Текст книги "Колдуны"

37

Когда Том и Фиона смотрят на спящую Грейси, их поражает красота собственного ребенка. В ее разгладившемся личике они снова видят младенца, более юную малышку из тех времен, когда их тревога за ее безопасность была такой же яростной и слепой, как любое безумие. При виде спящей Грейси в Томе пробуждаются столь глубинные чувства, что их слишком тяжело выносить ежесекундно. Такое озарение или видение должно оставаться мимолетным, подобно проблеску божественного. Но сегодня, когда никто из родителей не смотрит, маленькое личико Грейси встревожено и покрыто капельками пота.

Этой ночью ей снится странный сон. Она в полной тишине обходит задом наперед поросший травой холм на лесной поляне. Идет круг за кругом, пока, по приказу или под управлением чужой воли, как это бывает во сне, не останавливается у алтарного камня.

Цветочный венок украшает менгир, по обветренным сторонам грубой колонны стекает кровь. На вершине алтаря в каменной чаше среди цветов лежит любимый Уоддлс. Он разорван, белая волокнистая набивка окрашена в алый цвет. Одинокий пластиковый глаз смотрит в небо, но ничего не видит. Второго глаза нет.

– Он со свиньей, Грейси, – говорит мама, которую Грейси не видит, но знает, что та поблизости среди леса, под тяжелым пологом которого скрывается ночь. А здесь, в круге молодых деревьев, воздух подсвечен золотой пылью. Под ногами Грейси, под травой и под землей бурлит быстрый поток, и ей кажется, что она наклоняется вперед и одновременно вот-вот упадет в небо.

– Арчи тоже здесь. Пойдем? – спрашивает мама.

Ошеломляющее осознание яркости цветов, поразительной четкости и детальности каждого листочка и травинки начинает выталкивать Грейси из сна.

Извиваясь, сопротивляясь силе, которая пригвоздила ее ноги к земле перед пропитанным кровью камнем, Грейси наконец прорывается сквозь мембрану сна. Ясность, которая не доступна ее глазам в реальном мире, внезапно тускнеет.

И Грейси просыпается в своей розовой комнате, которую мягко освещает ночник в виде совы на комоде. Влажные волосы прилипли к щекам, лоб холодный и липкий, как мокрая фланель. Грейси резко садится в постели.

– Мы можем спуститься все вместе. – Снова мамин голос из сна, который Грейси все еще слышит. Мама прямо за дверью комнаты.

– Мамочка.

Свесив с кровати маленькие ножки, Грейси обводит взглядом грязные тени вонючего старого дома. Но не видит никаких признаков мамы, поэтому убегает из комнаты с леденцовыми стенами в неосвещенную пещеру лестничной площадки. В руке у нее болтается очередной новый Уоддлс.

Грейси влетает в спальню мамы и папы, где между спящими родителями целая пропасть. Темная голова каждого покоится на противоположном краю матраса.

– Мамочка, – зовет Грейси. Мама крепко спит, что сбивает девочку с толку, ведь она точно слышала ее голос.

Озадаченная, Грейси подбегает к изножью кровати и приподнимает одеяло посередине. Уже собирается проползти по этому туннелю и забраться между родителями, когда ее внимание привлекает красный свет, мерцающий на незанавешенных окнах спальни.

Ночь снаружи окрашена не в черный, а в красный цвет. Грейси никогда не видела такого неба. Окно открыто, и алый свет льется струями, будто сквозь витраж в церкви.

Зачарованная девочка подходит к папиной стороне кровати и смотрит на омытую кровью луну. Там, где расступаются облака, видно карминовое небо и мерцающие рубины звезд. Внизу лес скрыт тенью, земля черна, словно по ней прошелся огромный пожар.

И из темноты выходит бледный гость.

Нечеткое, но белое существо похоже на тощую даму с темной шишковатой головой. Она показывает грудь и выглядит так, словно упала в холодный костер и каталась в золе, чтобы стать похожей на привидение. Дама встает на одну ногу и указывает на окно спальни.

Что-то взмывает прямо в воздух из-за спины дамы – быстрое, как белка, но размером с человека. Хотя это не может быть человеком, потому что над бугристым силуэтом головы развеваются длинные уши.

Спрыгнув с деревьев и быстро пролетев над садом, эта штука опускается рядом с домом. Грейси видит только падающую темную фигуру. Она не хочет знать, что происходит так близко с домом. И отходит от окна, но не настолько далеко, чтобы не услышать глухой удар.

Грейси поворачивается, собираясь забраться в постель к маме с папой, но снова оказывается внутри сна и может двигаться только очень медленно, словно ее ступни и лодыжки утопают в песке. Из ночи и из дома исчезают все звуки. Наверное, на это похожа глухота.

Из комнаты, к которой поворачивается Грейси, тоже все исчезло.

Кровати нет. Нет ни родителей, ни мебели, ни халатов на внутренней стороне двери. На лампе нет нового абажура. Стены оклеены старыми желтыми обоями, а на полу пыльные доски без коврика. Грейси в своем доме, но в другое время, и она начинает плакать из-за исчезновения родителей, отчего на сердце такой холод, что даже больно, а дыхание прерывается.

Грейси может только закрыть глаза и прикрыть их новым Уоддлсом, и, возможно, снова посмотрев по сторонам, она будет не во сне.

Когда она открывает глаза, из пустой тишины дома вырывается множество скрипов и шорохов, которые обычно ее не тревожили.

Грейси подпрыгивает.

Ее родители снова в комнате. Лежат в кровати. С места не сдвинулись. Грейси слышит их дыхание.

Она не удерживается и бросает взгляд на окно, ведь в ее полусне там было что-то странное, а небо выглядело красным и неправильным.

Сейчас оно черное, как и положено глубокой ночью. Но через окно доносится шум – скрежет по кирпичной кладке, словно что-то карабкается вверх по стене.

Грейси поднимает над головой одеяло в изножье, будто это волна, которая вот-вот обрушится, и проскальзывает под него. Хватаясь за простыню, она пробирается вперед, пока неподвижные тела мамы и папы не одаряют ее теплом и успокоительной надежностью. Ее голова оказывается на подушках между ничего не замечающими родителями, взгляд ощупывает темноту.

От открытого окна доносится глухой удар – на пол комнаты падает незваный гость.

В жесткой тишине дома кто-то присоединяется к маме, папе и ней самой. От страха Грейси не может вздохнуть. Крепко зажмуривается. Закрывает лицо Уоддлсом.

И тут раздаются шорох и шлепки ползущего по полу визитера. Затем на миг наступает тишина, когда он останавливается, чтобы понаблюдать за хозяевами и внушить свой образ – кого-то притаившегося и ждущего.

Грейси подтягивает ноги, прижимает их к попе. Все ее тело ниже подбородка пытается превратиться в онемевшее, тихое пространство, которое не издаст ни звука и не привлечет то, что лежит на полу.

Ужасную тишину нарушает цоканье, и Грейси вспоминает, как няня возилась со спицами, завязывая крошечные сложные петли, которые превращались в шапку и шарф. Цок-цок передвигается по изножью кровати, Грейси не может оторвать взгляд от одеяла, ей хочется закричать, чтобы папа проснулся и сразился с монстром и ведьмой в саду, пока они с мамой будут ждать в машине.

В окна не проникает свет, потому что за городом очень темно, и сюда дотягивается только туманное пятно от ночника в соседней комнате. Грейси ничего не видит ни с папиной стороны кровати, ни в изножье, ни со стороны мамы у открытой двери.

Цок-цок, цок-цок, цок, цок, цок. Снова раздается звук спиц, но на этот раз над кроватью.

С потолка!

Широко распахнутые глаза Грейси пересыхают даже под веками. Она не хочет смотреть вверх, но смотрит, потому что понимает одну вещь – хочет она, чтобы что-то произошло, или нет, это вообще неважно.

То, что тянется вниз, больше похоже на пятно, чем на фигуру, но Грейси уверена, что оно свисает с потолка вниз головой, как ужасная гигантская летучая мышь. Белесое тело и бугристая голова выделяются на фоне стены. Рваные уши размером с папину крикетную биту, член как рог и острые клыки. Даже самого слабого света достаточно, чтобы разглядеть по обе стороны узкого черепа глаза ржавого, желтоватого цвета.

Грейси уверена, что у нее сейчас остановится сердце.

Цок-цок вязальных спиц прерывается над ее головой. Когда же по обе стороны лица становятся видны две мохнатые лапы, Грейси опускает подбородок и втягивает воздух для крика. Но он застревает глубоко в горле. Тощие, как у собаки, передние лапы покрыты шерстью и пахнут мокрым цементом контактного зоопарка. Белые когти цокают-цокают. Одна лапа сжимает потерянного Уоддлса, которого Грейси видела во сне. Пингвин ранен и истекает кровью. Его глаз исчез.

Грейси сжимается под одеялом.

И КРИЧИТ.

КРИЧИТ.

КРИЧИТ.

* * *

В то самое время, когда Том и Фиона садятся в постели, по подоконнику скользит гибкая тень, привлекая внимание ошеломленного Тома. Тень исчезает прежде, чем он успевает прищуриться. В темноте они и Фиона находят друг друга.

– Грейси? – спрашивает Том.

Фиона перебирает предметы на прикроватной тумбочке. Стакан с водой ударяется и подпрыгивает по деревянным доскам. Смартфон с грохотом падает на пол. Щелчок выключателя, и свет лампы пронзает торжественную, плотную темноту.

Том пристально смотрит на Фиону, не в силах прийти в себя от шока и своих расплывчатых вопросов, которым не находится слов. Фиона отвечает ему тем же. Затем, словно привлеченные крошечным аварийным маяком, они хором переводят взгляд на комок под одеялом. Том приподнимает край.

Оттуда выглядывает бледное лицо Грейси, ее глаза распахнуты от ужаса, такого выражения лица у своей дочки они никогда не видели.

Дезориентированные резким пробуждением, они лишь таращатся на малышку, пока та не разрушает чары.

– Ведьма. Чудище на потолке. Уоддлс раненый.

Том скатывается с постели, а Фиона берет Грейси на руки и крепко прижимает к себе. Девочка тут же начинает рыдать на груди у мамы, изо всех сил цепляясь за ее ночную рубашку.

Том выглядывает в открытое окно. Сад пуст. Он закрывает окно и пятится из комнаты, глядя на общую с Мутами стену. Выйдя в коридор, Том проводит пальцами по лицу, стирая остатки сна. Затем нащупывает выключатель и, спотыкаясь, на онемевших ногах добирается до комнаты Грейси. Включает свет и подбегает к окну. Положив руки на подоконник, выглядывает между занавесками.

Палисадник так же пустынен, как и задний двор, но силуэт вульгарного трейлера виднеется отчетливым гнетущим пятном. Территориальный маркер. Баррикада. Сзади – лес, спереди – грязный автомобиль. С одной из сторон ухоженный сад. Муты действительно вторглись. Прорвавшись через слабую оборону, и теперь внутри крепости, в самом доме.

«Наверняка они. Мы загнаны в угол».

Том отрывает руку от подоконника и разглядывает покрытую пылью ладонь. Затем трет шершавые кончики пальцев друг о друга.

* * *

Он вглядывается в чернильный воздух и не видит почти ничего, кроме очертаний двух домов. Ночи в такой дали от всего на свете не запятнаны светом фонарей, и ни один лучик не проникает из дома Мутов. Ни единого движения. Тишина делает темноту гуще. Единственный звук исходит от далекого леса, который трепещет на ветру.

Блэквуду нужна пыль из собственности колдунов. Боеприпасы для магической битвы, которая уже бушует.

Темперамент завел Тома очень далеко, он чувствует приливную волну, вызванную полнолунием, его страхом и отвращением к тому, что располагается по соседству. Но теперь, в одиночестве среди кромешной тьмы, его внутренности сжимают дурные предчувствия.

«Что-то… там что-то было. В нашей комнате. Кошка?»

Предположение о том, что Муты теперь проникают не только в головы, но и в дом и, возможно, превращаются в жутких персонажей, которых он видел в роще, слишком ужасно, чтобы на нем останавливаться. Хотя мысль о том, что незваный гость может оказаться посущественней маленького животного, становится тем абсурдней, чем дольше Том бодрствует. Окно было открыто, но взобраться на двадцатифутовую высоту по гладкой кирпичной стене, несомненно, за пределами возможностей соседей. И за пределами возможностей тех созданий, в которые они думают, что превращаются.

И все же Том не сомневается, что соседи как-то пробрались в дом. А если их злобное влияние действительно способно простираться так далеко, причем физически, то почему этой ночью жертвой не стал он? Потому что в этот раз целью была малышка Грейси. Муты рассчитывали навредить самым гнусным образом – через ребенка. Эскалация доводит Тома до паники.

Ему остается молиться, чтобы все, пережитое им и Грейси, оказалось лишь «адскими видениями», которые предсказывал Блэквуд. Но разве не у него на глазах двое пожилых людей носились по лесу, как животные, в погоне за добычей? Один, кажется, даже сидел на дереве и наблюдал за происходящим внизу. «Невозможно. Видение? Конечно. Пожалуйста, пусть это будет видение».

Секунду Том верит в одно, но уже в следующую его одолевают сомнения. Мысль о соседях, обладающих сверхъестественными способностями, слишком трудно принять. И все же…

Убедившись, что на таком расстоянии от домов его никто не увидит, а живая изгородь обеспечивает дополнительное укрытие, Том снова обращает внимание на трейлер. Вдыхает старые запахи: ржавчины, мокрого металла, всепроникающую вонь машинного масла.

Он просовывает кончик отвертки между ржавым замком и дверцей из листового металла, и тот проходит насквозь. Используя отвертку как рычаг, Том всем весом наваливается на рукоятку. Раздается холодный металлический щелчок.

И дверца со скрипом приоткрывается.

Том прячет отвертку в карман куртки. Светит фонариком под ноги. Затаив дыхание, осторожно открывает скрипучую дверцу. Переходит из ночной прохлады в новый мрак, наполненный резкими запахами отсыревшей ткани и заплесневелого линолеума. Осторожно тянет дверцу на себя и закрывается внутри трейлера.

Под его весом машина скрипит и сдвигается. Том дергает ногами и, паникуя, начинает чаще дышать. Поворачивается, и его колено на что-то натыкается, раздается глухой стук.

– Черт.

Вскоре луч фонарика освещает блеклый интерьер. Винтажный трейлер, не менявшийся десятилетиями: выгоревшие на солнце ламинированные поверхности, шкафчики и выдвижные ящики. Старая эмалированная плитка. Крохотные, будто игрушечные, раковина и краны. Ярко-оранжевые занавески, натянутые на белые эластичные направляющие, закрывают окна, больше похожие на иллюминаторы, и создают уединение, которое скорее напоминает погребение.

Приветствуя вторжение, из раковины вырывается поток нечистот, а когда Том добирается до клетчатой занавески, отделяющей кухню от того, что должно быть комнатой, вонь сгнившего мусора заставляет его дышать только ртом.

Один рывок, и занавеска с пронзительным звуком пролетает по пластиковым направляющим.

– Твою мать! Черт. Чтоб тебя.

Луч фонарика утыкается в то, что свисает с потолка. Том отступает, рассеянный свет падает ему под ноги.

Бо́льшая часть салона скрыта силуэтом повешенной фигуры. В футе от пола парят обутые в сапоги ноги.

Том снова поднимает фонарик, и пыльные тени отступают от того ужаса, который занимает почти все душное пространство. На фоне оранжево-коричневой обивки широко раскинутые руки фигуры выглядят так, будто ее сначала распяли, а уже потом повесили. Забрызганные краской ботинки высовываются из синих штанин комбинезона. Такой надел бы механик в гараже, чтобы копаться в открытом капоте.

Луч фонарика поднимается выше. Преодолевая отвращение, Том находит в себе силы, чтобы посмотреть на лицо – там, под потолком, где фигура подвешена за шею.

– Боже милостивый.

Если на темной шарообразной голове и было лицо, то его гримаса скрыта пыльной решеткой из согнутых и сплетенных прутьев. Глядя на нее, слишком легко вообразить, что видишь оскаленные зубы и слышишь булькающие звуки, которые когда-то вырывались из пережатого горла.

Возможно, из-за шока, но Тому кажется, что пол уходит у него из-под ног. Словно он на борту маленького суденышка, брошенного в грязном устье какой-то реки, а с переборки свисает капитан.

Белый электрический провод завязан узлом под бесформенным подбородком подвешенной фигуры. Удавка так сдавливает шею, что плетеная голова кренится на сторону. Между испачканной манжетой одного рукава и защитной перчаткой видна сеть сплетенных прутиков, напоминающая тонкие кости, сухожилия и вены запястья, с которого сняли кожу.

Манекен. Человеческий манекен с головой и руками из веток ивы или боярышника. На шее затянутая петля.

«Зачем? – спрашивает Том. – Зачем, зачем, зачем?» Но он знает ответ, и от этого ответа его желудок почти выворачивает наизнанку, точно мешок. Maleficium. Часть заклинания. Умысел и чары. Это не просто чучело в ветхом трейлере. Фигуру создали, чтобы заставить проклятого совершить карикатурно изображенное действие. Вот как его соседи избавились от бывшего владельца дома. Они превратили автомобиль для отдыха в морилку. В ловушку, которой Муты избавляются от «вредителей».

«А ты срубил их чертовы деревья. Этот человек такого не делал. Для тебя они…»

Не желая прикасаться к подвешенной жуткой корзине в человеческий рост, Том обходит ее. Но задевает один ботинок, и фигура начинает раскачиваться, издавая неприятный скрип.

Подавив дрожь, Том проходит мимо плетеного человека в жилую зону, которая задыхается от имитирующих дерево панелей, желтоватых занавесок, клетчатой обивки скамеек, раскладного стола размером с гладильную доску.

За этим столом еще трое обитателей, от которых у Тома перехватывает дыхание. Три плетеные фигуры должны изображать семью. Двое взрослых и маленький ребенок, чьи конечности и головы сделаны из прутьев, одеты как те, кому суждено сгореть в пожаре.

– О боже.

Луч фонарика скользит по «маме», у нее на голове парик из нарезанных тряпок, в котором очень легко узнать прическу Фионы. Напротив сидит бородатый «папа», волосы на его лице сделаны из старой малярной кисти. Маленькая девочка с конским хвостом, искусно сплетенным из соломы и перевязанным красной лентой, наклоняется к своему отцу.

На столе, между их руками-палками – чахлыми конечностями без пальцев, – стоит ваза. Банка, наполненная срезанными цветами – красными цветами, которые притягивают к себе безмятежные деревянные лица, будто все в этой семье молча приняли свою судьбу.

Том с отвращением отворачивается от зловещей картины и, чтобы удержаться на ногах, опирается на ближайшую горизонтальную поверхность. Покрытую слоем пыли. И она напоминает Тому о цели его появления здесь.

* * *

Из дверей спальни Том окликает Фиону. Он понимает, что глаза у него дикие, но не может это исправить. Да и почему бы ему это делать? Когда Фиона увидит, что там вокруг шаткого столика в трейлере, ему, возможно, придется поддержать жену и не дать ей упасть.

– Фи, пойдем со мной.

Фиона гладит Грейси по волосам, пытаясь успокоить перепуганную малышку. Поднимает на мужа хмурый взгляд. Она все еще сбита с толку вспышкой эмоций у дочери и теперь раздражена тем, что Том прервал ее размышления.

– Ты должна это увидеть. Прямо сейчас.

Минуту спустя на улице в холоде Том передает Фионе фонарик. Затем пальцем распахивает дверь трейлера, панель над сломанным замком отгибается.

– Иди и взгляни. Тогда и скажешь: параноик я или нет.

Фиона берет фонарик. Сейчас она войдет в трейлер и увидит, что взбесило Тома. Пока она достаточно взволнована и встревожена его напряженным взглядом, чтобы подыграть. Укутавшись в халат, в рабочих ботинках Тома, которые быстренько надела и даже не зашнуровала, Фиона поднимается по лесенке и входит в фургон. Луч фонарика вырисовывает перед ней белые круги на деревянных панелях, дверях, грязном линолеуме.

Том наблюдает, как Фиону проглатывает грязная коробка, которую соседи бросили возле их дома.

– Соберись с духом.

– Возвращайся в дом. С Грейси должен кто-то быть.

Распоряжение доносится из глубины трейлера, перекрывая ее неуверенное шарканье. Фиона спотыкается, луч фонарика утыкается в ближайшую занавеску, и окно на мгновение вспыхивает оранжевым, а затем гаснет. За спиной Тома доносятся далекие крики Грейси: «Мамочка!» Скоро будут и слезы. Том прикусывает губу. Через мгновение он к ней подойдет.

Фиона выныривает из узкого дверного проема:

– Дерьмовая дыра. Но что я ищу?

– Что? – Том выхватывает у нее фонарик и протискивается мимо, пока жена спускается.

Внутри пустого трейлера все так же, как было несколько минут назад, за исключением четырех фигур из прутьев.

Том осматривает все дважды, оборачивается, и от досады ему хочется что-нибудь разбить. Он выбегает из тесного салона, машина раскачивается и скрипит в знак протеста. Пока Том выбирается наружу, Фиона уже торопится к дому, ее влекут настойчивые и полные страдания крики дочери.

– Они их забрали, – бессильно произносит Том, уже сомневаясь и в собственных выводах, и в недавних воспоминаниях. Сбитый с толку, он вынашивает новые идеи, нелепые в любой другой ситуации, – о колдовстве, заставляющем людей видеть то, чего никогда не было.

Фиона слышит его слова и останавливается на покосившемся крыльце.

– Что забрали?

– Нас. И парня, который покончил с собой. Наши чучела. Сплетенные из прутьев. Они только что были там! Мы были там!

Фиона не двигается. Просто смотрит на Тома. Он может разглядеть бледное пятно ее лица, но не в силах прочитать выражение на нем. Рискует понадеяться, что жена воспринимает его всерьез. Но когда Фиона прикрывает рот рукой, как делают люди, стараясь подавить виноватый смех или скрыть горе, Том понимает, что убедил ее в чем-то совсем другом.

Фиона выпрямляется и опускает руку. По-прежнему смотрит на него. Это Том может различить.

– Том. Это должно прекратиться. Сейчас. Немедленно. Или… или…

Ее отчаяние возвращается и обрывает ультиматум. Том слышит всхлипы, эти жалобные звуки душевной боли ранят его сердце.

Фиона поворачивается и, опустив голову, торопится в дом. Том может лишь смотреть, как она уходит. Ему известно, что за мысли в голове у жены. Она больше не узнает мужчину, за которого вышла замуж, своего друга и любовника на протяжении восемнадцати лет. Вместо отца ее единственного ребенка подсунули этого взрослого подменыша. Зрелого мужчину, который платит магу из общих сбережений за снятие проклятия. Человека, руки и ноги которого покрыты глубокими царапинами, который прошлой ночью спилил бензопилой деревья своих соседей.

Состав несущихся под откос мыслей и надежд набирает обороты, пока кое-что не бросается Тому в глаза. На соседней крыше.

Силуэты на фоне освещенного луной неба: четыре черные фигуры сидят в ряд на коньке. Даже на расстоянии в глаза сразу бросаются округлое тело и похожая на шар голова висельника из трейлера. Рядом с самоубийцей расположились три более стройные фигуры с угловатыми очертаниями и буквально деревянные. Тому виден конский хвост у голема Грейси, выступающая борода его собственного двойника, копна волос куклы Фионы. Все три члена плетеной семьи, искусно созданные, но в то же время неподатливые, смотрят на Тома сверху незрячими глазами.

Вскоре из-за спин людей-деревяшек появляется вытянутая фигура. Сначала показывается длинноухая, деформированная голова зайца. Тощая верхняя часть тела медленно расширяется. Становятся видны мощные бедра, которые сужаются к тонким голеням. Существо поворачивает потрепанное лицо в сторону Тома.

Тот застывает на месте, пока страх превратиться во что-то вроде полевки, трясущейся перед золотыми глазами ястреба, не выводит его из оцепенения. Он бросается к открытой двери своего дома.