Текст книги "Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство"

Относительное единство и в Ростово-Суздальской земле, как, например, и в Черниговщине, смертельный удар получило от нашествия татар с его многообразными последствиями. Образование Золотоордынского царства убило болгарские отношения Суздальщины, если не парализовало, то изменило размеры и характер поволжской торговли. Сколько-нибудь последовательная экономическая политика князей стала вовсе невозможной. Боевое наступление и колонизационное расширение на восток остановилось на два столетия.

В то же время ослабели средствами, силами, авторитетом великие князья Суздальской земли. Наступление суздальской силы к северо-востоку и северу должно было ослабеть на время в значении политического фактора. Если движение колонизации в этих направлениях и не остановилось, а, вероятно, стало усиливаться в связи с засорением восточных и юго-восточных путей, то княжая организующая сила не скоро смогла им овладеть. На западе крепнет независимость Новгорода, хотя суздальские князья не теряют его из вида и поддерживают при каждой возможности силу своего влияния на него. С Поднепровьем связи вовсе порваны. Переяславль Русский сошел вообще с исторической сцены, Черниговщина, в широком смысле слова, быстро мельчает и стоит до поры до времени вне суздальских интересов. Общее сужение кругозора, понижение пульса исторической жизни и деятельности – необходимые условия внутреннего распада и измельчания внутренней жизни русского северо-востока в связи с засорением восточных и юго-восточных путей.

Мы почти вовсе лишены возможности учесть реальные последствия Батыева погрома. Его удары направлены были преимущественно на города. Сельское население, поскольку не успевало сгинуть в лесах, шло в полон, теряло скот и имущество, гибло от избиений, теряло кров в пожарах: «несть места, ни вси, ни сел тацех редко, идеже не воеваша на Суждальской земли»[60]60
  Летопись по Лаврентиевскому списку. 3-е изд. СПб., 1897. С. 441.


[Закрыть]. Городов, взятых татарами, летописец насчитал 14, кроме слобод и погостов. Погибли в грабеже и пламени Рязань, Коломна, Москва, Владимир, Ростов, Ярославль, Городец Волжский, Переяславль, Юрьев, Волок, Тверь, Галич, Торжок. Разорение было огромно.

Этот единовременный удар загладился бы скоро, сам по себе. Но в 40-х гг. XIII в. установилась власть ордынская. Она была значительно тяжелее и ближе к Руси, чем ее часто – в общих характеристиках эпохи – представляют. У хана были свои органы, ведавшие Русь. По стольным городам водворились баскаки с военными отрядами, чтобы держать князей и народ в подчинении и обеспечить сбор дани. В Орде княжения русские ведались даругами, которые от времени до времени наезжали на Русь, как и иные послы ханские. Пришли писцы татарские, положили [т. е. переписали. – Ред.] все население в «число», и по нему установилась дань татарская, которую ханы отдавали на откуп, то купцам «бесерменским», то самим баскакам. Тяжелый и разорительный произвол чужой и чуждой власти навис над Северо-Восточной Русью. Попытки сопротивления в 50-х и 60-х гг. XIII в. вызывали суровые репрессии. Князьям пришлось признать верховную власть хана. Пережившие погром вернулись после бури на пожарища своих городов.

Ярослав Всеволодович занял Владимир, сохранив и Переяславль. Ростов и Суздаль дал он брату Святославу, Стародуб – Ивану. Я уже упоминал о том, что определились, видимо, вотчинные связи отдельных князей Всеволодовичей с теми или иными городами по смерти Всеволода Юрьевича, хотя и не в такой форме, чтобы вотчинный раздел сколько-нибудь сильно разбивал единство всей Ростово-Суздальской волости. Переяславль Ярослав получил впервые от отца в 1206 г., когда вынужден был покинуть юг. Ярослав – летописи это подчеркивают – был уроженцем Переяславля, хотя и случайным: отец его в тот год был тут в полюдье «и с княгинею». Ярослав княжил и в Новгороде, и в Рязани, но летопись если называет его по княжению, то переяславским. «Летописец Переяславля Суздальского» за рассказом о Всеволодовом ряде поместил сцену прихода Ярослава в Переяславль по смерти отца с заявлением, что отец переяславцев «оудал» ему, а его им «вдал… на руце», и те все ему крест целовали[61]61
  Летописец Переяславля-Суздальского // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1851. Кн. 9. Отд. II. С. 110.


[Закрыть]. Относится ли это, действительно, к 1213 г. или к 1206 г., или это позднейшая комбинация, – [но] традиция, что Переяславль Ярославу «свой» город, видимо, сложилась довольно рано. Сохраняет он его и заняв Владимир, как великий князь в братьи своей, а при нем тут княжит [сын] Александр; остался Переяславль за ним и при его великом княжении, перешел к его сыну Дмитрию, от него к Ивану Дмитриевичу. В годину смерти этого последнего (1302 г.) не было отчичей на Переяславль. Оба брата умерли раньше его, и он «чад не имея и дасть отчину свою Переяславль князю Даниилу Александровичу Московскому, того болши всех любяше». Было ли это «завещание» или передача княжения перед смертью по ряду с переяславцами, мы не знаем. Даниил, как и [его сын] Иван Калита, [уже] по смерти [отцовского] брата (1304) и при Юрии в Москве, «садятся на княжение в Переяславле», который затем держат через наместников: это не простое «присоединение к Москве». Троицкая летопись говорит: «благослови в свое место», а не благослови князя Даниила Переяславлем[62]62
  Полное собрание русских летописей. СПб., 1913. Т. XVIII. С. 85; СПб., 1885. Т. Х. С. 174; ср.: Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. Очерки по истории XIII–XV столетий. Петроград, 1918. С. 89.


[Закрыть]. Во время этой передачи великим князем был Андрей Александрович. Он сделал попытку захватить Переяславль и послал туда своих наместников, но «князь же Данило посла наместники своя в Переяславль, а княжь Андреевы наместници сбежаша». Ивану Калите пришлось защищать Переяславль от союзника Андреева, тверского князя. Дело закончилось осенью 1303 г. на съезде в Переяславле, где были великий князь Андрей с послами царевыми, Михайло тверской, Юрий и Иван Даниловичи, и все князи с митрополитом Максимом. «И ту чли грамоты, царевы ярлыки, и князь Юрьи Даниловичь приат любовь и взял себе Переяславль»[63]63
  Полное собрание русских летописей. Т. XVIII. С. 86.


[Закрыть]. Дело было много сложнее, чем вотчинная передача княжения по завещанию. На участие населения указывает известие, что по смерти Даниила «переславци яшася за сына его за князя Юрья и не пустиша его на погребение отне»[64]64
  Там же.


[Закрыть]. Перед нами столкновение притязаний великого князя, который претендует распорядиться «в отца место» выморочным княжением с номинацией князя предшественником по ряду с населением. Это большее, что мы можем сказать по данным летописных записей. И вся обстановка дела едва ли удивила бы любого южного князя XII в. Но уже Никоновский свод легким изменением редакции создал теорию, столь чреватую последствиями: Иван Дмитриевич «благослови же в себе место вотчиною своею Переславлем…»[65]65
  Там же. Т. X. С. 174.


[Закрыть]. Оставалось только выбросить слова «в себе место».

Ростов – отчина Константиновичей. Василько получил его от отца, перед смертью последнего, и сидел тут при Юрии, послушным участником его походов. После трагической гибели Василька в татарское лихолетье 1238 г. остались двое малолетков – Борис (6,5 лет) и Глеб (1–2 лет); передача Ростова их дяде Святославу Всеволодичу, видимо, не означала нарушения их отчинных прав. Оба княжича с матерью живут в Ростове, а Святослав, ведая и Ростов, и Суздаль, держится своего Юрьева Польского. Впрочем, есть и такой вариант: Ярослав Святославу «да Суздаль, а в Ростове седоста Василковичи Борис да Глеб на княжение»[66]66
  Летопись по Лаврентиевскому списку. С. 495; Полное собрание русских летописей. СПб., 1848. Т. IV. С. 34.


[Закрыть]. Но дело в том, что и Суздаль не стал отчиной для Святославичей, так что тут, может быть, и нет противоречия. В 1244 г. Васильковичи (13 и 8–9 лет) ходили с дядей Владимиром «про свою отчину и пожалова их Батый»[67]67
  Летопись по Лаврентиевскому списку. С. 496.


[Закрыть]. Княжением Глеба было Белоозеро; водворяется он тут с 1251 г., постоянно, однако, участвуя в делах и жизни Ростова. Смерть брата застала его в 1277 г. в Орде (где и скончался Борис): князья мечом служили хану в походе на ясов. И Глеб вернулся на Русь князем ростовским, соединив Ростов с Белоозером. Только по его смерти в 1278 г. «седоша» два князя в Ростове [братья] «Дмитрей и Костянтин»[68]68
  Там же. С. 498; ср.: Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. С. 59.


[Закрыть], а Белоозеро занял Михаил Глебович. Но Дмитрий Борисович пытался удержать единство волости Ростовской – и «отъимал» у него волости (1279 г.)[69]69
  Полное собрание русских летописей. Т. XVIII. С. 77.


[Закрыть]. Норовил Дмитрий и от брата отделаться: в 1281 г. тот бежал от него к великому князю во Владимир, а Дмитрий «нача наряжати ратные полкы в Ростове, блюдяся братьи»[70]70
  Там же. С. 78.


[Закрыть]. Великий князь Дмитрий Александрович приехал в Ростов по зову владыки Игнатия Ростовского и помирил братью. По-видимому, князья решили не делиться: когда в 1285 г. им достался выморочный Углич (неведомо как), Константин сел в Ростове, Дмитрий на Угличе («разделиста отчину свою» – не комментарий ли Воскресенского свода?). Никоновский свод не мог, конечно, помириться с этим и переставил князей, водворив старшего на место, в старшем городе, и тем облегчил задачу С. М. Соловьева. А под 1289 г. записано: Дмитрий Борисович сел в Ростове, а Константин пошел в Орду по делу избиения татар в Ростове. Судьбы Углича и Ростовского княжения за это время сильно запутаны в летописных известиях, и восстановить их историю с достаточной точностью вовсе невозможно. Дмитрий умер бездетным, и княжение Ростовское перешло к Константину Борисовичу, а в Углич Константин послал сына Александра; этот умер раньше отца, и Ростовское княжение перешло к Василию Константиновичу в 1307 г.[71]71
  Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 г. СПб., 1891. Т. II. С. 24–34.


[Закрыть] Ни года его смерти, ни истории Ростова за второе и третье десятилетия ХIV в. мы не знаем. Но знаем, что между сыновьями Василия Константиновича Ростовское княжество поделилось с разделом Ростова на две половины (Федор и Константин). Обе линии довольно многоголовы. От Андрея Федоровича и двух Константиновичей пошло ростовское княжье, быстро мельчая и дробясь по мелким вотчинам. Растущая Москва держит их в подчинении; ее князья скупают села в Ростовском княжении. По [сведениям] родословцев Иван Андреевич продал великому князю Василию Дмитриевичу свою половину Ростова; этой половиной [князь] Василий Васильевич распоряжается, как своей, отдавая ее (по духовной) жене, по смерти которой она перешла к Юрию Васильевичу. А в 1472 г. с уделом Юрия половина Ростова перешла к Ивану III; через два года – в 1474 г. – Иван III заставил ростовских князей продать себе их отчину – половину Ростова – совсем, и куплю эту дал великой княжне Марье, матери своей.

Мы не знаем внутренних отношений ростовских князей эпохи вотчинного распада, но совладение их городом Ростовом до конца их владельческого бытия заставляет предполагать своеобразно новый уклад их княжого владения, сочетавший вотчинный раздел с чертами семейно-вотчинного совладения; какого типа – нет источников.

Кроме Углича, недолговечной отчины Константиновича Владимира и его сыновей (Андрея и Владимира), перешедшей затем к ростовским князьям, отчиной Константиновичей, внуков Всеволода Большое Гнездо, был и Ярославль. Всеволод Константинович получил его от отца перед его смертью и княжил до гибели в татарской беде 1238 г. Ярославль перешел к его сыну Василию, утвержденному Батыем в 1239 г. и умершему в 1249 г. Дальнейшая судьба Ярославля своеобразна: у Василия осталась только дочь Мария. Князья-родичи выдали ее замуж за выходца из смоленских князей, Федора Ростиславича, и дали ему Ярославль. По-видимому, этот факт связан с политикой старших князей Андрея и Александра Ярославичей и создан соглашением Василия Всеволодича с ними, а также князьями ростовскими и белозерскими. Решили сохранить за юной княжной Ярославль, а потом выдали ее замуж. И Ярославское княжение после Федора быстро дробится на ряд мелких вотчин-княжений (Моложское, Прозоровское, Новленское, Заозерское, Курбское, Сицкое, Кубенское и др.). При этом дроблении Ярославль сохранял некоторое значение общего центра, т. к., видимо, не выделился сам в особую вотчину, а доставался старшему в князьях ярославских (потому иногда от брата к брату); но были ли тут элементы совладения и каков был строй внутренних отношений Ярославского княжения, не знаем: летописные известия отрывочны, а документов нет. В 1463 г. ярославские князья потеряли владельческое значение. Всем гнездом подчинились они Москве. Это событие совпало с обретением мощей святых князей Федора Ростиславича с детьми, Константином и Давидом, ярославских чудотворцев, что дало повод к ироническим записям летописцев: «а князем Ярославскым прощение же доспелося со всеми вотчинами, отдавали их великому князю Ивану Васильевичю, а печялованием из старины Олексеевым Полуехтовича, диака великаго князя», или: «сии бо чюдотворци явишася не на добро всем князем Ярославским: простилися со всеми своими отчинами на век, подавали их великому князю Ивану Васильевичю, а князь велики против их отчины подавал им волости и села»[72]72
  Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. С. 60–61; Полное собрание русских летописей. Т. IV. С. 148–149; СПб., 1910. Т. XXIII. С. 157–158.


[Закрыть].

Белоозеро наметилось, как мы видели, в качестве особого княжения при ростовских Васильковичах – Константиновичах, но не сразу стало обособившейся княжой отчиной, т. к. Глеб Василькович держался за Ростовское целое, княжил в Ростове, а Михаил Глебович не удержался на Белоозере против [сына] дяди, Дмитрия Борисовича, восстановившего снова единство Ростовской волости. Только в 1286 г. Михаил получил обратно свою Белозерскую вотчину и владел ею до смерти – до 1293 г. Но и он еще погребен в Ростове, как один из ростовских князей. Борисовичи зато получили Углич. При Михайловичах Белозерское княжество уже втянуто в новые московские отношения. Дмитрий Донской в духовной называет Белоозеро «куплею деда своего» (Ивана Калиты) и благословляет сына Андрея «Белым озером со всеми волостми»[73]73
  Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1813. Ч. 1. С. 59.


[Закрыть]. В чем состояла эта «купля», мы не знаем. В духовной Калиты она еще не упомянута: сделка состоялась позднее или заключала условие, что Белоозеро пожизненно сохраняет князь Роман Михайлович. А когда умер Роман – неизвестно. Если принять поправку князя Долгорукова и Экземплярского к летописному рассказу 1375 г. о походе Дмитрия Донского на Тверь и видеть в участнике похода Романа Михайловича – князя белозерского, а не брянского, то Роман Михайлович умер при Донском[74]74
  Экземплярский А. В. Великие и удельные князья… Т. II. С. 162. Прим. 483.


[Закрыть]. Но там упомянут и без того Федор Романович белозерский. Он вместе с сыном погиб на Куликовом поле. И больше белозерских князей летописи не знают. Родословцы еще называют Юрия Васильевича, которого Экземплярский и ставит последним князем белозерским[75]75
  Там же. С. 165.


[Закрыть]. Но это построение не нужное, ибо «белозерский» для родословца не значит непременно владеющий столом белозерским. Вотчины Юрьевичей – Белоселье, Андога, Вадбола. Белоозеро становится вотчиной московских Андреевичей. Но волости Белозерские рассыпались на вотчины мелкого белозерского княжья, вырождаясь в объект землевладения вотчинников-княжат. Эти вотчины Константиновичей – Всеволодовичей определились как особое владельческое целое накануне татарского нашествия и после некоторых попыток сохранить их единство вокруг Ростова и Ярославля (ушедшего в руки Федоровичей Ростиславовых) быстро пошли по пути дальнейшего вотчинного дробления.

Та же судьба постигла, например, Стародубское княжество младшего из потомков Всеволода Большое Гнездо – Ивана. Он получил его от брата Ярослава Всеволодовича, великого князя. История же Юрьево-Польского княжения, которое Святослав Всеволодович получил еще от Юрия, была лишь непродолжительным эпизодом: по смерти Святослава в 1253 г. Юрьев остается вотчиной его потомков, но линия их оборвалась на его правнуке Иване Ярославиче, князе Юрьевском, а затем Юрьев – в руках великого князя. И Стародубское княжество вполне под московской властью со времен Дмитрия Донского, когда в 1365 г. согнан со Стародуба московской силой князь Иван Федорович. Но его сын Андрей и внук Федор еще княжат на Стародубе подручными Москве князьями. От них пошли мелкие владельцы вотчин-частей Стародубской волости, князья Пожарские, Ряполовские, Палецкие, Пестрые, Ковровы, Ромодановские, Гагарины и т. п.

Перечисленные княжества, отделившиеся как особые вотчины отдельных линий княжого дома от комплекса Ростово-Суздальских волостей, пережили судьбу, всего более близкую к истории распада на княжеские вотчины земли Черниговской. Если в некоторых из них, как в княжестве Ростовском, вероятно, и Ярославском, замечаем какие-то усилия сохранить, при раздельности вотчинного владения частями, некоторое единство всей волости с особым положением в ней стольного града – то, с – одной стороны, эти попытки не привели ни к каким крупным результатам, т. к. не возникло местных великих княжений, а с другой, они оставили так мало следов в наших источниках, что нет возможности изучить это явление сколько-нибудь детально.

Теперь вернемся к великому княжению Владимирскому и тем волостям, которые остались под властью Ярослава Всеволодовича, ставшего великим князем после ухода татар. Передав свою отчину Переяславль сыну Александру, Ярослав сам сел во Владимире. За выделом Константиновичей и младших Всеволодовичей остальные волости Владимирские стали вотчиной потомков Ярослава Всеволодовича. Спорить с ними могли только их дяди Святослав и Иван. Но Иван умер раньше старшего брата[76]76
  Имеется в виду князь Святослав (1196–1252). – Ред.


[Закрыть] (1247 г.), не много пережив Ярослава (ум. в 1246 г.). А Святослав, действительно, не сразу примирился с превращением Владимира в вотчину Ярославичей, своих племянников. Однако при брате он все-таки князь юрьевский, и только под его рукой ведает Ростов за время малолетства ростовских Константиновичей, да Суздаль все время, не сумев, однако, закрепить его за собой по смерти Ярослава.

Время Ярослава Всеволодовича и Александра Ярославича – сложный период заката суздальской силы и славы, распада Суздальщины на самостоятельные части. Ярослав, вернувшись в разоренный Владимир, не только восстанавливает город, очищая его от трупов и отстраивая церкви, но стремится вернуть и установившееся до него значение своего стола. В следующем (1239) году он обороняет Смоленск от Литвы и водворяет там Мстиславича Всеволода. Теснимый Орденом Новгород находит в нем опору. Там княжит Александр, победитель шведов и рыцарей. Но в 1239 г. татары напомнили о себе новым набегом и большим полоном. В 1243 г. пришлось ехать в Сарай, а сына Константина отпустить к великому хану, а в 1245 г. самому отправиться на берега Амура к хану Угедею. По дороге Ярослав скончался; летопись сохранила темные слухи о большом «истомлении» его в Орде из-за доносов на него хану какого-то Федора Яруновича и о «нужной» его смерти. Ярослав оставил распоряжение на случай смерти, по-видимому, «приказав» сыновей своих брату Святославу. «Святослав, – говорят летописи, – сын Всеволожь, седе в Володимери на столе отца своего, а сыновци свои посади по городом, якоже бе им отець урядил Ярослав»[77]77
  Летопись по Лаврентиевскому списку. С. 448. 1247 г.


[Закрыть].

Восстановить это наделение Ярославичей не представляется возможным, т. к. отношения не замедлили запутаться. Ярославичи не примирились с переходом старейшинства и [города] Владимира к Святославу. Старшие, Александр и Андрей, поехали в Орду, оттуда посланы в 1247 г. к «Кановичам» – наследникам великого ханства – и вернулись только через год с лишним. А пока четвертый Ярославич, Михаил, прозвищем Хоробрит, которого некоторые [летописные] тексты в известии о его смерти называют Московским (Новг[ородская] IV и Тверская), согнал дядю с Владимира, но погиб в том же году в битве с Литвой на Протве[78]78
  Полное собрание русских летописей. Петроград, 1915. Т. IV. 2-е изд. Ч. 1. Вып. 1. С. 230; СПб., 1863. Т. XV. Стб. 395.


[Закрыть]. А в Орде тем временем состоялось решение хана: Александр получает «Киев и всю русскую землю», а Андрей княжение Владимирское. Князьям, видимо, пришлось снова сгонять дядю Святослава с Владимира. Приехали они, видимо, вместе, и на погребении двух князей, скончавшихся во Владимире (Владимира Константиновича углицкого и Василия Всеволодовича ярославского) первую роль, по летописным текстам, играет Александр. Тут был, видимо, съезд князей, на котором решены передача Углича князьям ростовским и сохранение Ярославля за Марьей Васильевной, которую потом выдали замуж за смоленского князя Федора Ростиславича. Александр затем уехал в Новгород, Андрей сел во Владимире. Дяде их Святославу пришлось удовольствоваться Юрьевом-Польским.

По всей видимости, перед нами любопытный момент политики Александра, может быть, связанный и с политикой ханской – иметь великого князя подручника для всей Руси. Но прошло года два – Андрея постигает ханская опала. Известия так отрывочны, что трудно их связать в одно понятное целое. В 1250 г. Андрей женился на дочери Даниила Романовича галицкого. Это годы, когда Даниил «держаше рать с Куремсою». С юга перед тем приехал митрополит Кирилл и от Андрея поехал к Александру в Новгород. Описывая момент, когда Андрею пришлось бежать от татар, летописи передают, что он «здума… с своими бояры бегати, нежели цесарем служити»[79]79
  Летопись по Лаврентиевскому списку. С. 449.


[Закрыть]. Позволяют ли эти намеки предположить, что шли в начале 50-х гг. XIII в. сношения с югом, подготовка попытки подняться против татар? Если да, то Александр к ней не пристал. В 1252 г. он был в Орде, когда хан послал Неврюя на Андрея (ср.: в 1253 г. Куремса начинает наступление на Даниила, завершенное Бурундаем). Это нашествие Никоновский свод, а затем историки XVIII и XIX вв. поставили на счет Александру. Домысел возможный в том смысле, что Александр поехал в Орду, видимо, для предотвращения чуемой грозы и отделился от брата перед ханом, – но только домысел. Андрей бежал в Колывань и за море, к шведам; на Руси пошли даже слухи, что там он и погиб. Великое княжение и старейшинство во всей братьи получил Александр и занял Владимир.

Как вассал ордынский, Александр стал проводником установления татарского владычества в Северо-Восточной Руси. Волнения только начинались бегством Андрея. В 1254 г. бежал другой брат, Ярослав тверской, в Новгородскую землю: новгородцы держали его в Ладоге и Пскове. В самый Новгород Александр посадил сына Василия; в 1255 г. новгородцы его согнали и посадили Ярослава, но Александр восстановил сына и продолжал защиту северо-западной окраины от шведов и финнов. Однако и Василий Александрович пристал к противникам отцовской татарской политики. В 1257 г., когда Александр прибыл в Новгород с татарскими послами проводить перепись и установление дани, «Василий побеже» от отца в Псков. Но Александр «выгна сына своего» из Пскова и «посла в Низ», а «дружину его казни: овому носа урезаша, а иному очи выимаша, кто Василья на зло повел», а в Новгород посадил сына Дмитрия[80]80
  Новгородская летопись по Синодальному харатейному списку. СПб., 1888. С. 278, 280.


[Закрыть]. Все эти отношения Александра к Андрею, Ярославу, Василию не борьба междукняжеская, владельческая, а черта его татарской политики. Такое заключение представляется мне более соответствующим текстам летописных известий и, главное, подтверждается дальнейшими отношениями к братьям. Андрей вернулся на Русь в 1256 г., получил от брата Нижний Новгород и Городец, а потом, когда удалось дарами примирить с ним хана, и Суздаль, где он умер и погребен (1264 г.). Ярослав вернулся в Тверь и далее действует всюду вместе с Александром, ходит от него в походы. Брат Василий сидит в своей Костроме, Константин – в Галиче Мерянском. Вероятно, такое распределение сыновей по волостям – дело ряда Ярослава Всеволодича, исполненного в 1247 г. Святославом.

Сам Александр (ум. в 1263 г.) оставил четырех сыновей: Василия, Дмитрия, Андрея и Даниила. О судьбе опального Василия мы ничего не знаем: только Воскресенский свод отметил его кончину под 1271 г. Дмитрий при отце княжил в Новгороде, но изгнан оттуда при первой вести о кончине последнего и возвращается в отчинный свой Переяславль. Андрей и Даниил были малолетними, и вопрос об их княжом наделении возник позднее. О Переяславле речь уже была: его вотчинная принадлежность определилась еще при Ярославе и Александре, сохранявших его как свой княжой город и на великом княжении: явление, характерное и для киевских князей последнего периода киевского старейшинства.

В этом месте моего изложения естественно бы поставить вопрос о княжествах Суздальском и Тверском как выделившихся в вотчинное владение особых линий при и после Александра. Но предпочитаю сперва покончить с великим княжеством Владимирским, чтобы не дробить вопроса о местных великокняжествах Северо-Восточной Руси.

Александровичи были слишком юны, чтобы стать за признание Владимира своей отчиной против таких дядей, как Ярослав тверской и Василий костромской. Старший из них, Василий, вероятно, устранен отцовской опалой: иначе не знаю, как объяснить его исчезновение с поля действий княжеских; вероятно, он и княжения не имел никакого. А при известии об удалении Дмитрия со стола новгородского летописи отмечают: «зане князь еще мал бяше»[81]81
  Там же. С. 283.


[Закрыть]. Ярослав отправился в Орду и вывез себе ярлык на великое княжение. Существенно отметить одну черту этого великого княжения Владимирского. Александр Невский, укрепив власть свою в Новгороде, по отношению к которому он выступил, как и в Суздальщине, органом ханской власти, установил связь стола новгородского с великокняжеским и держал в своих руках новгородскую политику через сыновей. Старший втянут в местную жизнь новгородскую и понес кару с думцами своими. Это усиление княжеской власти в Новгороде, опиравшееся, по-видимому, на интересы значительной партии «больших» бояр новгородских, вызывало ропот свободолюбивой общины. Ярославу удалось сесть на столе новгородском только в 1266 г. (а сына Святослава посадить в Пскове) после долгих переговоров с новгородцами. Они требовали обещания отступиться от того насилия, что деял в Новгороде князь Александр, а держать Новгород по старине, как было при их отце и деде. По существу Ярослав принял условия в несколько измененной редакции. Своими силами и татарской помощью защищал он Новгород, но стремление править по-своему вызвало новый разрыв в 1270 г. Этот разрыв кончился миром снова «на всей воле Новгородской», и то при посредничестве митрополита Кирилла. Ярослав снова, в присутствии татарских послов, сел на столе новгородском. Через год, в 1271 г., он умер и похоронен в Твери. Тверь перешла к его потомкам-вотчичам, а великое княжение Владимирское занял Василий костромской, брат его. Но в Новгороде ему не сразу удалось утвердиться. Соперником выступил Дмитрий Александрович – «и сташа обои послы на Ярославли дворе», новгородцы же «яшася по Дмитрия»[82]82
  Там же. С. 295. 1272 г.


[Закрыть]. Василий при Ярославе выступал защитником новгородцев, хлопотал за них в Орде, отклонил от брата татарскую помощь и тем помог новгородцам заключить с Ярославом договор на всей их воле. Став великим князем, он меняет тон, идет по следам других князей владимирских в наступление на новгородские вольности, а новгородцы ищут опоры в племяннике его, Дмитрии переяславском. Захват Торжка и волостей новгородских (Волок, Бежецк, Вологда), голод и дороговизна заставили новгородцев смириться.

В 1276 г. Дмитрий беспрепятственно занял и Владимирское, и Новгородское княжения, деятельно продолжал работу предшественников по защите и укреплению западной окраины, построил город Корелу. Но к 1281 г. опять назрел разрыв с крепнущей властью князя. Поднялось против него и движение младших князей, сплотившихся вокруг его брата Андрея, который сумел добыть на Дмитрия и ярлык ханский, ему, Андрею, отдававший великое княжение. Началась разорительная и суетливая борьба, в которую Андрей ввел ордынцев, а Дмитрий ногайцев, младшие князья держали сторону Андрея, а Новгород был бы главной опорой для победителя, если бы мог сойти на роль орудия княжеской политики. Самостоятельность Новгорода и грабеж татар, не щадивших своих же союзников, заставили князей помириться. Дмитрий, вернув себе великое княжение, продолжает, однако, попытки держать князей под рукою своею, претендует на действительность разлагавшегося великокняжеского старейшинства. Михаил тверской «не восхоте поклониться великому князю Дмитрию», – но был принужден к миру. Но в 90-х гг. XIII в. князья с Андреем снова поднялись на Дмитрия, который потерял великое княжение, скитался беглецом и умер в 1294 г., пробираясь из Пскова в свой сожженный противниками Переяславль.

Это – агония Суздальщины, агония великого княжения Владимирского как реальной политической силы. Она вызвана упадком интересов, питавших потребность объединения, усилением татарской власти, с одной – и новгородской вольности, с другой стороны. Оба эти явления вырывали из-под ног у владимирских князей почву для усиления своей власти и ее оправдания широкой политикой, которая была бы делом всей Северной Руси. По смерти Дмитрия Андрей занял великокняжеский стол владимирский. На следующий год против него – Тверь, Москва и Переяславль. Пскову и Новгороду он помогать не в силах. Они сами ведут свою оборону. Вопрос о Переяславле решен по смерти Ивана Дмитриевича на княжеском съезде при участии Андрея, но против него. Великое княжение Андрея (ум. в 1304 г.) – тень, и очень бледная, того, что было и ушло в прошлое. Начиналась борьба Москвы и Твери за владимирское наследство. Единственный сын Дмитрия – скромный вотчич переяславский. А территория, оставшаяся при стольном великокняжеском Владимире, не став ничьей сепаратной вотчиной, урезанная и незначительная, как res nullius, – предмет вотчинных захватов и примыслов, судьба которого, впрочем, [находится] в тесной связи со спорами о выдохшемся, но еще идейно ценном титуле великого князя владимирского.