Текст книги "Дефолт совести"

– Пожалуйста, госпожа Гордон.

Лилия встала, предоставив мужчинам возможность полюбоваться её великолепной фигурой, затянутой в строгий деловой костюм.

– Я действительно могу подтвердить, что это Зубр и что он работал на Блейка, поскольку сама на протяжении семи последних лет тоже работала на него.

– Как близко? – не подумав, решил уточнить Кушаков для пущей убедительности её слов.

– Ближе некуда, – ни капли не стесняясь, произнесла Монашка, – я была его личным врачом. Его психотерапевтом.

Зубр слушал достаточно спокойно ещё и потому, что слышал об этой женщине впервые в жизни.

– С чего вы решили, что некий Зубр – это и есть я? – вежливо спросил он.

– Я знаю, кто вы здесь. Знаю от Пита Гудвина, что вас давно завербовал Корсар. И ещё у меня имеются его дневники. Там чёрным по белому всё изложено. Зачитать?

Лилия достала из сумочки крокодиловой кожи небольшого формата, но довольно пухлый блокнот с золотым тиснением на переплёте.

– Почему вы не сдали вещдок куда следует? – не преминул строго спросить Кушаков, жадно глядя на блокнот.

– Здесь много личного, – жёстко отрезала она, видимо, временно забыв, что формально находится на службе. – И потом, никакой суд не станет рассматривать его в виде доказательства. В этом Юрий Титович прав…

– Мы и не на суде. У нас тут разговор по понятиям. По крайней мере, пока, – оборвал женщину Крутов и неожиданно спросил: – Что же в этом дневнике такого, что вы, товарищ Гордон, боитесь предъявить начальству?

– Если вы настаиваете, то лично вам, наедине, я так и быть, зачитаю некоторые фрагменты. Например, вот этот.

Быстро открыв блокнот, она стала читать.

«…лежи спокойно, Дэйв, я сама всё сделаю, – прошептала Лилия таким страстным и волнующим голосом, что только от одной мысли о том, что она сейчас будет делать, я разразился…» Читать дальше?

– Не надо, – холодно сказал Крутов, а про себя подумал, что женщина излишне дерзка. Может, Кушаков прав и она уже перевербована ЦРУ? Тогда её надо просто убрать. В игре хватит одного Егорова.

Если бы в этот момент отставной полковник Мацкевич присутствовал на встрече, он наверняка разгадал бы ход мыслей кремлёвского аппаратчика и проклял всё на свете. Зачем только он взял на себя грех и согласился стать Настоятелем?! Внутреннюю свободу Лилии нельзя принимать за предательство. Если Кушаков и иже с ним ошибутся, ей не жить. И он, только он будет в этом виноват…

Отвернувшись от Монашки, Илья Ильич пристально посмотрел на Зубра:

– Нам многое о вас известно. Даже то, что деньги пресловутого фонда вы намеревались «завести» под выборы президента, сделав ставку на экс-премьера Красавцева или на худой конец Ященко, возглавляющих партию «Новый путь». Честно говоря, не очень удачный выбор…

«Неужели подвела „штучка“? – подумал в этот момент Зубр, быстро сообразив, что содержание беседы на юбилее Ященко каким-то образом стало известно людям Кушакова. – Вот и верь потом в заграничные спецсредства».

– Так или иначе, вы, как умный человек, должны понимать, что оранжевой революции у вас не получится.

Крутов неожиданно замолк, словно стал к чему-то прислушиваться.

– Чёрт возьми, покурить захотелось, хотя я давно уже бросил. Вы, конечно, тоже не курите?

– Нет, – сухо ответил Зубр, удивляясь тому, как умело ведёт беседу кремлёвский советник. Схватил за горло и тут же ослабил хватку. Загнал в угол и сразу же даёт время выбраться из него. – Если вы, Илья Ильич, располагаете неопровержимыми доказательствами, то почему я до сих пор в вашем кабинете, а не в Лефортовском изоляторе? Господин Беркутов, как я понимаю, для того здесь и присутствует, чтобы подписать санкцию. Что ж, я готов. Тем более что у нас в стране давно не было диссидентов и политических узников.

– Засадить вас в камеру-люкс под каким-нибудь другим юридически обоснованным предлогом было бы проще всего! Например, вы являлись заказчиком Коржа на убийства банкиров. Чем не основание?

– Мёртвого Коржа, – осторожно заметил Зубр и вдруг схватился за сердце.

– Может, воды или врача? – участливо спросил Крутов.

– Обойдусь. Бывает. Через минуту всё пройдёт, – едва вымолвил Юрий Титович. Именно в эти мгновения в его голове что-то прояснилось. До него неожиданно дошло, что убийства действительно дело рук Коржа и его подельников. Это же наверняка Ван дер Воорт его подрядил на отстрел, когда Корж летал в Амстердам! А получение визы кто ему помогал ускорить? Он, Егоров…

– Вы же сами прекрасно знаете, что мёртвые порой свидетельствуют убедительнее, чем живые, – хитро улыбнувшись, сказал Крутов, но тут же улыбка погасла на его лице. Крутов удивлённо смотрел куда-то в сторону.

Невольно обернувшись, Зубр увидел, как в кабинет советника входил не кто иной, как сам президент. Все, за исключением женщины и бедного Егорова, только что убитого наповал собственным открытием, повскакали с кресел.

– Сидите, сидите, – довольно весело сказал президент. – Я всё-таки решил включиться в вашу беседу. Разговор, как я понимаю, пока у вас получается бесперспективным.

Президент по-хозяйски устроился в торце стола.

– Вы совершенно правы, – первым вышел из оцепенения его ближайший советник. – Господин Егоров упорно не идёт на диалог. Говорит, что из него хотят сделать диссидента…

– Не знаю, что Юрий Титович говорит вам, но делать из него политического мученика было бы крайне глупо. Кому от этого будет польза?! – рассмеялся президент, однако его серо-стальные глаза оставались по-прежнему холодными. – Сами посудите! Поднялась бы пресса, адвокаты, правозащитники всех мастей. Уверен, конгресс США незамедлительно высказал бы своё осуждение. Нам это надо? Как я понимаю ситуацию и насколько я знаю господина Егорова, он последовательный демократ и по-своему борется за торжество демократии в России. Отсюда и его искреннее участие в так называемом фонде будущих поколений… Кстати, примите мои искренние соболезнования в связи с кончиной главы фонда мистера Блейка и гибелью его единомышленников. Говорят, страшная трагедия произошла там, на Ки Уэсте?

– Кто говорит? – невольно вырвалось у Зубра.

– Извините меня, конечно, но вы что-то стали плохо соображать, Юрий Титович. Кто ещё мог сообщить, как не наша российская Мата Хари?

Президент отвесил персональный галантный поклон Лилии Гордон, по-прежнему молча сидящий вдали от главного стола.

– Кстати, хватит там сидеть будто в ссылке. Присаживайтесь поближе к нам.

Она могла понравиться любому мужчине.

– Садитесь рядом, – предложил президент и отодвинул для неё кресло слева от себя.

– Итак, господа… – Президент сосредоточенно наморщил лоб, явно желая сказать нечто веское, но его неожиданно опередил Зубр.

– Может, перестанем, наконец, говорить загадками и полунамёками? – густо покраснев, обратился он к главе государства. – Зачем всё-таки меня сюда вызвали? Неужели лишь для того, чтобы сообщить, что я сволочь и предатель Родины?.. Что, по моему мнению, не соответствует действительному положению вещей. Я уже взрослый мальчик. И у меня есть убеждения, согласно которым живу и действую.

– Вы, видимо, пропустили мимо ушей мои слова о том, что вы истинный и последовательный демократ, – прокашлявшись в кулак, возразил президент. – И лично я вас за это уважаю. Но согласитесь, статьи статьями, а жизнь, между тем, сама по себе. Ох уж мне эти теоретики. Простите, я не вас в данном случае имел в виду.

Он и вправду с давних пор уважал Егорова за его твёрдый характер и последовательность. Не зря его называли бульдозеристом реформ. Но всё это было тогда… Сейчас в президенте боролись противоречивые эмоции.

Прежде чем решиться лично вмешаться во всю эту необычную историю, он долго размышлял над ней. Но вчера, сразу после заседания Совбеза, президент наконец признался сам себе в том, что разделяет многие взгляды и воззрения Егорова относительно совершенствования государственно-политического устройства России. Он так и сказал немногочисленному кругу присутствующих на заседании: разделяет!

– Пора Егорову вновь послужить отечеству! Судя по всему, он созрел для этой роли…

Собственно, для этого президент и решился выйти на авансцену. Будь он в начале своего президентского срока, то ещё сто раз подумал, прежде чем решиться на этот довольно спорный шаг. Проще было бы вообще отмахнуться от распутывания истории с фондом и всем, что с ним связано. Ну и пусть себе строит козни. Мало ли «радетелей» за Россию?! В конце концов, собака лает, а караван идёт…

Но именно сейчас, на пороге мучительных поисков преемников, кандидатов, как их ни называй, что-то ещё до конца неуловимое задело его за живое и не позволяло отложить всё «на потом». На тех, кто придёт ему на смену. Это было бы, если называть вещи своими именами, просто нечестно. Да и по-правде говоря, с собственным курсом дальнейшей жизни было не так всё абсолютно ясно. Президент до конца сам не знал, чего он всё же хочет. Служить России? Ну, это как дважды два, бесспорно на всю оставшуюся жизнь. Но как? Где? Что, разве президент раньше не слышал про действия разных там фондов, про всех этих замшелых призраков холодной войны?! Конечно, слышал. Но увы, никогда глубоко не задумывался, сколь они опасны. Насколько сильны. Это начинаешь понимать, когда их лица вдруг всплывают чуть ли не рядом, в реальности, вместо набивших оскомину мифов. Это уже серьёзно. И что самое непостижимое?! Просвещённый мир никак не противодействует этим, по сути, носителям международного террора, войн конфессий и паствы, заговоров и провокаций. Ведь сами по себе эти призраки прошлого со временем не умрут, ощущая собственную бесполезность. И убить их невозможно, потому что эта зараза ещё как живуча. Их надо извести как тараканов, лишить цели, средств, поддержки. Глубокое заблуждение, когда вместо того, чтобы бороться против явления, начинаешь разбираться с людьми. Это, конечно, проще, но никак не эффективнее. Вот она, работа по душе, если возглавить атаку на всю эту мировую шваль! Чем он не кандидат на эту роль от всего цивилизованного сообщества?! Все бывшие лидеры мировых держав, томящиеся порой бездельем, могли бы присоединиться к нему в этом походе. И разве это не корреспондируется с ролью преданного служителя России?!

Углубившись в свои сокровенные мысли, президент на какие-то мгновения забыл, где находится. И лишь заскрипевшее кресло под беспрестанно ёрзающим Кушаковым вернуло его к действительности.

…– А вы запрыгали от радости. Как же?! Если верхушку взорвали, как рядовых бандитов в рыночной разборке, то это не означает, что мир уже победил, – неожиданно для окружающих сказал он, непонятно к кому обращаясь. – Это они сами себя победили, а не мы их.

– Простите, не понял, – вопрошающе посмотрел на него Крутов.

– Да я ещё и сам, признаться, до конца не понял, – искренне и просто, словно все ещё продолжая диалог с самим собой, ответил президент и резко повернулся к Зубру.

Если кто-то в этом кабинете и понял суть обрывистых фраз главы страны, то это был в первую очередь конечно же Егоров.

– Допустим, все ваши боссы из фонда не предстали бы перед Божьим судом, у них было бы будущее? Например, с нами. Как вы сами-то считаете, Юрий Титович?

«Вопросец. Не в бровь, а в глаз. Раз спрашивает, надо отвечать», – пытался сообразить Зубр, пожалуй, впервые за время данного «застолья» не зная, что и сказать.

– Только начистоту, – ещё больше подстегнул его президент.

– Как вам сказать? Вопрос философский, – мялся Зубр. – В текущей перспективе – отвечу – «да»! В исторической – никогда!

– Так давайте вместе приближать эту самую перспективу! – Взволнованный Кушаков неожиданно вскочил с кресла и, резво обежав стол во главе с президентом, опустил свои тяжёлые руки на плечи тщедушного Юрия Титовича. Он почему-то решил, что настал его час. И обращаясь к президенту, спросил:

– Можно я продолжу?

Подобной прыти от генерала, похоже, не ожидал никто. Президент с нескрываемой улыбкой лишь следил за происходящим. Подобная пауза была ему на руку, можно было ещё подумать кое о чем. Поэтому в ответ он лишь кивнул.

– Поймите, наконец, что больше всего возмущает президента, всех нас в деятельности членов этого вашего фонда?! – продолжил Кушаков, все ещё продолжая давить на плечи Егорова. – Эти сволочи под видом защиты демократии ведут против нас самую настоящую холодную войну по всему фронту. И делают это, заметьте, на наши же деньги, украденные здесь же, в России!

«Что за новый поворот? – подумал Зубр, услышав про отмывку денег. – Только этого ещё не хватало. У Кушакова, видно, полная каша в голове. Впрочем, если бы так…»

– Так что теперь, Юрий Титович, настал час истины! Все эти годы Россию беззастенчиво унижали, грабили, растаскивали на куски. В том числе и с вашей помощью. А такие сволочи, как Блейк-Корсар, только потирали руки! Пора возвращать долги, Юрий Титович… – Кушаков огляделся, чтобы уловить, какое впечатление произвёл его страстный монолог, – …грехи перед родиной искупать! Вы должны как ни в чём не бывало продолжить свою тайную миссию, но только уже в тесном контакте с нами. Вы обязательно должны остаться в альянсе не только с фондом, но и с доморощенными демократами.

– По поводу демократов не надо меня уговаривать. Я ведь тоже, как вы выразились, доморощенный демократ. И от демократических идей никуда не сбегу. Предателем я никогда не был, – с максимальным достоинством ответил Егоров, сбросив наконец руки Кушакова с плеч. – А что до фонда, то не вижу теперь в этом большого смысла. Ведь иерархов уже физически нет! После событий на острове выжил только один голландец, да и тот скорее всего уже не у дел… Гудвин? Я вряд ли буду ему полезен. Видите ли, у нас с ним обоюдная идиосинкразия. Насколько я понимаю, госпожа Гордон в этом смысле может оказаться много полезней меня. Например, если понадобится взорвать само логово Блейка с его архивом, агентской базой и прочими «достоинствами».

– Стало быть, не желаете пойти по пути спасения вашей грешной души? – угрожающим тоном спросил Кушаков. – На женщину киваете. Мы с ней сами как-нибудь разберёмся.

«Тоже мне Папа Римский нашёлся! – уже хотел было огрызнулся Зубр. – Лучше б о своей душе думал. Представляю, как они с женщиной будут разбираться».

Но вслух произнёс другое:

– Спасибо, конечно, за заботу о моей душе, но что-то мало верится в её искренность…

– Как вы только что выразились – я, мол, никогда не предам интересов демократии. Так, кажется? – будто чтото вспомнив, спросил президент.

– Совершенно верно, – подтвердил Зубр, не понимая, куда тот клонит.

– Не надо никого предавать. Хотя жизнь не раз убеждала меня в том, что предательство, как правило, всего лишь вопрос времени. Но это так, ремарка.

– Только не тогда, когда речь идёт об идее. Я сейчас абсолютно искренен.

– А в мою искренность вы верите? – совсем уж неожиданно для Зубра спросил президент.

– Извините, но в абстрактную веру я уже давно не верю. Если вы имеете в виду нечто конкретное, что не уязвляет моё самолюбие, то внимательно слушаю.

– Тогда предлагаю завершить нашу встречу в данном формате. Я бы хотел остаться с Юрием Титовичем наедине. Но вас, господа, пока прошу дождаться завершения нашей беседы, – объявил президент.

– Мы будем поблизости, в большой переговорной, – услужливо сказал Крутов. – Пойдёмте, товарищи…

– Прошу прощения, господин президент. И у вас, господа, тоже. Но я всё же хотел бы объясниться. Но не в формате допроса и угроз, которые на меня тут обрушились, – твёрдо сказал Зубр.

Все в ожидании уставились на президента.

– Надеюсь, это не будет вашим последним словом, – сострил тот, вновь усаживаясь в кресло.

– Спасибо. Вы, господа, обязаны знать, почему я на время связал своё имя с фондом будущих поколений. Мне уже немало лет, а до сих пор иногда проклинаю свои университеты. По одной простой причине. Они дали мне право сомневаться во всём. Например, в своей правоте. Или в вашей…

Егоров несколько вызывающе посмотрел на президента, но тот, к его удивлению, внимательно слушал и что-то чиркал в своём знаменитом блокноте.

– А ещё я, возможно, гораздо раньше многих здесь присутствующих стал сомневаться в марксизме-ленинизме. То есть, называя вещи своими именами, в ещё некогда незыблемых устоях нашей страны. Согласитесь, господа. Удивительная штука жизнь. Два бородатых умника придумали новое царство на земле, а третий, тоже, кстати, бородатый, не придумал ничего лучше, как построить это царство, в кавычках, разумеется, в России.

«Сталина на него нет, – в этот момент разозлился генерал Кушаков на самого себя за то, что ему приходится эту мерзость слушать. – Сталин бы показал, где раки зимуют».

– С той достопамятной поры Россия, как мне представляется, рассматривается человечеством как одна гигантская лаборатория, – продолжал Зубр. – Но бог с ним, этим человечеством. Хотя тоже обидно… Впрочем, гораздо обидней то, что мы сами, живущие в этой стране, продолжая насиловать теоретические наработки бородачей, довели страну до ручки. А что делать, если все мы в своей стране всего лишь добровольные лаборанты? Даже вы, уважаемый президент! Такое складывается ощущение, что кто-то сверху заказывает лабораторную работу, вы мобилизуете нас, а мы – рядовые лаборанты – спешно пытаемся её выполнить. При этом все дружно сознаём, что наша работа никому не нужна. Мало того – просто вредна.

«Чертовски умён этот „лаборант“ с гарвардским дипломом, – с удивлением подумал президент, – и абсолютно раскован. И держится свободно, словно не в Кремле, а на лекции перед первокурсниками. Даже несмотря на то, что его упрятать в Лефортово ничего не стоит. Только дай отмашку Беркутову. Можно понять Корсара, когда тот остановил свой выбор именно на Егорове. Потому что только свободных людей можно делать своими союзниками. Так что этот „лаборант“ вещает любопытные мысли». Президент старался не пропустить ни слова из того, что говорил Егоров. Он даже не пытался мысленно спорить с ним. Надо сначала дослушать. Хотя, собственно, с чем спорить?

«Лаборант» между тем продолжал:

– Порой мне кажется, что проклятие, которое висит над страной, никогда не кончится. Одни, правда, считают, что проклятие можно снять, захоронив чучело, лежащее в сердце страны. Чушь! Тогда надо закопать сразу нас всех, примерных и бездумных лаборантов. Вы, господа, похоже, ещё не поняли, почему я стал работать с фондом? Всё очень просто. Поскольку однажды вдруг подумал, что Блейк хочет развалить как раз не страну, а ту самую лабораторию, в которой мы все живём… Не знаю уж, прав – не прав, но я увидел в этом единственный путь закончить затянувшуюся лабораторную работу и в одностороннем порядке уволить себя из лаборантов.

Зубр опустился в кресло, посмотрел на стакан с водой, но подумал о коньяке. Наверное, было бы величайшей наглостью попросить сейчас у них разрешения махнуть рюмашку. Сами-то не догадаются предложить.

– Спасибо за лекцию. Словно на семинаре побывал, – серьёзно сказал президент, – я через пяток минут вернусь.

Мужчины гуськом последовали за ним, и лишь Лилия Гордон на какое-то мгновение задержалась у двери.

– Вы правильно поняли Корсара, хотя, как я понимаю, ни разу его не видели, – как можно дружелюбнее сказала она.

– Почему же? – устало улыбнулся он красавице. – Один раз видел. Мерзкий старик. Хотя вам виднее. Будьте, пожалуйста, осторожнее.

Женщина не знала, как понять его слова, но, благодарно улыбнувшись, удалилась.

Вместо обещанных пяти минут президент отсутствовал добрых полчаса. При этом вернулся не один, а с Крутовым.

– По-моему, у нас имеется обоюдное желание как можно скорее завершить разговор, при этом к взаимной выгоде. Так что к делу, – с ходу предложил он.

– Какая может быть для меня выгода? – грустно заметил Зубр, в котором внешне от могучего зверя как раньше ничего не было, а сейчас так и подавно не осталось. Маленький, зелёненький, выжатый лимон.

– Хотя бы та, что вы останетесь на свободе, – незамедлительно пояснил Крутов.

– Зачем же так, Илья Ильич? – одернул его президент. – Так вопрос вообще не стоит. Вы свободный человек, и поэтому решение ваше должно быть абсолютно свободным.

– Благодарю! – как можно искреннее произнёс Зубр.

– Ещё до вашей «актовой лекции» в ходе беседы я записал в блокноте – вы сказали, что не видите смысла продолжать сотрудничество с фондом. Люди ушли в мир иной, а самое ценное – архив – можно просто взорвать.

– Примерно так, – согласился Зубр.

– Взорвать можно всё, уважаемый Юрий Титович! В том числе и весь наш шарик! Но что это даст? Разорив до основания одно большое осиное гнездо, тем самым мы не уничтожим зловредных ос, что засели в Вашингтоне, Лондоне, Абу-Даби и ещё чёрт знает где! Да, старых иерархов нет. Но фонд же остался! Нам надо добраться до его наследства, пока его не схватила молодая поросль претендентов на роль вершителей судеб мира. А они могут оказаться не столь сдержанны, как ваш Корсар… Незримая война с нами будет идти постоянно именно потому, что мы действительно порой живём в своём отечестве как лаборанты. И рассуждаем как лаборанты. Пока мы сами не искореним в себе этот недуг, ничего не получится. От того, что Блейк бросал против нас миллиарды долларов и сам же их забирал назад, что-нибудь изменилось? Ни-че-го! Другое дело, кто знает, что взбредёт им в голову в будущем? Я не могу оставить страну. Теперь понимаете? Поэтому вы должны, пока есть малейшая возможность, держать руку на пульсе. Знать, кто они и что затевают, – вот ваша задача. Коротко и ясно.

Президент откинулся на спинку кресла и выжидающе посмотрел на Егорова.

– Куда я денусь, – тихо произнёс Юрий Титович, – только теперь я уже не зубр, а послушная божья коровка.

– Бред! – не выдержал президент. – Только теперь вы и становитесь настоящим Зубром. А были всего лишь коровкой. Заметьте, это вы сами так себя окрестили.

Егоров вдруг расхохотался.

– Чему вы так вдруг обрадовались?

– Я просто вспомнил один старый анекдот армянского радио, – поспешил объяснить своё неадекватное поведение Зубр. – Армянское радио спросили, будет ли третья мировая война. «Нет, не будет, – ответило радио, – но будет такая борьба за мир, что на Земле камня на камне не останется!» И я должен в этом участвовать?

– Это ваш долг, Юрий Титович, – важно заметил Крутов. – Что вас ещё смущает?

– Собственно говоря, уже ничего, – быстро ответил Зубр. – Один только вопрос. Я буду работать с госпожой Гордон?

– Этот вопрос не ко мне, – на секунду замешкавшись, ответил Крутов.

– Нет, Юрий Титович. Думаю, исходя из интересов безопасности, она получит другое задание, – коротко объяснил президент. – Смею вас уверить – не менее важное задание.