Текст книги "Рассказы из правого ботинка (сборник)"

Читая эту белиберду, Ира в глубине души была уверена – ничего не получится. Потому что так просто не бывает.

И каково же было ее удивление, когда последнее слово вызвало резкий хлопок, клуб дыма и…

– Твою маму… – ошалело раскрыла рот девушка, плюхаясь на пятую точку. – Получилось-таки…

В круге медленно поднимался на ноги молодой парень. Высокий, светловолосый, атлетического телосложения и совершенно голый. Ира невольно покраснела – ее призрак оказался весьма очаровательным малым.

Встав на ноги, Женя пару секунд покачивался из стороны в сторону, недоверчиво разглядывая окружение, а потом счастливо заорал, сдавливая Иру в объятьях. Та покраснела еще сильнее – как-то неудобно обниматься с почти незнакомым парнем, лишенным даже трусов.

– Сработало, сработало, сработало!!! – восторженно завопил Женя… и вдруг резко замолчал.

Он очень медленно отстранился от Иры. Моргнул. Моргнул еще раз, ощупывая волосатую грудь. Скосил глаза вниз – и снова заорал. Но теперь уже не счастливо, а в ужасе.

Потом Женя схватил себя между ног – и крик перерос в самую настоящую истерику. Он с топотом выбежал из комнаты… включил свет в ванной… уставился в зеркало – и резко замолчал.

Словно выключили звук.

– Ты что наделала, дура?.. – очень тихо прошипел Женя, входя обратно.

– А что такое?.. – испуганно пролепетала Ира.

– Это же не мое тело! – скрипнул зубами бывший призрак.

– Как это не твое?! Точно уверен?!

– Я что, по-твоему, могу перепутать свое тело с чьим-то еще?!

– Так, погоди, ты только не психуй! – взмолилась Ира. – Успокойся, давай все спокойно обсудим! Тебе ведь тоже неплохое досталось, верно? Не уродец, не инвалид – нормальное такое тело, пятизвездочное, можно сказать…

– Но оно же не мое!!! – забился в истерике Женя. – На кой хрен мне чужое тело?!

– А какое было у тебя?

– Ростом поменьше… в плечах поуже… волосы другого цвета… А главное – оно было женским!!!

Разбитые зеркала

Филиппо бежал по крыше. Он наслаждался этим моментом – сейчас, летя над ночной Венецией, видя отблески лунного света в великолепных каналах, он чувствовал себя самим Меркурием, спустившимся на грешную землю. Легко перепрыгивал с парапета на парапет, продвигаясь так же быстро, как если бы бежал по гладкой дороге.

Венеция Серениссима, Светлейшая Венеция, прекраснейший город в Европе, очень хороша в этом смысле – корпуса домов, соединенные высокими арками, со стороны кажутся одним целым. Планировка у всех одинаковая, одни и те же блоки повторяются многократно.

Идеальный город для наемного убийцы.

Филиппо Кальери – лучший в своем деле. Никто другой не может так легко и незаметно проникнуть в дом богатого купца, плотно напичканный стражей, тихо полоснуть по горлу сандедеей[5]5
  Сандедея – венецианский кинжал с широким сужающимся к острию клинком. Общая длина 600 мм.


[Закрыть] и так же тихо ускользнуть. Тридцать четыре заказа! Тридцать четыре – и все выполнены блестяще! Других таких искусников в Венеции нет.

А потому нет ничего удивительного, что и этот заказ достался именно ему.

Еще один прыжок, и вот Филиппо уже стоит на крыше одного из крупнейших ка[6]6
  Ка – дом-дворец в Венеции эпохи Ренессанса.


[Закрыть] Большого канала. Внимательный взгляд окинул открывшуюся панораму, задержавшись на Палаццо – великолепном Дворце Дожей. Наемный убийца чуть прищурился, оценивая расстояние, и вновь продолжил свой ночной бег. Последний рывок, и худощавая фигура, затянутая в черный бархат, влетела в распахнутое настежь окно.

Филиппо не издал ни единого звука. Он точно знал это. И тем не менее человек, стоящий спиной к окну, в тот же миг сказал:

– Ты опоздал.

Голос прозвучал сухо и неприветливо.

– Да, мой дож, – склонился в льстивом поклоне убийца. Этот человек – его постоянный заказчик, а заказчикам следует угождать. – Ваш гонец не сразу отыскал меня…

– Меня не интересуют оправдания, – равнодушно ответил дож, поворачиваясь к ночному посетителю.

Лицо могущественного дожа скрывает театральная маска – добродушный увалень Панталоне. Он не собирается показывать убийце свое лицо.

Впрочем, на Филиппо также маска – Арлекин. Ему хочется оказаться узнанным не более, чем дожу.

Впрочем, этот театр насквозь нелеп, и оба его участника это понимают. Разумеется, Филиппо отлично знает, кто его заказчик. Найдите в Венеции человека, не знающего имени… но тс-с, об этом опасно даже думать! И точно так же шпионы великого дожа давным-давно выяснили все о Филиппо Кальери – только дурак станет доверять столь щекотливые дела незнакомцу.

Тем не менее оба собеседника притворяются, что не подозревают о истинном имени другого. Простая вежливость – пока что они друг в друге нуждаются…

– Предыдущая работа была выполнена… неплохо, – отвесил скупой комплимент дож. – Я доволен.

– Надеюсь, вас не разочарует и следующая, – улыбнулся под маской убийца. – Ведь именно за этим вы призвали меня посреди ночи?

– Твоя сообразительность заслуживает похвалы, – еле заметно кивнул вельможа, протягивая Филиппо два предмета – запечатанный конверт и тяжелый кожаный мешочек.

Убийца взвесил кошелек в руке и брови невольно поползли вверх – гонорар весит почти втрое против обычного. Он развязал тесемки – нет, никакого серебра или «ущербных» монет, только полновесные золотые дукаты.

– Работа будет сложной, – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Очень, – подтвердил дож. – Я пойму, если ты откажешься.

Филиппо только усмехнулся. Откажешься… Если он откажется от заказа его светлости, уже на следующий день за ним самим придут бывшие коллеги по цеху…

Он и без того уже давно подумывал исчезнуть из «города каналов» – слишком много тайн владык не являются тайнами для него…

А человек, знающий столь многое, опасен.

Но пока что время у него еще есть. И этот заказ он обязательно исполнит – честь мастера требует окончить дело, за которое уже получен гонорар. Он скорчил рожу, по-детски радуясь, что дож не видит его лица под маской, и спрятал кошель за пазуху.

В голову невольно закралась мысль – а не корчит ли светлейший сейчас такие же рожи под своей маской? Глупость, конечно, но кто может сказать наверняка?

– Ступай, – сухо приказал дож, вновь отворачиваясь от посетителя.

Филиппо еще раз поклонился и лихим кувырком выпрыгнул в окно. В этом финте не было никакого смысла – заказчик его не видел, а если бы и увидел, все равно бы не оценил. Но Филиппо искренне гордился своей ловкостью и пользовался малейшей возможностью ее продемонстрировать.

Хотя бы самому себе.

На следующую ночь наемный убийца вновь бежал по крышам. Но теперь совсем в другом направлении – по адресу, указанному в конверте.

Сломав печати, Филиппо только недоуменно пожал плечами. Он-то ожидал, что ему прикажут убить кого-то из ближайшего окружения светлейшего – может, даже его жену или тещу. Эти две мегеры действительно стоили бы таких денег…

Но Пьетро Кадуччи?.. Стекольных дел мастер, специализирующийся на зеркалах? Чем мог помешать дожу этот безобидный карлик? И почему за его голову назначена столь высокая награда?

А пуще того Филиппо удивился дополнительным указаниям. Обычно вручают только имя и адрес жертвы. В остальном дож целиком полагается на искусство своего наемника. Но сейчас…

«Отделить голову от тела».

«Разбить все зеркала».

Филиппо несколько раз прочел эти две коротенькие фразы. И так и не разгадал их смысла. Нет, смысл самих слов до него, конечно, дошел – в конце концов, что тут непонятного? Но вот зачем светлейшему вдруг понадобилось отдавать такие странные приказания… это осталось загадкой.

Все первую половину дня убийца потратил на то, чтобы выяснить как можно больше о предполагаемой жертве. Порой на такое приходится затрачивать не один, а несколько дней – чем многочисленнее стража, чем хитрее ловушки, чем сложнее запоры на дверях и окнах, тем сильнее затрудняется работа.

Но в этот раз все оказалось до смешного простым. Пьетро Кадуччи холост и бездетен, слуги живут в отдельном флигеле и на ночь удаляются из дома, собак не держит, запоры не представляют большой сложности.

Но ведь должно, должно же быть что-то, за что дож согласен платить втрое против обычной суммы!

– Ну посмотрим, что в вас такого особенного, синьор Кадуччи… – пробормотал Филиппо, просовывая тонкую медную проволочку в щель меж ставнями.

Только полная луна стала свидетелем того, как наемный убийца скользнул в спальню хозяина дома. На сей раз Филиппо не стал надевать маски, ограничившись тем, что поплотнее надвинул капюшон. В конце концов, если все пройдет удачно, этот зеркальщик уже никому не сможет описать лица незваного гостя. А если нет… если нет, ему это будет уже безразлично – убийце, потерпевшему неудачу, второго шанса не предоставляют.

На этой работе вообще редко доживают до старости.

В спальне никого не оказалось. Кровать с пышным балдахином пустует – похоже, хозяин все еще не спит. Филиппо несколько секунд стоял неподвижно, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Единственным источником света служила луна за окном.

Когда глаза наконец-то приспособились, Филиппо раздосадованно чертыхнулся. Вторая часть задания обещает затянуться надолго – в одной только этой небольшой комнате целых семь зеркал. А судя по рассказу слуги, которого убийца «случайно» встретил в таверне и как следует подпоил, во всем доме их не меньше сотни.

Что поделаешь, такая уж профессия у хозяина…

Филиппо снова задумался, для чего дожу понадобилось уничтожать такие прекрасные стекла. Мастерство Пьетро Кадуччи превосходит все, виденное им до сих пор. Великолепные рамы из золота и старой бронзы, украшенные тонкой филигранью, многоцветными геммами с агатами и ониксами, мореным и золоченым деревом, слоновой костью…

А стекло!.. Воистину совершенство – блестящее зеркальное полотно, сделанное из чистейшего хрусталя высшей пробы. Такое чудо научились делать сравнительно недавно – только зажиточные горожане могут позволить себе стеклянные зеркала, остальные по-прежнему довольствуются тусклыми металлическими.

Да, Пьетро Кадуччи должен быть баснословно богат…

Наемный убийца тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, и неслышно скользнул в темный коридор. Теперь он двигался легко и бесшумно, как ветер меж деревьев. Чуткие уши опытного мастера уже просеяли царящую в доме тишину и вычленили слабенький звук, доносящийся из левого крыла. Туда Филиппо и направился.

Он шагал так осторожно, как только мог. Не оставляло недоброе предчувствие. Но он старательно гнал его прочь, убеждая себя, что все закончится хорошо, что это всего лишь старый стекольщик, чем-то так досадивший великому дожу, что тот пожелал непременно увидеть его обезглавленным, а не просто умерщвленным.

Убеждал и не мог убедить.

Но потом стало не до пустых тревог – наконец-то разыскал хозяина дома. Тот, разумеется, до сих пор не подозревал о проникшем в дом чужаке – Филиппо посчитал бы за личное оскорбление, если бы это было не так.

Пьетро Кадуччи нашелся в зале идеально круглой формы. Вся обстановка ограничивалась восемью огромными зеркалами в простых рамах, висящих на равном удалении друг от друга. Филиппо тихо подкрался к чуть приоткрытой двери и заглянул в щелочку, одновременно нащупывая верную сандедею.

Клиент отнюдь не выглядит опасным. Крошечного роста, почти карлик, да еще горбат. Немолод – по меньшей мере шестьдесят лет. Одет скромно, неброско и совсем не по моде. Ни одного украшения, даже борода отсутствует.

В первый момент Филиппо даже показалось, что перед ним женщина, – он уже позабыл, когда последний раз видел безбородого мужчину зрелого возраста. В прекрасной Венеции с оголенными подбородками ходят только совсем юные мальчишки.

Клиент отнюдь не выглядит опасным. И однако Филиппо все еще медлит. Цепкие глаза убийцы ощупывают горбатого карлика с головы до ног, убеждаясь, что тот не таит на теле какого-нибудь неприятного сюрприза вроде крохотного кинжала или перстня с отравленной иглой.

Лука дель Холиди, наставник в тайном ремесле, погиб по нелепой случайности – последняя жертва сумела оцарапать его до крови. У коварной синьоры оказались накладные ногти, смазанные смертельным ядом.

Правда, ее это не спасло – заказ перешел по наследству к Филиппо, и тот успешно закончил дело учителя.

Дальше медлить опасно. Филиппо извлек сандедею из ножен, резко распахнул дверь, сделал два быстрых шага и прыгнул. Сверкнула великолепная сталь, и на чистейший пол брызнула струя темной крови. Пьетро Кадуччи судорожно взмахнул руками, сдавленно вскрикнул и упал, в последнем усилии прижимая ладонь к перерезанному горлу. Пару секунд человечек дергался в агонии, а потом затих навеки…

Филиппо машинально вытер сандедею батистовым платком и бросил подозрительный взгляд на убитого. Не верится, что все прошло так легко. Этот заказ оказался, возможно, самым простым в его практике… ну, кроме разве что того случая, когда пришлось прикончить парализованного старика. Богатый ростовщик чересчур зажился на свете, и собственный сын, не желая пачкаться сам, заказал для отца быструю смерть.

– Отделить голову от тела… – недовольно вздохнул убийца, измеряя пальцами ширину шеи синьора Кадуччи.

Та оказалась не слишком толстой, но сандедея все-таки не топор и не мясницкий нож. Филиппо чуть прищурил правый глаз, рассчитывая, где лучше сделать разрез, чтобы не слишком измазаться. Ему не нравилась вся эта возня с головами, но указания Его Светлости были весьма четкими…

Неожиданно внимание убийцы привлекла какая-то неправильность. Что-то в этой комнате не так, что-то выбивается из привычной картины мироздания. Что-то… до него наконец дошло.

И он остолбенел.

Несмотря на то, что Пьетро Кадуччи, несомненно, перешел в мертвое состояние, его отражения (все восемь) по-прежнему стоят на ногах и выглядят вполне живыми. Более того – восемь горбатых карликов смотрят на Филиппо и то, что лежит у его ног.

Очень злобно смотрят.

– Господи, спаси и сохрани! – пролепетал убийца, чувствуя, как ноги становятся ватными.

Отражения вперили в Филиппо шестнадцать одинаковых невыразительных глаз. А потом одновременно шагнули вперед. Сухонькие ладошки уперлись в зеркальную поверхность с другой стороны… и с силой забарабанили по ней. В одном месте по стеклу зазмеилась нитевидная трещина… в другом… в третьем…

Зазеркальные карлики оказались не слишком сильными, но силу им вполне заменяла ярость и наплевательское отношение к самим себе. Одно из отражений порезало руку об осколок, но даже не показало, что замечает ранение.

Филиппо с ужасом переводил взгляд с одного зеркала на другое. И не знал, как поступить. Стекла звенят все сильнее, трещины ширятся. Еще чуть-чуть, и отражения вырвутся на свободу.

И что они тогда сделают с тем, кто убил их породителя?! Убийцу заколотил озноб при одной мысли о том, что эти жуткие существа прикоснутся к нему…

«РАЗБИТЬ ВСЕ ЗЕРКАЛА!» – вспыхнуло в голове. Каждая буква загорелась огнем.

Лучший убийца Венеции на глазах ожил. Тело само собой метнулось к ближайшему зеркалу, сандедея с силой ударила по стеклу, круша его в брызги. Сердце на миг замерло, ожидая, что из пустой рамы выйдет отражение мертвого стекольщика, но там ничего не оказалось. Выходит, если разбить зеркало снаружи, заключенная в нем тварь уже не выберется!

Увидев, что стало с их собратом, семеро остальных удвоили усилия. Филиппо же торжествующе захохотал – в голосе отчетливо послышалась истерика – и побежал по кругу, молотя великолепные зеркала в осколки. Восьмому карлику почти удалось вырваться – еще бы чуть-чуть, и стекло раскололось бы уже с другой стороны…

Покончив с последним, Филиппо на миг замер неподвижно. А потом сорвался с места и выбежал в коридор, уже не вспоминая о том, чтобы отрубить Кадуччи голову. Он несся так, словно на пятки наступали сами черти, по пути заскакивая в каждую комнату, и круша, круша, круша все новые и новые зеркала!

Никогда в жизни он не чувствовал такого холодного, липкого ужаса, как сегодня. Порой зеркала, которые он уничтожал, оставались просто зеркалами. Порой он обнаруживал в них все тех же горбатых карликов, яростно стучащих с другой стороны. Кое-кто из них даже добился некоторого успеха – один воспользовался тяжелым медным подсвечником и почти успел пробиться наружу. Но сандедея Филиппо все же опередила его на какое-то мгновение, оставив и от этого зеркала одну только раму.

Наемный убийца прошелся по дому стекольных дел мастера несколько раз, пока окончательно не убедился, что в нем не осталось ни единого целого зеркала. Ему было дьявольски страшно оставаться в этом колдовском логове, но еще страшнее было покинуть его, не зная точно, что зазеркальные твари уже не выберутся из-за ужасных стекол. Только полностью успокоившись на этот счет, он отважился убраться.

На улице царило то же спокойствие, что и два часа назад, когда он только заходил внутрь. У венецианских ка толстые стены – ничей сон не был омрачен шумом разбиваемых зеркал. Филиппо с огромным трудом вскарабкался на ближайшую крышу и отправился домой привычным путем. Теперь он еле плелся, уже не чувствуя себя спустившимся с небес Меркурием.

Возвратившись в свою уютную квартирку, он первым делом запер дверь на ключ, предварительно убедившись, что никто не видел, как он возвратился с «ночной работы». Хозяин дома полагает, что его квартирант – бедный художник, и Филиппо не собирается его в этом разубеждать.

Убийца торопливо переоделся в ночной халат и потянулся к комоду – с прошлого раза там еще осталось полбутылки вина. Хотелось напиться, забыться и уснуть. А назавтра он проснется со свежей головой и, возможно, сможет поверить, что это был всего лишь дурной сон.

Сделав большой глоток, Филиппо с тоской повернулся к зеркалу. У него несомненно прибавилось седых волос – вот этого вчера, кажется, не было, да и этот выглядит новым… Даже жаль, что это зеркало отражает все так четко и ясно – зря он раскошелился на дорогое стеклянное, металлическое было ничуть не хуже…

Пригладив прическу и оттянув веко, чтобы получше рассмотреть зрачок, Филиппо с недоумением уставился в глубь стекла. Дверь за спиной медленно растворяется. Но он же сам запер ее на ключ!

Убийца повернулся… и глупо моргнул при виде по-прежнему закрытой двери.

Он снова развернулся… зазеркальная дверь открылась уже полностью. И с той стороны стекла на него смотрят бешеные глаза горбатого карлика, сжимающего сандедею. Его, Филиппо, сандедею!

Точнее, ее отражение…

Последним звуком, услышанным Филиппо в жизни, был звон разбиваемого стекла.

Разведчик

Сегодня с утра валил снег. Дома украсились элегантными белыми шапками, а машины печально замерли у тротуаров. В сильный снегопад движение всегда останавливается. Никто не стронется с места, пока дороги не расчистят.

Но это вряд ли произойдет скоро. Пейзантвилль – тихий сонливый городок. Его жители никуда не спешат.

Да и какой смысл садиться за руль в городе из пяти улиц? Достаточно четверти часа, чтобы дойти куда угодно пешком.

Занятия в школе тоже отменили. Обрадованная детвора плотно оккупировала мостовые – шагу не ступить, чтобы не угодить под артобстрел из снежков. Куда ни глянь, возвышаются белые крепости.

С тех пор, как окончилась война между Свободными Американскими Штатами и Объединением Братских Народов, дети не устают разыгрывать ее заново. Летом воздух заполнен репьями, зимой – снежками.

В Пейзантвилле всего одна школа. И Эндрю Торп работает в ней учителем. Вот уже тридцать лет он преподает детям историю – древнюю, средневековую, дотемную, послетемную. А сегодня благодаря грандиозному снегопаду у Торпа образовался выходной. И он пошел туда, куда всегда ходил в свободное время – на станцию.

Как и сам город, железнодорожная станция Пейзантвилля совсем маленькая. Крохотный вокзал с парой скамеечек, вечно закрытой кассой и автоматом с газировкой. Вода в нем еще есть, и даже с сиропом, но одноразовые стаканчики давно закончились, поэтому лимонад льется прямо на пол. Правда, на подоконнике стоит залапанный стеклянный стакан, но пить из него станет только очень неразборчивый.

Эндрю Торп ходил на станцию не ради какой-то цели. Он никуда не собирался ехать и никого не ждал. Просто ему нравилось сидеть на лавке рядом с железнодорожным полотном, любоваться лесной равниной и провожать взглядом редкие поезда.

Время от времени в Пейзантвилль кто-нибудь приезжает. В основном летом. Этот сонный городок чудесно подходит для летних каникул или тихого отдыха вдали от цивилизации. Бескрайние сосновые леса, кишащее рыбой озеро, речушка с удивительно теплой водой и целое море клубники. Чуть ли не каждый житель Пейзантвилля выращивает у себя клубнику. Можно сказать, что это старинная городская традиция.

Но зимой гости в Пейзантвилле так же редки, как медведи в окрестных лесах.

Хотя нет, все-таки не настолько. Медведей здесь не видали уже лет семьдесят, а вот зимние гости все же иногда случаются.

Например, сегодня.

Торп с любопытством посмотрел на вышедшего из вагона человека. Мужчина среднего роста. На вид лет двадцать пять, спокойное лицо с правильными чертами, короткие темные волосы, светло-карие глаза, очки в металлической оправе.

Одет обыкновенно – на голове мягкая шляпа с загнутыми полями, на ногах теплые зимние сапоги. И военная шинель. Лет пять назад человек в такой одежде смотрелся бы странно, но сегодня в воздухе еще свежа отшумевшая война, и шинели носят многие. Особенно те, кто недавно комиссовался.

Приезжего никто не встречал. Он пару минут поговорил со станционным смотрителем, а потом направился в город. Торп обратил внимание, что у этого человека нет багажа.

Дождавшись, пока он отойдет подальше, Торп тоже подошел к станционному смотрителю. Тот неспешно курил трубку, время от времени стряхивая в урну пепел.

– Как жизнь, Перси? – кивнул ему Торп.

– Не жалуюсь. А ты как?

– И у меня все в порядке. Выходной вот, занятия отменили…

– Это из-за снежка, что ли? Вот уж повод, в самом-то деле… Нешто наши сорванцы до школы бы не добежали? Была б пурга или хоть метелица…

– Это ты не мне говори, а директору. Он же у нас столичная штучка, все лучше других знает.

– Хм…

– Кстати о приезжих. Кто был тот парень?

– В шинели?..

– Так здесь вроде никого больше не было. Ты, я, да тот парень.

– Ну да, ну да… Приезжий он.

– Это-то я знаю. Я в нашем городишке всех знаю. А что за приезжий? Что он у тебя спрашивал?

– Да про гостиницу. Где у нас тут лучше остановиться.

– И куда ты его послал?

– Известно куда – к матушке Хейс. Не в «стыльню» же.

– Ну да, ну да… – покивал Торп.

В единственную городскую гостиницу, больше известную как «стыльня», селить людей и в самом деле нельзя. Серое двухэтажное здание не отапливалось со дня постройки. Летом еще ничего, а зимой хоть караул кричи.

Совсем другое дело – комнаты, что сдает матушка Хейс. После смерти мужа в ее полном владении остался трехэтажный особняк и ни единого пенни в банке. Будучи предприимчивой особой, матушка превратила свой дом в пансион и очень быстро отбила у «стыльни» всех клиентов.

– А зовут его как, не знаешь? – поинтересовался напоследок Торп.

– Он не сказал. А я не спрашивал.

– Ладно, больше отвлекать не буду. Увидимся.

– Увидимся.

После разговора со смотрителем Торп перестал думать о загадочном незнакомце. Конечно, странно, что он приехал посреди зимы без всякого багажа, но этому нетрудно найти объяснение. Скорее всего, просто эксцентричный турист. А багаж у него могли украсть – украли же в прошлом году рюкзак у того незадачливого рыбака. Пришлось ему до конца отпуска одалживать снасти у приятелей.

Однако на следующий день Торп встретился с приезжим снова. Тот выходил из универмага с пакетом продуктов. Шинели на нем уже не было – переоделся в теплое драповое пальто.

Торп сразу сделал вывод – у приезжего водятся деньжата. Багажа при нем не было, так что пальто он явно приобрел уже здесь. А в нынешние времена далеко не всякий станет вот так запросто покупать новую одежду. У него ведь уже есть отличная шинель.

Кажется, приезжий тоже узнал Торпа. Он на секунду задержал взгляд на пожилом учителе и вежливо склонил голову. Тот кивнул в ответ.

После этого Торп забыл о приезжем еще на трое суток. Пока тот не явился к нему домой.

– Мистер Торп? – приподнял шляпу незнакомец. – Добрый вечер.

– Вечер добрый… – неуверенно ответил Торп, стоя на пороге. – С кем имею честь?

– Коршунов. Юрий Алексеевич.

– Вы из Объединения? – удивился Торп. – А почему… откуда…

Его удивление было вполне понятным. Несмотря на то, что война между Штатами и Объединением закончилась еще в прошлом году, отношения продолжают оставаться натянутыми. Все-таки больше трех лет сражались. Пройдет немало времени, прежде чем два великих государства избавятся от взаимной подозрительности.

Ну и конечно, встретить кого-то из Объединения здесь, в провинциальной глубинке Штатов… Из ряда вон выходящее событие. Эндрю Торп прожил на свете пятьдесят шесть лет, но за все это время ни разу не встречал живого «народника».

– Нет, я не из Объединения, – улыбнулся Коршунов. – Разрешите войти?

– О да, конечно, – засуетился Торп. – Проходите, пожалуйста… извините, у меня тут не убрано…

– Ничего. Понимаю, холостяцкая квартира.

– Да, вот как-то вот так, знаете… Может, чаю?

– Не откажусь.

Последние два года Торп жил один. Жена умерла от рака легких, а дочь вышла замуж и переехала в столицу штата. С тех пор квартира медленно, но верно покрывалась пылью. Чтобы освободить неожиданному гостю стул, Торпу пришлось переложить на пол стопку тетрадей. Он как раз собирался проверять домашние работы.

– Надеюсь, я вас не отвлек от чего-нибудь важного? – спросил Коршунов, с любопытством рассматривая обстановку.

– Нет-нет, что вы, – откликнулся из кухни Торп. – У меня уже давно не бывает ничего важного. Вот, держите чашку. С мятой любите?

– Спасибо, очень.

Прихлебывая горячий чай, Коршунов поведал о цели своего визита. Он хотел, чтобы Торп одолжил ему некоторые карты.

– Карты? – удивился Торп. – Какие именно?

– Краеведческие. Окрестностей Пейзантвилля. Мне сказали, что у вас есть именно то, что мне нужно.

– У меня есть кое-что, верно… но почему бы вам просто не обратиться в мэрию? В городском архиве полно карт…

– Я там уже был, – улыбнулся Коршунов. – Карты там есть, но в основном новые.

– А вам какие же нужны?

– Старые. И чем старше – тем лучше. В архиве двадцать лет назад был пожар, верно?

– Да, действительно, было такое… Большинство документов погибло…

– Вот-вот. Мне посоветовали обратиться к вам. Вы ведь историк?

– Историк – это громко сказано… Просто преподаю историю в школе…

– Но старые карты у вас все-таки есть.

– Есть парочка раритетов… – неохотно сознался Торп. – Самая старая – двухсотлетней давности…

– Очень интересно. Кажется, ваш город два года назад праздновал двухсотлетие?

– Праздновал… Праздник получился грустноватый – война все-таки шла… извините.

– Я же сказал, что я не из Объединения.

– Да я вам верю, просто у вас имя… фамилия…

– На свете существуют и другие страны. Так насчет карт…

– Да-да, конечно… Подождите минуточку, я сейчас поищу…

Поиски затянулись надолго. Торп принес из кладовой шесть пыльных коробок, и они с Коршуновым добрых полчаса просматривали их содержимое, пока не наткнулись на искомое.

Торп рассматривал карту с не меньшим интересом, чем Коршунов. Он не видел этого пожелтевшего листа уже лет десять. Нарисованный на нем Пейзантвилль очень похож на современный, только меньше раза в два. Их городок – одно из самых консервативных мест на планете.

– Так значит, вашему городу уже двести лет… – повторил Коршунов, рассматривая карту.

– Как видите… Заложен сразу после темновековья…

– Темновековья?

– Ну да.

Коршунов несколько секунд молчал, словно ожидая продолжения. Так его и не дождавшись, он вежливо спросил:

– А что такое темновековье?

Теперь пришла очередь Торпа недоуменно моргать. Он недоверчиво произнес:

– Юрий… Алексеевич…

– Можно просто Юрий.

– Хорошо. Юрий, вы что же, в школе не учились? Как можно не знать, что такое темновековье?

Коршунов развел руками, обезоруживающе улыбаясь. Торп даже почувствовал себя виноватым – словно решил показать свое превосходство, похвастаться знаниями.

– Мне казалось, что это все знают… – промямлил Торп. – Школьный курс истории… Сначала был первобытнообщинный строй, потом империи древнего востока – Египет, Шумер, Индия с Китаем… Потом античность, греки, Римская Империя… Потом средневековье, за ним Возрождение… Следом промышленная революция, Первая Мировая, Вторая Мировая… а потом большой пробел. Темновековье. Двести с лишним лет, о которых мы практически ничего не знаем. А сразу после темновековья идет уже новая история – наша.

– Ах вот оно как… – с интересом кивнул Коршунов. – И что же, совсем никто не знает, что было во время этого… темновековья?

– Гипотезы-то есть, много… Вот с доказательствами похуже…

– А вы сами что насчет этого думаете?

– Ну что я об этом думаю? Ничего особенного. Наверное, все из-за войны. Существует легенда, что к концу Второй Мировой войны наши предки создали некое сверхоружие – ядровую бомбу… Вероятно, ее применение вызвало крупный катаклизм, в результате которого наши предки оказались отброшены в варварство… Цивилизация восстановилась только через двести лет…

– Интересная гипотеза. Думаете, так все и было?

– Не знаю. Если присмотреться, эта версия шита белыми нитками. Но из всех существующих она самая правдоподобная, так что большинство придерживается ее. Мы просто слишком мало знаем о темновековье и том, что ему предшествовало…

– Понятно… – задумчиво произнес Коршунов, изучая карту. – Мистер Торп, а что вот это такое?

Торп пожевал губами, с сомнением глядя на отметку. Он и сам когда-то гадал, что означает этот таинственный знак – черный трилистник в желтом круге. Даже наводил справки у специалистов, но безрезультатно.

– Этого никто не знает, – ответил Торп. – Какой-то древний символ. Может быть, руна.

– Руна? – приподнял бровь Коршунов.

– Карта очень старая. Ее начертили на заре нового времени – практически еще в темновековье. Мы почти ничего не знаем о том периоде.

– А что на этом месте теперь?

– Болото. У нас его Гнилым называют. Я вам туда ходить не советую – местечко то еще…

– А что там не так?

– Сам я там не был. Пешком далеко, а на машине не проедешь. Но кто ходил, надолго не задерживались – говорят, ощущение там какое-то… гнетущее. Как будто давит что-то. Сразу не по себе становится.

– И мошкары, наверное, полно… – поддакнул Коршунов.

– Что интересно – нет, – покачал головой Торп. – Как раз мошкары там нет. И вообще никакой живности нет – все как вымерло. Нехорошее место.

На лице Коршунова расплылась удовлетворенная улыбка. Он пристукнул пальцем по загадочному символу и поднялся со стула.

– Спасибо вам за чай и за карту, мистер Торп. Думаю, я узнал все, что нужно.

– Погодите, Юрий. Вы что же, собираетесь на болото?