожимает плечами.

– Это все… немного притянуто за уши. Боюсь, я все еще в растерянности, приятель. В смысле… магия?

Блэквуд открывает глаза, и смотрит на Тома с прищуром.

– Обычная история. Вы и представить не можете. Совсем рядом с вашим домом, на самом деле. Вы уже видите результаты, иначе вас бы здесь не было. Не так ли? Но, если вы не можете

принять мои слова, не можете воспринять их серьезно, тогда вы уже прокляты.

Ужас пронзает холодом внутренности Тома. Он слишком живо помнит тех чудовищ, которые прыгали и хрюкали в ночному лесу, гоняясь за ним с топотом и визгом. «Прошлой ночью они могли разорвать тебя на части».

– Чего они хотят? У нас ни черта нет денег.

– Они хотят, чтобы вы ушли.

– Это невозможно. Нам некуда идти. Мы заложены по самые уши.

– Вы сейчас так говорите, но они терпеть не могут соседей. Не имеет значения, кто занимал соседний дом, история не менялась. Не могу припомнить, чтобы кто-нибудь продержался там долго. Те, кто выстоял, ну… Некоторых уничтожили быстрее, чем других. А те, к кому Муты питали особенно яростное презрение… – Блэквуд приподнимает бровь. – С тысяча девятьсот девяносто второго года в том доме произошли восемь смертей. И три психических срыва, которые закончились госпитализацией. Наследие. И они наслаждаются своей работой. Соседи для них – просто развлечение.

Том вспоминает специфический звук бензопилы, срезающей деревья Мутов. И чувствует себя плохо.

Блэквуд складывает руки за спиной и приподнимается на цыпочки.

– Вы прочитали материал, который я предоставил. Всего пару примеров. И это ваша проблема. Не моя. Так что, может, наконец, покончим с этой утомительной видимостью самодовольного скептицизма. М? Что скажете?

Том бросает на пол рюкзак.

– Это было зарыто в нашем саду. Может, есть какая-то связь с тем, о чем вы говорите.

Блэквуд подходит на цыпочках и наклоняется над сумкой. Сдвигает очки со лба на нос, собираясь заглянуть внутрь. Но при виде содержимого его глаза широко распахиваются, в линзах очков отражается страх.

– Не позволяйте этому прикасаться ко мне! Или к полу! Сумка. Держи их в этой чертовой сумке!

Сплетая руками над головой еще больше узоров, он стремительно выходит из комнаты.

Том медленно закрывает рюкзак, поднимается и следует за Блэквудом. Он предполагает, что так и следует поступить.

* * *

Если бы по этому адресу жили обычные люди, тут была бы столовая. Но поскольку здесь владения Блэквуда, то над голыми половицами сияют золотые стены и такой же потолок. В центре пола нарисованы два круга, один внутри другого. По краям круга символы, которые, как предполагает Том, имеют оккультную природу. Просто есть в них что-то такое.

Блэквуд становится внутри кругов с прикрепленной к голове ювелирной лупой. В линзе виден гигантский глаз. Под мышкой практикующий маг держит три книги в твердых переплетах. Он указывает на пол за пределами внешнего круга.

– Положите их. Там.

Том опускает рюкзак со свинцовыми табличками на пол.

– Теперь разложите их плашмя. Внутри сумки. Мне нужно изучить надписи.

Не успевает Том разложить таблички, как Блэквуд с глухим стуком падает на четвереньки. Взволнованно сопя, словно коллекционер странной порнографии, он придвигается к свинцовым плашкам.

Том отступает прочь.

– Что это такое?

– Скрижали проклятия. Направлено на любого, кто обитает в вашем доме.

– Вы издеваетесь надо мной. Как… – Том ловит себя на том, что теперь сам размахивает руками. – Как они должны работать?

– О, они работают. Очень эффективно, если их уложили специалисты. Как эти. – Блэквуд поднимает голову. – Их вынули из могил. Из очень старых могил. – Огромный глаз в линзе один раз моргает, затем лохматая голова снова опускается. – Так я и думал. Вот как они выживали людей. Смотрите! Сюда! Это греческий. Пятый век, я бы сказал. Я уже видел подобное в Сомерсете и Уилтшире. Вызывают болезни. У скота. Убивает животных. Поражает посевы.

Разум Тома борется с невозможностью того, что ему говорят. Но после мыслей о мертвом саде и маленькой могилке Арчи его сопротивление ослабевает.

– С вами случалось что-нибудь подобное? Мм?

– Наш сад…

Блэквуд не слушает.

– Ага! Латынь! Язык Рима. Тоже обычное дело. Цель – финансовое неблагополучие. Что-то непредвиденное, внезапное, затрагивающее семью. Обычно размещают рядом со входом, даже под порогом. На открытом воздухе их можно найти возле ворот. Третья табличка написана на иврите. Мне придется вернуться к вам с этим вопросом. Но рискну предположить, что скоро ваши сны станут невыносимыми. Вы можете страдать от видений. О подземном мире и всяком подобном. Увы, вот она, нечестивая троица. Отравление. Разрушение. Безумие.

Блэквуд вынимает лицо из открытой сумки и снова глядит вверх, его огромный глаз моргает.

– По предварительной оценке, могу сказать, что лично я больше не ступил бы в эти владения. Не говоря уже о том, чтобы жить там.

* * *

Полагая, что теперь все его существо состоит из замешательства, отчаяния, неверия и изнеможения, Том падает на потрепанный диван и опускает голову на колени.

Подкрепляя возмутительные утверждения Блэквуда, в памяти всплывает непрошеная и страшная бледная фигура. Существо стоит на странном земляном холмике, кричит в небо, затем прыгает на верхушки деревьев. И все это лишь в нескольких сотнях метров от того места, где спят Том и его семья.

– Если все это… Что я могу сделать? Чтобы остановить это? Чтобы защитить нас?

Несколько равнодушный, даже черствый к бедственному положению Тома, Блэквуд просматривает фолиант на своем столе. Как будто фокусируясь на собственном увлечении, он перелистывает страницы и говорит небрежно, не поворачивая головы.

– Вы должны начать с того, что найдете остальные таблички. Подозреваю, что их еще больше. И пока вы этого не сделаете, вам не будет отдыха. Ваши соседи могут оживить проклятия в любое время по своему желанию. Вы даже не узнаете, пока крыша не рухнет на голову. Проклятия будут взрываться минами в вашем будущем. Всевозможными сверхъестественными способами. В любой момент. Ваша жена может стать неверной. Такое всегда было популярно.

Том смотрит на часы.

– Черт. – Он встает и хватает сумку. – Мне пора идти. Я дам знать, если найду еще что-нибудь. И на этом все закончится, да? Как только я найду все?

И пока Том гадает, как именно справится с такой задачей, Блэквуд отворачивается от своего стола, его брови приподнимаются над очками.

– Остался вопрос о моей награде.

Том хмурится.

– Что еще?

Лицо мужчины темнеет, взгляд становится острым от гнева.

– Если у вас лопнут трубы, вы вызовете сантехника, я прав? И оплатите этому специалисту оказанные услуги, м?

«Если бы у меня были деньги», – хочет сказать Том, но не может вымолвить ни слова. Он сбит с толку скоростью событий и невероятностью заявлений Блэквуда, которые уже не кажутся абсурдными. Его замешательство не уменьшают и пугающие подозрения о мотивах этого человека. И пока Том колеблется, Блэквуд достает из хлама на столе портативную машинку для кредитных карт.

– Консультация бесплатная. Диагностика и лечение – нет. Я также могу предложить вам метод обнаружения. В рамках пакета услуг.

Тому удается шепотом спросить:

– О какой сумме мы говорим?

– Сейчас посмотрю, остался ли у меня прибор. Тогда и договоримся. – Блэквуд вскакивает из-за стола и пересекает комнату. Выйдя из гостиной, он рывком открывает дверцу чулана и начинает шумно рыться под лестницей. Наружу вываливается покатая гора коробок, пальто и старой обуви, которая скапливается у его ног. – От винта!

Том встает с тесного дивана и достает из кармана пиджака бумажник. Выбирает банковскую карту и представляет, как над ним смеются все знакомые.

Блэквуд вынимает из шкафа металлоискатель.

– Наушники где-то здесь. Я точно знаю.

Том подходит и берет машинку. Это старый, потрепанный, жалкий прибор, с помощью которого можно справиться с задачей и раскрыть проклятие. Не такой уж и тяжелый. Том сдувает с аппарата пыль, пока Блэквуд продолжает поиски, его голос и хриплые вздохи приглушены теснотой чулана.

– Пыль. Мне еще понадобится пыль. Из их собственности. Изнутри. Это жизненно важно.

– Вломиться к ним? Ради пыли? Черт возьми, вы сумасшедший?

– Я похож?

Том прикусывает язык, затем хмурится, когда до него доходит:

– А трейлер подойдет?

Тяжело отдуваясь, Блэквуд шумно вылезает из чулана.

– Если он им принадлежал. Или они им пользовались. Возможно. И у них есть такой. Они передвигаются на нем по этой улочке. По деревне. Я не знаю почему, но мы можем только предполагать. А теперь мой гонорар.

Блэквуд с неприличным нетерпением подходит к столу и со всей серьезностью врача, выписывающего рецепт, пишет в блокноте. Затем отрывает страницу и протягивает ее Тому. Водянистые глаза практикующего мага смотрят поверх очков в черепаховой оправе, взгляд их становится напряженным. «Да, сэр, вопрос серьезный и требует моего опыта».

Том видит сумму и чувствует необходимость присесть или, возможно, даже прилечь.

36

На выходящем в сад кухонном окне Фиона мельком замечает призрак своего лица: отражение темных глаз, искаженные беспокойством и разочарованием черты. Спросив себя, не постоянно ли это выражение, она наклоняется вперед, чтобы прогнать с грязного стекла видение усталой женщины. Ее внимание переключается на мужа, который стоит вдалеке и занят странным делом перед частоколом деревьев на границе с лесом. Именно выходки Тома и привлекли Фиону к окну.

Бугристая поверхность сада уже напоминала поле битвы времен Великой войны. Клочок земли, который когда-то подвергся разрушениям и взрывам, а затем возвратился в дикую природу – воронки и землянки вновь заросли травой, дикими цветами и кустарниками. Но между тем, как Фиона утром ушла на работу, и ее вечерним возвращением боевые действия возобновились и нейтральную полосу заново распахали. Холмики свежевырытой земли кротовыми норами усеивают недавнее подобие лужайки. Рядом с выходом на патио возле двух ям сложены каменные плиты. Скорее кладбище, чем благоустроенный сад.

Приведение в порядок сада – последнее дело в растущем списке ремонтных работ. В конце концов они доберутся и до него. Но Том, похоже, намерен потратить драгоценное время и немногие силы на то, чтобы сделать сад еще неприглядней.

Припозднившийся сантехник наконец-то появился, чтобы начать работу над ванной. А Тома не оказалось дома. Фиона обнаружила короткую записку, застрявшую в щели для писем. Теперь непонятно, когда этот необязательный мастер сможет прийти снова. И придет ли вообще. Потребовалось столько времени, чтобы найти сантехника с хорошей репутацией по подходящей цене. Они так долго ждали эту аудиенцию, но Тома здесь не было. Его не было дома, чтобы встретиться с сантехником!

Разгневанный ремонтник тоже звонил Фионе на работу. Он сегодня проделал такой путь, чтобы никого не застать дома. Фиона дважды звонила Тому и оставила два сообщения. Он на ее звонки не ответил. И с полом не работал. А ведь собирался сегодня постелить винил в их спальне и заверял, что приступит к полу в прихожей или гостиной. Но, судя по тому, что видит Фиона, муж вообще ничего не сделал. Вместо этого он ведет себя как какой-нибудь нелепый любитель римских сокровищ, хотя клялся, что дом будет его единственным делом, пока его не наймут на оплачиваемую работу.

Том в наушниках водит над землей металлоискателем.

Он даже не переодел грязную одежду, в которой ходит со вчерашнего дня. Посреди ночи снова ее надел. А потом в ней же спал.

Руки Тома заклеены множеством пластырей, ладони покрыты сажей и грязью. На лице застыло похмельное выражение. Фиона уже неделю созерцает это лицо: обвисшее, сероватое, изборожденное морщинами. Неприятная царапина пересекает бровь, Фиона видит ее со своего места. Швы.

Вид этого лица утомил ее сильнее, чем собственный изможденный облик.

Том одной рукой подносит устройство к могиле Арчи. Если заявит, что ищет зарытые сокровища, это удивит ее куда меньше, чем следовало бы. С каждым днем ей все труднее понимать поведение мужа. Тревога гложет его мысли и изнашивает нервы. Том либо маниакально набрасывается на стены и полы в неистовом приступе трудолюбия, либо погружается в размышления и бормочет себе под нос. Или, что хуже всего, впадает в ярость из-за соседей.

Его паранойя озадачивает, смущает. Том недостаточно настроен на настоящее, чтобы разбираться с тем, что у него перед носом. Фиона борется за его осознанность, но в этом ее преследуют неудачи.

«Не уверена, что он мне все еще нравится». Мелькнувшую мысль она с шипением гасит.

Ей приходится напоминать себе, что он – отец Грейси. И копаться в гораздо более безопасных воспоминаниях об их знакомстве, чтобы напомнить себе, кто такой Том. Или кем он был до недавнего времени.

– Помогу папе! – Грейси бросается к задней двери и выбегает в сад. Она сжимает пластиковую лопатку, купленную во время единственного отпуска на море, который они смогли себе позволить, пока копили на этот дом.

Не чувствуя в себе сил останавливать дочь или хотя бы заговорить, Фиона лишь наблюдает, как Грейси скачет через ямы и холмики туда, где перед деревьями хмурится ее отец.

Едва Грейси уходит из комнаты, Фиона, наконец, начинает плакать по себе.

* * *

Из темноты, которая сводит на нет мир за пределами кухни, пошатываясь, выходит Том, его сгорбленная фигура и бородатое лицо мрачны от того, что, возможно, является отчаянием. Налет дикости заостряет взгляд, который даже не ищет за столом Фиону.

Окутывая Тома, в едва теплую комнату врываются ароматы вскопанной почвы, влажной травы, вечернего холода, прижимающего сад и лес к земле. Ароматы, с которыми их семья никогда не сталкивалась в своей городской квартире. Ароматы, которые перемещают их дом к границе первозданного, к краю чего-то огромного и безжалостного, не ведающего об их нуждах.

Том скидывает рабочие ботинки и прислоняет металлоискатель к стене. У большой раковины его почерневшие доисторические руки дергают кухонный кран. Трубы громыхают, затем содрогаются. Тонкая струйка воды, капли. На сушильной доске стоят немытыми миска из-под супа Фионы и чайная чашка Грейси.

Лицо Фионы обесцвечено экраном открытого на столе ноутбука. Возможно, она заглядывает в лучший дом из темноты за пределами этого яркого «окна». Рядом с ней стоит пустой бокал из-под вина. Неуместный тут пережиток утонченности. Остатки оставленного позади мира.

Фиона похожа на инсталляцию, выставленную здесь, в центре тусклой, холодной кухни с выгоревшими на солнце шкафами и покрытыми черными пятнами грибка и мушиного помета стенами. Старая раковина из семидесятых стремится подавить и погасить единственный проблеск современности, который олицетворяет светящийся экран. Фиона не поднимает взгляд и не здоровается с Томом.

– Что с водой?

– Это ты мне скажи. Так было, когда я пришла. Водопровод внизу полностью забит. Я не смогла приготовить чертов чай. Том, мы устроили палаточный лагерь в доме.

– Я сделаю пару звонков.

Том возвращается к задней двери, которую оставил открытой, скудное тепло уже высосало из комнаты. Он наклоняется и со злым, усталым ворчанием тащит пластиковый ящик по облупившемуся оранжевому линолеуму. Через прозрачные стенки контейнера, в котором до недавнего времени хранилась тщательно завернутая в газеты посуда, видны уложенные друг на друга, будто напольная плитка, свинцовые таблички. По пластиковым стенкам размазались влажная земля и ил.

– Все нашел.

Нотка удовлетворения, даже триумфа, в его словах провоцирует Фиону.

– Помимо испорченного сада, ты сегодня потратил четыреста фунтов. Магические услуги Блэквуда?

Том не встречается с ней взглядом.

– Знаю, это выглядит как безумие.

– Нет. Это реальное безумие.

– Он помогает мне. Объяснил, почему все идет не так. У нас. Здесь. Знаю, ты не хочешь этого слышать, но это… должно было всплыть. Это только начало.

– Чего?

– Процесса. Все должно измениться. Или… Он сказал… он сказал, что это таблички с проклятиями. Так вот, я не…

Фиона больше не может этого выносить. Ее голос дрожит, будто она вот-вот заплачет, и эта слабость лишь злит ее еще сильнее.

– Таблички с проклятиями? Вот что у тебя там? Он помогает нам, да? Тебе, мне и Грейси?

– Да.

– Ты упустил чертова сантехника. И ремонтника. Ты должен был быть здесь. Они больше не придут! Я целую неделю их искала! Но полагаю, что вместо этого ты покупал металлоискатель?

– Это входит в сделку.

– В сделку! А новая крыша входит в те четыре сотни, которые ты отслюнявил?

Том поворачивается и тычет указательным пальцем в стену, отделяющую их от соседей.

– У нас не будет чертовой крыши, если их не остановить! Они убили Арчи. А гребаный забор? Теперь трейлер. И то, что Грейси видела в лесу. Гребаная лиса, прибитая к гребаному дереву. Раскрой глаза! А то, что я видел прошлой ночью, я… – Он притормаживает, заговаривает тише. – Ты должна выслушать, Фи. Это только кажется безумием. Я не потерял разум.

Фиона встает из-за стола и размашистым шагом выходит из комнаты, ее пальцы тщетно стараются удержать потоки слез.

– Но сегодня ты потерял кое-что другое.

Когда жена уходит, Том приваливается к кухонному столу и вытирает рот перепачканной рукой. Он смотрит на ящик с исписанными рунами и залепленными грязью свинцовыми табличками, затем переводит взгляд на стену, которая отделяет их от Мутов. «Так много».