Текст книги "Дефолт совести"

Все, кроме шейха, отчаянно замахали руками.

– Мне надо срочно к компьютеру, – почему-то стал оправдываться Билл Уоррен, хотя никто никаких оправданий не требовал. Все просто знали, что компьютер – единственная любовь техасца. Возможно, в настоящее время даже более крепкая, чем деньги.

Подхватив Блейка под руки, докторша и охранник подняли его на лифте на верхнюю палубу яхты. Блейку было просто необходимо глотнуть немного свежего воздуха.

– Спасибо, Пит. Обеспечь моих гостей. Они тебя ждут внизу.

Когда Гудвин ушёл, Корсар нежно поцеловал ручку Лилии и что-то вложил в ладонь. Сжав её, женщина сразу поняла, что у неё в руке. Тот самый микрофон…

– Вся наша жизнь – игра, которая никогда не заканчивается победой! – обращаясь скорее всего к звёздам, неожиданно изрёк магнат. – А ты, дорогая, умница. Я всегда это знал.

Призраки не умирают
Лабораторная работа № 8

Москва. Раздвоение личности

Холодным апрельским вечером, возвратившись домой с очередной деловой встречи, Зубр первым делом засел за компьютер. Он даже не прикоснулся к большой чашке чая, которой традиционно вместо нежного супружеского поцелуя почти тридцать лет встречала его жена.

– Что с тобой, милый? Ты не будешь пить чай? А я так старалась. Добавила свежей мяты, лист смородины… – с тревогой в голосе, будто если муж не станет пить её чай, Земля сойдёт с орбиты, спросила супруга.

– Прости, дорогая, мне надо срочно завершить дела.

У Зубра чуть не сорвалось с языка, что надо срочно составить сообщение Блейку, хотя его благоверная вряд ли обратила внимание ещё на одну новую фамилию и без того широкого круга общения супруга.

Главным в письме было не только найти убедительные аргументы в пользу выдвижения кандидатуры от оппозиции Михаила Красавцева в президенты, но и составить, насколько это возможно, «щедрую» смету расходов. Дабы выудить у Блейка на предвыборную кампанию как можно больше финансовых средств из «закромов» фонда, на который, собственно говоря, Зубр трудился не покладая рук.

«Было время разбрасывать камни, теперь настало время их собирать», – написал он очередную фразу, но недолго думая стёр. Никакой философии, только факты. Какая уж тут философия, когда эти люди со своими миллиардами ставят себя выше Бога, решил он и начал сочинять текст заново.

Когда Зубр закончил, было уже далеко за полночь. Пригубив из большой чашки уже остывший чай, который всё-таки незаметно умудрилась ему подставить супруга, он несколько раз внимательно перечитал рапорт, удовлетворённо хмыкнул, после чего отправил файл на секретный электронный адрес.

Последние дни он пребывал в особом, мало свойственном его характеру состоянии. Было время, когда ему практически не было знакомо чувство обиды. Юрий Титович вообще считал, что обижаться – это удел слабых людей. Теперь же его словно подменили. Он готов был таить в себе злобу на всех и вся. Сейчас таким объектом оказался не кто иной, как сам Корсар. И в меньшей степени его воинственная тень – Пит Гудвин.

Как, чёрт возьми, могло случиться, что его не пригласили на юбилей фонда?! Тем более для этого не надо было лететь ни в какую Флориду, как предполагалось раньше, а всего лишь в старушку Европу, что Егоров всегда делал с великим удовольствием. Хорошо ещё, если о нём просто-напросто забыли. А вот если, скажем, не сочли нужным приглашать туда, где соберётся элита, этого Зубр пережить не мог. Будь он в курсе подобных правил, Юрий Титович, наверное, быстрее бы успокоился. Действующие агенты влияния, даже самого высокого класса, к коим причислял себя Зубр, на мероприятия фонда никогда не приглашались. Зубр невольно вспомнил о своей последней телефонной беседе с Блейком сразу же после серии убийств.

– Не могу понять, при чём тут журналистка? Как её могли убрать? – недовольно спросил босс.

«А мне откуда знать?! – хотел было взвиться от неслыханной наглости Зубр. – Спросите у вашего охранника. Или у него левая рука не знает, что делает правая? На журналистку никаких сведений не давали». – Но он сдержал себя лишь потому, что вдруг предположил, что босс вообще не в курсе, кто и как ликвидировал банкиров. Что Гудвин и некий его эмиссар в Европе сами вершили, так сказать, правосудие. А уж журналистка?.. Вообще ни в какие ворота…

Выслушав подробный рассказ о событиях в Москве с соответствующими разъяснениями, касающимися установок Гудвина, Корсар, похоже, так и остался неудовлетворён. По крайней мере, его странная фраза, которая скорее всего была цитатой, давала повод думать именно так.

– …Логика иерархической вертикали не предполагает разделения властей по горизонтали, – важно, будто на актовой лекции, произнёс он. – Единство и цельность власти как естественная её потребность не предусматривают проявлений независимости суждений и действий ни на каком уровне… Вы поняли меня, товарищ?

Несмотря на всю заумность сказанного, Зубр без труда догадался, на что тот намекает. Но тогда счёл ниже собственного достоинства оправдываться и убеждать в том, что не ведёт никакой закулисной игры. Тем не менее зарубка на душе осталась. Поэтому, когда он услышал вновь сигнал заокеанского телефона, способного разбудить не только соседей по этажу, но и весь дом, Зубр даже обрадовался. На ловца и зверь бежит. Сейчас он и скажет боссу всё, что думает.

Но звонил не Блейк, а ставший ненавистным с недавних пор Гудвин. Холодно поприветствовав московского эмиссара, он уже собрался перейти к делу, но Юрий Титович его опередил:

– Как прошло празднование юбилея?

– Нормально, – односложно заметил Пит. Но потом почему-то решил добавить ещё фразу: – Шефу опять плохо.

– Не только ему, – зло парировал Зубр. – Я полагал, что меня тоже пригласят.

– Там был другой уровень. И даже лучше, что вас не было. Зачем лишний раз выставляться напоказ? Тем более сейчас, когда мои русские коллеги сбились с ног в поисках убийц.

– А я тут при чём? – удивился Зубр. – Странно. Это с вашей подачи Корсар разговаривал со мной почти что как с убийцей?

– Не обращайте внимания. У шефа свои тараканы в голове. А с другой стороны, уж извините, по вашей же наводке убрали банкиров. Стало быть, можно трактовать, что вы и есть заказчик. – В голосе Гудвина прозвучали ранее незнакомые нотки. Словно вдруг он решил намекнуть Зубру на его место во всей этой истории.

– Как вы смеете? – заверещал Зубр. – Я вам тут не Джеймс Бонд, бегающий с пистолетом.

– Какая разница?! Вы или ваш помощник генерал. Все мы в одной цепочке. Только об этом никто чужой пока не знает.

– Опять угрожаете?

От мерзкого волнения у Зубра пересохло во рту. Он залпом допил холодный чай и хотел прибавить ещё что-то, но Гудвин не стал больше слушать.

– Я же сказал, что звоню по поручению и не намерен обсуждать прошлое.

Гудвин быстро пересказал суть задания, которое назвать новым было бы неуместно.

– Удивительное совпадение. – Зубр даже позволил себе не к месту засмеяться. – Минут десять назад я отправил боссу рапорт об одном потенциальном кандидате на выборы. Кстати, о моём добром знакомом. Впрочем, его фамилию босс наверняка тоже знает.

– Нам не нужны ваши знакомые. Нам нужны кандидаты на историческую роль. Что-то вроде бывшего вашего президента Уралова… И не в единственном числе, а чтобы можно было выбрать, на кого ставить.

«Где же найти второго Уралова?» – подумал Зубр. Хотя к «бывшему» его личное отношение сильно изменилось.

– В рапорте я частично написал свои предложения. В порядке личной инициативы. Вы же наверняка перлюстрируете почту Корсара. Прочитайте.

– Уж непременно, – невозмутимо ответил Гудвин. – Но сейчас речь уже идёт не о вашей инициативе, а о задании. Так что работайте, Зубр. Щипайте свою травку.

В трубке пошёл непрерывный сигнал отбоя.

– Вот и поговорили. Мерзавец, – вдогонку отключённому абоненту бросил Зубр.

Ещё минут десять он метался по уснувшей квартире, словно разъярённый зубр в загоне. Разговор с шефом службы безопасности Блейка основательно вывел Юрия Титовича из равновесия. Что-то слишком много тот стал брать на себя. И вообще, странно, что в последнее время связь с Корсаром почему-то всё чаще и чаще осуществлялась не напрямую, а исключительно через Гудвина.

Неужели Блейк опять слёг? И возможно, окончательно?! Отдаёт последние указания? Ведь выборная тема уже добрый десяток раз всплывала в их разговоре. Это он, Зубр, давно убедил Корсара, что 2008 год для них бесперспективен, нужно думать о будущем. Почему же сейчас Гудвин вновь отдаёт приказания, когда машина уже запущена? Может, Корсар и здесь стал подозревать Зубра в неком неповиновении? И что это вдруг сейчас будто жареный петух клюнул? Срочно запускай кандидата.

Уже отходя ко сну, учёный муж Юрий Титович Егоров успел подумать о том, что Россия вообще так и не научилась выбирать. Да и реальных выборов в ней, по сути, как не было, так и не ожидается. То лидера вносит в Кремль волна народной эйфории, то народу находят преемника… Блейк далеко не дурак и наверняка думает также. Ведь после тех далеко не самых трудных усилий, когда Западу удалось протолкнуть в лидеры Холмова, никаких усилий в этом направлении не предпринималось. А тут пожалуйста, быстрей, быстрей! Может, пользуясь полным доверием одряхлевшего Корсара, Гудвин ведёт свою игру? Пит фигура, конечно, сильная. Но не самостоятельная! Неужели, предчувствуя уход со сцены Корсара, он решил стать «слугой двух господ»?! Но тогда чьим слугой? Ясно одно: празднование юбилея фонда обернулось серьёзными тектоническими подвижками в головах иерархов. Это уже серьёзно.

Ворочаясь в кровати, Зубр никак не мог отключиться от дум. Он то и дело вскакивал по какой-нибудь надобности. То бежал на кухню, то к стеллажам, чтобы уточнить всплывшую в памяти цитату, то взбивал подушку, которая неожиданно казалась ему излишне жёсткой. Причины такого нервического состояния лично ему были понятны, хотя Егоров не хотел себе в них признаваться.

Для него президентская гонка, особенно не эта, а будущая, была предметом серьёзной внутренней ломки. Новое задание унии очень кстати прозвучало в унисон с его потаёнными устремлениями, которые он, естественно, не собирался обсуждать на уровне Гудвина. Минувшие годы, после того как Юрий Титович ушёл из большой политики, он был крайне озабочен тем, что демократические завоевания начала девяностых и связанные с ними надежды россиян стали таять на глазах. По его мнению, нынешняя, да и предыдущая «кремлёвская команда», все больше и больше скатывалась к методам управления Политбюро. И это Егорову было очень обидно. Если не сказать больше – больно! Ведь он считал себя одним из пионеров демократических преобразований в России. Помимо того, будучи болезненно самолюбивым, как герои-мальчишки из книг далёкого детства, он никак не мог простить Кремлю и «семье», что его слишком рано практически вынудили навсегда отказаться от политических притязаний.

Но кто спрашивает актёра, какую звёздную роль он желал бы исполнить?! Не «кушать подано» всю жизнь, в самом деле? А ведь у него была такая роль! Всю свою сознательную жизнь Егоров с маниакальным упорством лелеял надежду занять пост первого лица государства. Пророка в своём отечестве. Он бы довёл в стране демократические преобразования до логического конца. Не остановился бы, как Уралов, последствия чего страна хлебает до сих пор.

Куда там! Выбор пал на тёмную лошадку. Хотя сегодня Зубр не мог не признать того факта, что «лошадка» оказалась весьма прыткой. Однако это обстоятельство никак не могло приглушить глубоко засевшее где-то в подсознании желание поквитаться за былые обиды. И вот теперь, вольно или невольно, Корсар воскресил в нём дремлющую страсть. Зачем искать какого-то лидера?! Вот он! Битый-перебитый, несгибаемый, не останавливающийся ни перед чем Егоров.

Егоров сбросил халат на постель и предстал перед зеркалом почти нагишом. Осматривая в который раз своё ещё совсем недавно рыхлое тело, он, видимо, остался доволен собой. Он мгновенно представил концепцию своей предвыборной кампании, которую построит, как любят говорить, «от противного».

Помните, как плевали в него? Помните «трудности переходного периода»?

Помним, скажет народ.

Так благодаря кому вы всё это получили?

Нашему президенту, скажет народ.

А спросите президента, смог бы он вам это дать, если б не было его, Егорова?

Тут мысли Юрия Титовича несколько замкнулись. А как, собственно, живёт сейчас народ? Правительство говорит – хорошо живёт. Народ не спорит. Значит, аргумент, с кого всё пошло, беспробойный…

Увлёкшись, он поймал себя на мысли, что спать совершенно расхотелось.

Ещё не так давно, будучи во власти, он всерьёз считал, что возглавлять страну, которую сильные мира сего полощут как половую тряпку, считая её лишь своим сырьевым придатком, крайне унизительно.

Как же быстро меняются людские взгляды!

Сначала человек просто отказывается от первой детской мечты. По сути, это его первое в жизни предательство. Такое малюсенькое, всего лишь размером с букашку, безобидное предательство. Но поздно – брешь пробита. Потом он вместо лингвистического поступает на экономический, потому что так велят родители.

Потом он… Впрочем, к чему всё перечислять и обижать самого себя? Тем более что каждый про себя знает всё. Только признаться не может, что его жизнь соткана из бесконечной череды предательств. Даже если их обозвать скромнее. Уступками, например.

И всё-таки любая измена имеет свой предел, подумал Егоров, имея в виду прежде всего себя. Можно изменить юношеским идеалам и мечтаниям, любимой женщине, другу, наконец. Но предавать родную мать, свою родину, нельзя! Измену можно простить, если ты вовремя успел покаяться. Но если ты опоздал, то пощады не жди! Судьба обязательно отомстит за фарисейство.

Боже! С такими мыслями желать власти? Стремиться к ней?

Его в последние годы окончательно замучили угрызения совести, порождая подобного рода банальные, на первый взгляд сентенции. Но кто сказал, что банальное – это примитивное? Напротив, скорее именно банальные идеи стоят ближе к истине. Только кто в нём сейчас с кем спорит? Зубр с Егоровым? Или остатки того, что жило в нём, с обоими сразу? Так недалеко и до окончательного раздвоения личности.

С одной стороны, спорил Егоров, в котором по-прежнему жил неистребимый инстинкт властолюбия, неутолимое желание быть ключевым игроком на поле политических баталий, а не лузером, которым он слыл в детстве. И конечно, жажда отмщения. В его понимании – справедливости.

С другой стороны, спорил Зубр, заложенный в нём генетический код истинного российского интеллигента заставлял думать и искренне беспокоиться о судьбах России. Зубр считал, что его страна всей своей многотрудной историей никак не заслуживает того, чтобы быть униженной, позволяющей безнаказанно и цинично диктовать ей извне чужую волю. После долгих и мучительных размышлений Зубр всякий раз приходил к единственному для себя возможному компромиссному решению: воспользовавшись огромными финансовыми ресурсами фонда, дать России ещё один шанс. Чтобы страну возглавил человек, который был бы умён, образован, наделён политической волей, независим в финансовом плане и целеустремлён. Строго говоря, президент во многом подпадал под его личные критерии. Помимо одного. Он ввёл, по мнению Зубра, в стране олигархический – чиновничий строй, где любой человек всего лишь пешка. Егоров мог бы повести страну в ином направлении, но размышляя над этим всерьёз, вольно или невольно приходил к заключению, что и у него уже не хватит силёнок. Поезд ушёл. А других стоящих кандидатов он и не видел. Поэтому задание Блейка его тайный эмиссар пока выполнял спустя рукава. Хотя в рапорте, который он минувшим вечером отправил Корсару, содержались компромиссные положения. С нетерпением дождавшись утра, Зубр уже знал, что делать. Вот кто ещё сможет составить хотя бы видимость конкуренции на выборах! Вспомнив о бывшем главном банкире страны Ященко, Зубр невольно улыбнулся, потому что тут же припомнил и анекдот, который ходил в те времена об этом опытном, умном и, главное, изворотливом банкире. Звучал анекдот примерно так: «Председатель Центрального банка В. В. Ященко награждён орденом „За заслуги перед Отечеством“ третьей степени. Ященко удостоен этой награды за большой личный вклад в развитие банковской системы. Сумма вклада не уточняется».

Разве не смешно?! Отношения с Ященко у Егорова всегда были неплохими. Хотя банкир в силу своего возраста и опыта несколько снисходительно относился к нему, молодому реформатору, пусть даже и главе правительства. Охлаждение в их отношениях наступило, когда Егоров своим негласным распоряжением заставил органы МВД выявить коррумпированную элиту страны. Именно тогда, ещё задолго до дефолта, Ященко впервые попал в список подозреваемых лиц. Обидеться в этой ситуации было вполне естественной реакцией. Будто именно Егоров его туда вписал.

«А если б даже вписал, то что с того? – спросил сам себя Егоров. – На самом деле в то время все чиновники высокого ранга стали „ловить рыбку в мутной воде“, при этом охотно стучали друг на друга, чуть ли не собственноручно дописывая в чёрный список имена своих недоброжелателей и конкурентов в борьбе за место под солнцем».

Однако сейчас Зубр мог без проблем обратиться к Ященко. Тот нынче находился в жёсткой оппозиции, причём по совершенно глупой причине: из некого принципиального чувства полез спасать опальную, как и он сам, крупную компанию.

Примерно год назад, получив в свои руки документы, украденные из кейса адвоката, Зубр уже обращался к отставному банкиру за консультацией. Тогда он позвонил Ященко по мобильному телефону, не будучи уверенным, что телефон действительно принадлежит банкиру. Представить Ященко с мобильником в руке? Действительно круто.

На удивление тот взял трубку почти сразу.

– Я вас приветствую, Владимир Викторович. Узнали, надеюсь?..

– Ба! Какие люди? Юрий Титович собственной персоной?! Здравствуйте, здравствуйте.

Несмотря на кажущуюся приветливость, голос Ященко звучал насторожённо. Если б он знал, что понадобился не Егорову, а некому фантастическому персонажу по кличке Зубр, наверное, и удивился, и обрадовался одновременно.

– Владимир Викторович, я вас не отвлекаю от дел?

– Какие могут быть дела в воскресный день? Вот жарю шашлычки с внуками на даче…

– Простите, какой позор, – искренне расстроился Юрий Титович, – а я даже не помню, что сегодня воскресенье.

– Вот видите. Значит, вы тоже не очень-то у дел в своём институте. Как только человек начинает путаться в днях недели, значит, его броненосец стоит на запасном пути. А в чём проблема?

Голос Ященко из шутливо-ироничного вновь стал насторожённым.

– Ничего особенного, мне срочно нужна ваша консультация, а вернее сказать, экспертная оценка. Как можно с вами встретиться?

– Сделайте милость, приезжайте прямо сейчас на шашлычки. Здесь у нас воздух так пьянит, что виски пить нет надобности.

– Я не пью, – испугался Зубр. Единственное, чего он всегда боялся всерьёз, это когда его заставляли выпивать.

– Хорошо, что не пьёте. Нам больше останется. Жду вас с нетерпением.

Отведав для приличия несколько кусочков шашлыка из свиной вырезки, искусно пожаренных на мангале хозяином дома, Зубр попросил хозяйку приготовить крепкий кофе.

Видя, что нежданный гость ни по шашлыкам, ни по виски не очень, Ященко предложил перебраться с улицы в кабинет, где никто им не будет мешать.

– Хотел, чтобы вы взглянули вот на эти документы… – С этими словами Зубр раскрыл прихваченные с собой файлы. – Помните, Владимир Викторович, когда-то в «Литературке» печатали курьёзные фотографии с вопросом к читателям, что бы это значило? Вот этот же вопрос я хочу задать вам сейчас как эксперту.

– Посмотрим, посмотрим, – надевая очки, великодушно согласился Ященко и стал внимательно изучать бумаги.

Прошло полчаса, и неожиданно хозяин дома, взглянув на гостя поверх очков, любезно предложил:

– Тут работы надолго. Вы бы пошли пока прогулялись, подышали б воздухом. А я тут пока пораскину умишком.

Когда часа через два румянощёкий и разгорячённый пешей прогулкой гость вернулся в дом, хозяин встретил его с какой-то странной, ироничной улыбочкой на лице.

– Скажите, откуда у вас эти документы? Если не секрет, конечно, – в лоб спросил Ященко.

Зубр предвидел, что именно такой вопрос услышит, а посему был к нему готов.

– Секрет, – коротко ответил он. – А что, это так важно?

– Да как вам сказать?.. – замялся бывший банкир. – Думаю, что это именно сегодня могло быть настоящей бомбой. Особенно когда убили Лёшу Турова. Я вам скажу такую парадоксальную вещь, только обещайте сразу забыть.

Зубр послушно склонил голову.

– Возможно, из-за этих самых бумажек Турова и убили. Если бы этим бумажкам в своё время дать ход, кого-то приговорили бы к высшей мере. Хотя нынче, кажется, не расстреливают?! Вот почему я и спросил, откуда у вас эти бумаженции. Компромат, так сказать, или чье-то досье?

Егоров дипломатично сделал паузу. Не повторять же, что это секрет.

– Но если б меня спросили третьи люди? Ведь вы не станете отрицать, что вас тоже привлекли в роли эксперта?! – Ященко хитро посмотрел в лицо Егорову, стремясь прочитать его настроения. – Я бы без малейшего угрызения совести сказал, что это липа. Настоящая липа. Так всем было бы спокойнее. Мол, это грамотная подделка, сделанная людьми, отлично знающими специфику банковских документов…

– Вот это заключение! – натянуто рассмеялся Зубр, хотя смешного в этом разговоре, естественно, было мало. Сколько людей уже пострадало, а сколько пострадают ещё?

– Ладно, Владимир Викторович, липа так липа. Огромное вам спасибо. Как я понимаю, не столько за экспертную оценку, сколько за совет. Недаром же мы все долго жили в Стране Советов. Поверьте, в долгу не останусь. Мне бы ещё чашечку кофе…

Быстро проглотив жидкость, мало напоминающую кофе, которую вновь принесла бессловесная женщина, Егоров откланялся, оставив хозяина дома в противоречивых размышлениях. Тот, безусловно, вник в документы и понял в них всё как надо. Или почти всё. Сплошь состоящие из тупых для постороннего глаза цифр и латиницы адресов SWIFT, они рассказали экс-банкиру многое. И прежде всего он прочитал в них обвинительный приговор. В том числе и самому себе.

В основном проводки датировались бурными девяносто седьмым и девяносто восьмым годами, но опытным глазом Ященко обнаружил и такие, которые датировались годами его двухразового царствования в главном банке страны. Каждая из тех «ходок» сидела занозами в памяти. Ещё и потому, что несгибаемый – так, по крайней мере, казалось многим, – Ященко в те времена гнулся, как осина на ветру. Он тоже был причастен к массовому выводу денег из страны или по крайней мере знал, как это делается.

Егоров прекрасно знал об этом. Но сейчас, получив указание Пита Гудвина поскорее определяться с будущим кандидатом, Зубру было глубоко наплевать на всё славное и бесславное прошлое Ященко. Главное, что в нём был стержень и даже очевидная харизма. Но ещё больше устраивало Зубра то обстоятельство, что бывший банкир то ли сдуру, то ли спьяну громогласно недавно объявил, что идёт в президенты. И это обстоятельство устраивало Зубра как никакое другое. Вот почему не колеблясь он вновь напросился на встречу.

Хозяин дома и гость, удобно устроившись у камина в деревянных стилизованных креслах всё на той же даче, будто продолжили прерванную полгода назад беседу.

– Ну как? Воспользовались палкой для битья? – хитро улыбнувшись, без обиняков спросил Ященко.

– Вот вы о чём, – не удивившись, протянул Егоров. – Топор войны пока зарыт. Мне, собственно, было поручено попытаться уничтожить так испугавшие вас тогда документы.

– Ишь ты, – удивился Ященко. – Век не перестаёшь удивляться. Кто мог вам поручить столь щекотливое дело?

– Наши люди. Что вы так на меня смотрите, словно видите впервые? Да! Наши люди, которых тоже что-то не очень устраивает в нынешней политической жизни страны…

– Что значит – тоже? Кого вы имеете в виду? Уж не себя ли?

Ященко подкинул поленьев в огонь и демонстративно отвернулся в ожидании ответа.

– И себя тоже. И вас, уважаемый Владимир Викторович.

– Кто же ещё, позвольте полюбопытствовать? Уж не лондонский ли колокол господин Эленский?

– А кто это такой? – Пошамкав губами, Зубр открыто дал понять собеседнику, что подобные люди лично его не интересуют.

– Понятно, – односложно сказал Ященко, хотя на самом деле ему мало что было понятно.

– Скажите, Владимир Викторович, это правда, что вы вместе с Михаилом Красавцевым создали и зарегистрировали новую политическую партию? Простите, как её название?.. – неожиданно спросил Зубр, отпивая из чашечки кофе. – Я что-то слышал краем уха.

– «Новый путь». Вы эту партию имели в виду? – Ященко несколько удивлённо взглянул на гостя. – Партию мы создали, но где найти для неё ум, совесть? Вот ведь в чём вопрос…

– Было бы желание. Как я понимаю, лично себя вы совестью не считаете? – рассмеялся в ответ Зубр, отлично понимая, на что намекает хозяин. – Хотя ваш симбиоз с Михаилом Красавцевым, безусловно, выглядит странным.

Увидев реакцию Ященко, гость понял, что приехал сюда правильно. Вот он – готовый политический рычаг – партия «новопутейцев»! Используя её, пока ещё скромный ресурс, вполне можно с ходу включиться в президентский гандикап. Конечно, при условии солидной финансовой поддержки со стороны Блейка.

– Что это вы радостно потираете руки? – спросил Ященко. – Подумали о чём-то?

– Угадали, Владимир Викторович. Подумал, дорогой вы мой. – Зубр сам удивился лёгкости, с которой назвал хозяина дачи дорогим.

– Нет, на роль президента я уже вряд ли сгожусь. Стар стал, да и прочее. Вот если всё же пойду до конца, то лишь для того, чтобы потом призвать моих сторонников отдать голоса кому-то конкретному, молодому, словом, человеку будущего.

– Наверное, вы правы. Но где его взять, настоящего лидера «путейцев»?

В кармане пиджака Зубра заиграла мелодия мобильного телефона. Возможно, если бы звонил кто другой, он бы и не ответил. Но это был давний приятель и единомышленник по «революционным реформам» девяностых годов сам Огнев.

Рыжеволосый, энергичный Анатолий внешне был полной противоположностью лысоватого, с виду флегматичного Егорова. Однако по складу ума и убеждениям, пожалуй, трудно было бы найти более схожих людей. И лишь одно их различало сегодня. Огнев по-прежнему оставался во власти, командуя крупнейшей энергетической компанией страны.

– Послушай, Юрочка, – по обыкновению тихим, почти задыхающимся голосом произнёс в трубку Огнев. – Есть повод встретиться. Тут нас кое-кто приглашает на дружеский ужин…

– Кто это вдруг о нас вспомнил? – удивился Зубр.

– Да Ященко собственной персоной… Завтра у него вроде как круглая дата.

– А что ж он мне сам не позвонил? Иль корона упала бы? – скосил он глаза в сторону спокойно потягивающего виски Ященко.

– Так ты ж у нас больно скрытный стал. Координаты свои не особо афишируешь. Ну, я ему их без твоего соизволения тоже не дал. Поэтому звоню сам. Ну, так как? Примем приглашение заслуженного банкира? Думаю, что круглая дата это, конечно, повод. Видимо, у старика есть что нам сказать.

– А кто будет ещё?

– Пока не знаю, но уверен, что Мишка Красавцев будет точно! Если ты согласен, я за тобой заеду завтра часов в семь вечера…

– А куда нас приглашают?

– Ясное дело, в Хаммеровский центр. Столько классных ресторанов пооткрывали, а он всё туда же. Уверен, если бы не снесли «Россию», он нас бы затащил в «Токио». Вспомнили бы молодость.

– Да-а, – рассмеялся Зубр. – Ну да ладно! Почему не согласиться, коль люди от души приглашают…

– Что же вы темните, батенька, что у вас грядет юбилей? Что собираетесь пригласить нас покутить. Только, простите, я что-то не понимаю, почему приглашаете посредством Огнева? Это он, кстати, звонил.

– А вы догадайтесь с одного раза. Вы хоть раз в жизни давали мне свой телефон? А ваши друзья? Или не дают его, или сами не имеют, – парировал упрёк Ященко.

Вечером следующего дня Зубр вместе с Огневым с изрядным опозданием объявились в зале ресторана «Европейский» на Краснопресненской набережной.

Застолье было в разгаре. Собралось человек двадцать, в основном бывшие коллеги Ященко по банку. И ещё несколько чужаков, довольно странно выглядевших в этой уже изрядно набравшейся компании. Среди них Красавцев, а рядом с ним бывший советник президента по экономическим вопросам Игорь Ионов.

Увидев новых гостей, все дружно загудели.

– У вас здесь партийная сходка? Или всемирный банковский форум? – подойдя к столу, весело и непринуждённо произнес Огнев и сразу стал закусывать.

С бокалом красного вина в руке с места поднялся уже заметно захмелевший Ионов, о чём наглядно свидетельствовали его всклокоченные волосы и блуждающий взгляд.

– Я хочу провозгласить тост за грядущую эпоху великих демократических преобразований! И за её проводников… – начал он спич, но юбиляр довольно грубо одёрнул его:

– Кончай ты про политику! Тоже мне эпоха! Какая, на хрен, эпоха? Почему так устроен мир, что все эпохи – это всегда взгляд в прошлое? И никогда в будущее.

«Сильный тезис! Надо будет использовать в предвыборной кампании», – подумал Зубр, пока не прикасаясь к еде. За столом воцарилась тягостное молчание, которое нарушалось лишь звоном посуды. Зубр внимательно наблюдал за сотрапезниками. Он терпеливо выжидал, когда Ященко приступит к деловому разговору, ради которого, собственно, он и собрал потенциальных оппозиционеров.

– Скажите, Владимир Викторович, – наконец спросил он, – сколько членов насчитывает ваша партия?

– Миллион триста, – не задумываясь, ответил за банкира Красавцев.

– Не надо так преувеличивать, Миша! – с укором пожурил его Ященко. – А то у тебя счёт получается, как у того буфетчика-армянина: «Сорок плюс сорок – рубль сорок, ещё сорок – два сорок». Зачем? И вообще, мужики, здесь не место. Кругом слушают…

– Да кому мы нужны, чтобы нас слушали?! – рассмеялся Огнев. – Какова всё-таки реальная цифра?

– Тысяч пятьсот, – уверенно ответил Ященко. – К тому же мы сейчас активно взялись за регионы. Но я настаиваю, Анатолий, не продолжать здесь разговор. Пока остальные гости заняты делом, давайте отойдём. Здесь имеется маленький зал, который я тоже зарезервировал. На всякий случай.

По пути в другой зал, который на поверку оказался уютным кабинетом на десять персон, двое особо захмелевших участников трапезы куда-то удачно потерялись. Зубр, воспользовавшись моментом, обратился к Ященко:

– Насколько я понимаю, вы с Анатолием хотели обсудить серьёзный вопрос? Или не так?

– Так. Именно так, – с готовностью подтвердил юбиляр.

– Тогда предлагаю продолжить наш вчерашний разговор…