Текст книги "Хожение за три моря"

Еще в 1640‑х гг. троицкий старец Арсений взялся составить новый Хронограф Русский, где положение Российского православного царства как центра мира было бы обосновано всем ходом мировой истории[115]115
  Эту задачу неплохо решал уже Хронограф Русский, составленный иноком Иосифо-Волоцкого монастыря Досифеем Топорковым еще в 1516–1522 гг., но и над ним книжники XVII в. работали очень активно, не столько продолжая, сколько улучшая, дополняя и изменяя классический текст. См., напр.: Богданов А.П., Белов Н.В. Хронограф Русский III редакции из 182 глав. Ч. 1. Хронограф патриаршего скриптория 1680‑х гг. // Словесность и история. 2021. № 3. С. 73–122; Богданов А.П. Рукописная традиция Русского Хронографа III редакции (продолжение изысканий А.Н. Попова // Quaestio Rossica. Вып. 11. 2023. № 1. С. 291–308.


[Закрыть]. Первый его Хронограф, завершенный до начала 1650‑х гг., содержал, помимо прочих сокровищ, оригинал первых авторских редакций знаменитых «Прений с греками о вере»[116]116
  РГАДА. Ф. 181. Собрание МГАМИД. Оп. 8. № 659/1171. 2°. 360 л. Полууставная и книжная скоропись середины XVII в. с автографами Суханова. 9 видов бумаги 1640‑х – начала 1650‑х гг. «Прения» приложены после нескольких чистых листов в конце кодекса, л. 348–360. Они написаны на более ранней бумаге, которую Суханов использовал в посольский миссии 1649–1650 г. для особо важных документов. Описание рукописи: Богданов А.П. Автограф «Прений с греками о вере» Арсения Суханова // Источниковедение отечественной истории. Сборник статей за 1989 г. М., 1989. С. 175–205. Исследование кодекса c обильной правкой рукой Суханова и издание текста «Прений»: Богданов А.П. «Прения с греками о вере» 1650 г.: Отношения Русской и Греческой церквей в XI–XVII вв.


[Закрыть]. Чуть позже, совершив три хожения на православный Восток (1649–1655) и отслужив троицким келарем (1655–1660), Суханов включил во второй авторский Хронограф сочинение Афанасия Никитина, найдя производный от Троицкого список «Хожения за три моря» в богатейшей библиотеке обители. Второй Хронограф Арсения тоже сохранился в авторской рукописи, над текстом которой Суханов активно работал, правя своей рукой, в 1561–1563 гг., когда он жил на Богоявленском подворье Троице-Сергиева монастыря и руководил работой государева Печатного двора[117]117
  РНБ. F.XVII.17. 2°. 473 л. Полууставная и книжная скоропись. 4 вида бумаги 1648–1658 гг. (по Клоссу). Основной текст кончается перед повестью об Азове дополнительной троицкой статьей 7129 г. о новой церковной пристройке в «трапезе братцкой». Кодекс с правкой рукою Суханова 1661–1663 гг. (судя по хронологическим замечаниям на л. 7 и 14) основательно изучался: Орлов А. Исторические и поэтические повести об Азове. М., 1906. С. 28–40; Насонов А.Н. История русского летописания XI – начала XVIII в.: Очерки и исследования. М.: Наука, 1969. С. 486–487; Каган-Тарковская М.Д. Младшие редакции «Повести о двух посольствах» // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XXX. Л., 1976. С. 304–306; Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. М.: Наука, 1980. С. 274–276. «Хожение» на л. 411–421.


[Закрыть].

В каждом из Хронографов Арсения Суханова работа составителя и редактора была в высшей мере творческой. За основу первого он взял II-ю редакцию Хронографа Русского[118]118
  О редакциях Хронографа Русского см.: Попов А.Н. Обзор хронографов русской редакции. Вып. 1–2. М., 1866–1869; Творогов О.В. Древнерусские хронографы. Л.: Наука, 1975; Богданов А.П. Хронограф Русский III-й редакции // Novogardia. Международный журнал по истории и исторической географии Средневековой Руси. 2021. № 2 (10). С. 457–490; и др.


[Закрыть], обильно дополняя его текст. Троицкий иеромонах руководил группой писцов и проверял их работу, в завершение которой написал оглавление, вставил на чистых местах и на полях заголовки, которые были намеренно пропущены переписчиками для исполнения их киноварью и в десятках мест не дописаны. Рукой Арсения была сделана основательная правка рукописи и написано в ней несколько листов, в основном вставных. Но получившаяся в итоге собственная редакция его не вполне устраивала.

Опыт путешествий в качестве агента Посольского приказа, личного посланница царя, а затем патриарха Никона, идейных споров с греческим духовенством и погружения в море древних греческих рукописей, изучения мест и нравов православного Востока, тяжких трудов в должности келаря Троице-Сергиева монастыря в разгар буйных реформ Никона, отрицавших убеждения Суханова[119]119
  Его «Прения с греками о вере», напомню, стали знаменем староверов и, пожалуй, сильнейшим памятником их публицистики, по крайней мере то трудов братьев Денисовых в XVIII в. Да и другие произведения Суханова, на выступавшего прямо против Никона, поддерживали убежденность староверов в правоте их позиции.


[Закрыть], – все это заставило руководителя Печатного двора отложить свой первый Хронограф и начать работу над новым с нуля.

На этот раз он взял за основу Хронограф 1‑го разряда III-й редакции и огромную Никоновскую летопись Троицкой редакции из библиотеки своего монастыря. Не удовлетворившись весомостью этих фундаментальных источников, он, постоянно давая ссылки (что войдет в русскую практику после него), вставил в текст выписки из Хронографической палеи, книги Козьмы Индикоплова, Синоксаря, толкового Евангелия, «от Библии», из «Хожения» игумена Даниила, сочинений Максима Грека, «Криницы Григория мниха», «литовского Пролога печатного», Космографии, Степенной книги, Киево-Печерского патерика и Хроники Мацея Стрыйковского[120]120
  Основной состав и дополнения кодекса рассмотрены: Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. С. 274–276.


[Закрыть], не забыв и входившую в моду легендарную Повесть о Словене и Русе, которой он начал русскую историю[121]121
  О ее жизни в исторической книжности XVII в: Богданов А.П. Русь от Новгорода, Новгород от Ноя: новгородский вклад в общерусское летописание XVII в. // Novogardia. Международный журнал по истории и исторической географии Средневековой Руси. 2019. № 2. С. 252–279.


[Закрыть]. Завершался текст популярным памятником о сражениях казаков с турками за Азов в 1637–1642 гг.[122]122
  Каган М.Д. Повесть об Азове историческая; Повесть об Азове особая; Повесть об Азовском взятии и осадном сидении сказочная; Повесть об Азовском осадном сидении документальная; Повесть об Азовском осадном сидении поэтическая // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XCI. Л., 1988. С. 48–49, 106–111.


[Закрыть] Частично инновации Суханова напоминают нам о том, как будет выглядеть впоследствии 3‑й разряд III-й редакции Хронографа[123]123
  О нем: Попов А.Н. Обзор хронографов русской редакции. Вып. 2. Гл. 3. С. 147–229; Богданов А.П. Хронограф Русский III-й редакции.


[Закрыть]. Но это и близко не его протограф: Арсений лишь предвосхитил тенденции развития текста великого памятника.

Большинство изменений в Хронографе Русском редакции Арсения Суханова не отразилось в последующей русской книжности, хотя сам он вместе с патриаршим списком Никоновской летописи был положен в основу крупнейшего в XVII в. патриаршего летописного свода в 1670‑х гг.[124]124
  РГАДА. Ф. 181. Собрание МГАМИД. № 351/800; РГБ. Ф. 556. Собрание Вифанской духовной семинарии. № 34. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. С. 280–295.


[Закрыть] Чересчур ярким и слишком авторским оказалось его произведение для летописно-хронографической традиции. Все источники подвергались Сухановым редактуре: не удивительно для ответственного автора, который и самого себя упорно редактировал. Его «Прения с греками о вере» 1650 г., составляющие вторую (церковную) часть отчета в Посольский приказ, были радикально отредактированы автором трижды[125]125
  Ср.: РГАДА. Ф. 181. Собр. МГАМИД. Оп. 1. № 659. Л. 348–360 (авторский беловик с многослойной авторской правкой и дополнениями); РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией. Оп. 1. Св. 7157 г. № 8. Л. 37–71 (список Посольского Приказа с правкой рукой Суханова). См.: Богданов А.П. «Прения с греками о вере» 1650 г.: Отношения Русской и Греческой церквей в XI–XVII вв. С. 156–204, 432–500 (публикация редакций).


[Закрыть]. И следующий статейный список, о хожении по государевой воле на Восток в 1651–1653 гг., в первой авторской редакции для Посольского приказа сильно отличается от тщательно «приглаженной» Арсением книжной редакции в его «Проскинитарии»[126]126
  Ср.: РНБ. Собр. Санкт-Петербургской духовной академии. № 317 (оригинальный статейный список с массой нелестных для греков деталей и резкими выражениями); ГИМ. Синодальное собр. № 574 и 575 (подносные книги «Проскинитария», написанные на одной бумаге и уже тщательно отредактированные, с дополнительной правкой рукой Суханова). Опубл. (со статейным списком в приложении): Проскинитарий Арсения Суханова с рисунками и планом: 1649–1653 гг. / Подгот. текста X.М. Лопарева. Ред. и предисл. Н.И. Ивановского // Православный палестинский сборник. Т. 7. Вып. 3 (21). СПб., 1889.


[Закрыть].

Аналогичное «приглаживание» филологи отметили и в Сухановском изводе «Хожения за три моря». Уже в Троицкой редакции были якобы «удалены явно тверские детали, а сама манера изложения сделана более книжной»[127]127
  Уханов Г.П. Синтаксис «Хожения за три моря». Автореф. дис. канд. филол. наук. Калинин, 1952. С. 7; Хожение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986. С. 114–117.


[Закрыть]. Сухановский «извод», как именуют его филологи, тем более является не изводом (результатом ряда случайных изменений и исправлений текста), а полноценной редакцией, с осознанным и целенаправленным «улучшением» сочинения Афанасия Никитина, многократно отмеченным учеными. «Характерной особенностью этого извода является тщательное удаление всех черт религиозного свободомыслия», справедливо пишет Я.С. Лурье[128]128
  Характеристика Сухановского «извода»: Хожение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986. С. 120–122.


[Закрыть]. «Так, в этом изводе из текста исключено рассуждение автора о том, что «правую веру бог ведает, а правая вера бога единого знати, имя его призывати на всяком месте чисте чисту»; исправлено отождествление намаза с русской молитвой, и т. п. В Сухановской редакции опущены или переведены почти все обращения к богу на восточных языках, уточнены некоторые слова и названия (например, Грузинской земли, куда Суханов путешествовал в 1637–1640 гг.[129]129
  Статейный список: РГАДА. Ф. 110. Сношения с Грузией. Оп. 1. Д. 4. 1637–1640 гг. Публ.: Белокуров С.А. Поездка старца Арсения Суханова в Грузию (1637–1640 гг.) // Христианское Чтение. 1884. Март-апрель. № 3–4. С. 443–488. Отд. оттиск: СПб. 1884.


[Закрыть]). Наконец, старец Арсений попросту удалил затруднявшие чтение своей непонятностью арабские, тюркские и персидские выражения, написанные кириллицей. Это обедняло текст Никитина для нас, имеющих перевод ученых востоковедов, но не для читателей XVII в., которые понять загадочные слова, фразы и целый абзац в конце все равно не могли.

Но только ли Арсений Суханов сознательно редактировал «Хожение за три моря», чтобы вернуть его читателям XVII в.? В монографии 1980 г. Б.М. Клосс доказал, что работа бывшего келаря над его Хронографом была лишь малой частью огромных усилий иноков Троице-Сергиева монастыря по сохранению русской истории и углублению представлений о ней. Сочинение Афанасия Никитина попало во второй Хронограф Суханова в составе реконструированного Клоссом Троицкого сборника конца 1630–1640‑х гг., в котором была уже использована Троицкая редакция монументальной Никоновской летописи, созданная в обители около 1637 г.

Троицкий сборник, содержавший, среди многих интереснейших памятников, «Хожение за три моря», был реконструирован Клоссом по двум рукописям: второму Хронографу Суханова и богатому историческому сборнику из собрания Ундольского, созданному в Троице-Сергиеве монастыре примерно на 20 лет раньше него, в 1640‑х гг.[130]130
  РГБ. Ф. 310. Собр. В.М. Ундольского. № 754. 4º. 690 л. (л. 1–689 + двойной л. 431 а). Конволют из двух рукописей разного времени. На л. 1–184 об. неполный текст Софийской I летописи младшего извода, скопированный с известного списка Царского на рубеже XVI–XVII вв. (водяные знаки 1687–1596, 1597–1601, 1600 гг.). С л. 185 начинается троицкая историческая компиляция с 6811 до 7090 г., причем составитель ее начал писать на чистых листах в конце Софийской летописи (л. 185–189), а продолжил на бумаге с водяными знаками 1631–1633, 1635, 1636, 1639, 1440 и 1646 гг. Эта оригинальная компиляция, послужившая в своем протографе (включавшем отсутствующий в Троицком списке Хронограф и присутствующую компилятивную русскую летопись до 1583 г.) источником для второго Хронографа Суханова, завершена на той же бумаге двумя памятниками, Арсением не учтенными. Это история казанского взятия по «Летописцу начала царства» редакции 1556 г. (л. 382–455 об.) и замечательного качества списком Нового летописца в редакции 1630 г. (л. 456–689 об.), копию оригинала списка, использованного при составлении Троицкой редакции Никоновской летописи. Текст «Хожения за три моря» находится во второй части на л. 300–319. См. машинописную опись фонда (в этой части работа Г.П. Георгиевского), замечания Насонова (Насонов А.Н. Летописные памятники хранилищ Москвы // Проблемы источниковедения. Т. IV. М., 1955. С. 265) и, главным образом, монографию: Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. С. 277–280. Рукопись в открытом доступе: https://lib-fond.ru/lib-rgb/310/f‑310–754/


[Закрыть] Их общий текст охватывает период с 1303 до 1582 г., но, вероятно, в использованном Арсением протографе списка Ундольского он начинался раньше, с древнейших событий.

Троицкий сборник уже включал сплав выписок из Троицкой редакции Никоновской летописи 1637 г. с фрагментами Степенной книги, Хронографа II редакции, извлечениями из Воскресенской летописи и др. источников, среди которых оказалось и «Хожение за три моря» Троицкой редакции. При включении в Троицкий сборник сочинение Афанасия Никитина уже было отредактировано сравнительно с первоначальным Троицким списком, а Арсений Суханов продолжил эту редактуру.

Понятно, почему Суханов отказался от своего первого Хронографа, располагая таким сокровищем, как Троицкий сборник. Он и его, как говорилось выше, усиленно дополнял и обогащал, но основа для работы была превосходной. «Хожение за три моря» в его редакции стало настоящим шедевром русской книжности XVII в. Вероятно, именно литературные достоинства Сухановской редакции привели в издании 1986 г. к нелепой ошибке: текст «Хожения» в Троицком сборнике, который редактировал в своем хронографе Суханов, был дан в разночтениях к Сухановской редакции. – Первичная по текстологии и времени создания редакция XVII в. была сочтена вторичной.

Для нас важно, что Троицкий список, предположительно взятый дьяком Василием Мамыревым в обитель его пострижения и кончины (в своем протографе или сохранившемся оригинале, списанном в десятилетие по кончине дьяка) и в середине XVI в. хранившийся в Троице-Сергиевом монастыре (по владельческой записи этого времени), в XVII в. был троицкими монахами переписан, как минимум, трижды: в протографе Троицкого сборника и списке Ундольского в конце 1630–1640‑х гг., а затем во втором Хронографе Суханова к 1661 г.

Кроме иноков Троицкой обители, «Хожение за три моря» книжников XVII в. не заинтересовало. Важно отметить, что отраженная в списках Ундольского и Суханова редактура Троицкого списка последовательна: Арсений редактировал по редактуре Троицкого сборника. Тайна велика есть, отчего Я.С. Лурье, который работу Б.М. Клосса прекрасно знал, в описании рукописей поместил список Ундольского 1640‑х гг. после списка Суханова около 1661 г., а в стемме списков обозначил их как одновременные[131]131
  Хожение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986. С. 112, 123.


[Закрыть].

Роль Троицкой обители пострижения Мамырева в сохранении «Хожения за три моря» в Троицкой редакции столь же очевидна, как его роль в передаче сочинения Афанасия Никитина летописцу ясна из предисловия к летописной редакции. Рукопись героического тверского купца московские гости передали дьяку, который высоко ее оценил и сделал все возможное для сохранения бесценного текста в двух местах: в летописи и библиотеке Троице-Сергиева монастыря. Никаких путей спасения «Хожения за три моря» помимо дьяка Василия Мамырева рукописи не позволяют даже подозревать (чего не скажешь о «Хожении гостя Василия»).

Уверение М.А. Булгакова, что «рукописи не горят», было воплощено в жизнь талантливым московским дьяком, человеком на своем месте. Да и сам Афанасий Никитин оказался крепким русским человеком, который не только преодолел все свалившиеся на него невзгоды, но превратил их в настоящий подвиг и сумел талантливо рассказать нам о нем.

«Хожение за три моря» в жизни

Афанасий Никитин был уроженцем великого княжества Тверского – славного государства, которое за столетие до его путешествия первым на Руси подняло знамя борьбы с Ордой. Соперничая с Москвой и нередко опережая ее, Тверь опиралась на свою поначалу превосходящую экономическую мощь, духовно воплощенную тверскими книжниками в сильных идеях. Главной из них было завещанное предками, древнерусскими книжниками, единство Святой Руси, духовного центра мира, избранного Богом Нового Израиля, Удела Пресвятой Богородицы[132]132
  Обзор развития державной идеологии в русской книжности XI–XVII вв. см.: Богданов А.П. «Прения с греками о вере» 1650 г. С. 235–427.


[Закрыть]. Все как в Москве, только истинным вождем спасения и возрождения Руси считалась Тверь. И сограждане Афанасия Никитина имели все основания выражать такую уверенность.

Великое княжество Тверское, сидевшее на Великом Волжском пути между богатейшей Азией и уже начавшей великое ограбление мира, но раздираемой войнами Европой, играло огромную роль в международной торговле. Тверские купцы были завсегдатаями на рынках Хорезма, где мусульманские купцы держали в своих руках китайскую торговлю и даже производство китайских товаров (включая шелк). Смешанный из разных наречий «купеческий язык», которым пользовался Афанасий Никитин, пошел именно оттуда.

Ходили тверичи и на Православный Восток, в Османскую империю и земли мамлюков; и на юг к персам, через Каспий; и на Запад, сушей и по рекам и Балтийскому морю. Все эти торговые пути были чрезвычайно прибыльны, но крайне опасны. Отважное их преодоление выковало из тверских купцов настоящих, уверенных в себе героев. Они отдавали должное подвигам храбрых соплеменников, прежде всего, московских и новгородских купцов, но были уверены, что уж они-то безусловно лучшие.

Общерусским образом такого купца в эпосе является Садко (имя которого на слуху), но богатырями в былинах представлены и Дюк Степанович из Индии, и богатый гость, морской купец Соловей Будимирович, и новгородец, как и Садко, Ставр Годинович, который хвастался, что его широкий двор «не хуже будет города Киева». Впрочем, богатством превосходили в былинах великого князя и Чурила Пленкович, и Соловей Будимирович. Безудержное хвастовство у всех них оттеняло факт, что герои с их беспредельной отвагой не видели для себя в мире ничего невозможного. При этом каждый был уверен в превосходстве своей малой родины над всеми городами и княжествами святой Руси.

Для понимания деяний и взглядов Афанасия Никитина следует преодолеть несколько стереотипов нашего, что уж греха таить, москвоцентричного сознания.

Первый из них, что Москва была центром объединения Руси, а Тверь – своего рода сепаратистом. На деле и москвичи, и тверичи свято верили, что именно они являются настоящими объединителями всей Руси. Тверь в глазах Афанасия была тем зерном, из которого вырастет обновленная, по-прежнему и даже более великая Русская держава. Москвичи, новгородцы, нижегородцы, даже подданные Литве смоляне не были для него чужаками, несмотря на массу междоусобных войн, длящихся уже как минимум 100 лет. Они были русскими, которые в итоге все сойдутся в одно счастливое царство Тверское. Сказать «мы тверские» значило гордо объявить: мы те герои, которые призваны Русь спасти и объединить, кто отвечает за ее судьбу.

На восприятие роли Твери в русской жизни при Афанасии Никитине сильно влияет понимание, что всего через 10 лет после его кончины, в 1485 г., Тверь была вооруженным путем присоединена к Москве. Но видел ли он какие-то признаки такого итога в 1466 или 1468 г., когда отправлялся в путь? – Да ни малейших! Великий князь Московский Иван III «начал теснить» тверичей только в 1483 г. А до этого много десятилетий отношения двух равных, что подчеркивалось в договорах, великих княжеств выглядели просто лучезарными, особенно на фоне прежнего открытого соперничества.

Юный сюзерен Афанасия Никитина, великий князь Тверской Михаил Борисович (1453–1505), сев на престол в 1461 г., жил в мире и благоденствии. Ни Литва, ни Москва, ни Орда ему не угрожали, а тверичи давно забыли о прежних разорениях. Отец Михаила, великий князь Тверской Борис Александрович, правил в не столь спокойные времена, но все же долго и счастливо (1426–1461). В свое время, имея главным соперником великого князя Литовского, он выкупил из ордынского плена, а затем укрывал в Твери великого князя Московского Василия Васильевича (Темного), которому помог вернуть Москву. Заключив с уже ослепленным соперниками, изгнанным из Москвы Василием брачный договор на руку своей дочери Марии, Борис Александрович через несколько лет, в 1452 г., благополучно выдал Марию, старшую сестру Михаила, за сына Василия, Ивана – наследника и соправителя отца. В 16 лет (1458) Мария Борисовна родила Ивану III наследника и счастливо правила его домом до своей кончины в 1467 г., когда Афанасий Никитин уже был далеко на востоке.

Благодарный тверичам Василий Темный скончался в 1462 г., но отношения двух равных, как подчеркивалось в документах, великих княжеств не ухудшились. В историографии, с легкой руки Н.М. Карамзина, мирные договоры Твери что с Литвой, что с Москвой часто нелепо толкуются как «подчинение» великого князя Тверского соседям, будто бы Тверь искала чужого покровительства, а не была сильным суверенным государством (с формальным подчинением Орде, как и Москва).

Так толкуют даже брак Марии Борисовны с Иваном III, хотя тексты договоров говорят нам о равенстве сторон, а ситуация – о спасении сильной Тверью ослабленной раздорами Москвы. Странность такого толкования брака дочери великого князя Тверского очевидна из сравнения с браком Софии Витовтовны с великим князем Московским Василием Дмитриевичем (1391): тесть выступал покровителем зятя, как повелось на Руси с давних времен (достаточно вспомнить отношения отца Александра Невского Ярослава Всеволодовича и его тестя, непобедимого и мудрого Мстислава Мстиславовича Удатного). Но важнее наших рассуждений то, что сами тверичи с восторгом восприняли этот брак как союз их великого княжества с Московским, а Московского с Тверским, для блага всей Руси.

Афанасий Никитин, если не находился в 1447 г. в торговой экспедиции[133]133
  Года рождения Афанасия мы даже приблизительно не знаем. Но в 1466 г. он отправился в большую и дальнюю торговую экспедицию, взяв солидный кредит. 15‑летнему юнцу, считавшемуся в те времена вполне взрослым, серьезных денег никто бы не доверил. Значит, Никитин уже завоевал авторитет в торговых делах Твери, где знали толк в торговле. На то, что он имел опыт торговых экспедиций, указывает и владение им «торговым языком», пришедшим от хорезмийских гостей.


[Закрыть], должен был помнить пафос обручения 7‑летнего княжича Ивана Васильевича (1440–1505) с 3‑летней Марией Борисовной (1442–1467) в Тверском кремле. Тверской инок Фома, прославляя своего великого князя Бориса Александровича и всю землю Тверскую, после торжественного бракосочетания Ивана и Марии в Москве (текст доходит до 1453 г.), искренне полагал именно великого князя Тверского покровителем великого князя Московского, но и москвичей не унижал, считая главным – радость объединения русских людей. Об этом ясно сказано в описании обручения детей Тверского и Московского великих князей (цитирую в переводе на современный русский):

«И в ту же зиму обручил великий князь Василий сына своего, князя Ивана, с дочерью великого князя Бориса, великой княжной Марией. И был при том обручении боголюбивый епископ тверской Илия и все князья и вельможи, сколько их ни есть под властью великого князя Бориса; а от другой стороны – сам великий князь Василий и с ним множество князей и бояр. Так было там многолюдно, что город не мог всех вместить. И была радость великая … И москвичи радовались, что учинилась Москва Тверью, а тверичи радовались, что Тверь стала Москвой, два государя соединились в одно»[134]134
  Инока Фомы слово похвальное о благочестивом великом князе Борисе Александровиче / Сообщил Н.П. Лихачев. СПб., 1908; то же: Памятники литературы Древней Руси. Т. 5. Вторая половина XV века. М.: Наука, 1982. С. 268–233 (текст и перевод).


[Закрыть].

Части русской земли тогда реально «воедино совокупишася». И тверской купец Афанасий Никитин должен был, как нормальный русский патриот, искренне радоваться этому вместе с иноком Фомой, твердо зная при этом, что светом миру и солью земли является именно Тверь. «Похвальное слово инока Фомы» – это огромный трактат, состоящий из серии похвальных «Слов», целая летопись великих деяний и яркое описание замечательных качеств Бориса Александровича, в котором нам сейчас важны сравнения. Инок Фома прямо уподобил Тверь империи Ромеев, а ее великого князя, «царя и самодержца» Бориса Александровича – императору Константину Великому. Империя Ромеев, названная в западной историографии Византией с целью скрыть факт, что не завоеванная варварами Восточная Римская империя простояла до 1453 г., была единственным в мире православным царством. А ныне таковым становится Русь с центром в Твери, – не без оснований полагали тверичи.

Инок Фома красноречиво передал нам мнение образованных граждан Твери, к числу которых относился Афанасий Никитин. Трактат его настолько хорош, что его надо читать целиком. Но приведем только одну линию сравнений. Фома доходчиво объясняет, почему именно великий князь Борис Александрович – лучший в мире, отчего «государь наш и защитник Тверской земли, великий князь Борис Александрович, прославляется и восхваляется во всех концах земли и народах», почему люди заслуженно «Моисеем его именуют, с Божией помощью мудро правящим новым Израилем – Богом спасаемым городом Тверью, другие же – вторым Константином» Великим.

Тверской князь ромейскому императору был «возлюбленным братом во Христе». Имя его слышимо во все концы земли. Он – новый Давид. Его княжество настолько процветает, что «все, и из князей, и из вельмож, вплоть до простых людей, желают пребывать в том государстве». Он лучше царя Соломона: к мудрости того прибегла только царица Савская, а мудрости Бориса Александровича припали все «великие русские князья и вельможи». Он справедлив, как император Тиберий, и не смущается блеском своих подданных. Он лучший строитель, чем император Лев Премудрый. Он правит лучше, чем сам (Октавиан) Август. По книголюбию он «новый Птолемей». Он «укрепил всю свою державу добрыми делами во имя Бога» не хуже, чем императоры Константин Великий, Юстиниан и Феодосий. Он, как «новый Моисей человеколюбивый, каждого из нас привел от ничтожества и многотрудной жизни в свое радостное и Богом обетованное царство». Он накормил больше людей, чем Иосиф Прекрасный. Проще сказать, «много искал я в премудрых книгах и среди царств, но не нашел ни среди царей царя, ни среди князей князя, кто бы был подобен сему великому князю Борису Александровичу … Многие, жившие прежде нас, желали видеть такого государя … но не увидели, и даже слышать не сподобились», – уверяет Фома.

Конечно, легко быть идеальным государем на лучшей в мире Тверской земле, – констатирует Фома очевидное для слушателей его Слова. «И так как Царьград славен Константином, Киев – Владимиром, а Тверская земля, почитающая их обоих, Михаилом прославлена[135]135
  Имеется в виду святой благоверный великий князь Тверской, Владимирский и всея Руси (1271–1318), убитый в Орде.


[Закрыть], то поэтому Бог вывел великого князя Бориса Александровича не от какого-то другого корня, но от Михайлова … Ибо великий князь Борис Александрович стяжал Константинову доблесть и Владимирову веру, Ярославово мужество и Михаилов разум».

Борис Александрович правит с мудростью Августа. Он победил москвичей у Ржева, как Авраам у Дамаска. «Он созидает церкви и основывает города, мудрого устройства которых ни у кого нет слов описать, и строит села». «Много есть цветов различных, но один среди них державный. Много есть великих князей, но нет такого, как государь наш великий князь Борис Александрович. И сей по милости Божией есть держава и опора нашему городу». «Соревнуясь со своими праотцами», он превзошел даже прежних тверских князей!

В своем пафосе инок Фома не только книжен, но и конкретен. Он вспоминает множество деяний Бориса Александровича, хорошо известных тверичам, и обосновывает ими похвалы великому князю, еще не называя его царем. Но в годы великого княжения Михаила Борисовича, когда Афанасий Никитин собирался в дальний путь, в «Предисловии летописца княжения Тверского» тверские князья были названы царями и самодержцами. «На мудрости основаны твердость и крепость стен, и утверждение ворот … благочестивый самодержец … – писал летописец, – на твердом камне Христовой веры, которая никогда не поколеблется бурею забвения, как и любовь к Церкви Божией Михаила, великого самодержца. Поистине искусно основал себе дом премудрости, богоразумный град, в основании которого положил страх Божий в сердце, как камень веры, и крепко стены водрузил, то есть, благие нравы»[136]136
  См.: Тверские летописи. Древнерусские тексты и переводы. Тверь: Тверское областное книжное издательство, 1999. Полное собрание русских летописей. Т. 15. Вып. 1. Пг., 1922 (фототипическое воспроизведение: Рогожский летописец. Тверской сборник. М.: Наука, 1965). Ср. переиздание классических тверских памятников: Рогожский летописец. Тверской сборник / Предисловие Б.М. Клосса. М.: Языки русской культуры, 2000. Обзор сочинений: Насонов А.Н. Летописные памятники Тверского княжества // Известия АН СССР, Отделение гуманитарных наук (VII серия). 1930. № 9. С. 714–721.


[Закрыть].

Эта державная тенденция «богохранимаго града Твери», о котором писал инок Фома, была выражена также в изученной Б.М. Клоссом тверской агиографии, продолжавшейся и в XVII в.[137]137
  Клосс Б.М. Тверская агиография XIV–XVII вв. // Избранные труды. Т. II. М.: Языки русской культуры, 2001. С. 173–246.


[Закрыть] Традиция прославления тверских «царей» отразилась в найденном А.Н. Насоновым «летописце о великих княжениих» в списках первой половины XVII в.[138]138
  РНБ. Q.IV.216; РГАДА. Ф. 181. Собрание МГАМИД. № 617/1127. К XVII в. относится также фрагмент тверского летописного свода в рукописи ГИМ. Музейное собрание № 1473. Насонов А.Н. О тверском летописном материале в рукописях XVII в. // Археографический ежегодник за 1957 г. М., 1958. С. 30–40. Ср.: Конявская Е.Л. Литература Твери XIV–XV веков (Текстология, проблематика, жанровая структура). Дис. … канд. филол. наук. М., 1984; она же. Тверское владычное летописание конца XШ – XIV в // Средневековая Русь: Вып. 9. М., 2011. С. 139–152.


[Закрыть] Как видим, даже покорение Твери Иваном III и ее разорение Иваном IV не заставили тверичей отказаться от сознания, что именно их земля есть духовный центр мира, что именно они – истинный краеугольный камень Святой Руси.

Тем паче не было никаких сомнений у Афанасия Никитина, когда он собирался в путь, взяв охранную грамоту у слишком юного для самостоятельного правления великого князя Михаила Борисовича. Тверь была лучшим городом мира, ее князь – идеальным правителем, а ее купцы – первыми среди всех. Тверской купец не был ограниченным местным патриотом: он любил всю Русь, центром которой была Тверь. Кроме Твери важным центром была Москва, чьи купцы соревновались с тверскими, а великий князь имел влияние, с которым следовало считаться в дальней дороге. Но ведь он приходился Михаилу Борисовичу Тверскому зятем, Москва процветала при своей великой княгине из Твери, так что проблем с москвичами не было. Афанасий Никитин просто и естественно использовал их в своих целях.

Раздобыв в кредит значительные средства на свою Каспийскую экспедицию и закупив нужные товары, купец озаботился безопасностью маршрута. Хороший прием в городах на Волге и берегах Каспия ему должны были обеспечить грамоты, удостоверяющие, что он – добропорядочный купец под защитой Твери. Смысл этих грамот нужно пояснить, уж больно слабую они давали защиту в пути. Заодно мы представим себе, что за путь Афанасию Никитину предстоял.

Ни гарантии безопасности, ни просто надежной защиты в русской земле и тем паче за ее пределами грамоты дать не могли. С современной точки зрения Волга ниже Нижнего Новгорода представляла собой сплошное разбойничье гнездо, где промышляли банды всех окрестных племен, не исключая русских и включая крупные, хорошо организованные пиратские флотилии. Причем наши профессиональные пираты, новгородские и вятские ушкуйники, грабили не менее лихо, чем татары и ногайцы, марийцы и чуваши, и т. д., и т. п. (не хочу никого обидеть невниманием – все, кто жил или кочевал по берегам Волги, в этом отличились).

За сто лет до путешествия Афанасия Никитина ушкуйники разграбили и сожгли Кострому и Ярославаль: не то, что грамоты, а рать великого князя Тверского не смогла их защитить. В первой половине XIV в. бывало, что разбойники захватывали и самих князей. Вы скажете, что это дела давние. Но в 1471 г., когда Афанасий Никитин был в Индии, рать вятских ушкуйников воеводы Кости Юрьева прошла Камой и Волгой до столицы Орды Сарая, разграбила город и ушла, разбив по пути водное войско казанских татар[139]139
  Полное собрание русских летописей. Т. 24. Пг., 1921 (2‑е изд. М., 2000). С. 191; Т. 37. Л., 1982. С. 93.


[Закрыть].

Не то, чтобы я желал убавить славу позднейших пиратов Карибского моря, но в целом по сравнению с Волгой и Каспием (вспомним хотя бы наши пиратские рейды от Вещего Олега до С.Т. Разина) это далекое море было тихим местечком. Так повелось исстари. Великий Волжский путь был, до открытия заокеанских путей, богатейшим в Европе. Именно здесь, больше, чем на Днепровском и Донском путях, зародились и вошли в силу древние русы, воины-торговцы[140]140
  Богданов А.П. Начало русской истории. М.: Альма Матер, Гуадеамус, 2022.


[Закрыть].

Пройти Великим Волжским путем всегда было нелегко. Я сам прошел его на древнерусской ладье: там и без разбойников страшно, когда посреди необъятного простора внезапно налетает гроза: ладью если вихрь не опрокинет, то молния поразит. Парус требует постоянных забот: русло реки извилисто, ветер переменчив. Много приходится грести; путь такой дальний, что и у могучих предков занимал не один месяц. А ведь их еще всюду подстерегали разбойники. Все берега там покрыты кладами с серебром, за которыми хозяева не смогли вернуться, с VIII в. до XVIII. Огромное богатство, которое могла принести купцу дальняя торговля, давалось ценой огромного риска. Тверичи, державшие на Руси XV в. первенство в волжской торговле, имели все основания гордиться своими отважными купцами.

Но вернемся к охранным грамотам. С татарами и ногайцами в Казани, Сарае, Астрахани и т. п. русские князья веками заключали договоры о неприкосновенности купцов и их товаров. Они соблюдались к взаимной выгоде до момента, когда местным правителям срочно требовалось много денег и/или они решали воевать. Тогда русских купцов организованно грабили и благо если не убивали и не продавали в рабство. Тем не менее, после войны договоры неизменно возобновлялись. Значит, грамоты князей русским купцам имели смысл. Княжеская власть охраняла своих купцов: часто неудачно, но с достойным уважения упорством.

Тверского государственного архива тех времен не сохранилось. А московский, о котором мы говорили, вспоминая деятельность дьяка Василия Мамырева, начинается делом 1474 г. о поездке дьяка Никиты Васильевича Беклемишева в Крым, где мы читаем имена московских купцов, ограбленных генуэзскими хозяевами города Кафа.

Вы будете смеяться, но в 1472 г. товары московских гостей Гриди Жука и Степана Васильевича Дмитриева (он, во главе каравана, в 1470–1490‑х гг. побывал в этих местах трижды) были конфискованы генуэзцами по выдуманному ими обвинению, будто генуэзский караван был ограблен в степях современной Украины людьми великого князя Московского. Если вам кажется, что аналогий с современностью мало, добавлю: продав награбленное за огромную по тем временам сумму в 2 тысячи рублей, генуэзцы не присвоили деньги открыто, а заморозили их на банковском счете.

Наш посол должен был объяснить западным европейцам, которые доселе следуют своей традиции грабежа русских денег и товаров, простую мысль великого князя Московского: свободная торговля его купцов в Кафе и генуэзцев в его владениях выгодна обеим сторонам. Ограбление русских купцов делает генуэзскую торговлю во владениях Москвы и транзитом через них невозможной: «Ино то уже не мы путь затворяем – вы путь купцом затворяете». Республика Генуя несла убытки, но требования Беклемишева вернуть деньги ее власти презрели[141]141
  Памятники дипломатических сношений Московскаго государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией. Т. 1. С. 8–9 (все посольство Беклемишева с. 1–9).


[Закрыть].

Великий князь Иван III не отказался от защиты купцов во вроде бы безнадежном деле. В следующем, 1475 г., боярин Алексей Иванович Старков, имевший главной целью договориться с ханом Менгли-Гиреем о союзе против хана Ахмата (до сражений на Угре оставалось менее 5 лет), обратил требование генуэзским властям Кафы вернуть деньги Жуку и Дмитриеву уже к самому хану, номинальному сюзерену города. Делу купцов посвящены 2 из 4‑х статей наказа Старкову. Хану и генуэзцам велено было передать, что Иван III дела о грабеже его людей не оставит. Не вернут деньги и товары – великий князь сам возьмет убытки с генуэзцев[142]142
  Там же. С. 12 (все посольство – с. 9–13).


[Закрыть].

В итоге республика Генуя потеряла больше награбленного, а гость Дмитриев, видимо, получив компенсацию от великого князя, продолжил заграничную торговлю[143]143
  Сыроечковский В.Е. Гости-сурожане. М.; Л. ОГИЗ. 1935.


[Закрыть]. Ирония истории выразилась в том, что в том же 1475 г., вскоре после поездки Старкова, и крымский хан Менгли-Гирей, неспособный отвечать за безобразия на своей земле, потерял престол, и генуэзцы утратили власть в Кафе, взятой турками: те казнили триста генуэзцев и наложили на город огромную контрибуцию[144]144
  Османский флот пришел к Кафе 31 мая, взятие крепости заняло меньше недели, с 1 по 6 июня 1475 г. См.: Исторические документы о падении Кафы // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Т. 45. Симферополь, 1911; Руев В.Л. Турецкое вторжение в Крым в 1475 году. Симферополь: Антиква, 2014. Гл. VI.


[Закрыть].

Османы, хорошо понимавшие державное значение охраны купцов и их имущества, быстро навели порядок, и торговля Кафы с Москвой возобновилась. Менгли-Гирей, проведя три года в турецком плену и снова став ханом только как вассал Блистательной Порты, опомнился и выступил союзником Ивана III в решительном для борьбы Москвы с Ордой 1480 г.

Вряд ли юный великий князь Тверской Михаил Борисович мог действовать столь же решительно. По крайней мере Афанасий Никитин, пришедший в Кафу 5 ноября 1474 г., на помощь от Твери по поводу своего ограбления на Волге не надеялся (хотя надо учесть, что тверских документов того времени не сохранилось). В истории с московской заботой об ограбленных генуэзцами купцах интересно предположение о компенсации им убытков из сумм, полученных от конфискации генуэзского имущества великим князем Московским. Правда, это только предположения, уступающие версии о возмещении им убытков генуэзскими протекторами банка св. Георгия[145]145
  Виташевская М.Н. Странствия Афанасия Никитина. М.: Мысль, 1972. С. 113.


[Закрыть].

Хоть грамота от Михаила Борисовича и не давала серьезной защиты, она свидетельствовала, что Афанасий Никитин – настоящий тверской купец, а не разбойник под купеческим обличием, каких было немало. Важна была грамота и для предъявления сборщикам налогов на пути, пересекавшем земли и великого князя Московского, и бывшей с ним в хороших тогда отношениях Казани. Размер пошлины, «мыта», устанавливался государственными соглашениями, и грамота должна была гарантировать, что с купца не возьмут больше положенного. Но все знали о малолетстве великого князя, за которого правили в Твери бояре. Поэтому Афанасий Никитин не поленился взять грамоту и от тверского посадника (градоправителя) Бориса Захаровича.