Текст книги "Дефолт совести"

– Я анализировал ситуацию, – будто собравшись с мыслями, авторитетно сказал Егоров. – Вы считаете, что любая кара избирательна? Если не воруешь, а берёшь взятки – получишь тюрьму. Если отмываешь деньги – для себя, своих сподвижников, – получишь поцелуй в лоб. – Анекдот, рассказанный часом раньше, явно Зубру понравился. – Нет, господа, избирательна не кара сама по себе, а те, кто её назначает. Кого можно спасти, сидя в Кремле, если не там назначили кару нашему товарищу Лёше Турову?!

– А где же тогда назначили? – Не выдержав напряжения, Осинин подался вперёд, насколько ему могли позволить остатки некогда гигантского живота.

Половинников, наоборот, при этом демонстративно отвернулся и стал смотреть в глубь зала, будто кого-то там выискивая. Он уже почувствовал, как Егоров невольно развенчивает его, Николая Половинникова, ту дутую значимость, с которой он явился перед бывшими сослуживцами и коллегами по реформаторскому цеху. Ведь «киндер-сюрприз» прибыл в Вену исключительно для того, чтобы похвастаться перед остальными. Мол, поддержка обеспечена. Их не тронут. Пусть спят спокойно.

– Если бы я знал, где принимают, – демонстративно прикрыв пушистыми ресницами глаза, дабы не дать усомниться приятелям, что на самом деле он-то знает, где проштамповывают эти решения, Егоров вдруг брякнул: – А Туров пострадал за свой язык – это раз. Стал кричать на всех углах, что он переродился! Стал святее Папы! Он стал трясти перед прессой компроматом на всех и вся – это два. Не надо было этого ему делать. И наконец, по имеющимся у меня сведениям, наш Лёша попытался выйти из игры. Порвать, так сказать, узы.

– С кем? – опять не выдержал напряжения Осинин.

– Можно только догадываться. Все же знают, на кого он работал в последние годы.

По выражению лиц солидных мужчин за столом Зубр понял, что те не знают.

– Я не рву никакие узы, – словно оправдываясь, правда, непонятно перед кем, вновь перевёл разговор на собственную персону Осинин и с грустью вспомнил, как совсем недавно его с матерком распекал бывший завхоз всех россиян, а ныне посол Степан Викторович Белолицев. Как он тогда сказал? Не явился ли я к нему с подставой?

– Да при чём тут вы? – в сердцах осадил его Зубр. – Хотя должен заметить, что вся история человечества – это история предательства. Большого ли, малого ли. Но предательства… Прошу прощения, господа, мне захотелось на воздух.

И не дожидаясь чьего-либо согласия, Зубр вышел.

– Ушёл, слава богу. Тоже мне учитель. Чистеньким захотел остаться. Боюсь, что не получилось, – зло прошептал ему в спину Половинников.

– Слушай, пока колобка нет, скажи, как там тебя встретили в Кремле? Что сказали? Только внятно скажи, – умоляюще попросил Осинин. – Вот Мишка тоже просит.

Голова Веселова уже лежала на руках, но он нашёл в себе силы кивнуть в знак согласия и извиниться перед коллегами. Мол, разомлел у живого огня. И угораздило же его заказывать столик именно в этом месте. Этой экзотикой уже вся Москва напичкана.

– В Кремль я сам не пошёл, – скороговоркой стал рассказывать Стас. – А прямым ходом к Кушакову, тому, который возглавляет Агентство национальной безопасности. Причём не на службу, а на дачу, в Архангельское. Так, подумал, вернее. Бывший премьер удивился, когда застал там не кого-нибудь, а начальника следственного управления Генпрокуратуры Волина. Прокурорский чин также несколько удивился встрече.

– В доме сейчас холодновато… Я распорядился накрыть стол в баньке. Вдруг у кого появится охота попариться, – словно извиняясь, обратился сразу к обоим гостям Кушаков. – К тому же ещё один хороший товарищ должен подъехать. А пока, если не возражаете, прогуляемся. Воздух здесь ядрёный, целительный, можно сказать. Недаром в этих местах Голицыны да Юсуповы дворцы и усадьбы себе строили…

– Что-то я не понимаю, – перебил рассказ Константин, – как вы втроём могли говорить о чём-то серьёзном?

– Если бы втроем, – со значением подчеркнул Половинников. – Я сам удивлялся. Даже поначалу расстроился. Зачем в такую даль тащился?

– Ты не думаешь, Николай, что весь этот спектакль готовился персонально для тебя? – напрямую спросил Веселов, который к тому времени немного пришёл в себя после выпитого и съеденного.

– Естественно, подумал. Мыслишка ведь лежит на поверхности…

Договорить он не успел, так как вернулся Егоров. Но втупую замолчать Половинников счёл слишком демонстративным вызовом.

– Первым нарушил молчание Кушаков, – продолжил рассказчик, неожиданно рассмеявшись. – И знаете, о чём он спросил Волина? В жизни не догадаетесь. – Ответа мужчин за столом ресторана в Венском лесу Николаю не потребовалось. Как ни в чём не бывало он продолжал: – Я чуть не упал, когда он спросил Волина, правду ли говорят, что тот контактирует с некоторыми бывшими олигархами? В частности, с Духоном. И тот не стал отпираться…

– И что? – сразу забеспокоились «бывшие».

– Представляете, этот Виталий Валентинович не стал отпираться, хотя в словах директора Агентства лично я услышал скрытый упрёк. Дальше рассказываю в лицах.

«Не скрою, контактировал в интересах следствия, разумеется. Консультации по банкирским делам», – объяснил прокурор.

«И какая тебе была польза?» – не замедлил поинтересоваться Кушаков.

«Ну, во-первых, Духон бывший крупный банкир и какникак непосредственный свидетель и даже в известном смысле жертва дефолта девяносто восьмого…»

«А при чём тут дефолт?» – неожиданно всполошившись, спросил Кушаков.

«При том, что нити и логика следствия по делу убийства Турова и других банкиров указывают на то, что корни и причины этих преступлений следует искать именно в истории дефолта…» – объяснил ему Волин.

– Так и сказал? – поперхнулся пивом Осинин. Слова «киндер-сюрприза» произвели на него гнетущее впечатление.

– Так и сказал, – подтвердил Половинников. – Да ты не дрожи раньше времени. Мало ли что сказал этот Духон?! Кто ему поверит? И чем докажет?!

– Ты не отвлекайся, дальше рассказывай, – попросил Веселов.

– Дальше мы потопали в баню. Гость Кушакова к тому времени уже прибыл.

Войдя вместе с Кушаковым в предбанник, довольно аляповато оформленный под горницу русской избы, Волин и Половинников застали стоящего к ним спиной возле пылающего жаром камина высокого мужчину лет пятидесяти. Он был в тёмно-сером невзрачном костюме и в светло-голубой рубашке с синим галстуком.

Стоило мужчине повернуться, как оба узнали Илью Ильича Крутова, «серого кардинала» Кремля, которого так за глаза называли все кому не лень.

«Что ж вы, Пётр Семёнович, гостя ждать заставляете?» – с натянутой улыбкой произнёс Крутов, по очереди пожав всем руку, начав почему-то с Волина.

Услышав известную фамилию, венские гости Осинина замолчали, хотя всем явно стало ещё интереснее. Даже Егоров, до этого момента скучавший, с любопытством взглянул на Половинникова.

– Что замолчал? – опять поторопил рассказчика бывший глава Минфина. – Давай дальше повествуй. Только скажи сначала. Вот все кому не лень кричат – Крутов! Крутов! Самая влиятельная и самая загадочная фигура в кремлёвской администрации. Не преувеличивают ли все эти придворные? Может, всё это миф?

– Ты, Мишаня, такие вопросы задаёшь, что так прямо и не ответишь, – явно увиливая, произнёс Половинников. Впрочем, это было неудивительно. Он единственный из присутствующих всё ещё тусовался на госслужбе. – Как ты понимаешь, я с Крутовым никогда чаи не гонял. Но ты сам подумай. Кто при нашем президенте может быть влиятельней его самого?

– Темнишь-то зачем? Нас тут никто не подслушивает. Хочешь – говори. Не хочешь – не говори, – накинулся на Николая Веселов.

– Что ты хочешь, чтоб я сказал? И при чём тут – подслушивают или нет? Конечно, Крутов не просто главный сборщик и подавальщик важнейшей информации для главы государства. На этого человека официально возложена обязанность по защите государственной тайны, допуска и доступа должностных лиц администрации президента к секретным сведениям, относящимся к сфере национальной безопасности.

– Так бы и сказал, – успокоился минфиновец. – Только мне всё равно пока непонятно, как ты там оказался и кого защищал. Может, только себя?

Если бы в этот момент все посмотрели на Егорова, то непременно заметили, что он улыбается. Боже! О каких мелочах думают его бывшие сослуживцы и последователи?! Кто кого защищал?! И кому это важно? Сам Зубр тоже не знал о такой немаловажной подробности, которую сообщил Половинников, но виду не подал, лишь заёрзал на стуле.

…За ужином, устроенным гостям Кушаковым, присутствующие строили из себя рафинированную интеллигенцию и не позволяли себе говорить о делах. К спиртным напиткам никто так и не прикоснулся. На крытом белой скатертью столе присутствовала дорогая, но традиционно-стандартная закусь: копчёные рыбные деликатесы, чёрная и красная икра, мясное ассорти, соленья и салат оливье. И только под конец подали шашлык из свиной вырезки да осетрину на вертеле, что несколько скрасило впечатление. «А вот теперь, Пётр Семенович, можно и по рюмочке хорошего коньячку с лимончиком…» – попросил хозяина Крутов, словно передразнивая ласкательно-уменьшительную лексику Кушакова. Пригубив бокал с «Реми Мартен», кремлёвский чиновник внимательно и пристально посмотрел на главного следователя Генпрокуратуры. «Зная вашу безупречную репутацию, Виталий Валентинович, буду с вами предельно откровенен и лаконичен, – начал он. – Учтите, что я буду говорить, считайте, от имени руководства страны…» «Слушаю вас внимательно, Илья Ильич», – как клятву произнёс Волин и, чтобы как-то расслабиться, тоже приложился к коньяк. «Может, мне надо удалиться? – неожиданно для всех предложил Половинников. – Вы будете говорить о серьёзных делах…» «Не кокетничайте, – мягко оборвал его Крутов, – какие тайны могут быть от бывшего премьера? Так что сидите. Вы никому не мешаете. Тем более что у нас тут своя национальная безопасность. Правильно я говорю, Пётр Семёнович?» Крутов повернулся к Волину, так и не дождавшись какого-либо ответа от слегка осоловевшего от коньяка Кушакова. «У нас к вам два важных поручения, генерал. Одно, так сказать, оперативного плана, а другое – стратегического». «Да рожай ты, наконец, все жилы вытянул», – раздражённо подумал в этот момент Волин.

«По нашим, ещё не до конца проверенным сведениям, нити всех громких убийств, над которыми вы усердно работаете, тянутся за границу. И начало тому, как ни странно, положил иск в Страсбургский суд некого самозванца-учёного из Новосибирска Фролова. О нём вы наверняка слышали». «Как не слышать, – подтвердил Волин. – Мы всем следственным управлением гоняли за неким кейсом Зоммера. Так зовут его адвоката. Но чтобы нити убийства Турова, Полётовой и других тянулись от них? Что-то сомневаюсь». «А вы не сомневайтесь. По агентурным данным, полученным нами из США, деятельность этого Фролова и его адвоката – я имею в виду собранные ими документы – стала представлять угрозу политической стабильности и безопасности страны…» «Так за чем же дело стало? – искренне удивился Волин и вопросительно посмотрел на директора АНБ. – При чём тут прокуратура?» «Ну, рассказывай, Пётр Семёнович, – улыбнувшись, Крутов кивнул Кушакову. – Ты же наша национальная безопасность». «Чего тут рассказывать? Провал!..» – махнул рукой директор АНБ. «Господа, я не понимаю всё-таки, при чём здесь я и моё ведомство?» – с неподдельной тревогой в голосе вновь спросил Волин. «Мы знаем, Виталий Валентинович, что в розыске документов, похищенных у адвоката – ты правильно вспомнил – Зоммера, самое большое участие принял один из твоих следователей». «Было дело. Следователь Рыльцов. Он, собственно, и нашёл портфель с документами». «Вот видишь! – обрадовался Кушаков. – Только там какая-то мутная история с этими поисками. Ты бы, никого не пугая, порасспрашивал Рыльцова. Там замешан какой-то воровской авторитет, но это не так важно, его тоже убили. А вот убийца его, похоже, очень занятная фигура. Кстати, из наших… – Кушаков выразительно постучал пальцами по своему плечу, что означало людей с погонами. – Чуть ли не генерал в прошлом. Так вот, именно он, как мы сейчас подозреваем, мог оказаться убийцей вышеназванных лиц». «Да ну?!» – не стесняясь, присвистнул Волин, а у Половинникова полезли глаза на лоб. Он, наконец, начинал соображать, каким боком оказался в этой компании. «Вот-вот. Я тоже, как и ты, отреагировал, когда познакомился с докладной одного из наших агентов, глубоко законспирированных в тылу потенциального врага. Так что осторожненько потереби твоего Рыльцова. Он явно что-то не договорил, когда составил рапорт о находке кейса Зоммера». «Но вы учтите, Виталий Валентинович, что генералы сами по себе никого не убивают. Они лишь исполняют. Так вот, нам нужен заказчик», – вмешался в разговор Крутов. «Совершенно верно, мы и логику этого заказчика просекли, – Кушаков не сдержался, чтобы не похвастаться. – Этого чёртового иска и чёртовых документов вдруг испугались не у нас, что было бы вполне естественно… – При этом он выразительно посмотрел на бывшего молодого премьера. – Его испугались там, за кордоном. И по неким причинам, которые нет смысла сейчас обсуждать, стали устранять всех, кто, по их мнению, располагал определёнными сведениями. Как мы догадываемся, именно Туров там был ключевой фигурой».

– А Полётова? За что пострадала она? – перебив затянувшееся, но крайне любопытное повествование приятеля, резко спросил Осинин.

Половинников посмотрел на него с каким-то удивлением – мол, что за глупый вопрос?

– Именно это я и спросил у Кушакова. И получил ошеломляющий ответ. Они предполагают, что Полётову убили по ошибке. Дело в том, что она активно общалась с Туровым перед убийством. И заказчик, а может, сам исполнитель решил, что весь компромат Лёшка передал именно ей.

– Логично, – довольно громко прокомментировал Егоров. – Наверняка по ошибке. Только уж ошибочки их больно серьёзные.

Зубр не обратил внимания, как его сотрапезники разом с удивлением посмотрели на него. Нашёлся, мол, ещё один авторитет. Между тем «авторитет» мыслями был уже очень далеко за пределами ресторана в Венском лесу и даже за пределами Вены. В отличие от всей компании он понял всё, что ему следовало понять. Кто-то принёс в Кремль самую настоящую бомбу. Причём бомбу прежде всего не для кремлян, а для него, Зубра. Кто же там у них такой умный? Как сумел просчитать, кому слить информацию дальше? Иначе зачем там оказался Половинников? Эти дураки думают, что он пошёл испрашивать для них индульгенцию, а их Николая пригласили совсем по другому поводу. Стало быть, кто-то раскусил, откуда, возможно, исходит беда. Наверняка из той среды, где вращался сам Туров. Только эти люди могли представлять особую опасность для высокопоставленных чиновников. И именно им был подан своеобразный мессидж. Приходите, мол, сами. И колитесь, пока ещё не поздно.

Зубр был далёк от мысли, что информация предназначена исключительно ему. Он-то и здесь, в Вене, оказался случайно. Просто самому любопытно было. И интуиция в который раз не подвела. Не сегодня, так завтра-послезавтра ищейки Кушакова выйдут на генерала Коржа, а там неизвестно как повернётся. Получалось, и Корж сказал ему не всю правду, когда приволок кейс. Действительно, как может один кейс оказаться сразу в двух местах? То ли некий Рыльцов сторговался с генералом, то ли наоборот. Так или иначе, запахло жареным. Как же всё-таки здорово, что от Коржа он предусмотрительно защитился семью замками!

– Но это ещё не всё, господа. – Периферийным слухом Зубр уловил, что пока он размышлял над создавшейся ситуацией, Половинников стал рассказывать дальше.

– А этого Волина в итоге отстраняют от следствия, – охотно сообщил Николай. – Но как-то больно уж хитро. Крутов ему так и сказал, мол, раскрутит своего следователя на показания и получит очередное повышение – поедет в Лондон, копать под Эленского. Слышали, там майор отравился полонием, дуба дал? Вот пусть и раскручивает дело. «Мне не до шуток, – расстроился Волин, услышав, что его ждёт впереди. – Где мы? И где полоний? Почему бы Пётру Семёновичу с его агентством не заняться этим делом?» «И нам не до шуток! – неожиданно повысил голос „серый кардинал“. – Не забывайтесь, с кем разговариваете. Не вам нас учить, кто и чем должен заниматься. АНБ – политический орган при администрации президента. Так что будьте любезны, завершайте дела, связанные с кейсом, и беритесь за новое направление. Беркутову я уже позвонил. Понятно?» «Мне всё понятно, Илья Ильич», – удручённо ответил Волин, а сам подумал: сколь же прав был его старый кореш Мацкевич, почти точь-в-точь предвосхитивший его судьбу пару месяцев назад на даче у Духона. «Что касается расследования дел, связанных с убийствами банкиров, то это дело, наоборот, Кушаков заберёт себе. А вас настоятельно просим, вплоть до соблюдения формальностей, не проявлять особой прыти и не торопиться». «То есть?! – удивлённо вскинул брови Волин. – Ведь Кремль сам меня торопил с расследованием…» «Обстоятельства изменились. – Крутов исподлобья посмотрел сначала на генерала, а потом выразительно на Половинникова. Мол, понимаете, почему мы так поступаем? И зачем вас сюда пригласили? Мол, исключительно в ваших интересах. – Генерал, вы ведь умный человек и должны понимать, что через год выборы, уже практически началась президентская гонка. И сейчас никому не выгодно, чтобы раскрытие громких заказных убийств подняло со дна всё дерьмо и муть, которые вместе с ними всплывут. Это будет только на руку нашим врагам и политическим авантюристам… Вы же поможете нам в другом! Поедете себе в Лондон бодаться с коллегами из Скотленд-Ярда». – Генерал Волин не верил своим ушам.

– Прости, Коля, я так и не понял, мне есть чего опасаться? – заметно приободрившись, спросил Осинин.

– Успокойся. Ты теперь никому не интересен. Кроме жены и друзей. Кстати, поторопись в столицу, да и вы, ребятки, тоже. Деньги надо заносить. Долг платежом красен.

Дорога без конца
Лабораторная работа № 7

Амстердам. Предложение на десять миллионов

Чечевичная похлебка, которую Ханс Майер с наслаждением поглощал в новомодном ресторане на Херенхрахт-канале, казалась ему необыкновенно вкусной. Отправляя в рот ложку за ложкой обжигающе острую жидкость, он с видимой неохотой отрывался от тарелки, чтобы краем глаза поймать картинку канала «Евроньюс». Если новость представлялась интересной.

Внезапно его внимание привлёк репортаж из Лондона. На экране Майер узнал знакомый профиль Маргарет Флетчер с едва заметной горбинкой на носу. Потом в кадре мелькнул выступающий с какой-то трибуны бывший глава СССР Холмов. Вдруг этот уже изрядно надоевший миру оратор странным образом пошатнулся и, схватившись за сердце, стал сползать на пол.

Закадровый голос вещал очень тихо. Майер напряг слух, но разобрал лишь несколько фраз. Но и их оказалось достаточно, чтобы понять происходящее. Во время выступления с публичной лекцией в Университете Кембриджа лауреат Нобелевской премии мира Сергей Холмов неожиданно почувствовал сильные боли в сердце и потерял сознание.

Инцидент произошёл сразу же после того, как бывшему советскому лидеру из зала был задан странный вопрос: куда в период его руководства страной исчезли сорок миллиардов марок кредита немецкого правительства? Собственно, ответ на вопрос Майера не интересовал совершенно. Уж кто-кто, а он доподлинно знал ту давнюю комбинацию, выстроенную его сподвижником по фонду Дэйвом Блейком.

На Холмова тогда буквально сыпался золотой дождь. Денег под его имя не жалел никто. Ни правительства, ни фонд будущих поколений. Тогда ещё Блейк верил в Холмова, по крайней мере в то, что тот сумеет цивилизовать страну по стандартам Запада.

Блейк оказался, пожалуй, первым, до кого дошло, что Холмов не та лошадка, на которую можно делать ставку. И недолго думая увёл все средства, что сам же под него и выделял, – не то сорок, не то семьдесят миллиардов долларов кредитов, назад, в Европу. Как раз на счета банков, принадлежащих Майеру. Деньги будут нужнее здесь, в фонде, и послужат более удачно. Но уже иному российскому лидеру.

И оказался прав. Хотя из-за этого чуть не поссорился с Флетчер. Та по-прежнему стояла горой за своего протеже. Впрочем, и ей уже нечем было крыть. Бумажный мир, который возводил Холмов в своём отечестве, в одночасье рухнул.

Майер потом долго размышлял, почему Холмов всё же остался в их фонде. На что Блейк заметил:

– Что-то он всё же сделал. Он развратил свой народ пустой болтовней. Гласность… А это была всего лишь болтовня. – Холмову принадлежит чудная фраза, сказанная в момент какой-то очередной говорильни. Типа: «совсем скоро наша страна станет жить хорошо. Но мы этого, увы, не дождёмся». Гениально!

Вспоминая, Майер продолжал прислушиваться к тому, что показывал канал «Евроньюс».

Зоммер! Вопрос, сваливший Холмова с университетской кафедры, задал некий Курт Зоммер из Страсбурга, исследователь новейшей истории России.

Страсбург… Страсбург… Уж ли не тот ли это адвокат, о котором толковал ему Дэйв? Но при чём тут исследователь России? Тот, если память не изменяет, был адвокатом русского парня, так сказать, истца, и по совместительству потенциальным спасителем Блейка.

Майер подозвал официанта и попросил его срочно принести переносную телефонную трубку. Быстро набрав номер сотового телефона агента по имени Клаус ван дер Воорт, он заорал в трубку:

– Ты по-прежнему считаешь мух, Клаус? Продолжаешь искать Зоммера в Страсбурге? А он спокойно задаёт вопросы в Лондоне. И не просто задаёт. Он там дей-ству-ет. Понимаешь?! – Майер весь горел, как спичка.

– А в чём, собственно, дело, герр Майер? Вы велели искать этого адвоката в Страсбурге. Я и искал, – послышался в трубке растерянный голос.

– Если не понимаешь, тогда молчи и слушай. Короче, Клаус, срочно вылетай моим самолётом сюда. Мы немедленно летим в Лондон. Жду тебя на аэродроме под Утрехтом…

Закончив разговор, Ханс решил немедленно связаться с Флетчер. Он прекрасно понимал, что времени в обрез. Адвокату явно надо привлечь внимание к своей персоне. Только зачем ему это надо – Майер ещё не понимал.

В трубке долго слышались безответные гудки. И когда, уже потеряв надежду, он готов был отключиться, раздался спокойный и в то же время не по-женски властный голос баронессы.

– Здравствуй, дорогая Маргарет! Только что видел тебя по телевизору. Выглядишь превосходно! Знаю, у тебя проблемы с твоим русским любимцем. Но об этом после. Сейчас мне срочно нужно, чтобы ты поручила своим головорезам всеми правдами и неправдами выяснить, где остановился этот «историк», – скороговоркой выпалил Майер. – Как какой?.. Тот, что задал вопрос Холмову. Для сведения – его зовут Курт Зоммер.

Похоже, баронесса никак не могла взять в толк, о каком историке идёт речь. А когда поняла, то очень удивилась: зачем её старинному другу понадобился какой-то болтун?

– Только, ради бога, не надо его пугать, а тем более трогать, – продолжал наставлять её Майер. – Мне непременно надо с ним встретиться. По личному делу. Как приземлюсь в Лондоне, сразу перезвоню.

…Добравшись из Кембриджа до своего отеля «Миллениум» в Лондоне, где он остановился, Зоммер сразу принялся упаковывать в чемодан свои нехитрые пожитки. По дороге он позвонил портье и попросил заказать билет на ближайший рейс до Парижа, а ещё лучше – прямо до Страсбурга и, не зная, чем ещё заняться, стал ждать, одновременно пытаясь вздремнуть. Но портье перезвонил буквально через пять минут и с ходу разочаровал. Прямой рейс до Страсбурга будет только завтра в десять утра, а в Париж лучше ехать вечерним поездом: билет на всякий случай он забронировал. В досаде Зоммер с силой швырнул трубку на рычаг. Ему не терпелось как можно скорее убраться из осточертевшего Лондона.

После того, как адвокату чудом удалось убраться из Москвы – так по крайней мере Курт считал сам, он постоянно находился в напряжении. Эта жуткая череда убийств, аварий, пропаж, казалось, полностью истрепала его нервы. Вот почему он надеялся хотя бы в Лондоне не только найти отдохновение, но и отыграться за провал в России. Столь ожидаемый им компромат так и не попал ему в руки и не добавил надежд на будущее материальное благополучие.

Правда, оставалась надежда на загадочную ячейку на пражском вокзале, где для него было припасено нечто интересное – может быть, даже досье покойного русского банкира. По крайней мере, сообщение Полётовой на этот счёт оставляло некоторую надежду.

После тихого, несуетливого Страсбурга Лондон показался Курту слишком шумным, неуютным и чужим. Может, если бы он прожил здесь дня два или три, этот город не столь бы ему опротивел. Но пошёл уже десятый день, пока, наконец, ему удалось дождаться приезда в Лондон великого эксреформатора из России, который прибыл на Британские острова по приглашению фонда баронессы Флетчер с чтением публичных лекций.

Путаные мысли перескакивали с одной темы на другую.

Не приведи господь, если мистер Холмов отдаст концы! – с ужасом подумал Зоммер. А английская Фемида возьмёт и обвинит его в непреднамеренном убийстве нобелевского лауреата. У них тут всё возможно. Спросят, например, зачем выдавал себя за другого человека? Зачем вообще задавал такой странный вопрос? Не может же Зоммер ответить английскому правосудию, что его «научил» глава Европейского суда по правам человека Паоло Конти?! Тут и пресса, и полиция охотно начнут разматывать клубок. Хотя с другой стороны, разве не этого последние месяцы добивался Зоммер?!

Впрочем, пока никто ещё не умер. Но почему всё-таки так всполошился мистер Холмов при упоминании кредита немецкого правительства? Подобная неадекватная реакция определённо указывала на то, что мэтр Конти совершенно не случайно отрядил его в Лондон. Ибо знал гораздо больше, чем говорил… Если предположить, что Холмов, скажем, причастен к расхищению кредитных денег, то он уже давно бы придумал и убедительные аргументы в свою защиту. Тогда почему вопрос некого исследователя новейшей российской истории чуть ли не убил его наповал? Такая реакция может свидетельствовать лишь о том, что мистер Холмов сам понятия не имеет, кто и каким образом увёл эти миллиарды из страны. Хотя тоже чушь получается. Что ему падать в обморок из-за того, чего он не знает? А если знает?! Если знает, то при определённых обстоятельствах можно не только упасть в обморок, но и получить инфаркт, язык проглотить, наконец, отдать богу душу…

В дверь его номера настойчиво стучали.

– Мистер Зоммер, откройте, пожалуйста, со мной лондонская полиция!

Адвокат узнал голос молоденького, смуглолицего портье.

Уже полиция?! Быстро ребята работают.

В дверях рядом с портье стоял долговязый английский полисмен в тёмно-синей униформе. Взглянув на Зоммера усталыми, блёкло-серыми глазами, он гнусаво произнёс:

– Доброе утро, сэр. Извините за беспокойство, но по распоряжению лондонской прокуратуры всем постояльцам отеля в целях их же безопасности предписано немедленно выехать из здания. Для вас уже подготовлены апартаменты в пансионате «Парадайз». Это недалеко, всего в десяти километрах от Лондона. Машина ждёт вас внизу…

– Я и так уезжаю. И поеду отсюда только в аэропорт или на вокзал. С какого вокзала идёт поезд на Париж?

– С вокзала Ватерлоо, – услужливо подсказал портье.

– Отлично, – невозмутимо заметил полицейский. – Передавайте привет Франции, сэр.

С этими словами долговязый блюститель порядка отдал честь и направился к дверям соседнего номера.

– Мистер Зоммер, мистер Зоммер… – неожиданно зашептал всё тот же портье, – вы даже представить себе не можете, что произошло. Об этом написано в утренней прессе! Уже точно установлено, что в баре нашего отеля на первом этаже недавно был отравлен русский шпион…

– Что ты такое несёшь? – удивился адвокат.

– А вы сами почитайте, – обиженно сказал портье. – Тогда всё поймете…

Последовав совету то ли пакистанца, то ли индуса, Курт поднял с пола газету, которую ему ежедневно подсовывали под дверь номера. Обескураженный адвокат стал вчитываться в довольно путаный текст:

«Вчера в больнице Университетского колледжа Лондона на 44-м году жизни скончался Александр Горбатенко – бывший офицер ФСБ России, бежавший в 2000 году в Великобританию и получивший в октябре этого года британский паспорт.

…по имеющимся предварительным данным, можно с уверенностью предположить, что бывший офицер спецслужб России умер насильственной смертью. Установлено, что он был отравлен радиоактивным веществом – полонием-210. Произошло это, скорее всего, в суши-баре отеля «Миллениум», где на кухне и в организме двух служащих бара были обнаружены следы полония-210.

Данную информацию официально подтвердил Скотленд-Ярд. Скорее всего, коллегу-отступника казнили его же бывшие сослуживцы – тайные агенты спецслужб России, имена которых он выдал английской контрразведке.

Предварительные результаты вскрытия уже подтвердили, что главной причиной смерти Горбатенко стало поражение организма радиоактивным полонием-210…»

Только этого ему не хватало! Дочитав газетную публикацию, Зоммер схватился за небольшой чемодан на колёсиках и стремглав кинулся вниз по лестнице. Надо же было ему связаться с русскими! В лобби отеля, напоминающим вокзал перед отправлением поезда, к нему подошёл всё тот же портье. С нескрываемой озабоченностью он заметил:

– Всё это ужасно, сэр. Теперь все мы заложники.

– В каком смысле? – глупо спросил Зоммер, хотя мог бы и сам догадаться.

– Не исключено, что теперь все постояльцы «Миллениума», как и весь персонал, облучены. Говорят, этот полоний такая гадость, без запаха, цвета…

Зоммер безвольно опустился в близлежащее кресло.

Рядом в таком же кресле едва поместился словоохотливый житель Ливерпуля с типично английской расщелиной между верхними передними зубами. Смешно шевеля пышными усами, он не переставая поносил понаехавших в Англию русских.

– Как вы полагаете, сэр, в Ливерпуле могут быть специалисты по лечению последствий отравления полонием? – спросил он.

Зоммер лишь пожал плечами.

– Нет, вы представляете себе, что происходит?! – продолжал мужчина. – Им мало, что скупили все лучшие особняки в Лондоне и вокруг него. Так теперь они нас ещё травят! А эти наши политики и судьи во всём им потакают… Почему мы должны испытывать неудобства из-за этих новых русских? Если они так уж хотят устраивать между собой кровавые разборки и травить друг друга ядами, так пусть занимаются этим у себя, в России…

– Скажите, сэр, далеко ли отсюда до вокзала Ватерлоо? – пытаясь прервать словесный поток соседа, спросил Зоммер. – Мне нужно на поезд до Парижа.

– Неужели решили покинуть Англию? Думаете, это так серьёзно?