Текст книги "Дефолт совести"

Вена. Кому – пули, кому – бабули

Самым мучительным в неожиданном отпуске бывшего главы нацбанка Осинина были, как ни странным может показаться, самые обычные завтраки. Случайные знакомые по отелю всякий раз, проявляя радушие, приглашали вальяжного отдыхающего из России за свой столик и всякий раз обращали внимание на некоторые странности в его поведении за завтраком.

Что бы Осинин ни заказывал пышнотелой тирольской официантке, он неизменно под самыми разными предлогами требовал поменять принесённое ею блюдо. То тарелка недостаточно подогрета. То в безобидном салате он находил овощ, который якобы ему вреден. То ещё что-то. Словом, на придирки он оказался мастак.

Положение усугублялось тем, что официантка все его подобные причуды относила персонально на свой счет, так как не могла даже предположить, что он вёл себя совершенно так же в любом заведении этого курорта. И только лишь тогда, когда ноги несли его в самое неожиданное место, гденибудь на отшибе, Осинин давал волю аппетиту. Ел всё подряд и даже впрок.

Объяснение всему было одно: с недавних пор Константин Дмитриевич стал бояться за свою драгоценную жизнь. Его тоже убьют? Или отравят?

«Драгоценной» жизнь была для Осинина не только потому, что он непотребно любил её всем своим естеством. Просто в отличие от других у чиновника водились деньги. Много денег. Точнее, очень много денег, которые ещё в бытность руководителем банка он накопил, занимаясь крупными финансовыми махинациями.

В известной мере Осинин мог даже гордиться тем, что в пресловутом списке виновников дефолта девяносто восьмого его фамилия числилась в первой десятке, где-то по соседству с тогдашним премьером, главой президентской администрации Огневым и своими заместителями, включая Турова.

Убойный список. Туров уже мёртв! Кто очередная жертва? Ещё не выбрана? Или уже?! С этими мыслями Константин Дмитриевич просыпался и ложился спать уже больше месяца.

Первой забила тревогу жена, Зинаида, когда обнаружила дома в кабинете мужа папку с какими-то вырезками из газет. Точнее, папка лежала на столе Константина уже несколько дней, что само по себе было из ряда вон выходящим: муж никогда не давал бумагам залеживаться без движения. Подогреваемая жгучим любопытством, супруга экс-банкира не удержалась и заглянула в неё.

«Фи, что за чушь? – сразу подумала она. – С каких пор Котик стал делать вырезки из газет?» Но по мере того как до неё стал доходить смысл написанного, супруге банкира стало не по себе.

«…в Вильнюсе вместе с джипом взорвали одного из менеджеров питерского отделения банка „Ростром“ Бабкина…»

«…в Киеве застрелили владельца коммерческого банка Дерко, тесно связанного с российскими финансовыми кругами. Имя этого украинского олигарха упоминали в связи с допросами по делу банкира Турова, убитого более месяца назад…»

Красным фломастером были жирно подчёркнуты именно эти выдержки.

А вот ещё. Супруга перевела взгляд на отдельно лежащий утренний номер газеты «Мегапресс». На первой странице этой «жёлтой» газетёнки ей бросился в глаза заголовок «Пугающая стабильность!».

Публикация изобиловала подробными описаниями случившихся за последнее время в Москве и области нераскрытых убийств. Заканчивалась она текстом, также удостоенным вниманием супруга, поскольку была подчёркнута всё тем же красным фломастером.

«На фоне недавних убийств высокопоставленного банкира Алексея Турова и известной журналистки Аллы Полётовой все последующие трагические события выглядят особенно вызывающе. Реалии, при которых громкие убийства происходят буквально каждую неделю, – это настораживающая «стабильность» для общества в целом и недобрый звонок, точнее – колокол для тех, кто замешан в грязных финансовых авантюрах, связанных с дефолтом…»

Постояв ещё пару минут в кабинете мужа, супруга прислушалась к шорохам ожившей квартиры в районе Смоленской площади.

Эта грозная с виду, мужеподобная баба, напоминавшая своими пышными формами колхозницу знаменитой скульптуры Мухиной, держала на себе дом, регулярно таская в него всё, что попадёт под руку. Одних запасов продуктов, сосредоточенных в доме Осининых, хватило бы, пожалуй, на любую отдельно взятую экспедицию полярников к одному из полюсов.

– Что, Котик, опять перенапрягся мыслями? – первым делом спросила жена, заглянув на кухню.

Она сразу обратила внимание, что завтрак на столе стоял нетронутым, а муж занимался странным делом. Осинин, грузный мужчина лет шестидесяти, с окладистой, аккуратно подстриженной бородкой а-ля рюс, тупо смотрел на свои отёкшие, синюшные ступни, которые он дедовским методом отпаривал в алюминиевом тазике, пытаясь таким образом сбить артериальное давление.

– Ты почему не позавтракал, дорогой?

– Что-то не хочется, – не поднимая головы, буркнул супруг.

– Не ври. Чтобы ты отказался от завтрака?! Да ни в жизнь не поверю. Давай выкладывай. Хотя я уже догадываюсь, что с тобой.

Константин Дмитриевич удивлённо взглянул на супругу и неожиданно спросил:

– Кто сырники готовил?

Слегка опешив, Зинуля уставилась на мужа:

– В каком смысле?

– В смысле, из кулинарии принесла или домработница вчера состряпала?

– Что-то раньше тебя это не волновало, дорогой. Что случилось?

Озираясь, как затравленный зверь, Осинин выпалил:

– На меня готовится покушение. Могут убить. Или отравить…

Жена как стояла, так и плюхнулась на стул. Её халат распахнулся, открыв некогда зазывные места.

– Опять за своё?

Она живо вспомнила о давнем покушении, когда по окнам их прежней квартиры палили из снайперской винтовки. Как потом оба долго тряслись, обивали пороги милиции с требованием гарантировать безопасность.

– Ты думаешь, опять те люди?

– Дура ты, дурой и помрёшь! – заорал на неё Котик. – Какие ещё «те люди»? Если бы я знал, те или не те…

Всплеснув руками, жена запричитала на все лады:

– А ты не бойся. Сейчас не девяносто восьмой год. Так просто даже не укусят, а ты сразу – «убьют или отравят». Пусть только попробуют! Ты же, Котик, теперь в их команде. Голубыми факелами заведуешь как-никак…

– Так Туров тоже заведовал не свечным заводиком, в нацбанке реально был чуть ли не первым лицом. И то мужика убили.

– Тогда, Котик, иди в Кремль. К своим друзьям, Крутову, Смирнову… Да что я тебя учу. Будто сам не знаешь, кому надо в ножки кинуться.

– Ну и дура же ты! – второй раз за утро обозвал жену Осинин. – Что они могут сказать, когда сами, похоже, в полной трясучке?! У всех рыльце в пуху. Скажут, сам, мол, выкручивайся! Им легко так говорить. До них не добраться.

– Как это – «сам выкручивайся»?! Ты ж тогда за всех отдувался. А нервы сейчас треплешь больше всех! Унёс бы больше – не было бы сейчас проблем и всяких там фобий. Спал бы теперь себе спокойно…

«Вот она, железная бабская логика!» – с грустью подумал Осинин, но вслух в третий раз за утро сказал:

– Заткнись, дурила, я никогда не был вором!

– Нет, конечно, вором ты не был! Куда тебе?! – возвращая в холодильник нетронутую еду, язвительно ответила жена. – Ты был просто мелким воришкой! Только дураки вроде тебя копят копейки, а умные миллиарды делают! С ума сойти можно. Бог дал ему возможность хоть на минуточку стать Ротшильдом, а он такой момент прозевал.

– Зачем душу терзаешь?! Я же тебе русским языком говорю, что не сегодня-завтра меня могут убить! – истерично заорал Осинин и неожиданно заплакал.

– Господи, ну кому ты нужен, чтобы тебя убивать?! Туров – дело другое! Он ещё при твоём правлении хорошо разжился. Да и потом зря времени не терял. Сам же не так давно говорил.

– Идиотка! Заткнёшься ты когда-нибудь или нет?! Лучше бы кипятка добавила в таз! – в новом приливе гнева закричал Осинин и тут же почувствовал, как бешено запульсировало в висках.

«А может, и вправду я зря так дёргаюсь? – попытался приглушить в себе страх бывший банкир. – В конце концов, в махинациях с ГКО участвовали не только я с Туровым. Там шуровал вовсю и Мотя Веселов – финансовый министр, и агнец божий – сам премьер Половинников… Проще вспомнить, кто не грел руки на ГКО. Почти все тогдашнее правительство было в деле. Большинство из них и сегодня на коне! Не станут же своего заказывать?!» Лихорадочно размышляя, Осинин панически боялся признаться себе в том, что опасается он как раз этих самых бывших соратников. Именно тех, кто все ещё числится в злополучном подрасстрельном списке.

Словно читая мысли мужа, супруга вдруг заявила:

– Я знаю, что надо делать. Тебе нужно срочно собрать манатки и слетать в Киев! Кто, как не Степан Викторович, может дать тебе дельный совет?! Он единственный человек, которому можно полностью довериться. Женское сердце не обманешь. Он действительно твой благодетель… Ну а если и он даст от ворот поворот – прямо оттуда, дорогой, отправляйся в Австрию. Приведёшь наш домик в порядок, может, даже съездишь подлечить нервишки куда-нибудь в горы. А там и я подъеду.

Пропустив мимо ушей последние фразы из тирады супруги, Константин Дмитриевич задумался. В её словах есть здравая мысль. Осинин хорошо знал, что Степан Викторович Белолицев всегда умел виртуозно косить под своего парня и косноязычного простачка. На самом деле бывший премьер, некогда отец родной для тогда ещё молодого Котика, ничего и никогда не делал себе во вред. Он являл собой удивительный симбиоз энергичного «красного» директора, способного крутым матерным словом решать все проблемы, и одновременно хитрожопого менеджера, обладающего удивительным чутьём находить деньги даже там, где их, казалось бы, не должно быть по определению.

Именно эти качества позволяли Белолицеву оставаться на плаву и пользоваться авторитетом среди властьпредержащих персон и нуворишей обновлённой России, даже когда его сослали на посольство. Но не просто послом, а «смотрящим» за газовой трубой в Европу. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Надо срочно лететь в Киев! Вмиг забыв о гипертоническом кризе, он зашлёпал босыми ногами в спальню. Собираться в дорогу.

Уже на следующее утро, а точнее, с восьми утра Осинин «дежурил» в приёмной Степана Белолицева, который по обыкновению запаздывал.

– Может, ещё чашечку кофе? Степан Викторович обещал скоро прибыть, – извиняющимся тоном обратилась к сидящему на диване бородатому московскому гостю миловидная секретарша. При этом она явно намеренно низко нагнулась над столом, чтобы тот по достоинству мог оценить великолепие её упрятанного под блузку тела.

– Не беспокойтесь, – натянуто улыбнулся Осинин.

Лишь где-то часам к одиннадцати в приёмной наконец появился Степан Викторович.

Белолицев не мог сдержать удивления:

– Сам Осинин! Да ещё в таком виде? Ты когда в последний раз бороду расчёсывал?

– Так я прямо с самолёта, и к вам…

– Велико счастье. Пожаловал. Ну, проходи, если явился.

Когда гость вкратце, перескакивая с одного на другое, изложил причины своего приезда, Степан Викторович ещё долго осмысливал то, что услышал.

– Всё ясно. Но ко мне ты что притопал?! Я что, комиссар Мегре или мать Тереза?! Мне здесь и без тебя проблем хватает! – Белолицев резко провёл ладонью по шее. – Самому впору удавиться.

– Как же вы не понимаете? Я специально приехал к вам за советом. Как мне поступить? Что делать? – с надеждой заглядывая в глаза бывшему покровителю, щебетал Осинин.

– Раньше думать надо было. А сейчас уж поздно. Или сухари сушить, или выжидать. Ты же в Генпрокуратуру с повинной не пойдёшь? – Белолицев достал из ящика письменного стола таблетку «Алка-Зельцера» и бросил в стакан с водой. – Может, и тебе? – участливо предложил он Осинину.

– Что вы, Степан Викторович? Мне без надобности.

– Да? – с сомнением переспросил бывший премьер. – А я почему-то подумал… Усталый вид, борода клоками… Кто знает? Послушай-ка, Костик, а тебя, случаем, не подослали ко мне, а? Что-то мне твой визит не ко двору! Нашёл где укрываться. Здесь уже неделю бригада прокурорских рыщет. Ведь писали даже, что Турова убрали хохлы. Стоит кому-нибудь из них увидеть нас вместе – разговоров не оберёшься.

– Да боже упаси, Степан Викторович, как вы могли такое подумать! – обиделся Осинин. Но известие о следователях прокуратуры его явно насторожило. – А вас не допрашивали по делу Турова? – осторожно спросил он.

– Ещё чего выдумал! Я президенту пожалуюсь. У нас с ним будь спок, всё в порядке. Целуемся при встречах.

– Так, может, вы и за нас похлопочете?

– Не боись, Константин Дмитриевич! – Белолицев вдруг улыбнулся, и лицо его обрело по-мальчишески шкодливое выражение. – Значит, говоришь, когда транзакциями занимался, понемногу крысил? Говоришь, совсем немного так?.. Где-то под десяточку отломил, так?.. Понимаешь, Костик, дело не в количестве украденных бабок, а в том, у кого ты это бабло украл!

– А у кого я украл? – недоумевая, спросил экс-банкир.

– Да у «семьи» ты украл! Вот ведь в чём проблема! А обворовывать родичей – это, брат, самое гнусное из преступлений! Так что ума не приложу, чем тебе подсобить…

Белолицев зевнул и сладко прикрыл глаза, как бы давая понять своему бывшему подопечному, что его присутствие здорово осточертело.

– Но вы-то знаете, что я ни при чём! Я не виновен! Я же действовал по указке сверху! Помогите мне, пожалуйста! – срывая голос на фальцет и впадая в истерическое состояние, закричал Осинин.

– Брось ты здесь орать, как баба с Бессарабки! Такие речи – ещё одна твоя ошибка, сынок. Чем я тебе могу помочь? Когда мог, помогал и вытаскивал тебя из дерьма. В «Факел» определил не на последнюю должность… Что, в конце концов, я тебе отец родной или нянька?! Кстати, ты отсюда куда?

– В Вену собирался. Туда ребята должны были заскочить – Половинников, Веселов…

– Хорошая компания говнюков. Ну и п…дуй туда. До встречи!

…Выйдя из здания посольства в полуобморочном состоянии, Осинин ощутил такую безысходность, что невольно подумал о добровольном уходе из жизни, пока ещё выпущенная хладнокровным киллером пуля не настигла его. Раз убийцы Турова отсюда, то почему бы не расправиться с ним именно здесь?! Константин Дмитриевич даже позавидовал покойному бывшему заместителю, у которого всё было уже позади – и страхи, и сомнения, и угрызения совести. А как жить ему в ожидании кары за прошлые прегрешения?

Помаявшись в Тироле на вынужденной диете и как следует похудев, Осинин вернулся в Вену. В девятнадцатом районе в незапамятные времена он прикупил небольшой домик, но ещё никогда там не жил. Константин не стал звонить никому из знакомых, сам довольно сносно убрал жилище и стал ждать. На днях должен был приехать Половинников, а с ним, может, ещё кто-нибудь из своих.

Пока Осинин в панике бежал из Москвы, о нём уже проявили некоторую заботу. В кабинете главы следственного управления Волина требовательно и громко зазвонил красный телефон. По прямой селекторной связи его в очередной раз вызывал генеральный.

«Опять с утра на ковёр!» – тяжело вздохнув, подумал Виталий Валентинович и нехотя снял трубку.

– Доброе утро, следопыт! – послышался в трубке густой баритон Беркутова.

– Для кого доброе, а кому иначе… – машинально перефразировав слова из известной песенки Окуджавы, ответил генерал. Он ещё не понимал, в какую сторону нынче завернёт начальство.

– Ну как, Виталий, тебя эта статейка в «Мегапрессе» не расстроила? Не бери в голову! Пора бы привыкнуть. Журналюги на то и существуют, чтобы не давать нам спокойно спать!

Тон Беркутова был на удивление спокойным и как будто не предвещал грозы.

– Извините, но я не читал никакой статьи, – спокойно сообщил Волин. – Так что пока и расстраиваться мне как бы нечего.

– Нечего, говоришь? Тогда поднимись ко мне, я тебя тогда сразу всем порадую. Ха-ха…

Волин застал Беркутова беседующим по телефону правительственной связи, поэтому, предусмотрительно оценив ситуацию, попятился назад, к двери. Однако Беркутов энергично замахал руками. Мол, давай заходи.

– Понятно, Илья Ильич, всё понятно. Не беспокойтесь, решим этот вопрос. Да, да, конечно… – как попугай трижды повторил в трубку Беркутов.

По всему было видно, что генеральный пытается поскорее закончить явно пустой телефонный разговор.

Минут через пять телефонный инструктаж из Кремля был закончен, и Беркутов, предварительно взглянув на часы, деловито обратился к генералу:

– Сначала пару слов о газете. Интересная там статейка, доложу я тебе. Такие версии… Интересно, кто этого Багрянского консультирует? Явно какой-нибудь спец из наших. Будет ещё продолжение. Вот я и думаю, как бы узнать, что в нём готовится? Тогда и мы могли бы сориентироваться лучше. Впрочем, что я тебе говорю, если ты газеты не читал. – Беркутов перекинул газету со своего стола на приставной, где устроился Волин. – Пока будешь читать, я тут с бумагами разберусь… – добавил он.

Ничего нового для себя в статье Багрянского начальник следственного управления не увидел. В ней было всё или почти всё из того, что они живо обсуждали той самой ночью у Духона. Журналист придал лишь версиям стройность и добавил отсебятины. Волина так и подмывало сообщить шефу, что и он был одним из соавторов статьи, хотя и косвенно. Но тогда бы пришлось признаваться во всём, а этого Виталий Валентинович делать не желал. Тем более что с той памятной ночи в таком необычном для него кругу Волин не мог не заточить зуб на начальника. Неужели и он не понимает, что подставил старого приятеля?!

– Прочитал?

– Любопытно. Хочешь, я попытаюсь по своим каналам разузнать о дальнейших публикациях? Сдаётся мне, что их будет не две, а больше.

– И пусть себе пишут. Лишь бы нас не дрочили, – грубо высказался Беркутов. И без всякого перехода продолжил: – Послушай, Виталий, тут такое дело… – Тыльной стороной ладоней, словно только что проснувшийся младенец, он потёр глаза. – Я даже не знаю, чего от тебя хотят. Словом, тебя вызывают в администрацию президента. Ты слышал, звонил Крутов? Так он и до этого звонил ещё дважды. Но я так толком не понял, что у них там стряслось…

– Кого вызывают? Что стряслось? – недоверчиво спросил Волин, который сразу уловил, что шеф чего-то недоговаривает.

– Ну, вернее, вызывали меня, но на двенадцать я уже назначил заседание Межведомственной координационной комиссии по борьбе с коррупцией. Поэтому придётся идти тебе.

– Нет уж! Если уж вы не поняли, чего там стряслось в Кремле, то мне и подавно не понять! – не скрывая своего раздражения, повысил голос Волин. – Отправьте туда лучше кого-нибудь из своих замов. Что, у вас замов мало?

Ему действительно жутко не хотелось идти на аудиенцию к «серому кардиналу» Кремля.

– Всё в том же дело. Будто сам не догадываешься! – неожиданно взвился Беркутов. – В серийных убийствах банкиров! Всполошились все вокруг! Особенно бывшие премьеры, министры, их замы, помы. Короче говоря, все «герои» дефолта. Дошло до того, что кое-кто из них явился в Кремль с жалобами и требованиями. Если, мол, мы не можем найти убийц, то хотя бы должны предотвратить аналогичные преступления в будущем. Мол, если мы в ближайшее время не раскроем эти дела, то следующими жертвами могут стать они. Короче, защиты просят…

– Кто конкретно явился? И какой защиты просят? – недоумённо пожал плечами Волин.

– Да вот Крутов говорит, что от их честной братии пришёл сам «киндер-сюрприз», бывший премьер, тьфу ты, запамятовал фамилию! Видишь, склероз наступает по всему фронту.

– Половинников, что ли? Точно, верный кандидат в покойники.

– Ну да, он самый. Не в смысле «кандидат», конечно. А в смысле, что он приходил. Потом звонками доставал бывший директор нацбанка, этот хер с бородкой. Сейчас он опять ведает финансами, в «Факеле», если память не изменяет.

– Дальше? – заёрзал в кресле Волин, предчувствуя новые для себя проблемы. – Если боятся, значит, есть за что. Пускай удваивают, утраивают себе охрану. Мы при чём?

– А то, что все эти особы, так сказать, особо приближённые к «семье» Уралова. Сейчас они трясутся от страха, опасаясь, что с ними может произойти то же самое, что с Туровым. Кстати, Виталий, ты, случаем, ничего не слышал о пресловутом расстрельном списке? Тогда, сразу после дефолта, говорят, его ещё Гайдамак собственноручно составлял. Но никто толком его не видел. Или не хочет признаться в том, что видел. И что он, например, в списке под первым номером.

– Ты о ком? – с нескрываемым любопытством попытался уточнить Волин.

– Это я так. Фигурально. А вспомнил к тому, что, может, поспрашиваешь знающих людей?

– Ага, щас! Гайдамак только и ждёт нашего допроса! – В этот момент душа Волина почему-то запела курским соловьём. – Вот здорово! Стало быть, на воре шапка горит! Рано или поздно до всех доберёмся. Так что пусть эти бздуны поскорее драпают за границу… Тогда и у нас особо важных дел поубавится, а то совсем зашились с этими заказными убийствами. Небось все эти ребятки немало денежек скопили на своих счетах за рубежом. А заодно и паспортов чужеземных. Недаром писали, правда давно, что этот самый «калиф на час» Половинников уже предпринимал попытки легализоваться в США.

– Так ты что, серьёзно о списке ничего не слышал? – хитро взглянув в глаза Волину, вернулся к теме Беркутов. Но не получив ответа, добавил: – Тогда заканчиваем демагогией заниматься и лясы точить! Звони немедленно в Кремль и разбирайся там, что да как!

– Вы меня, конечно, извините, товарищ генеральный, но никуда я не отправлюсь! – Волин едва сдерживался, чтобы не выругаться последними словами. – У меня тоже на сегодня назначен следственный эксперимент с теми двумя подследственными шофёрами. И потом, простите, мне некогда подтирать задницы проворовавшимся чинушам, кем бы они в прошлом ни были!

– Что значит – не пойдёшь?! Что значит – подтирать задницы?! – выпучив от удивления невыразительно-блёклые голубые глаза, заорал Беркутов. – Ты соображаешь, что ты несёшь?!

– Я-то соображаю, а вот некоторые!.. – в свою очередь повысив голос, ответил Волин, но тут же осёкся. Сработала профессиональная выдержка бывшего чекиста, и собравшись, уже спокойным тоном продолжил: – На самом деле, Валерий, надо заканчивать эту игру, будто мы ничего не видим и ничего не знаем. Мы всё-таки прокуратура, а не фирма по доставке обедов на дом. Должен всему быть предел. Мы, в конце концов, блюстители закона и законности. Ведь, по правде говоря, не Крутов нас должен вызывать в Кремль, а мы – Крутова! Нельзя же бесконечно быть на побегушках у этих кукловодов!

– Ты прав, конечно! Но… – Беркутов, тоже неожиданно охладив свой пыл, задумчиво уставился в потолок. – Вот построим правовое государство, тогда другое дело! Ну прошу тебя, Виталий, не в службу, а в дружбу – сходи ты к Крутову, а… – Генпрокурор умоляющим взглядом посмотрел на Волина.

– Опять сказка про белого бычка, – в отчаянии махнул рукой Волин и поднялся с места. – Ладно, сбегаю, благо недалеко. Но учти, это в последний раз.

– Не зарекайся, Виталий! – На лице генпрокурора отразилась горькая ухмылка.

Волин уже был почти на пороге начальственного кабинета, когда в комнате вдруг раздалась приглушённая трель аппарата правительственной связи. Генерал невольно остановился, интуитивно почувствовав, что сейчас ситуация может измениться.

– Беркутов у аппарата! Да, я всё понял, Илья Ильич. Спасибо! Всего доброго!

Повесив трубку, генпрокурор неожиданно расплылся в довольной улыбке:

– На этот раз нас с тобой пронесло!..

– В каком смысле пронесло? – не удержался от смеха Волин.

– Как в каком?! – не уловив двусмысленности в фразе, недоумённо уставился на него Беркутов. – Слышал? Аудиенция на сегодня откладывается. Так что занимайся своими делами. Но всё-таки будь готов на всякий случай!

– Ага, на всякий случай подмоюсь… – уже захлопнув за собой дверь кабинета, пробурчал себе по нос Волин.

– Боже! – чуть ли не на весь Венский лес или по крайней мере на ту его часть, где собралась компания, заорал в приливе эмоций Николай Половинников и трижды кувыркнулся на траве. – Тыщу лет не был в Вене! Здорово!

«Точно, „киндер-сюрприз“, – нелицеприятно подумал Осинин и неожиданно вдруг позавидовал Николаю. Что тот с президентом так удачно сошёлся на спортивной ниве. Кидали ли они друг друга на татами или нет – загадка. Но факт – прыгает при нём, как кузнечик, с должности на должность и в ус не дует.

– Если бы ещё собрались по другому поводу, тогда было бы совсем здорово, – заметил он вслух.

– Бросьте вы, право, бежать впереди паровоза, уважаемый, Константин Дмитриевич. Все в порядке. Вена. Свежий воздух. Сейчас местных кур отведаем. Или кто козлятинку предпочитает? Тут жарят замечательную козлятину.

– Мне всё равно, – ответил Осинин. – А вы как, Юрий Титович?

Третьим в их нынешней компании оказался сам Егоров, чье имя даже спустя пятнадцать лет после его исхода из власти все ещё являлось для большинства россиян, как красная тряпка для быка. Но в компании «яйцеголовых», Егоров был и оставался непререкаемым авторитетом. Все отлично помнили, что прежде всего именно с ним на рубеже прошлого века предпочитал вести диалог Запад. Ну, может быть, ещё Огнев удостаивался подобного внимания, который почему-то так и не собрался в Вену.

– Я, пожалуй, оставлю выбор за Мишей. Глядите, он уже бежит назад. Что заказал в ресторане, с тем и смирюсь, – облизывая губы, прошамкал Егоров.

Чётвертым в их компании был тот самый Веселов, окончательно облысевший со времен пребывания в Минфине. Тот самый финансовый фокусник, похоронивший с остальными сотоварищами первые всходы российского среднего класса.

– Ну, держись, Осинин! – ещё не отдышавшись, возбуждённо закричал он. – Поскольку ты нас сегодня гуляешь, я заказал по полной программе. Жаль только, что с вами не выпьешь как следует. Один не пьёт. Другой тоже не пьёт…

– Лично я выпью, – пробасил Константин. – Хотя если начистоту, все эти рестораны, тем более с выпивкой, как-то несвоевременно.

– Но питаться как-то же надо. Глядите, Егоров какой истощённый. Щёки впали.

Все дружно рассмеялись, даже Юрий Титович, который счёл необходимым по пути к ресторану через зелёное поле объясниться по поводу собственного похудания.

– Заметьте. Никакой диеты. Если, конечно, желудок не побаливает. Только спорт, длительные прогулки…

– Ну да, спорт, прогулки. Совсем как Туров… Не боитесь ли, господа, что на одной из прогулок получите пулю в живот и контрольный поцелуй в голову?

– Почему поцелуй? – не понял Егоров, остановившись.

– Это он анекдот вспомнил, – охотно пояснил Николай Половинников. – Только ты всё преувеличиваешь, Константин Дмитриевич. Чего ты-то боишься?

– Боюсь, друзья. Боюсь. Вот иду в ресторан и боюсь, что там меня отравят.

– И нас вместе с тобой? – секунду подумав над подобной перспективой, спросил Веселов и совсем уж неожиданно добавил: – Милая перспектива. А ты, кстати, с кем-нибудь делился, что поведёшь нас сюда?

– Конечно же нет. Ты же сам заказывал. Береженого Бог бережет, – поспешил успокоить Осинин.

– Что вы с ума все посходили? – нервно заговорил Половинников. – Я же в машине русским языком сказал, что беспокоиться нечего.

– Во-первых, ещё не все посходили, – тактично заметил Егоров. – А во-вторых, всё-таки интересно, что вы там, в Кремле, выхлопотали для нас, уважаемый Николай. Хотя, насколько я понимаю, тамошние сидельцы вряд ли способны дать индульгенцию, что ни с кем из нас ничего плохого не случится. Если бы вы ещё сказали, что на нашу собственность не позарятся, то это ещё куда ни шло. Можно поверить. И знаете почему?

– Я знаю. Я знаю почему, – как на уроке поднял руку Веселов. – Потому что у нас нет ни заводов, ни терминалов, ни буровых вышек.

– Примерно это я и хотел сказать, – согласился Егоров, – но с одной лишь ремаркой. Индульгенцию там не дают. А вот заказ иного рода…

– Вы имеете в виду Турова? Надеждина? – в ужасе спросил Осинин. – Но им зачем это нужно? Уж кто-кто, а они не пострадали никоим образом ни в дефолт, ни до него, ни после него.

Компания уже приблизилась к ресторану «Вальшинкен» – длинному одноэтажному строению, стилизованному под избу на неком скотном дворе. Бывая здесь раньше, все, безусловно, знали это заведение, где всегда было вкусно, людно, шумно. Последнее условие, учитывая тему их встречи, было немаловажным.

Когда подали еду – кому зажаренных на гриле кур и баранину, кому крольчатину в сметане, в центре стола на всех поставили большую миску знаменитого венского картофельного салата, разговор как бы свернулся сам собой. Все с видимым удовольствием занялись поглощением недурной пищи.

Особенно усердствовал всерьёз изголодавшийся Осинин. Кости барана в его руках трещали, как щепки для костра. Впрочем, и сотоварищи тоже не отставали. Даже Егоров с неимоверной скоростью поглощал кроличий бульон, хорошо сдобренный пряностями и сметаной.

Вино, как было объявлено ранее, пили лишь Веселов и Осинин. Вдруг все разом заделавшись венскими патриотами, отказались от Бордо и пили исключительно молодое вино из долины Вахау. Только насытившись, они позволили себе думать о чём-то другом.

– Вы, Константин Дмитриевич, всё вспоминаете покойного Турова и как бы примеряете его судьбу на себя, – неожиданно для всех осмелел Веселов. – Так вот что я вам скажу. Оставьте, господа, Турова в покое. Не обижайтесь, но он – это далеко не вы. А вы уж совершенно точно на Турова не похожи.

– Это ещё почему? – усердно вытирая бородку салфеткой, явно обиженно спросил Осинин.

– Котик, не строй из себя козлика. Чего тебе непонятно? Это я должен на самом деле дрожать. А может, даже лежать рядом с Туровым. Потому что никто из вас не марался в грязных деньгах, как мы с покойником, не стирал их, не отмывал, называйте как соблаговолите. Вы всегда жили по принципу: что и, главное, сколько поднесут на тарелочке с голубой каёмочкой – на том и спасибо. Я не беру, разумеется, в расчёт ваши увлекательные игры на стоке. Простите, Юрий Титович, если я вас чем-то обидел, – Веселов персонально обратился к Егорову.

– Ну, почему же, почему же… Вы в принципе достаточно верно расставляете акценты. С одной лишь оговоркой…

Юрий Титович ещё даже не успел сказать, с какой именно оговоркой, как по неким, доселе не известным ноткам в голосе сотрапезника все поняли, с ним произошло что-то не то. Скромный гений реформ действительно повёл себя неадекватно. Сначала резко отодвинул от себя тарелку, а потом демонстративно задумался. Пусть видят, что он размышляет. Говорить или смолчать?

Возможно, в иной ситуации Зубр предусмотрительно не полез бы на рожон. Но постоянно, особенно в последнее время, наступать себе на горло уже не хватало сил. Тем более своим сверхинтеллектуальным умом Юрий Титович глубоко понимал, что в его ещё недавно удивительно размеренной жизни наступают смутные дни. А может, и годы?

Ему вдруг захотелось, будь он совсем юным мальчишкой во дворе, оттаскать Осинина за неопрятную бороду, этого законсервированного, словно в рассоле, Николая Половинникова отхлестать по тощей заднице, а Мишку Веселова изо всех сил стукнуть ложкой по лысине. Все они в мгновение ока стали Зубру ненавистны. Так пусть услышат.