Текст книги "Дефолт совести"

Москва. Кремль ждёт «вскрытия»

Последние денёчки бабьего лета генерал-майор юстиции Волин совсем расхворался. Нет, он не простудился или переел грибов, которых в этом году уродилось великое множество. Его болезнь была совершенно другого свойства. У него постоянно кружилась голова. Но не от каких-либо успехов на ниве следствия, а как раз наоборот. Провалы следовали один за другим. Особенно в связи с расследованием серии громких заказных убийств. Волин был в бешенстве от собственной же беспомощности.

Этот основательный и бесконечно трудолюбивый человек ещё ни разу в жизни не получал столько упрёков и оскорблений от непосредственного начальства, как этим утром в кабинете главы ведомства Валерия Беркутова.

Его, прошедшего огонь и воду заслуженного чекиста, едва уцелевшего после трёх ранений в чеченской войне, словно нашкодившего мальчишку, в течение сорока минут руководство распекало как блин на сковороде. Члены коллегии прокуратуры в её нынешнем составе в глазах Волина выглядели не нюхавшими пороха кабинетными крысами, карьеристами с прокурорскими регалиями.

Волин понимал, что шкуру снимают с него неспроста. Ещё до вызова на ковер «доброжелатели» доложили, что опять звонил какой-то очередной кремлёвский чинодрал и в очередной раз требовал от следственной бригады результатов. Следователь даже не стал уточнять, о чём речь. Все были прекрасно осведомлены, чем занимается глава управления: недавними громкими убийствами банкиров и именитой журналистки. Не раскроет? Стало быть, ни ему, ни Беркутову не сносить головы. А мелким сошкам и подавно.

– Да ты пойми, Виталий, – с горечью вспоминал Волин, как сразу после бурного заседания коллегии увещевал его генеральный, давний однокашник и, можно даже сказать, приятель со времён спецшколы. Беркутов явно пытался смикшировать ситуацию. – На президента и правительство тоже наседают все кому не лень. Из Европарламента, Конгресса США, на этих самых Жо восемь, из всяких там правозащитных организаций. Шумиха достигла апогея. Да что мне тебе говорить?! Газет, что ли, не читаешь? Особенно в связи с убийством этой журналистки Полётовой. А мы ни мычим ни телимся…

– Да что ты заладил, Валерка?! Ты-то понимаешь, что все эти убийства заказные? А значит, не-рас-крыва-емые. Пусть ещё вспомнят про убийство Листьева… Тогда совсем уж весело будет. И какого хрена я согласился на это назначение, поддался твоим уговорам? Заметь – твоим, Валерий Харитонович! Твоим! Сидел бы я сейчас у себя на Лубянке, решал бы кроссворды да шахматные задачки! А тут сам чёрт ногу сломит! Чую, плохо моё дело. Вся карьера псу под хвост! Глядишь, так и без пенсии останусь.

– Не каркай. Ты разве забыл, что мы с тобой в одной упряжке? Я сам в этом кресле новичок. – Беркутов с силой ударил по столу. Его лицо напоминало выжатый лимон. Землистое лицо, провалившиеся глаза…

Если генеральный так выглядит, то как выглядит он, подчинённый? – подумал Волин, который давно забыл о нормальном сне в течение хотя бы одной ночи.

– И ни одного реального вещдока? – словно обращаясь к самому себе, спросил Беркутов. Его глаза словно вымаливали надежду.

– Увы. Зато зацепок пруд пруди. Хотя тоже одни предположения и шаблонные версии.

Волин так и не смог добавить начальнику ничего существенного. Уже покидая его кабинет, Виталий Валентинович резко обернулся и сказал:

– Одного я не пойму, Валерий Харитонович.

– Счастливый ты человек. Лично я ничего не понимаю, – грустно улыбнулся Беркутов.

– Сейчас ещё скажи что-то типа: я знаю, что ничего не знаю. Извини, Валерий Харитонович, я ведь не о философии, а о следствии. – Волин попытался вернуть начальника из Сиракуз в центр Москвы, на Большую Дмитровку. – Скажи по совести, кому пришло в голову объединить сразу три безнадёжных дела в одно? Твоя идея? Или кто-то подсказал?

– А что тебе не нравится? Все логично.

– Хороша логика… Ладно! Допустим, убийство Турова на меня повесили по инерции, поскольку я его вёл уже несколько лет. Но на минуточку при этом забыли, что я всю жизнь занимался экономическими преступлениями! А тут – убийство! Где я и где мокруха?! Подожди, старик, не перебивай. Сам собьюсь… Допустим, заниматься кейсом немецкого адвоката – тоже из сферы экономики. Понимаю. Какие-никакие, а деньги, проводки, банкиры. Кстати, должен тебе признаться…

Волина неожиданно замкнуло. Он хотел довести до сведения шефа, что бумаги, о которых только что вспомнил, – всего лишь жалкие копии, которые даже к делу не подошьёшь. Но вовремя остановился. Иначе он должен невольно выдать своего добровольного информатора, отставного полковника ФСБ и старого друга Лёнечку Мацкевича. А этого делать не следовало по многим причинам.

Первая из них заключалась в том, что пришлось бы признать оперативность некоего смехотворного агентства, в котором Мацкевич нынче трудится, которое разыскало Зоммера раньше, чем целая бригада следаков прокуратуры и МВД. Вторая причина была тоже не из простых. В любых конкурирующих ведомствах, тем более спецслужбах, не поощрялось иметь «дружбанов» из вневедомственной среды. Тем более такого, как независимый и неуступчивый Мацкевич. Пока Волин мысленно объяснял сам себе, почему не следует всё доводить до ушей шефа, он намеренно долго пил воду.

– Так в чём ты хотел признаться? – нетерпеливо вернул его к реалиям Беркутов.

– Я хотел признаться, что вешать на меня и мою бригаду роль сыскаря, поручив искать Зоммера, меня унижает и оскорбляет.

– Ты точно это хотел сказать? – недоверчиво спросил хозяин кабинета.

– И не только это. Вершиной вашего сумасшествия, господа, было возложить на нас ещё убийство Аллы Полётовой. Убийство банкиров и журналистов, как говорят в Одессе, две большие разницы…

– Постой, Виталий, не заводись. И не вали всё в одну кучу. Ты же сам установил, что они связаны: Зоммер – досье – Туров—досье – Полётова.

– Ниточка и расследование убийства журналиста принципиально разные вещи. Ведь молва частенько права. То Полётова пострадала из-за досье Турова и Зоммера. То ей отомстили те, кто отмывал деньги за границей. Ты же сам отлично знаешь, насколько некоторые наши высокопоставленные чинуши мстительны.

– Вот видишь, опять пересечение с сомнительными делами Турова, – словно в чём-то всё ещё убеждая старого приятеля и подчинённого, вставил Беркутов. Но Волин не обратил на его слова никакого внимания.

– Наконец, она могла оказаться жертвой своих давних расследований на Кавказе, – постепенно успокаиваясь от мысли, что удалось, наконец, выговориться, подытожил Волин.

Если бы главный следователь прокуратуры страны только знал, как он невольно оказался близок к разгадке по крайней мере одного из загадочных убийств последнего месяца.

– Ты, кажется, хотел уходить, приятель. А вместо этого устроил разборку с начальством. Идите, товарищ, и работайте. Помните: я жду результата. От меня Кремль ждёт результата. От Кремля мир ждёт результата.

– Я-то уйду. И буду работать. Землю рыть буду. Но ответ на мой вопрос так за тобой и остался. Кто же всё-таки велел объединить все эти дела в одно?

Вернувшись к себе, Волин долго размышлял, прав ли он. С этим, конечно, можно было бы поспорить, что, собственно, и пытался сделать Беркутов. Но то, что там, наверху, мало что понимают в перспективах раскрытия заказных убийств, Виталий Валентинович не сомневался. Им, как всегда, вынь да положь. Сочини, обмани, но только чтобы им было чем отчитаться…

На рабочем столе ожил селектор внутренней связи. По загоревшейся зелёной лампочке против фамилии абонента Волин понял, что это Рыльцов. По голосу, схожему в этот момент с чем-то неприличным, он ни за что бы не узнал своего следователя.

– Спустись в столовую. Пожуём.

– Спускаюсь. – Волин отключил селектор прямой связи. Он нашёл майора в дальнем углу столовой, как всегда небритого, но зато в добром расположении духа.

Не говоря ни слова, Волин указал майору на линию раздачи и пошёл сразу туда. Быстро заставив поднос всякой всячиной и не выражая никаких эмоций, он вернулся к столу.

– У нас проблемы, Виталий Валентинович? – вкрадчиво спросил Рыльцов после того, как оба съели суп.

– Есть немного, Глеб Иванович. А у кого их сегодня нет?! Разве что у тебя. Мальчишка, – не без раздражения ответил Волин.

Но майор ничуть не обиделся:

– По банкирским делам? Угадал?

– И по банкирским, и по писательским. А по каким ещё?! Чёрт бы их побрал, вместе взятых! Ты же прекрасно понимаешь, Глебушка, что уже земля начинает гореть под ногами.

– Уже слышал. Вся контора судачит. Даже секретарши. Ну и бог с ними! Зачем так нервничать, товарищ генерал? Если у нас пока нет никаких реальных версий, то, стало быть, их надо придумать.

– То есть как это придумать?

– Очень просто. Как придумывают борзописцы, когда один за другим пекут свои романы. – Рыльцов нагнулся почти к самому столу. – Вот на днях муровцы задержали трёх водил, которые якобы участвовали в кровавой разборке где-то под Луховицами. Правда, один из них тут же при аресте выбросился из окна… Восемь этажей летел, бедняга.

– Кончай ёрничать, майор, и говори по существу… – Волин ослабил галстук и расстегнул пуговицы мундира. В дни коллегии полагалось надевать мундиры.

– Водилы оказались залётными, с Украины. На их съёмной квартире где-то в Царицыно обнаружили целый арсенал огнестрельного оружия. Ну чем не исполнители заказных убийств? Или хотя бы пособники…

– Ты на что намекаешь, Глеб Иванович? – Начальник управления боялся показать младшему по званию, что всего несколько минут назад сам думал о «липе».

– Ни на что я не намекаю. Муровцы почему-то уверены, что эти типы действительно замешаны по крайней мере в одном из убийств. А именно – в расстреле Полётовой и её спутника. Сами подумайте, разве кто будет сигать с восьмого этажа из-за каких-то луховицких разборок?! На этом их муровцы и сломали. Значит, за ними водятся серьёзные грешки…

– Меня не интересует в данный момент, кто кого сломал. Мы всё-таки в прокуратуре.

– В столовой прокуратуры. А это не одно и то же. Почувствуйте разницу, начальник.

«А что? Преступники они и есть преступники. Какое имеет значение, за какое преступление сядут? – внезапно возникла в голове Волина крамольная мысль. – Вдруг и вправду замешаны? Поверить – уже половина дела. Может, что-то да и выгорит. По крайней мере, там, наверху, хоть на время заткнутся».

– Что конкретно предлагаешь, Глеб? – спросил Волин, машинально превращая котлету обратно в фарш.

– Прежде всего заберём двух оставшихся в живых водил к себе. Причём сделаем это, опережая собственный визг. Поработаем с ними в нужном направлении пару дней, и дело с концом. Оформим явку с повинной, посулим поблажки в суде. Таким образом, исполнители или их пособники как бы будут найдены. А мы выиграем время для реальных поисков. Да и начальство немного успокоим…

– А как быть с заказчиками? – озабоченным тоном спросил генерал.

– Заказчиков у нас ищут долго. Точнее, не ищут. То ли привычка, то ли чей-то трезвый расчёт. Это мне немного напоминает детскую игру с родителями в кошки-мышки. Все отлично знают, кто куда спрячется, а делают вид, что найти «мышку» практически невозможно. Только финал различный. Родители, в конце концов, находят чадо, спрячься он даже в мусорном ведре. Куда же им без своего ребёночка?! А для наших ведомств заказчик всегда непосильная обуза. Или в суде оправдают за недостаточностью улик, или адвокаты до суда отмажут. Что вы так заразительно смеётесь, Виталий Валентинович? Я же не смешить вас хотел.

– Так что ты предлагаешь?

– Да я вроде сказал. А может, поступим ещё более конструктивно? Сначала разработаем несколько версий. Какая из них руководству приглянется, ту и будем раскручивать.

– Ну и каналья ты, майор Рыльцов. МУР из тебя так и прёт. Мы же прокуратура, Глеб! Но ты прав в одном, хотя так прямо и не говорил. Истина и правда… Правда всегда у всех разная, а истина одна. Так какая же разница, во что рядится правда?! – всё более и более сживающийся с предложенной идеей, воскликнул прокурорский чин. – Давай забирай у ментов твоих хохлов и тащи сюда!

Через три дня Волин и Рыльцов, устроившись на деревянных топчанах в одном из подвальных спецказематов прокуратуры, с нетерпением ожидали, пока приведут на допрос подследственных.

Помещение представляло собой небольшую комнату без окон с окрашенными белой масляной краской стенами. Металлическая дверь с глазком закрывалась изнутри на грубо сработанную металлическую щеколду. Убранство камеры при небольшой доле фантазии очень смахивало на операционную. С потолка свисала зеркальная лампа, посередине – лежак на резиновых колёсиках, покрытый жёлтой больничной клеёнкой. В дальнем углу к стене был прикреплён огромный рукомойник, рядом с которым на крючке висело белоснежное вафельное полотенце.

Вдоль стен в ряд стояли застеклённые шкафчики с богатым набором инструментов явно не хирургического назначения.

– Это что же, камера пыток?! – нахмурившись, спросил Волин, впервые оказавшийся в подобном помещении. От всего увиденного он невольно ощущал в груди холодок.

– Какие пытки, Виталий Валентинович, бог с вами, – с фарисейской улыбочкой ответил Рыльцов. – Весь этот антураж предназначен исключительно для психического воздействия. Шоковая терапия, так сказать… Видите ли, давно известно, что большинство наших «подопечных», какими бы крутыми ребятами они ни выказывали себя там, наверху, на самом деле трусы. Это только против овцы они молодцы. Но стоит попасть в такую обстановочку, так вмиг скисают. Признаются, заметьте, даже в том, чего никогда не совершали. Причём без какого-либо физического воздействия…

– Как посмотрю, ты в этих делах дока.

– Куда денешься? МУР есть МУР, школа серьёзная.

– И кто ж это инквизиторство придумал? Тоже твои бывшие сослуживцы?

– Ваши, начальник. Группенфюрер Мюллер! Помните «Семнадцать мгновений весны»? Ну, когда он в подвале допрашивает Штирлица?

– Чёрт возьми! Именно такие типы Бога распяли, – брезгливо скривив рот, вымолвил Волин, откровенно недовольный тем, что Рыльцов сравнил его с гестаповским генералом.

– Не Господа, а сына Божьего.

– Ты что, верующий?

– Непонятно. Самому непонятно. Когда верующий, а когда и дьяволом можно назвать, – признался Глеб, оглядывая эту жуткую комнату. – Не люблю я этих новоявленных верующих. Хоть бы сначала научились правильно креститься перед тем, как выходить на люди, – неожиданно выдал странную сентенцию Рыльцов. И сам же, смутившись, замолчал.

…Двое щуплого телосложения парней в наручниках, которых втолкнул в комнату такой же молоденький, как арестованные, сержант, растерянно озирались по сторонам. Легко можно было заметить, что оба находились почти на грани обморока.

– А зачем нас сюда?.. – испуганно проблеял один из них, которого звали Михаил Груздь. – Мы и так признались во всём.

– Значит, не во всём, – зловещим голосом произнёс Рыльцов. – Давайте, хлопцы, быстро признавайтесь, кто из вас порешил Турова?..

– Тарас… Это он… – с готовностью откликнулся всё тот же парень. – Мы только на подхвате были…

– Это который выбросился из окна? – с сомнением в голосе спросил Волин.

– Ну да…

– Понятно, товарищ начальник, теперь эти шавки всё на покойника валить будут, – язвительно улыбаясь, прокомментировал Рыльцов.

– А вы хоть знаете, кто такой Туров? – спросил на всякий случай Волин.

– Не. Не знаю, кого сказали, того и порешили.

– Понятно. А вы знаете, что порешили почти что члена правительства?! За это вам обоим дадут вышку, – подхватив игру шефа, задал свой вопрос Рыльцов.

– Лапшу нам на уши не вешайте, – оживился второй из задержанных парней. – Если он член правительства, то я тогда папа римский. И потом, я точно знаю, что в России уже не дают исключительную меру.

– Смотри какой грамотный. – Рыльцов демонстративно встал. – Мы вас депортируем на родину. Там у вас расстрел ещё не отменён. Вот так-то, молодцы. Не будете сотрудничать в ходе следствия – пеняйте на себя. – Рыльцов демонстративно постучал костяшками пальцев по витринному стеклу. – Хороши штучки, блестящие. Одна беда – не знают жалости к людям.

– Всё ясно. – Начальник управления тоже встал. – Мне пора. А вы продолжайте. Вечером жду с докладом.

Когда Волин ушёл, Глеб приступил к решительным действиям.

Через два часа «под грузом неопровержимых улик» арестованные признали, что помимо убийства в Луховицах участвовали в расправе над двумя неизвестными им мужчиной и женщиной на Киевской трассе. Перепуганные насмерть страшилками Рыльцова, они готовы были максимально подробно описать это убийство следователю. Хотя сами никого не убивали, поскольку были наняты в качестве водителей. На вопрос, кто их нанял, ответ арестованных мало чем отличался от других подобных свидетельств.

Выходило, что всю троицу привезли в Москву какие-то кавказцы, после чего их действия координировали по мобильному телефону. На вопрос, кто нажал на курок, парни упорно твердили одно: тот, кто выбросился из окна, и ещё старший – неизвестный мужчина с акцентом торгашей на базаре.

Ни поджог дачи банкира, ни тем более убийство неизвестного им члена правительства в Битцевском лесопарке наёмные водители брать на себя категорически отказывались…

– Нее, що, мы похожи на сумасшедших? Касательно бабы с мужиком – то согласны, а члена правительства – ни за коврижки, ни за сало, ни за горилку. Мы тут совсем ни при чём… – твёрдо стоял на своём Михаил, который вёл себя более активно. – Спросите у Миколы, он тоже подтвердит.

– Як на духу… – охотно подтвердил Микола, большей частью помалкивавший в подвальном каземате. – Може, Тарас тех, кого вы выспрашиваете, замочил? Тарас и деньги на всех получал. Може, он… Если заказ был дюже богатый…

Этот с виду тупоголовый преступник словно давал бесхитростную подсказку следователям. Мол, чего голову ломаете? Валите на Тараса. А они подтвердят. Правда, косвенно.

Когда после допроса Рыльцов вернулся в управление обрадовать шефа, тот его «обрадовал» сам.

– Вот, пожалуйста, читай, – протянул он листок с пометкой «Срочно!». В убористой текстовке сообщалось о том, что накануне в пригороде Вильнюса был взорван джип «Паджеро», в котором вместе с водителем и двумя охранниками погиб ещё один российский банкир. Как удалось установить, это был олигарх местного масштаба из Ярославля, которого всего как пять дней назад коллеги из МВД объявили во всероссийский розыск. Причина была неоригинальна: соучастие в незаконных операциях с отмыванием денег.

На сей раз убийство было исполнено с особым «изяществом»: некто накачал шины его бронированного автомобиля водородом, и когда на полном ходу колёса разогрелись, произошёл взрыв такой невероятной силы, что собирать вещественные улики литовским полицейским уже не пришлось.

– Мать их за ногу!.. – зло выругался Рыльцов. – Когда же кончится это бл…во?! Такое на наших гастролёров не повесишь. Во-первых, уже сидят. А во-вторых, мозгов у них не хватит, чтоб так изощрённо взрывать! – После чего коротко, но уже без ожидаемого энтузиазма пересказал, чего удалось добиться с Миколой и Михаилом.

– Эх, – тяжело вздохнул Волин, – всё это чепуха – ублажать начальство.

С этими словами он достал из ящика письменного стола небольшую записную книжку и стал лихорадочно перелистывать её в поисках телефонного номера давнего приятеля и сослуживца Мацкевича. «Не растаю, если ещё раз позвоню, – подумал он, – тем более, что Леонид Сергеевич сам недавно помог. Хотя никто его об этом не просил. Во всех этих историях просто необходим сильный аналитик. Позарез необходим».

– А ты, Глеб, съездил бы в ближнее зарубежье. Так, для проформы. А в Литве пусть наши коллеги сами расследуют. Пока, слава богу, от нас помощи не просят. И на том, как говорится, спасибо.

Проводив за дверь молодого следователя, Волин набрал номер телефона, который только что отыскал в телефонной книжке.

Его звонок застал Мацкевича за компьютером в крохотном кабинете, обустроенном в застеклённой лоджии. Тот с огромным внутренним упоением, вопреки далеко не самой высокой компьютерной грамотности и постоянному, доводившему его до слёз, конъюнктивиту, сочинял очередную аналитическую справку. Сняв трубку, он сразу безошибочно узнал всегда почему-то надрывный голос прокурорского начальника.

– Что стряслось, Виталий Валентинович? Обычно ты звонишь с раннего утра, и вдруг так поздно…

– У тебя учусь, мой друг. Помнится, в последний раз ты звонил чуть ли не за полночь.

– Так обстоятельства диктовали, Виталий. Хоть помнишь, по какому поводу я звонил?

– Ещё бы! Конечно, помню.

– Видно, тоже приспичило, раз утра не дождался. Всё кому-то не дают спать эти адвокатские документики? Или, может, уже нашлось и досье Турова?

Мацкевич и представить себе не мог, что на милого, грамотного бывшего обэхээсника взвалили воз и маленькую тележку проблем, связанных со скандальными убийствами.

– Есть причины, Леонид Сергеевич! Посоветоваться надобно… – невесело признался Волин.

– Ну, подъезжай. Но учти, принять смогу только на кухне…

Он быстро вернулся в кухню, где за пару минут сообразил поздний ужин, и вскоре на маленьком кухонном столике стояла бутылка «Столичной» и скромная овощная закусь, включающая в себя крупную редиску с собственного огорода, пару пучков лука, огурцы и помидоры. Хлеба на столе не было. Ни хлеба, ни мяса в любых его вариациях Мацкевич в своём доме давно уже не держал.

Пока он готовился к приходу Волина, размышлял: любопытно, почему генерал вдруг решил лично навестить отставника, а не вызвал в сановный кабинет? Стало быть, дело наверняка конфиденциальное. Видно, что-то у него не заладилось в прокуратуре. Да и какой, собственно, из него важняк и уж тем более начальник важняков? Мужик-то он, конечно, порядочный, цепкий…

В коридоре раздался звонок, и Мацкевич пошёл открывать.

Волин предстал перед ним в лёгком плаще, под которым был тёмно-коричневый костюм. Они долго жали друг друга в объятиях, обменивались восклицаниями, пока, наконец, Мацкевич вдруг не сказал:

– Да на тебе лица нет. Ну-ка быстро прими стопочку да закуси. Иначе с таким доходягой разговора не будет.

– А ты? – спросил Волин.

– Ты же знаешь, что я давно не пью. Но ради тебя пригублю. – Он налил себе немного «Столичной» и жестом показал: давай, старик, вздрогнем. – Ну, докладывай. Что с тобой?

– Не со мной, а со всей нашей свихнувшейся родиной! – Волин сам налил себе ещё рюмку до краев. – Скажи, Леонид мудрый, придёт когда-нибудь конец этому бл…ву?

– Да говори толком, без риторики и глобальных обобщений.

– Собственно, я к тебе за помощью. С большой дружеской просьбой. Но только это строго между нами, лады?

– Я весь внимание, Виталий.

Мацкевич мог позволить себе обращаться к гостю без отчества, поскольку тот был, во-первых, лет на десять младше, а во-вторых, как и многие, когда-то ходил у него в учениках, ещё будучи старлеем.

– Ты, конечно, в курсе… Словом, не успел я заступить на должность, как сразу посыпались все эти беды… Хоть в петлю лезь… Эти проклятые заказные убийства…Так если б одно!.. А то целая серия, словно новый Чикатило. Вот только сегодня в Вильнюсе ещё одного нашего банкирчика отправили к праотцам…

– Знаю, читал в Интернете. Красиво сработали, ничего не скажешь, профессионально, – помрачнев, ответил Мацкевич. – Ну, а чем же я тебе могу помочь? Я как бы теперь не у дел… И вообще. Я что-то не понимаю. При чём ты и убийства банкиров? Ты же занимаешься отмыванием денег, досье Турова, Зоммера… Ну-ка давай подробнее, как с чистого листа.

– Да разве чекист бывает не у дел? Тем более такой битый-перебитый мозгодум, как ты. Меня интересует твоё личное мнение по поводу всех этих нашумевших событий.

– Излагай, – вновь повторил Леонид Сергеевич и приготовился слушать.

Волин довольно в крутых выражениях поведал полковнику, с чем пожаловал. По ходу его рассказа и без того немаленькие глаза Мацкевича всё более и более округлялись. Прекрасно сознавая, что начальник следственного управления прокураты как бы ответственен за всё, что проходит по его ведомству, в голове Мацкевича не укладывалось, при чём тут расследование заказных убийств.

– Да, Виталий, тебе не позавидуешь, – после всего услышанного сочувственно произнёс Леонид Сергеевич и даже похлопал приятеля по плечу. – Что ты от меня ждёшь? Чтобы я распутал клубок, где всё так запутано и переплетено? Это нереально, старик.

– Прошу тебя. Давай попробуем. Начнём с главного.

– С главного, говоришь? – задумчиво пробурчал себе под нос Мацкевич. – Я тут как раз небольшой отчётец крапал для моего работодателя. Сам понимаешь, у меня на это свой заказчик. Получается, что мы как бы конкурирующие организации.

При всей своей мыслительной коме, в которой находился Волин, он уловил юмор приятеля и даже отреагировал:

– Ваша живопырка и прокуратура конкуренты? Ты же понимаешь, что это смешно.

– А я и смеюсь, правда, внутренним смехом. Чтобы не ранить твоё самолюбие, Виталий. Но так или иначе, тебе полезно было бы послушать, почитать… Если хочешь, мы хоть сейчас можем отправиться к Духону. Если он даст добро, то будет отлично.

– Ты это серьёзно? Ночь на дворе.

– Для кого ночь, а для кого лучшее время суток. Ты же знаешь про деление человечества на сов и жаворонков. Это тот самый случай. Подожди здесь, выпей ещё рюмочку, а я позвоню.

Мацкевич вернулся через три минуты.

– Вот видишь, как хорошо, когда хоть один человек за столом трезвенник, – при этом он хитро подмигнул воспрянувшему Волину. – Едем, Валентиныч. В такой час я тебя по Кольцевой дороге за полчаса доставлю. Ты даже протрезветь не успеешь.

– А я и не пьян, чтобы трезветь, – обиделся Волин. – Тоже мне, полбутылки выставил и думает, что кто-то может от двух соточек опьянеть…

Уже входя в лифт, Мацкевич, видно думая о чем-то своём, совсем не к месту спросил:

– Что ж ты, Виталий, зажилил банкет по случаю присвоения генеральского звания? Негоже так! Генеральскую звёздочку всегда в шампанском с коньяком обмывать полагается…

– Так звание-то не наше, а прокурорское… Да и времена уже не те… – тяжело вздохнув, ответил прокурор. Он догадался, что Мацкевич все ещё тоскует по прежней службе, и поспешил замять тему.