Текст книги "Колдуны"

57

В классе для рисования Том сидит за рабочим столом в одиночестве. Он не обращает внимания на медсестру и трех других пациентов. Банки с краской, кисти, газетные листы и обрезки коричневой и черной ткани теснятся у него под локтями.

Он рвет газету на полосы и раскладывает перед собой на столешнице. Методично и терпеливо обкладывает оторванными кусочками бумаги надутый красный шарик, который намазал клеем ПВА.

Затем осторожно вертит шарик из стороны в сторону и аккуратно распределяет обрывки газеты по прозрачной поверхности. Со временем промокшая, потемневшая бумага скроет каждый миллиметр резинового шарика.

Иногда дежурная медсестра поглядывает на Тома. Но что делает пациент, ей непонятно.

Теперь отопление отключено до утра, радиатор щелкает, когда температура в нем и в трубах падает.

В прохладе обнаженный Том стоит в центре комнаты и смотрит в потолок.

Внутри жесткой оболочки головного убора раздается его громкое дыхание. Пот покрывает кожу. Воздух внутри самодельного шлема из бумаги, клея, краски и ткани горячий. Нос наполняют запахи газетной бумаги, засохшего клея, отдающего майонезом, остатками резины от воздушного шарика, который он проколол и вытащил из своего творения, как только высох клей. Но Том привыкнет к запаху. Маска еще некоторое время должна оставаться у него на голове.

Сюда проникает мало света. Чуть просачивается через прорези для глаз, которые он сделал немного не по центру. Слабое свечение теплится у него под подбородком, пробиваясь сквозь щели там, где жесткий бумажный край касается ключиц.

Под причудливым головным убором вся поверхность его обнаженной кожи становится жесткой по мере высыхания слоя зубной пасты. От Тома исходит ее аромат, смешиваясь с запахом увлажняющего крема, которым он намазал свое тело до матовой белизны. Посмотрев на себя в зеркало, он видит, что выглядит ужасно, но это напоминает о Мутах, его мертвых соседях, когда те покрывали себя золой и пеплом.

Прямо над головой Тома ярко горит линза потолочного светильника. Знакомые трещины, которые он изучал часами, паутиной тянутся от арматуры, врезанной в ровную белую поверхность. Он смотрит на лампочку и сквозь нее, чтобы сосредоточиться на гораздо большем расстоянии, которое существует за пределами этой комнаты. В то же время он создает в своем воображении видение, которое пришло к нему прошлой ночью во сне. Пламя.

Высокое пламя должно оставаться вертикальным. Нарастать выше и сильнее.

Под ногами течет река. Пусть она течет между там и здесь.

Он держит все это в поле зрения своего разума.

«В темноте упорствуй, пока не придешь к огню. И произнеси эти слова».

Том под лампой поднимает голову, скрытую гротескным головным убором из папье-маше. Его творение имеет примитивный, нечаянно зловещий вид. Притом довольно детский, и все же Том уверен, что после того, как он приладил последний лоскуток ворсистого фетра и замазал коричневой краской последний след серой газетной бумаги, большинство людей узнали бы в его творении мышиную голову.

Глядя прямо на свет, среди тишины своих мыслей, он снова превращает свет в пламя. Еще одна попытка разжечь и поддерживать внутренний огонь. Возможно, уже тридцатая за сегодняшний вечер. Но это неважно, ему становится лучше, Том постепенно освобождается от этой комнаты, клиники, мира и входит в личную тьму, куда можно попасть через огненный столб. Месяцы прострации и молчания в этой комнате, на этой узкой кровати, помогли ему достичь своей новой цели.

Вокруг пламени, во все стороны света, распространяется глубокая бархатистая тьма.

Несколько часов спустя Том все еще ходит спиной вперед по кругу под лампой на потолке. Руки подняты, ладони повернуты вверх, он кружит против часовой стрелки. Затем остановится и встанет на одну ногу.

Из-под головного убора доносится его приглушенный голос.

– В зале подземном я видел свинью.

58

Свет ночника гонит тьму от изголовья кровати с подушками, но в то же время сгущает тени в углах спальни маленькой девочки.

Рядом с ее головой виднеется единорог, чей розовый рог погружен в мягкий желтый свет. К стене прислонен темный кукольный домик, маленькое пластиковое домашнее хозяйство спит. Конструкторы лего из воображаемых миров малышки лежат заброшенные, оставленные в темноте, точно строительные площадки. Книги беспорядочно расставлены на полках одинокого книжного шкафа. Игрушечные животные выстроились в ряд на изголовье, собравшись, как зрители, вокруг головы спящей девочки. Прямо над подушкой за ней присматривает игрушечная мышка.

Посередине большой подушки покоится голова Грейси, один ее глаз прикрывает повязка в горошек. Другой прячется под нежной кожей века, которое дергается, словно уцелевший глаз следит во сне за чем-то стремительным. Она улыбается, в темноте видны маленькие квадратные зубы.

На стене рядом с кроватью вырастает тень. Из пола в абсолютной тишине поднимается темная фигура и, наконец, встает в полный рост. Во тьме конечности и тело постепенно обретают телесность, будто изображение на экране, которое проступает сквозь вихрь статических помех. Помехи медленно рассеиваются, и остается выкрашенная белым фигура, стоящая на одной ноге.

Голова гостя слишком велика. Из нее торчат длинные уши и еще более длинные усы. Тонкий хвост беспокойно шевелится в густых тенях, скрывающих когтистые лапы.

Фигура выступает из темной стены, которая теперь напоминает расплывчатое пятно, его можно принять за дверь, ведущую из неосвещенной комнаты.

Тело у гостя – человеческое, хотя плоть кажется слегка покрытой шерстью. Длинный нос на огромной голове подергивается, как у грызуна, когда посетитель осторожно входит в комнату.

Потаенная улыбка Грейси растягивает ее губы и озаряет лицо. Но глаз остается закрытым.

– Папочка.

Примечания к этой истории ужасов

Как вы теперь знаете, речь здесь не о доме с привидениями. Вначале семья действительно покупает старый ветхий дом, который даже может похвастаться трагическим прошлым. Зловещие существа заполняют его изнутри и даже забираются в окна. Само здание воздействует на умы и мечты своих обитателей; этот дом оказывает серьезное влияние на всех, кто решается жить под его крышей. Так что читатели могут ожидать, что им предстоит получить удовольствие или вытерпеть очередную историю о доме с привидениями. Однако в этом доме нет призраков. Он проклят.

Авторы хоррора и их читатели очень любят дома с привидениями. Я бы предположил, что со времен готики этот сюжет остается популярнее зомби, вампиров, оборотней и демонов. Мы все любим истории о домах с привидениями. Пусть еще долго на страницах рассказов звучат бесплотные голоса и шаги в комнатах. Как писатель я, конечно, еще не закончил с подобными атмосферой и идеями. И все же готов утверждать, что одним из величайших ужасов для очень многих будет не то место, где вы живете, едите и спите, а те, кто обитает рядом. Соседи.

Итак, это хоррор-история – с фольклорными мотивами в придачу – об ужасных соседях. Очень английская, но я надеюсь, что ее идеи, темы и содержание смогут прочувствовать и оценить повсеместно.

Соседи, да? Их легко не замечать. Крайне просто отмахнуться от своих новых соседей как от чего-то постороннего, незначительного, того, что никак не повлияет на вашу жизнь и не сыграет реальной роли в вашем стремлении к довольству, комфорту, безопасности, защите, крову, теплу, уединению и покою. Нам всем нужен дом, чтобы обеспечить стабильность нашим жизням. Эти внутренние свойства и качества важны не только для нашего психического и физического благополучия и для счастья наших семей, но мы к тому же, вероятно, по-прежнему считаем достойный дом – правом человека.

Также мы готовы потратить немало усилий и денег, чтобы приобрести подходящий дом и сделать его своим (в поисках моего нынешнего дома мы за двенадцать месяцев просмотрели тридцать два здания и купили номер тридцать один). Так что не важно, арендуем ли мы, получаем в наследство или берем в ипотеку – наши дома во многом крайне важны для нас. Порой они – единственное, что у нас есть. Вероятно, мы проведем в них большую часть наших жизней; проспим большую часть наших ночей; потратим большую часть наших доходов на их поддержание, улучшение и ремонт. Здесь вырастут наши дети, а домашние любимцы будут метить участок вокруг. Еще наши дома могут приблизить нас к нищете и банкротству. Мы живем в них; мы проходим сквозь жизнь в них. И, как ни странно, когда мы станем старше, дом может стать для нас матерью. Дома защищают нас.

Дом. Слово с одной нотой, которая означает безопасность. От внешнего мира. От других. От них.

Учитывая все это, почему же, переезжая в новый дом, мы прежде, чем вставить ключ в замочную скважину, так мало уделяем внимания людям, живущим по соседству? Почему они продолжают оставаться на втором плане? А если вы владеете квартирой или таунхаусом, то другие люди – даже множество других людей – будут обитать всего в нескольких дюймах от того места, где вы живете, спите и едите.

Вы будете их видеть. Они будут видеть вас. Вы будете их слышать. Они будут слышать вас. Часть того, что делаете вы, влияет на них. Часть того, что делают они, влияет на вас.

На мой взгляд, до переезда вам следует подумать о том, что живущие по соседству люди важны так же, как количество комнат или состояние крыши и водопровода.

Но сообщают ли агенты по недвижимости потенциальным покупателям о будущих соседях? Рассказывают ли вам о предыдущих владельцах и арендаторах (когда те убегают)? Кто-нибудь когда-нибудь пытался предупредить вас о тех, кто живет за живой изгородью, забором, над или под вами?

Черта с два. И поэтому часто соседям много лет сходят с рук ужасные вещи. Даже убийства.

Сейчас перейду на личности. Не считая общежитий, на момент написания этой статьи я за пятьдесят один год жил в двадцати квартирах и домах. И везде у меня были соседи.

Однажды мой дом ограбили, и сосед слышал, как бандиты разбили окно, но так и не вызвал полицию. Одна лондонская соседка не разрешала мне снимать показания счетчиков газа или электричества, поскольку те располагались у нее на крыльце. Еще я жил рядом с домом, который был настоящим проходным двором, там бывали десятки людей и одного убили, пока я спал. Сотрудники уголовного розыска разбудили меня в четыре утра и спросили, слышал ли я что-нибудь ночью. Я уточнил: «Вы на соседей намекаете?» И мы обменялись понимающими взглядами. Когда я в половину седьмого пошел на работу, наш маленький дуплекс был огражден полицейской лентой. Человек из отдела криминалистики в белом комбинезоне искал следы на тротуаре за воротами. Я буквально перешагнул через него.

У меня были соседи, которые пели ночью на крыше. Соседи, чьи дети стреляли из лука острыми стрелами в наш сад через изгородь. Соседка, которая без спросу припарковала свою машину на нашей подъездной дорожке, потому что у нее было три автомобиля и она устала пытаться втиснуть их на собственной дорожке. Соседи, которые ломали заборы и ездили по лужайке перед домом. У меня было очень много соседей, и некоторых из них я пожелал бы только злейшим врагам. Сцена с бензопилой, срезающей верхушки деревьев, – это реальная история: она действительно случилось с другом моего отца, а также с другом, с которым я сейчас плаваю в море.

Так что я жил совсем рядом с навязчивыми грубиянами, провокаторами, противными типами, наглецами, эгоистами, хвастунами, невидимками и даже убийцами. И все они были соседями. Я уже много лет думаю о соседях, ребята.

И все же в детских воспоминаниях о наших многочисленных домах и не менее многочисленных квартирах в Новой Зеландии и Англии, если не считать странного печального развода, в семидесятые годы все еще глубоко шокирующего, соседи остались совершенно замечательными людьми. С некоторыми из них мои родители и после переезда десятилетиями обменивались рождественскими открытками. У нас были соседи, которые присматривали за больными детьми друг друга, вместе общались, кормили домашних животных, приглашали нас на барбекю, одалживали ключи, нянчились с малышами, помогали с ремонтом и садом, подвозили в школу в плохую погоду… Одна соседка даже поила меня чаем после школы, когда моя мама болела, а папа был на работе. Она была милой и напоминала Женщину-кошку из ранних мультфильмов о Бэтмене. Соседи регулярно принимали нас и становились нашими друзьями (даже когда мои цыплята уничтожали их огороды).

Концепция «старых добрых времен» – скользкая, примитивная и часто вводящая в заблуждение идея, особенно во времена нашего опасного популизма. Но соседи, как правило, раньше были лучше. Я говорю о семидесятых, но и раньше, думаю, было так же. Вот что я думаю. И о чем говорю.

Если я прав, то что же случилось с добрыми соседями? С соседями, которые прибежали бы с ведром воды, если бы ваш дом загорелся? Или, в качестве современной аналогии, расписались бы за вашу посылку с Amazon, когда вас нет дома? Куда делись и они, и эти принципы?

Я думаю, что распад общинности, особенно в свободные, жадные и одержимые статусом восьмидесятые, что-то сделал с ролью соседа. Сама природа этого явления изменилась или просто перестала существовать. Вероятно, добрососедство разделило судьбу многих других явлений, которые делали жизнь проще и приятнее. В семидесятые годы сообщества, в которых я жил, были более постоянными, экономически равными и эгалитарными по мировоззрению – у немногих имелось большое количество вещей. Вторая мировая война все еще виднелась в зеркале заднего вида. После войны в странах Содружества, которые я знал, не было такого соперничества за положение, страха перед незнакомцами, обиды на нехватку вещей или стыда из-за низкого статуса, присвоенного в напряженных и бессмысленных соревнованиях, в которых мы сталкиваемся друг с другом. Хотя некоторые бедолаги все же жили по соседству с Фредом и Роуз Уэст, так что ничего идеального не бывает!

Исключениями, возможно, были мегаполисы, где многие дома традиционно стремились к автономности, а люди – к анонимности. Здесь можно было жить рядом, ходить по одним и тем же лестницам, но ни слова не говорить друг другу годами или даже никогда. Соседи, вероятно, и в глаза друг другу смотреть избегали. Но в пригородах, небольших поселениях и деревнях все было иначе.

Так что именно нынешние наши противоречивые времена и мои возраст с личным опытом способствовали моему желанию написать роман ужасов о соседях. Я удивлен, что таких историй мало – могу вспомнить только два. Зато историям о домах с привидениями несть числа. Сколькие из нас жили в доме с привидениями? Очень немногие. У скольких из нас были ужасные соседи? Держу пари, почти у всех в тот или иной момент жизни. Если только вы из тех невезучих, кто никогда не переезжает. А вот чем больше вы перебираетесь с места на место, тем с большим количеством плохих соседей столкнетесь. И в наши времена великого разделения, демонтажа и поспешного восстановления государства, а также гротескного неравенства и отсутствия традиционных сообществ я решил изучить под микроскопом две группы очень разных людей, которые ненавидят друг друга. Но имеют общую границу и стену в доме.

Я сократил мир и общество до двух домов, двух садов, двух семей и леса за забором. Простой мир, напряженные отношения. Я даже не захотел давать этому месту название – это деревня в британской провинции (на юго-западе). Молодые люди переезжают в старый дом, по соседству с которым живут люди другого поколения. Класс, возраст, территория, личные привычки и приоритеты, личности (и их расстройства), различия, поступки и реакции, даже культуры – все это высыпается в кастрюлю и встряхивается. Столкновение этих вещей имело для меня эстетическое значение. Затем я добавил немного волшебства. И хоррора.

Еще этот роман знаменует собой изменение в моем подходе к форме: он адаптирован из моего собственного сценария (второго в моей биографии) для художественного фильма. Сценарий разрабатывался три года, и за это время я подготовил пять версий одной и той же истории и посетил множество встреч с режиссерами и продюсерами. Однажды сценарий может даже выстрелить и превратиться в фильм. Кто знает? Попытаться стоит. Но сейчас я проделал адаптацию от конца к началу – от фильма к книге. Итак, как же это произошло? И о чем я только думал?

Во время написания первых двух сценариев – или «блока ужасов» – некоторые знающие свое дело профессионалы кино посоветовали мне придумать историю для фильма, который стоил бы три миллиона долларов, что повысило бы его привлекательность в глазах спонсоров и торговых представителей. Большинство фильмов ужасов создаются примерно в том же духе. Но еще до окончания первых набросков каждого сценария я знал, что эти две истории просто обязаны стать моими следующими романами. Если фильмы никогда не будут сняты – или не будут сняты так, как я задумал, – истории и персонажи не умрут. Они, по крайней мере, будут жить в книгах.

Я потратил месяцы на изучение аспектов этой истории для сценария и, вероятно, использовал меньше одного процента своих исследований. Неважно, так бывает. Затем я написал для себя очень подробный синопсис – около шестидесяти страниц (в индустрии заголовков и одностраничников, где, похоже, мало кто хочет читать блоки текста, это пространное изложение было предназначено только для моих глаз). Исследования и их обработка заняли около четырех месяцев. При полной занятости. Сценарий я написал за шесть недель, поскольку тщательно подготовился. Я читал, что такое несоответствие между подготовкой и фактическим написанием сценария не является чем-то необычным. Но облегчило ли написание романа наличие полностью продуманного сюжета и персонажей?

Нет.

У меня было больше набросков, сюжетов, персонажей и идей, чем перед началом любого другого моего романа (а я для каждого проводил много исследований). Но этот роман было так же трудно писать, как и все остальные.

Роману «Колдуны» для завершения потребовались семь черновиков и четырнадцать месяцев работы. За это время я сократил первый черновик со ста десяти тысяч слов до девяноста тысяч. Так почему же превратить стодесятистраничный сценарий в роман не оказалось проще?

Потому что сценарий не может подсказать вам, как написать роман. Сценарий рассказывается визуально – картинками и небольшими диалогами; роман рассказывает о внутренней жизни его персонажей, к тому же вам нужно раскрасить декорации, сделать прически и макияж действующим лицам и не забыть про эффекты… Для нескольких секунд на экране может потребоваться целая глава книги.

Но роман, который вы только что прочитали, почти не отличается от моего сценария. Это именно тот фильм, что я представлял. Кажется, тогда я подумал, что «Колдуны» стали бы милым маленьким фильмом ужасов. Посмотрим… Это зависит не от меня. Но даже если фильм так и не появится, история будет жить в этом романе. Ничто не потрачено впустую. Два кусочка одной и той же вишенки.

Другой важный, на мой взгляд, аспект, который отличает этот роман от других моих работ, заключается в том, что здесь нашлось место комичному. По крайней мере, отчасти. Многое тут совсем не смешно: сцена с Грейси и половицей – одна из самых неприятных вещей, которые я когда-либо воображал, – то, что я называю «непоправимым ущербом для сцены». Но во многом эта история имеет трагикомический оттенок. Комичность не была запланирована, она естественным образом развилась в рамках сценария. А потом заразила роман. Но, если вы не находите эту историю смешной, это неважно. Принимайте чистый ужас!

Так что спасибо, что насладились этим романом-почти фильмом… и не позволяйте соседям раздавить вас!

Manes exite paterni[13]13
  «Призраки моих отцов и предков, прочь!» – фраза, которую Овидий приводит в заключение обряда изгнания лемуров в последний день Лемурии.


[Закрыть]

Адам Л. Г. Нэвилл

Декабрь 2020 года, Девон

Благодарности

Мои исследования для художественной литературы принимают различные формы, и главными среди этих форм и каналов являются вторичные источники. Для «Колдунов» основным источником знаний и вдохновения стала энциклопедия профессора Рональда Хаттона «Ведьма». Так же каждое утро, прежде чем приступить к работе над этой книгой, я читал стихи Теда Хьюза или несравненного Дж. А. Бейкера для погружения в атмосферу.

Как я объяснил в примечании, «Колдуны» начали свою жизнь в качестве сценария, который я разрабатывал с Уиллом Теннантом, Эшем Кларком и Элизой Скубла во время наших многочисленных встреч и телефонных созвонов. Их рекомендации и предложения были бесценны.

Хочу отметить, что я в глубоком долгу перед командой Ritual Limited за издание этой книги. Возможно, я и сделал независимый проект, но заниматься независимыми проектами – работа не для одного человека. Все это было бы невозможно без замечательного художника Сэмюэля Арайи и его неизменно эффектных обложек, моего редактора Тони Рассела, с которым мы сотрудничаем много лет, Пита Марша из Dead Good Design, Саймона Нэвилла, Энн Нэвилл, Айоны Нэвилл (которая помогла своему папе расширить список чтения и была постоянным спутником во время многочисленных поездок на почту), Джилл Пэрри за вторую корректуру, Питеру Дэвису из Bluewave за мои электронные книги, Journalstone за аудиокниги, Ти Джею за мои книги в твердом переплете, Ингрэму за книги в мягкой обложке, моему основному розничному продавцу Amazon, нашему почтальону в Пейнтоне Дейву, Брайану Дж. Шауэрсу, Хелен Маккуин и We Can Creative за мой веб-сайт, Марку Доусону за то, что всегда держал меня в курсе событий.

Я делаю все, что в моих силах, чтобы мой хоррор нашел отклик, но без рецензентов и тех, кто дает обратную связь, у меня было бы гораздо меньше читателей и я, возможно, не продержался бы так долго. Так что фанфары в честь тех рецензентов и поклонников хоррора, которые были достаточно любезны, чтобы уделить время моему «Вирду и прочим изгоям», и которые поделились своими мыслями об этом любопытном сборнике. Я выражу свою благодарность всем, кого смогу найти и вспомнить, но, если кого-то пропущу, приношу извинения и исправлюсь в следующий раз.

Моя искренняя благодарность Джиму Муну из Hypnogoria, Сэди «Матери ужасов» Хартманн из Nightworms and Cemetery Dance, Дейву Симмсу и Cemetery Dance Online, Гэвину Кендаллу и Стиву Стреду из Kendall Reviews, Джо Сципиони из Horror Bound, Тони Джонсу из Gingernuts of Horror, Энтони Уотсону из Dark Musings, Майклу Уилсону, Бобу Пасторелла и Томасу Джойсу из This is Horror, Джанель Джэнсон из She Reads With Cats, Harpies in the Trees, The Sleepy Librarian, Read by Dusk, Marc’s World of Books, Dead Head Reviews, Стивену Бэкону, Divination Hollow Reviews, Карен Крайтон из Horror DNA, Тому Адамсу, всегда внимательным и страстным рецензентам Nightworms и многим другим щедрым и заядлым читателям ужасов из соцсетей.