Текст книги "Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории"

Евреи в Феврале

Внимательный анализ событий, предшествовавших Гражданской войне, показывает, что Февральскую революцию полюбили и приветствовали практически все сословия в России, кроме полиции и жандармерии (впрочем, большинство полицейских службу не оставило), включая даже ряд особ царствующего дома. Она породила множество надежд на лучшую, разумную и правильную жизнь.

Церковь немедленно высказалась в том смысле, что у нее нет причин скорбеть о том, что телега романовской империи опрокинулась. После чего сразу же радостно восстановила отмененное Петром Первым патриаршество. Чиновничество, служившее царю верой-правдой, точно так же продолжало служить обоим кабинетам Львова (как чисто буржуазному, так и коалиционному), а потом с тем же усердием – перехватившему власть Керенскому; оно не саботировало, не бастовало. Даже армия поначалу с энтузиазмом шла в новые бои за теперь уже свободную от царя Россию. И все с энтузиазмом ждали Учредительного собрания и готовились к выборам в него.

Но более всех, думается, радовались и ждали перемен к лучшему именно русская интеллигенция и буржуазия. Это была их революция. Об этом свидетельствует множество источников (подробности в моей статье «Апология интеллигенции»). О том, насколько Февраль соответствовал чаяниям интеллигентов, говорит тот факт, что из русских писателей того времени один только Василий Розанов, кажется, не разделял всеобщих восторгов, все же остальные пребывали в эйфории.

Февральская революция окончательно все и всех расставила по своим местам. Как констатировал VI съезд РСДРП (26 июля – 3 августа 1917 года): «Отлив интеллигенции из рядов пролетарской партии, начавшийся в 1905 году, стал массовым после февральской революции, когда классовое содержание деятельности нашей партии неизбежно определило отношение к ней непролетарских элементов» (из резолюции «О пропаганде»).

Это и так, и не так. Да, интеллигенция окончательно и массово побежала от социалистов кто куда, по большей части в кадеты. Но не потому, что проанализировала «классовое содержание» РСДРП. Дело прежде всего в том, что с точки зрения абсолютного большинства интеллигенции, независимо от ее партийной принадлежности, Февральская революция уже совершила все необходимое. И дальше «бунтовать», по интеллигентским понятиям, стало просто вредно, да и незачем. Повторю: Февраль был ее революцией, ее победой[198]198
  Показательно, что февральские настроения доживали свой век в относительно массовом виде в среде русской интеллигенции, но… в эмиграции, несмотря на трагический конец былых иллюзий и надежд. Зинаида Гиппиус была не в одиночестве и даже не в меньшинстве, когда писала в 1921 году: «Вся Россия, все ее громадное большинство, без различия классов… есть единый «союз февралистов»… А большевики – это лишь гроб, в который заколочена сейчас эта новая, февральская, Россия. О, она не умрет… Но чем дольше она лежит в гробу, тем страшнее встанет». Позднее, в 1922 году, она еще крепче добавила: «Как же нам не принимать нашу единую русскую революцию, начавшуюся в 1905 году и завершившуюся победой в феврале – марте 1917 года? Ее должны принять все, кто страдает от ее затмения – великой смуты…». Гиппиус искренне ненавидела Октябрь и большевиков и даже создала в эмиграции «Союз непримиримых», но не разлюбила при этом Февраль, что показательно. Подобную верность Февралю сохраняли весьма многие.


[Закрыть]. На этом России следовало остановиться, утвердиться и всякую дальнейшую революционную деятельность прекратить.

Одна из причин того, что русская интеллигенция приняла Февраль, но затем отторгла Октябрь, состоит как раз в том, что в феврале 1917 года и какое-то время после него среди активных российских политиков евреев было немного. Большинства известных и знаменитых впоследствии еврейских революционеров попросту не было в тот момент в Петербурге и Москве, да и вообще в России. Они находились в эмиграции или в ссылке и не могли решающим образом влиять на события, носившие поначалу достаточно мирный и чинный характер. Известный летописец русского еврейства Шимон Дубнов 17 марта наивно-наблюдательно записал в дневнике: «Еврейство в этой революции не выдвигается, не бросается вперед – тактический шаг, урок 1905 года». Он не угадал, что это вовсе не только тактика: просто в тот момент выдвигаться было особо некому.

Историк, писатель и публицист И. М. Бикерман, один из инициаторов знаменитого сборника «Россия и евреи», писал, что-де среди стоявших за Февралем влиятельных политиков и партий «ни среди генералов, ни среди земцев, ни среди деятелей местного самоуправления евреев не было, по строю русской жизни не могло и быть. В Думе было три еврея, малозначительных и еще менее влиятельных; в Государственном Совете был один еврей, ни разу, кажется, не напомнивший о своем существовании; в военно-промышленных комитетах евреи могли быть, но лишь в незначительном числе и на вторых и третьих ролях. Устанавливается алиби в точном смысле слова. Но кого не было тут или в подобных им учреждениях и объединениях, тот в то время и при тех условиях не мог и вообще оказывать воздействия на политическую жизнь страны»[199]199
  Бикерман И. М. Россия и русское еврейство. // Россия и евреи. – М., Азъ, 2007. – С. 44–45.


[Закрыть].

В наши дни О. В. Будницкий, как и большинство историков, тоже совершенно убежден в том, что «как ни удивительно, евреи, принимавшие столь активное участие в борьбе с самодержавием и, во всяком случае, весьма сочувствовавшие этой борьбе, оказались практически непричастными к его свержению… Объясняется этот «странный» факт очень просто: революция в России была русской по преимуществу революцией и случилась… совсем не для того, чтобы разрешить «еврейский вопрос». «Февраль» продемонстрировал это особенно отчетливо»[200]200
  Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. – М., РОССПЭН, 2006. – С. 68.


[Закрыть]. Будницкий тут ссылается на Дубнова.

На первый взгляд все именно так. Однако не совсем: просто Дубнов, Бикерман, Будницкий и другие не видели, не знали скрытого, тайного – подоплеки Февраля. Мне уже приходилось в главе «Черчилль и евреи» рассказывать подробно о том, что «не всегда видимая простым глазом еврейская составляющая всех русских революций была, на деле, мейнстримом российской политической жизни даже в Феврале». Я поведал читателю о такой малозаметной, но сверхвлиятельной организации, как «Политическое бюро для оказания помощи депутатам-евреям», созданной в 1912 году масоном высокой степени посвящения А. И. Браудо, куда вошли представители всех еврейских политических партий, кроме крайне левых. Ставленником именно этой компании, входившей также в т. н. Еврейскую демократическую группу, изначально был будущий верховный правитель России Александр Керенский.

Не успела рухнуть российская монархия, как еврейская составляющая революции немедленно проявилась вполне открыто. И дело не ограничилось избранием Керенского министром, а затем и главой России. Члены Еврейской демократической группы активно участвовали в политической и общественной жизни. Они прямо не были революционерами, не лезли на авансцену, но оставались, как выразились бы сегодня, модераторами революции, в том числе благодаря масонским связям. И свою дань с Февраля получили сполна.

11 марта 1917 года на собрании в еврейском клубе бундовец Нирнберг недаром призывал, выражая более или менее общее настроение: «Пусть будут евреи сенаторы, офицеры и т. д. Если мы не возьмем всех прав сегодня, то не дадут их завтра»[201]201
  Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. – С. 70.


[Закрыть].

И так ли уж незаметны были евреи в Февральскую революцию? Сам же Будницкий приводит слова Федора Степуна: «На эстраде в те дни чаще других появлялся громадный, громкий, наглый бородач Стеклов, лютый анархо-марксист» (он же Нахамкес). А Либер и Дан настолько часто выступали в Петроградском Совете, что появился даже особый термин – «либерданить»[202]202
  Там же, с. 78


[Закрыть].

И вот 22 марта 1917 года тот же Дубнов отметил с торжеством: «Знаменательный день: сегодня опубликован акт Временного правительства об отмене всех национальных и вероисповедных ограничений, т. е. акт еврейской эмансипации в России. Осуществилась мечта целой жизни, цель страданий и борьбы четырех десятилетий»[203]203
  Дубнов С. М. Книга жизни. – Рига, 1935. – Т. 2, с. 222.


[Закрыть].

Вот так в один день исчезли все ограничения для евреев, столь вдумчиво, тщательно и деликатно отработанные в России за полтораста лет совместного проживания.

Но вряд ли даже Дубнов знал, что в разработке судьбоносного декрета ведущую роль сыграл член еврейского Политбюро по работе с депутатами Л. М. Брамсон (тот самый, который в свое время сделал Керенскому предложение возглавить «трудовиков»). История зачастую творится тайно.

Между тем для революционной еврейской интеллигенции этот декрет прозвучал как стартовый выстрел. Рванувшись из эмиграции в Россию, а из местечек – в столицы после падения монархии, разгрома охранки и упомянутого декрета, она начинает стремительно возрастать в количестве, быстро набирать критическую массу. Возвращались евреи-революционеры и из ссылок, тюрем, чьи двери раскрыло Временное правительство.

Кто позволил им вернуться из-за границы, да еще во время войны? Конечно же – именно свежеиспеченный министр иностранных дел Милюков, который одним из первых же своих распоряжений велел посольствам оказывать помощь возвращению в Россию эмигрантов-революционеров.

Кто распорядился выпустить их на волю, проведя всеобщую амнистию политзаключенных? Конечно же – именно свежеиспеченный министр юстиции Керенский…

Сказанное позволяет утверждать: участие евреев в Феврале было почти незримым, но от того не менее весомым. А уж переход от Февраля к Октябрю роковым образом связан именно с указанными обстоятельствами. В первую очередь, конечно, с фактором реэмиграции и знаменитых «пломбированных вагонов», который историки уже остроумно окрестили прототипом бактериологической войны.

Известный историк революционного движения, осведомленный в его самых закулисных подробностях, В. Л. Бурцев опубликовал 16 октября 1917 года в своей газете «Общее дело» список 159 эмигрантов, пропущенных (точнее бы: запущенных) Германией в Россию в самый разгар войны. Список пассажиров тех вагонов был абсолютно точен; источник – специальный комиссар Временного правительства по ликвидации заграничной охранки С. Г. Сватиков. В этом списке 99 евреев (возможно, больше, т. к. не все расшифрованы), а в самой первой группе из 29 человек, приехавших вместе с В. И. Лениным, их было 17 человек. И среди многих сотен политических эмигрантов, сбежавших еще при Столыпине, но теперь срочно возвращавшихся в Россию, в особенности морем из Америки, евреев было абсолютное большинство.

Вскоре влиятельное еврейское ядро образовалось в руководстве всех левых партий России. Юрий Слезкин указывает, к примеру:

– на I Всероссийском съезде Советов в июне 1917 года по меньшей мере 31 % делегатов-большевиков и 37 % Объединенных социал-демократов были евреями;

– на VI, «большевистском» съезде партии в июле-августе 1917 года, где были широко представлены местные организации из России, на долю евреев пришлось 16 % всех делегатов и 23.7 % членов Центрального комитета;

– на совещании большевистского ЦК 23 октября 1917 года, проголосовавшего за начало вооруженного восстания, евреями были 5 из 12 присутствовавших. Евреями были и трое из семи членов Политбюро, возглавивших Октябрьское восстание (Троцкий, Зиновьев и Григорий Сокольников [Гирш Бриллиант]).

Слезкин делится там же и другой важной информацией: «После Февральской революции все армейские офицеры оказались на подозрении как потенциальные «контрреволюционеры»; новым солдатским комитетам требовались грамотные делегаты; многие грамотные солдаты были евреями. Виктор Шкловский полагал, что в 1917 году евреи составляли около 40 % всех выборных высших должностных лиц в армии. Он и сам был одним из них (комиссаром), а один его знакомый, талантливый еврейский виолончелист, представлял донских казаков. В апреле 1917 года 10 из 24 (41.7 %) членов Бюро Петроградского совета были евреями»[204]204
  Юрий Слезкин. Эра Меркурия. – С. 231.


[Закрыть].

Крайне важной является информация, приводимая Будницким:

«Любопытные результаты дали выборы в местные органы власти, состоявшиеся летом 1917 года… Выборы в городах за пределами черты, где евреи составляли незначительную долю избирателей, и тем не менее по партийным спискам значительное их число было избрано в городские думы…»

Он демонстрирует яркие примеры:

«В Ростове-на-Дону депутатами и городской Думы, и Совета рабочих депутатов были избраны социал-демократы С. М. Гурвич, А. С. Локерман, эсеры Шрайбер, Фрейд, Бердичевский и другие социалисты. Временами среди ораторов, дискутировавших в Думе или Совете, были только евреи».

«В Минске в городскую Думу прошло 28 представителей еврейских партий, что превысило четверть от общего числа «гласных».

«В нескольких городах евреи возглавили городские «парламенты» или органы управления. Член ЦК Бунда А. Вайнштейн… был избран председателем городской Думы в Минске, в Екатеринославле городским головой стал меньшевик Илья Полонский, а его товарищ по партии А. М. Гинзбург… заместителем городского головы Киева. Председателем городской Думы Саратова избрали бундовца Д. Черткова… В июне 1917 года вполне демократическим путем был избран петроградским городским головой эсер Г. И. Шрейдер, а в июле – председателем Московской городской думы эсер О. С. Минор». В Ростове-на-Дону «выборы безоговорочно выиграл социалистический блок (80 мест), кадеты получили 16, остальным досталось 13. Около трети гласных оказались еврейского происхождения».

Тенденция сильнее всего выразится в результатах выборов в Учредительное собрание, к которому так долго и с такими надеждами готовилась страна: «Разительную картину дали выборы в Учредительное собрание… По спискам Еврейского национального блока в Учредительное собрание были избраны сионисты Ю. Д. Бруцкус, А. М. Гольдштейн, московский раввин Я. И. Мазе, В. И. Темкин, Д. М. Коган-Бернштейн, Н. С. Сыркин, близкий в то время к сионистам О. О. Грузенберг, по общему списку РСДРП и Бунда – бундовец Г. И. Лурье. Значительное число евреев прошло по спискам общероссийских, прежде всего социалистических партий. Секретарем Учредительного собрания в единственный день его существования был эсер М. М. Вишняк»[205]205
  Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. – С. 76–81.


[Закрыть].

Это все очень важно! Вот кто на деле пожал плоды Февраля! Вот вам и нейтральность еврейская в Февральской революции! Нет, их активность была, как всегда, очень высока, только выразилась сообразно моменту в захвате власти мирным путем. Не случайно Февральская революция, разрешившая «еврейский вопрос», была одобрительно воспринята американским политическим истеблишментом: США даже стали первой страной, признавшей Временное правительство. О кровной заинтересованности американских евреев в достижении национального равноправия в России писалось выше.

По подсчетам Будницкого, «в политическую элиту России в 1917 – первой половине 1918 года входило немногим более трех тысяч человек. К политической элите нами отнесены депутаты Учредительного собрания, члены ВЦИК, участники Демократического совещания, члены Временного Совета Российской Республики (Предпарламента), Центральных комитетов общероссийских партий, т. е. наиболее значительных представительных органов 1917 – первой половины 1918 года. Хронологические рамки определяются Февральской революцией с одной стороны и установлением однопартийной диктатуры в Советской России в июле 1918 года – с другой. В политическую элиту входило свыше трехсот евреев, присутствовавших во всем спектре российских политических партий и течений – от крайне левых (анархисты, большевики) до оказавшихся на правом фланге кадетов»[206]206
  Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. – С. 77.


[Закрыть].

Отсюда следует: в Феврале евреев на политическом Олимпе почти не было (сидели по тюрьмам, ссылкам и в эмиграции или просто не высовывались, по Дубнову), но в самом скором времени они опомнились и рванули во власть, заняв там 10 %. Февраль, таким образом, дал им всем мощный старт.

Понятно, с каким настроением получившие вожделенное равноправие евреи повыходили в Феврале из политического подполья на божий свет. Перед ними открывалась вполне легальная перспектива по-своему перерешить вопрос о «хозяине в доме» в бесподобной России. За это стоило воевать как угодно и с кем угодно: и с внешними немцами (за весь «дом» как таковой), и с российскими немцами, а главное – с самими русскими (за положение «хозяина»).

В ком-то это пробудило новый патриотизм, «градус» которого «у евреев резко вырос»[207]207
  Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. – С. 177.


[Закрыть], коль скоро «Россия для русских» волшебным образом преобразилась в «Россию для всех». А в ком-то – надежду покончить с исторической Россией и переделать Россию в совсем другую страну, где для «великодержавного шовинизма» «русского держиморды» не будет места. И где еврейство, наконец-то, сведет свои исторические счеты за «вековое угнетение и дискриминацию» (как они считали).

О том, что психология еврея как общественного деятеля, особенно руководителя, имеет свою специфику, известно издавна всем. Некогда тесть Николая Бухарина Юрий Ларин (Ихил-Михл Залманович Лурье), чьи политэкономические теории легли в основу доктрины «военного коммунизма», наблюдательно писал, что в еврейских рабочих наблюдается «особое развитие некоторых черт психологического уклада, необходимых для роли вожаков», которые еще только развиваются в русских рабочих, – исключительная энергия, культурность, солидарность и систематичность[208]208
  Ю. Ларин. Евреи и антисемитизм в СССР. – М. – Л., 1929. – С. 260–262.


[Закрыть].

Уж если такое заметно проявляется даже у рабочих, то что же говорить об еврейской интеллигенции! А между тем самою силою вещей в революцию так или иначе втягивалось все еврейское население Российской империи по причинам, о которых точно рассказал бундовец Р. А. Абрамович, выступая на Московском государственном совещании в августе 1917 года: «Только полное закрепление побед революции, только полная и решительная демократизация всей жизни страны может навсегда положить конец угнетению еврейского народа в России и обеспечить ему… национальное самоуправление… Вот почему еврейские рабочие и трудящиеся, не только как члены великой семьи трудящихся всего мира, не только как граждане свободной России, но и как евреи, кровно заинтересованы в дальнейшем укреплении революции в России»[209]209
  Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. – С. 67.


[Закрыть].

Я утверждаю: Февраль в значительной мере был делом рук русской интеллигенции. Еврейская в этом явного участия почти не принимала, оставаясь за кулисами событий. Но вскоре размежевание между этими двумя основными национальными фракциями прошло быстро, глубоко и решительно. А там и Октябрь подоспел. Бесы революции одержали верх: Октябрь нам являет обратную картину – решающее участие еврейской интеллигенции при незначительном содействии и всемерном противодействии интеллигенции русской.

Русско-еврейская война плавно перешла в Гражданскую войну.

Война: гражданская или этническая?

По сути, Гражданская война началась 6 января 1918 года с исторического разгона большевиками Учредительного собрания, выборы в которое убедительно подтвердили победу еврейских революционеров вообще, но разочаровали конкретно большевиков.

К этому времени в руках евреев надежно удерживались газеты, банки, иные рычаги управления экономикой и общественным мнением. Русский электорат, в массе своей (86 %) состоявший из малограмотных и вовсе неграмотных крестьян, воспитанных в духе христианской национальной индифферентности, не замечал и не желал замечать, кто – люди какой национальности – возглавляет отряды «борцов за социальную справедливость», «борцов за лучшее будущее для трудового народа». Во время выборов в Учредительное собрание, состоявшихся сразу после Октябрьской революции 1917 года, подавляющее большинство избирателей (свыше 90 %) проголосовало за левые партии, причем 58 % и 25 % (соответственно) именно за эсеров и большевиков, чье руководство состояло в основном из евреев. Но большевики – наиболее оголтелая революционная партия – мечтали о всей полноте власти, рвались к ней. И осуществили свой второй (после Октября) переворот, положив начало Гражданской войне. Решающую роль здесь сыграли именно люди с еврейской кровью: Ленин, Свердлов, Троцкий, Дзержинский, Каменев и Зиновьев.

Это не осталось незамеченным современниками. Сразу после разгона «Учредилки», уже 7 января 1918 года все тот же Шимон Дубнов пророчески стенает: «Нам не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков. Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого (Дубнов, как и все тогда, ошибочно считал Ленина русским. – А. С.). Смольный называют втихомолку «Центрожид». Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится… Не простят. Почва для антисемитизма готова».

Еврейские революционеры понимали данные обстоятельства лучше всех. Недаром в первую же (!) ночь после переворота, с 26 на 27 октября 1917 года, большевики добились одобрения Всероссийским съездом Советов «Постановления о борьбе с контрреволюцией», которым запрещались в том числе антиеврейские выступления. А чуть позднее декрет 25 июля 1918 года, принятый сразу после убийства царской семьи Советским правительством по личной инициативе Ленина, объявлял антисемитизм «гибелью для дела рабочей и крестьянской революции» и ставил его вне закона, обрекая нарушителей на немедленную смерть. «Не будет нас – не будет и Советской власти», – ясно понимал еврейский мозг партии. Но евреи делали все для углубления революции еще и потому, что понимали и обратную истину: не станет Советской власти – не станет и евреев, ибо защищать их будет некому, и тогда расплата неминуема.

Об этом понимании лучше всего свидетельствует уникальная книга «Россия и евреи» (Берлин, Основа, 1924). Составившие эту книгу авторы – И. М. Бикерман, Г. А. Ландау, И. О. Левин, Д. О. Линский, В. С. Мандель, Д. С. Пасманик – все до одного евреи, не принявшие революцию и исчезнувшие из революционной России вместе с русской белоэмиграцией. Их позиция, претендующая на объективность, оказалась не ко двору ни среди русских изгнанников, имевших выстраданный, бескомпромиссно твердый взгляд на роковую роль евреев в революции, ни среди еврейской диаспоры. Их устами говорила и пером двигала не только неспокойная совесть, отягощенная страданиями русского народа, но в неменьшей степени и тревога за свой собственный, еврейский народ[210]210
  Тревога более чем обоснованная, как показали события в СССР в 1937–1953 годах и в Германии в 1933–1945 годах, явившиеся своего рода историческим возмездием за деяния «пламенных революционеров» в обеих странах. Так сказать, наглядное действие закона кармы.


[Закрыть]. Логика тут проста и понятна, она ясно выражена в публикуемых текстах:

– обращение «К евреям всех стран!»: «Советская власть отождествляется с еврейской властью, и лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям. Вряд ли в России остался еще такой слой населения, в который не проникла бы эта не знающая границ ненависть к нам. И не только в России. Все, положительно все страны и народы заливаются волнами юдофобии, нагоняемыми бурей, опрокинувшей Русскую державу. Никогда еще над головой еврейского народа не скоплялось столько грозовых туч»;

– И. М. Бикерман: «Русский человек твердит: «Жиды погубили Россию». В этих трех словах и мучительный стон, и надрывный вопль, и скрежет зубовный. И стон этот отдается эхом по всему земному миру… Нисколько не преувеличивая, отнюдь не изображая дела так, будто весь мир занят только нами, нельзя все-таки не видеть, что волны юдофобии заливают теперь страны и народы, а близости отлива еще не заметно. Именно юдофобия: страх перед евреем как перед разрушителем. Вещественным же доказательством, пугающим и ожесточающим, служит плачевная участь России»;

– он же: «Каждый день, каждый час большевицкого владычества увеличивает и без того огромные запасы злобы к нам. Россия уже теперь представляет для нас сплошной пороховой погреб, а взрывчатого вещества все прибавляется. Хватит ли надолго у большевиков силы и умения, чтобы справиться с грозной стихией?»;

– Д. С. Пасманик: «На нас лежит тяжкая ответственность за судьбы России и русского еврейства. Поэтому мы считаем необходимым своевременно указать на содеянные ошибки и на правильные пути к спасению. Мы считаем своим нравственным долгом призвать всех наших единомышленников к борьбе с этим злом, которое растлило Россию, вызвало небывалый рост антисемитизма во всем мире и привело к ужасным погромам в России. Только этой борьбой мы спасем еврейство».

И т. д.

Авторы, безусловно, знали, о чем писали. К моменту выхода книги очень многие страшные подробности в отношении расправ с русским народом, которые ассоциируются с еврейскими революционерами, дорвавшимися до власти в России, были уже широко известны. Юрий Слезкин пишет об этом «неудобном» историческом обстоятельстве так:

«Еврейские имена связаны с двумя наиболее известными и символически значимыми актами Красного террора. В июне 1918 года, в самом начале Гражданской войны, Ленин распорядился об убийстве Николая Второго и его семьи. В организации казни участвовали Свердлов (глава ВЦИКа, бывший помощник аптекаря), Шая Голощекин (комиссар Уральского военного округа, бывший дантист) и Яков Юровский (чекист, руководивший расстрелом и впоследствии уверявший, что лично застрелил царя; бывший часовщик и фотограф)…

Зимой 1920–1921-го, в самом конце Гражданской войны, Бела Кун (председатель Крымского революционного комитета) и Р. С. Землячка (Розалия Залкинд, председатель Крымского комитета партии и дочь богатого киевского купца) руководили уничтожением тысяч беженцев и военнопленных, оставшихся в Крыму после эвакуации Белой армии. За участие в этой операции Землячка получила высшую советскую награду: орден Красного Знамени. Она стала первой женщиной, удостоенной этой чести»[211]211
  Юрий Слезкин. Эра Меркурия. – Сс. 234–235


[Закрыть].

К информации Слезкина следует добавить три важных примечания.

Во-первых, помимо Николая Второго и его семьи в 1918–1919 годах в разных городах России было расстреляно 19 представителей династии Романовых (из них 7 детей) только за принадлежность к царской фамилии. Ряд историков видит в этом следствие той установки («уничтожить всю большую ектению»), которую Ленин в свое время восхищенно заимствовал у создателя «Общества народной расправы», известного террориста-нигилиста русского Сергея Нечаева. Но, на мой взгляд, это лишь попытка свалить вину за цареубийство с больной головы на здоровую. Ведь, кроме того, здесь усматривается и мотив личной мести Володи Ульянова (Ленина) за повешенного старшего брата революционера-террориста Сашу Ульянова. А в общем и целом это злодеяние вытекало, с одной стороны, из цареубийственной традиции, заложенной в России именно евреями еще во времена Александра Второго и Александра Третьего. А с другой стороны, из логики становления юдократии, уничтожавшей даже тень возможной конкуренции со стороны бывшей династии (так Наполеон уничтожил некогда ни в чем не повинного юношу – герцога Энгиенского – только за принадлежность к роду Бурбонов) и сжигавшей все мосты русского народа в «проклятое прошлое».

Во-вторых, решение о терроре в Крыму после ухода Русской армии Врангеля принималось не отдельными злокозненными евреями (Кун, Землячка – исполнители), а непосредственно верхушкой еврейско-большевистской власти: главой государства Лениным, председателем Реввоенсовета Троцким, начальником Чрезвычайки Дзержинским. Непосредственных организаторов Слезкин указал верно. Но кое-что упустил. 14 ноября 1920 года Реввоенсовет Южного фронта принял постановление, в котором говорилось: «Образован Крымревком в составе: председателя – члена РВС Южного фронта Бела Куна, членов: Аиде, Гавена, Меметова, Идрисова, Давыдова-Вульфсона (четыре еврея, два татарина. – А. С.). Крымревкому делегированы неограниченные полномочия». 16 ноября 1920 года Дзержинский послал секретную шифротелеграмму начальнику особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов В. Н. Манцеву: «Примите все меры, чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец… Будет величайшим несчастьем республики, если им удастся просочиться». Во исполнение данного указания на следующий день, 17 ноября 1920 года, распоряжением Реввоенсовета 6-й Армии была организована Особая Военно-Контрольная Комиссия с правами Особого Отдела ВЧК 6-й Армии в составе председателя Айзенберга и членов товарищей Цибина и Берковича. И сразу же против оставшихся в Крыму офицеров Русской армии начался «красный террор». Лев Троцкий, приезда которого ждали в Крыму, заявил в унисон Дзержинскому: «Я не приеду в Крым до тех пор, пока хотя бы один контрреволюционер останется на полуострове». На это отозвался Бела Кун: «Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит». Его главный помощник, начальник политотдела 13-й дивизии и секретарь Крымского обкома Розалия Самойловна Землячка отчитывалась уже в декабре 1920 года о проделанной работе: «Путем регистрации, облав и т. п. было произведено изъятие служивших в войсках Врангеля офицеров и солдат. Большое количество врангелевцев и буржуазии было расстреляно, остальные находятся в концентрационных лагерях».

Всего в Крыму было уничтожено, по разным оценкам, от 20 до 120 тысяч бывших белогвардейцев и сотрудников администрации Врангеля, которых под угрозой расстрела заманивали на учетную регистрацию, необходимую якобы для последующего снабжения документами и трудоустройства, а потом расстреливали или топили в море. (В фильме Никиты Михалкова «Солнечный удар» достоверно показано, как это делалось.) Это было эпизодом планомерного уничтожения русской элиты, который нельзя списать на «эксцесс исполнителя».

В-третьих, Слезкин забыл или не захотел рассказать про третий, самый массовый эпизод антирусского еврейского революционного террора – про расказачивание. Зловещая Директива Оргбюро ЦК РКП (б) от 29 января 1919 года о беспощадном поголовном истреблении «всех верхов казачества» (понятие растяжимое; основные исполнители – командарм Иона Якир, секретарь Донбюро Арон Френкель, евреи) была подготовлена и подписана лично Свердловым. Последствия были страшными, особенно в отношении терского, гребенского, да и донского казачества. Ибо части особого назначения не только расстреливали подряд взрослых мужчин-казаков, но и приходили в казачьи села, где мужчины были на войне, неважно, у красных или у белых, и полностью изымали всякое оружие. После чего с гор спускались горцы – чеченцы, ингуши и др., резали, убивали, насиловали, грабили, угоняли скот… Геноцид казачьего субэтноса есть важнейший эпизод истории геноцида русского народа вообще.

Что и говорить, даже если мы ограничимся только этими, наиболее яркими, примерами[212]212
  К ним можно было бы добавить еще очень многие эпизоды красного террора, ассоциирующиеся с еврейскими именами, например уничтожение в 1918 году более 800 представителей высших сословий Петрограда в ответ на убийство М. С. Урицкого юным Л. И. Каннегиссером или массовые расстрелы той же социальной группы в 1919 году в Москве в ответ на убийство немцами в Берлине Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Но тут стоит только начать – и трудно будет остановиться, тем более что красный террор продолжался и долго после окончания Гражданской войны (например, «Операция Весна», 1931 г., когда было уничтожено свыше 3 тыс., а вообще репрессировано свыше 10 тыс. бывших царских и белых офицеров).


[Закрыть], у авторов книги «Россия и евреи» были все основания опасаться за свой еврейский народ, навлекший на себя ненависть и месть русского народа. Приходится отметить, однако, что даже эта разумная, более чем обоснованная и оправданная постулатами еврейского этноэгоцентризма предусмотрительность не нашла отклика в душах единоплеменников Пасманика и Бикермана. Как заметил их соавтор Ландау: «Во всех народах, переживших подобные испытания, идет процесс самокритики, самопознания, самопретворения – где он в русском еврействе? Я слушал наших критиков, противников. Ни о чем подобном не было у них слышно; точно не о чем тревожиться и не с чем бороться. Виноваты все посторонние – правительство, генералы, крестьяне. Мы же не при чем… Когда некоторые из авторов этого сборника выступили в Берлине с докладами, посвященными еврейской ответственности, еврейскому участию в деле великого развала, – эти выступления были встречены великим возмущением. Даже признавая, гласно или молчаливо, правильность фактических указаний и анализов, выражали негодование или удивление по поводу решимости с ними выйти на гласную арену».

Если это глухое равнодушие к нашей русской боли и трагедии было характерно даже для оказавшегося в относительной безопасности, эмигрировавшего в Европу и отстраненного от российских неурядиц еврейства, то что же говорить о тех евреях, которые остались в России и сами принимали участие в ее преобразовании-убиении?!