Текст книги "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945"

4. Выработать подробную программу активизации антисоветского движения на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, определить способы установления связи, принципы руководства и методику использования повстанческих организаций.

5. Разработать планы уничтожения путём поджогов и минирования советской военной инфраструктуры на Дальнем Востоке – казарм, аэродромов, воинских складов, железнодорожных и телеграфных линий, определить состав, организацию, вооружение, места сбора и участки переброски агентурно-диверсионных групп, установить районы их действий и перечень подлежащих уничтожению объектов.

Каждой миссии отводилась строго очерченная зона диверсионной работы: ЯВМ в Пограничной получила участок от Имана до Пограничной, харбинская миссия – от Имана до Архары, хэйхэская – от Архары до Уры, хайларская – от Уры до Куэнга, маньчжурская – от Куэнга до Иркутска. Начальник харбинской миссии Комацубара в рамках поставленных перед подчинёнными ему органами задач должен был разработать детальный план организации диверсионных и пропагандистских отрядов из осевших в Маньчжурии русских мигрантов, а также подготовить программу установления связи и использования белопартизанских отрядов в верхнем течении Имана, в районах Анучино, Сучана и Ольги. Кроме того, армейское командование планировало использовать в целях диверсии находившуюся на связи у хайларской миссии бурятскую агентуру[353]353
  Там же. S8-11-22 (C01002893800). Л. 0289–0297.


[Закрыть].

Однако главной задачей всех ЯВМ являлся сбор информации об ОКДВА. Начальник 2-го отдела штаба армии отмечал в задании на разведку от 15 июня 1933 г., что «сведения о боеспособности и дислокации советской дальневосточной армии разноречивы и не дают полного представления об истинном положении дел», поэтому требовал от подчинённых ему разведорганов установить наличие воинских частей между Карымской и Нерчинском, новой дивизии под Никольск-Уссурийском, структуру, вооружение и уровень боевой подготовки войск ОГПУ на Дальнем Востоке, Особого колхозного корпуса (ОКК), номер и вооружение дивизии в Хабаровске, организацию танковых частей в Забайкалье, состояние военных аэродромов на Дальнем Востоке, фортификационных сооружений во Владивостоке и вдоль советско-маньчжурской границы, Транссибирской и Южно-Уссурийской железных дорог. Отдельным пунктом задания шло получение данных о поддержке Советским Союзом партизанского движения в Маньчжурии, наличии планов по созданию вооружённых отрядов из совслужащих КВЖД, военном и экономическом потенциале МНР[354]354
  Там же. Л. 0386–0391.


[Закрыть].

Основным способом получения информации для всех без исключения миссий до начала 1935 г. оставался вывод агентов. Харбинская миссия с этой целью использовала квалифицированную агентуру из числа русских белоэмигрантов, в то время как приграничные разведпункты опирались в основном на монголов, корейцев и китайцев. В определённой степени агентурное проникновение ЯВМ на советский Дальний Восток и в Забайкалье облегчалось относительно слабой системой охраны границы и её большой протяжённостью, отсутствием паспортно-визовых ограничений на пересечение границы и поездки внутри регионов, наличием родственных связей у проживавших на юге Уссурийского края корейцев с жителями Хуньчуня и Цзяньдао, широкой контрабандной торговлей между Маньчжурией и Приамурьем, нехваткой оперативных ресурсов у советских контрразведывательных органов для тотального наблюдения за контактами членов японской диаспоры и дипломатических миссий с советскими гражданами[355]355
  Там же. Мансю дзэмпан-364 (C13010229300). Л. 1155–1156, 1161.


[Закрыть].

Примером успешной работы сотрудников харбинской миссии с агентурой можно считать заброску летом 1933 г. на советскую территорию специально подготовленного агента из числа русских белоэмигрантов, имевшего задание изучить дислокацию воинских частей в районе Хабаровска. Перейдя нелегально границу через Амур в районе Иннокентьевки, он сел на поезд на станции Архара и совершил поездку по маршруту Облучье – Биробиджан – Хабаровск. В течение недели агент собирал сведения о дислокации и численности советских войск в полосе железной дороги, внутриполитической ситуации в регионе, после чего нелегально перешёл советско-маньчжурскую границу через Уссури в районе Бикина. Согласно его отчёту, за время нахождения на советской территории он ни разу не задерживался органами милиции и его багаж не подвергался досмотру.

На тот момент продолжительность поездки агента стала своеобразным рекордом. Однако его судьба трагична и закономерна: после нескольких успешных ходок на советскую территорию агент был убит в перестрелке с пограничниками[356]356
  Там же. Л. 1162–1164.


[Закрыть]. Возможно, им являлся Д.А. Сорокин, заброшенный фугдинской миссией в Приамурье вместе с Г.М. Бабиным в июне 1935 г. и задержанный при переходе границы в районе Облучья.

Достаточно результативно действовала агентура, завербованная японцами из числа профессиональных контрабандистов и конокрадов, которые из Маньчжурии и Монголии промышляли в Забайкалье. Наряду со сбором информации о советских войсках их с 1933 г. использовали для изучения и фотосъёмки возводившихся вдоль границы фортификационных сооружений.

Так, в апреле 1933 г. начальник полиции Маньчжоули К.П. Иванов по заданию главы местной военной миссии капитана Охара Сигэтака сформировал конную разведгруппу из пяти человек для изучения Борзинского укрепрайона. 19 апреля группа попыталась прорваться через границу, однако сделать это смогли только С. Козлов и К. Торохов, которые 4 мая благополучно вернулись с собранной информацией. Во второй половине мая они вновь побывали в окрестностях Борзи, сделав 14 фотоснимков[357]357
  Соловьёв А.В. Тревожные будни Забайкальской контрразведки. СПб.: ООО «Издательство „Русь“», 2019. С. 333–334.


[Закрыть].

В мае 1934 г. по заданию заместителя начальника харбинской миссии майора Акикуса Сюн разведгруппа профессионального контрабандиста и конокрада А. Якимова из четырёх человек вышла из Маньчжурии через Монголию к Борзе для изучения и фотосъёмки укрепрайона. При возвращении в стычке с пограничниками один член группы был убит. Другой конокрад, П.Н. Дёкин, промышлял в 1928–1929 гг. в Сретенском районе, был осуждён китайским судом и после прихода японцев выпущен из тюрьмы. В 1933–1934 гг. по заданию хайларской миссии он совершил несколько разведрейдов по Сретенскому, Газимо-Заводскому, Шелопугинскому и Александровско-Заводскому районам[358]358
  Там же. С. 146–147. В 1935 г., по информации харбинской резидентуры ИНО, группа Якимова была ликвидирована при переходе границы.


[Закрыть].

Впрочем, не все вылазки заканчивались благополучно. 18 июня 1933 г. разведгруппа Дёкина из семи человек вышла в Нерчинско-Заводской район, но при возвращении была обстреляна советской заставой и потеряла больше половины состава. 21 июля в Даурию отправилась группа Шлыкова с заданием миссии в Маньчжоули похитить штабного командира местного гарнизона. При переходе границы группу блокировали бойцы 53-го погранотряда, в ходе завязавшейся перестрелки белоэмигрант Дулепов и переводчик миссии Танигути застрелились, а трое других нарушителей были задержаны[359]359
  «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.): Сборник документов: В 10 т. Т. 10 (1932–1934 гг.). Ч. 2. М.: ИРИ РАН, 2017. С. 509. В других документах Танигути фигурирует как Иногути.


[Закрыть]. Для координации деятельности разрозненных белопартизанских групп в сентябре 1933 г. хайларская миссия образовала в Саньхэ полицейский отряд И.А. Пешкова, зачислив на службу в него членов ранее самостоятельных групп Дёкина, Козлова, Башурова и других[360]360
  Пограничные войска СССР 1929–1938: Сборник документов и материалов. М.: Наука, 1972. С. 404.


[Закрыть].

В последующие годы эффективность вывода нелегальной агентуры в Советский Союз неуклонно снижалась: по показаниям Акикуса, в 1933–1936 гг. из подготовленных и переброшенных им на советскую территорию 12 агентов-белоэмигрантов ни один не вернулся в Маньчжурию, а из 20 выведенных в СССР агентов под видом бывших служащих КВЖД после её продажи Маньчжоу-Го в 1935 г. на связь вышли только трое, в том числе один из Иркутска и один из Владивостока, однако установить постоянный контакт с ними не удалось[361]361
  Kuromiya, Hiroaki. The voices of the dead: Stalin’s great terror in the 1930s. New Heaven: Yale University Press, 2007. P. 256.


[Закрыть].

Как уже отмечалось, большое значение агентурная разведка имела для вскрытия системы советских приграничных укреплений. Весной 1933 г. хэйхэская миссия обнаружила на противоположном берегу Амура в районе Благовещенска возведённые за зиму фортификационные сооружения, отличавшиеся от уже известных японской разведке деревянных оборонительных конструкций. Посланный туда миссией агент-маньчжур выяснил, что Советский Союз начал строительство железобетонных долговременных оборонительных точек, которые после дополнительной проверки через польский Генштаб были идентифицированы как ДОТы, аналогичные возведённым вдоль западных советских границ укреплениям. Схожие сооружения были обнаружены японской разведкой на северо-западном берегу р. Борзи в Забайкалье, однако посланная туда агентура хайларской и маньчжурской миссий не смогла точно установить протяжённость северо-восточного крыла укреплённых районов.

Тем не менее деятельность ЯВМ по сбору сведений о советских фортификационных сооружениях получила высокую оценку командования. В специальной благодарности командующему армией от 7 октября 1933 г. начальник ГШ маршал Канъин Котохито отметил, что поступавшая с весны по каналам армейской разведки информация о приграничных сооружениях Красной армии позволила «воссоздать их полную картину», и предложил усилить работу в этом направлении «с учётом будущих операций нашей армии»[362]362
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-сакусэн сидо сонота-22 (C15120066900). Л. 0934.


[Закрыть].

Надо отметить, что для получения сведений о ДОТах японская разведка использовала не только агентуру, но и аэрофотосъёмку. Для этого в июле 1933 г. 2-й отдел штаба Квантунской армии по заданию русского отделения 2-го управления арендовал у компании «Мансюкоку кабусикигайся» пассажирский самолёт, с борта которого в течение двух месяцев вёл высотную фотосъёмку советских укреплений вдоль маньчжурской границы. Затем фотоснимки были отправлены в военно-топографическое управление ГШ, где специалисты-картографы составили на их основе подробную карту в масштабе 1:5000[363]363
  Там же. Мансю дзэмпан-364 (C13010229300). Л. 1167–1168.


[Закрыть].

Несмотря на противодействие советской контрразведки, ряду военных миссий удалось приобрести агентурные позиции непосредственно в частях РККА: 27 августа 1935 г. начальник хэйхэского органа полковник Сибуя Сабуро направил в харбинскую миссию доклад прибывшего из Тудабо советского военнослужащего – проверенного агента «R» – о прокладе из Северо-Западного Китая через Северную Монголию до Томской области асфальтированного шоссе и перебросках китайцам по этой трассе советского оружия и боеприпасов[364]364
  Национальный архив Японии. Хэнсэки-04001000 (A03032001100). Л. 638–640.


[Закрыть].

В отдельных случаях агентура армейской разведки успешно проникала в отдалённые и закрытые для иностранцев районы. 19 сентября 1935 г. миссия в Пограничной представила штабу армии доклад о ходе строительства Комсомольска-наАмуре, составленный, вероятно, по информации участвовавших в его возведении корейских рабочих. В докладе содержались сведения о начале работы судостроительного завода, выпускавшего средне– и малотоннажные суда, строительстве авиационного завода, численности населения, транспортных коммуникациях города, связывавших его с Хабаровском, Николаевском-на-Амуре и Советской Гаванью, активном использовании труда заключённых. По времени поступления это было первое сообщение о новом военно-промышленном центре СССР на Дальнем Востоке, которое легло в основу последующих агентурных докладов в МИД и Генштаб о Комсомольске-на-Амуре[365]365
  Архив МИД Японии. G.1.1.0.3.002 (B04121009400).


[Закрыть]. При этом миссия в Пограничной одной из первых стала использовать в качестве информаторов перевербованных советских разведчиков, поскольку с 1934 г. охрана границы с Маньчжурией была серьёзно усилена и переброска маршрутных агентов перестала приносить весомые результаты[366]366
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 90.


[Закрыть].

Существенными факторами, снижавшими эффективность агентурной работы Квантунской армии против СССР, являлись разрозненность белоэмигрантских организаций в Маньчжурии и постоянные конфликты между ними на идеологической и финансовой почве, что побуждало японскую военную разведку принимать меры к консолидации почти 200 антисоветских группировок[367]367
  Ямпольский В.П. Указ. статья. С. 306.


[Закрыть]. Вопрос об этом был поднят в июне 1933 г. на расширенном совещании руководителей разведывательных органов при начальнике штаба Квантунской армии. Касаясь использования белоэмигрантских организаций, собравшиеся констатировали, что в настоящее время они «вопреки логике разобщены и один человек может состоять одновременно в нескольких организациях, которые из-за пустяковых споров и идеологических расхождений пребывают в состоянии раскола», поэтому предложили выработать меры по объединению русской эмиграции на общей идеологической платформе[368]368
  Архив НИИО МНО Японии. S8-11-22 (C01002893800). Л. 0302.


[Закрыть].

По инициативе командующего армией Минами Дзиро организатором этой работы стала харбинская миссия, которая, помимо контактов с Семёновым, поддерживала с 1931 г. через редактора газеты «Харбинское время» Одзава Хаяси негласные отношения с главой «Русской фашистской партии» К.В. Родзаевским. После оккупации Маньчжурии в 1932 г. Родзаевский перешёл в непосредственное подчинение заместителя начальника миссии майора Акикуса Сюн.

В марте 1934 г. Родзаевский побывал по делам партии в Токио, где встретился с уволенным с должности военного министра, но оставшимся членом Высшего военного совета генералом армии Араки Садао. Глава русских фашистов вручил ему рекомендательное письмо от Акикуса и в ходе беседы изложил программу партии, позднее отметив в своих показаниях Токийскому трибуналу, что «Араки целиком одобрил её и обещал оказать нам поддержку»[369]369
  Национальный архив Японии. Хэй 11 хому 02067100 (A08071279500). Л. 4–5.


[Закрыть]. Можно предположить, что встреча Родзаевского с таким маститым специалистом по русским делам, как Араки, являлась «смотринами» будущего главы подконтрольного японской разведке белоэмигрантского центра в Маньчжурии.

В пользу этого предположения свидетельствует тот факт, что, учредив 10 декабря 1934 г. «Бюро по делам российских эмигрантов» (БРЭМ) под патронажем Акикуса, харбинская миссия добилась назначения начальниками трёх из пяти его отделов представителей преобразованной во Всероссийскую фашистской партии (ВФП) М.А. Матковского, К.В. Родзаевского и М.Н. Гордеева, а главой организации стал также тесно связанный с фашистами генерал-лейтенант В.В. Рычков[370]370
  Архив МИД Японии. A.6.5.0.1.2.003 (B02032145300). Л. 0395–0396.


[Закрыть]. Кроме того, в феврале 1935 г. заместитель начальника 2-го отдела штаба Квантунской армии полковник Янагида Гэндзо в беседе с одним из лидеров украинской диаспоры в Маньчжурии И.В. Свитом заявил, что среди белоэмигрантских организаций нет ни одной, кроме фашистов, кого можно назвать настоящим врагом советской системы[371]371
  Світ И.В. Указ. соч. С. 150.


[Закрыть].

Создание БРЭМ позволило скоординировать работу многочисленных эмигрантских организаций в нужном для японцев направлении. Кроме того, в августе 1935 г. по инициативе харбинской миссии при Бюро была образована единая военная структура «Дальневосточный союз военных», ставившая целью консолидировать всех бывших царских офицеров в Маньчжурии и привлечь в свои ряды эмигрантскую молодёжь для её военной и идеологической подготовки.

По мнению осведомлённых кругов генерального консульства Японии в Харбине, ссылавшихся на высказывания членов союза, настоящей целью организации являлась консолидация харбинской миссией под прикрытием БРЭМ всех бывших военнослужащих Белой армии и военнообязанных русских граждан в Маньчжурии для их непосредственного участия в «неизбежном японо-советском вооружённом конфликте, который является только вопросом времени». Конкретно Квантунская армия планировала использовать вооружённые подразделения Союза как авангард наступавших японских войск либо как партизанские отряды для дезорганизации тыла Красной армии, несения службы охраны на оккупированной территории, ведения там прояпонской пропаганды, развёртывания новых частей из специально подобранных русских граждан. Кроме того, на Союз возлагались задачи сбора разведывательной информации о СССР и ведения пропаганды в отношении советского населения. Фактическим руководителем Союза наряду с генералом от кавалерии В.А. Кислицыным и генерал-лейтенантом А.П. Бакшеевым являлся майор Акикуса Сюн[372]372
  Архив МИД Японии. A.6.5.0.1.2.003 (B02032145500). Л. 0465–0467.


[Закрыть].

Харбинская миссия также пыталась консолидировать под своим началом тюрко-татарскую и украинскую диаспоры в Маньчжурии, рассчитывая на их использование в разведывательно-диверсионных операциях против СССР.

Налаживание контактов с мусульманской общиной облегчалось сотрудничеством с японской разведкой идеолога татарского национализма Гаяза Исхаки, который с помощью харбинской, мукденской и хайларской миссий организовал и провёл в феврале 1935 г. I Дальневосточный съезд тюрко-татар. Примерно в это же время ЯВМ в Харбине установила негласные отношения с пятью наставниками медресе при крупнейшей на Дальнем Востоке мукденской мечети, надеясь через них приобрести агентуру среди мусульман для заброски в Советский Союз, однако по ряду причин этот план не был реализован[373]373
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 230.


[Закрыть].

Контакты с украинской диаспорой поддерживались через доверенных лиц правительства УНР в изгнании, что являлось дальнейшим развитием связей Янагида с В.П. Сальским. По рекомендации последнего харбинская миссия помогла И.В. Свиту наладить выпуск «Маньчжурского вестника», а в ноябре 1933 г. вернула проунээровскому Союзу украинских эмигрантов ранее конфискованное китайцами здание «Украинского клуба» в Харбине. Через полтора года диаспора объединилась под эгидой Украинской национальной колонии, деятельность которой контролировал один из сотрудников ЯВМ. Назначенный заместителем начальника разведки Квантунской армии, Янагида пообещал руководству Союза в феврале 1934 г. выделить средства для организации партизанского движения и ведения разведки на советском Дальнем Востоке[374]374
  Світ И.В. Указ. соч. С. 123–124, 151, 155, 167–168.


[Закрыть].

Большое значение в тот период для Квантунской армии приобрела работа с перебежчиками. После допроса в приграничных миссиях они, как правило, отправлялись в Харбин, где сотрудники головной ЯВМ проводили квалифицированный опрос беглецов и изучали их на предмет обратной заброски в Советский Союз. Так, 10 июля 1934 г. миссия в Пограничной перебросила в Приморье агента А.А. Трифонова, который летом 1933 г. дезертировал с территории 3-го участка Управления начальника работ № 103. После допроса в харбинской миссии он был завербован в качестве её маршагента, получил задание собрать информацию о гарнизонах в Де-Кастри, Советской Гавани, Николаевске-на-Амуре и Комсомольске-на-Амуре, произвести фотосъёмку укреплений в Де-Кастри и Советской Гавани, однако был задержан во владивостокском порту как подозрительный элемент. В другом случае, летом 1933 г., миссии в Пограничной был передан бежавший в Маньчжоу-Го капитан Красной армии, который сообщил ей о переброске в п. Раздольное 40-й стрелковой дивизии, о чём японская военная разведка на тот момент не подозревала. После прибытия в харбинскую миссию перебежчик дал там развёрнутые показания о дислокации советских войск на юге Приморья и составил подробное организационно-штатное расписание советской стрелковой дивизии мирного времени[375]375
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229300). Л. 1163. Стоит отметить, что на тот момент в Красной армии ещё не было персональных воинских званий, поэтому автор воспоминаний Котани Эцуо, видимо, подразумевал под «капитаном» командира стрелковой роты.


[Закрыть].

Понимая исключительную важность поступавшей по этому каналу информации, руководители ЯВМ на совещании при начальнике штаба армии в июне 1933 г. приняли решение о разработке специальных планов подстрекания военнослужащих Красной армии и инженерно-технического состава к бегству из СССР в Маньчжурию в обмен на предоставление им комфортных условий жизни и значительных денежных средств, рассчитывая получать таким образом ценные сведения о дислокации, численности, вооружении ОКДВА и строительстве приграничных укрепрайонов. Аналогичные мероприятия планировалось проводить в отношении сотрудников резидентур ИНО и Разведупра в Китае[376]376
  Там же. S8-11-22 (C01002893800). Л. 0303.


[Закрыть].

В результате уже в марте 1934 г. из Спасска-Дальнего в Маньчжурию перелетели и попросили политическое убежище старший лётчик 209-й авиационной бригады Н.И. Вахрамеев и техник Н.Т. Дмитриев, которые сообщили подробную информацию о советских ВВС на Дальнем Востоке[377]377
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 433. Л. 98, 106.


[Закрыть].

Не ограничиваясь опросами перебежчиков, разведорганы армии продолжали получать информацию о Дальнем Востоке и Забайкалье из доверительных бесед с советскими специалистами и возвращавшимися из СССР сезонными работниками. Хайларская миссия, опираясь на опыт ЯВМ в Маньчжоули, работала с проводниками Забайкальской железной дороги. В феврале 1933 г. начальник миссии подполковник Хасимото Кингоро проинформировал Харбин со ссылкой на этот источник о циркулировавших в Забайкалье слухах о предстоящей советско-японской войне, крушениях поездов в Сибири и восточнее Иркутска восставшими крестьянами, а также о возможном переводе командования ОКДВА из Хабаровска в Читу. В мае 1935 г. Квантунская армия направила в Токио объёмный доклад об Алтанских золотых приисках в Якутии, составленный на основе опроса почти 400 вернувшихся оттуда наёмных работников китайской и маньчжурской национальностей[378]378
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю-мансю дзихэн-10 (C14030022700). Л. 0465–0466; S10-3-25 (C01003060600).


[Закрыть].

Кроме того, для сбора сведений о МНР харбинская миссия опрашивала торговавших с монголами заготовителей меха, а информацию по СССР получала от агентуры среди персонала советского генерального консульства в Харбине[379]379
  Там же. Мансю-мансю дзихэн-79.2 (C14030107300); Архив МИД Японии. F.1.10.0.6.4.002 (B10074807800). Л. 0063.


[Закрыть].

Большой объём данных разведорганы армии черпали из советской прессы и радиовещания. Изучение открытых советских источников началось в марте 1935 г., когда сотрудник харбинской миссии капитан Оноути Хироси организовал группу анализа печати. Первоначально она состояла из четырёх русских белоэмигрантов, а к 1941 г. разрослась до 37 японских офицеров и 52 русских, в основном бывших белых офицеров. Сотрудники группы собирали и обрабатывали советскую прессу, в том числе «Правду», «Известия», «Труд», «Коммунист», «Экономическую жизнь», «Тихоокеанскую звезду», «Комсомольскую правду», «Забайкальский рабочий», «Красную звезду», «Красный флот», «Военно-воздушный флот», «Тревогу», «Дальневосточный фронт», «Военную мысль», «Военный вестник». Группа также прослушивала телефонные (информация «Нэхи») и радио (информация «Нэдзё») переговоры. В результате подчинённые Оноути собрали к концу 1938 г. данные на 4000 командиров ДВФ и Забайкальского военного округа (ЗабВО)[380]380
  Kotani, Ken. Japanese intelligence in World War II. Oxford: Osprey Publishing Ltd, 2009. P. 39.


[Закрыть].

Параллельно с заброской агентов, опросом перебежчиков и анализом советской печати, Квантунская армия организовала в начале 30-х гг. несколько стационарных пунктов радиоразведки для перехвата и дешифровки сообщений советских армейских, пограничных и авиационных частей на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Оценивая поступавшие по этому каналу сведения, начальник штаба армии генерал-лейтенант Нисио Тосидзо констатировал, что «дешифровка советской переписки приносит значительные результаты»[381]381
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю-мансю дзихэн-406 (C14030523600). Л. 0854.


[Закрыть].

Следует, однако, отметить, что первоначально усилия японских криптоаналитиков по взлому закрытой переписки советских органов государственного и военного управления не приносили сколько-нибудь значимых результатов, поскольку Япония не располагала континентальной сетью станций радиоперехвата в приграничной с СССР полосе и не имела достаточного количества квалифицированных специалистов.

Ситуация стала меняться только после захвата Северной Маньчжурии, хотя ещё в марте 1930 г. были развёрнуты три радиоразведывательных пункта в Рёдзюне, Тяньцзине и Шанхае, а в мае 1932 г. аналогичная станция появилась в Харбине, причём она изначально ориентировалась на сбор информации о СССР.

3 июня 1932 г. начальник штаба Квантунской армии утвердил «Правила организации разведки средствами связи», регламентировавшие порядок перехвата и дешифровки радиотелеграфных сообщений. В соответствии с ними дешифровальной работой в объединении занимались офицер-криптоаналитик и его помощник, подчинявшиеся начальнику разведки армии. Оба сотрудника должны были взламывать ключи к телеграммам и радиограммам, выполнять их письменный перевод, кроме того, криптоаналитик оценивал разведывательную ценность перехваченной информации. Для работы с советской шифроперепиской в июне в Харбин из Генерального штаба прибыл капитан Сакураи Синта[382]382
  Там же. S7-5-5 (C01002814100). Л. 1565; (C01002815700). Л. 1717–1720; S5-4-6 (C01003934500). Л. 0835–0840; Takahashi, Hisashi. Op. cit. P. 206.


[Закрыть].

В дальнейшем дешифровальная служба Квантунской армии постоянно усиливалась. Причинами этого являлись рост советской группировки на Дальнем Востоке и активное использование ею средств радиосвязи, а также появление у армии сложностей с выводом агентуры в СССР. Поэтому в августе 1933 г. во 2-м отделе было образовано особое отделение в составе 4 РРП в Синьцзине, Маньчжоули, Фугдине и Суйфэньхэ штатной численностью 8 офицеров и 38 гражданских специалистов, из которых 5 офицеров и 22 гражданских специалиста занимались перехватом и дешифровкой советских радиограмм[383]383
  Национальный архив Японии. Хэнсэки-01002000 (A03032000400). Л. 627; Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229400). Л. 1174. РРП в Фугдине в 1935 г. был переведён в Хэйхэ.


[Закрыть].

В 1935 г. отделение раскрыло простейший шифр советских пограничных отрядов, а позднее взломало 3– и 4-знач-ные шифры Красной армии, которые, хотя и не использовались для передачи важных сообщений, позволили установить организацию и дислокацию нескольких приграничных гарнизонов, а также расположение и перемещение ряда авиационных частей[384]384
  Там же. Л. 1185–1186.


[Закрыть].

Кроме того, с мая 1934 г. Квантунская армия приступила к развёртыванию вдоль маньчжурской границы сети наблюдательных пунктов для фотосъёмки советской территории, для чего из Токио в Синьцзин был командирован специалист НИИ ВТУ капитан Кадота Масао[385]385
  Там же. S9-6-35 (C01002992100).


[Закрыть]. Спустя год Военное министерство передало Квантунской армии и 19-й пехотной дивизии Корейской армии партию из семи биноклей с диаметром линз 70 и 120 мм[386]386
  Там же. S10-2-4 (C01004068100).


[Закрыть].

Испытывая острую нехватку квалифицированных кадров, Квантунская армия придавала большое значение подготовке офицеров разведки, пытаясь за счёт собственных ограниченных ресурсов компенсировать отсутствие в системе военного обучения центральной разведывательной школы. Для этого в 1933 г. объединение учредило институт так называемых «исследователей Северной Маньчжурии», формально занимавшийся улучшением навыков русского языка находившихся на стажировке в Харбине офицеров Генштаба. Фактически речь шла об ускоренных курсах, на которых с будущими начальниками разведорганов в Северной Маньчжурии отрабатывались вопросы организации и руководства агентурной, пропагандистской и диверсионной деятельностью против СССР. Их первыми слушателями стали капитаны Суми Синъитиро, Накаи Вакамацу, Комацу Мисао, Сакураи Рёдзо, Онодэра Макото и Като Ёсихидэ, позднее возглавившие приграничные военные миссии и военные атташаты в Скандинавии. В 1935 г. через курсы также прошли капитаны Оноути Хироси и Судзуки Исао, назначенные по их окончании в харбинскую военную миссию[387]387
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 219.


[Закрыть].

Своеобразный итог в деятельности своих разведорганов против СССР на первом этапе захвата Маньчжурии Квантунская армия подвела в феврале 1936 г. в 5-м разделе доклада заместителю начальника ГШ, освещавшем разведывательно-диверсионные операции объединения на Дальнем Востоке, в Забайкалье и МНР.

Автор доклада – начальник штаба армии Нисио, – в частности, отмечал, что, несмотря на деятельность военных миссий, резидентур в Европе и специальных служб Маньчжоу-Го, Советский Союз и Монголия оказывали настолько сильное оперативное противодействие, что результативность разведывательной работы не соответствовала возлагавшимся на неё ожиданиям. Засылавшиеся на советскую территорию агенты были недостаточно подготовлены в вопросах перехода границы, большая часть поступавшей от них информации являлась сомнительной, а в эмигрантской среде удалось объединить и поставить под японский контроль только русскоязычную диаспору, поэтому Нисио предлагал провести следующий комплекс мер по улучшению деятельности армейской разведки:

1. Увеличить число бывших белогвардейских офицеров, привлечённых в 1935 г. харбинской миссией для анализа советской печати, дополнив их специально подготовленными к этой работе офицерами японской разведки.

2. В дополнение к уже существовавшим и действовавшим против СССР и МНР японским военным миссиям в Харбине, Дуннине, Суйфэньхэ, Мишани, Фугдине, Хэйхэ, Саньхэ, Хай-ларе, Маньчжоули и Цицикаре организовать ЯВМ в Жаохэ (Цзямусы. – А. Г.) и в северной части Внутренней Монголии.

3. Усилить контроль за деятельностью в Маньчжурии всех органов полиции, жандармерии, информационных структур компании «Мантэцу», Бюро общих дел железной дороги и МИД Маньчжоу-Го.

4. Расширить сеть нелегальных резидентур русских и корейских агентов в СССР, использовать в интересах разведки должности дипкурьеров МИД Маньчжоу-Го и сотрудников учреждаемых в Советском Союзе маньчжурских консульств.

5. Усилить личным составом и техникой пункты радиоразведки в Синьцзине, Суйфэньхэ, Хэйхэ и Маньчжоули, организовать вдоль маньчжурской границы наблюдательные пункты для фотосъёмки советской территории.

6. Создать специализированную разведывательную школу по подготовке забрасываемой в СССР агентуры.

7. Активизировать разработку средств проведения подрывных операций, увеличить число диверсионных резидентур в СССР и Внешней Монголии, усилить оперативные мероприятия в отношении эмигрантских организаций, создать достаточные запасы диверсионного снаряжения[388]388
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю-мансю дзихэн-406 (C14030523600). Л. 0847–0857.


[Закрыть].

Начальник штаба Квантунской армии был абсолютно прав относительно усиления работы советских спецорганов против японской разведки после «маньчжурского инцидента», являвшейся отражением алармистских настроений в руководстве СССР. В документах Особого отдела (ОО) ОГПУ за 1932 г. отмечалось, что активизация деятельности разведорганов Японии против СССР с весны 1932 г. была связана с переходом японцев к подготовке военного нападения из Маньчжурии на нашу страну и с ростом советских Вооружённых сил на Дальнем Востоке и в Забайкалье. В обзоре ОО от 19 апреля 1934 г. прямо говорилось о том, что Япония планирует захватить Приморье, Амурский край, Камчатку и Сахалин, дойти до Байкала, овладеть МНР, поэтому направляет деятельность своих разведорганов на создание в восточных районах СССР сети нелегальных резидентур «по уничтожению авиабаз, складов, ангаров, оборонных объектов, порче и подрыву железнодорожных мостов, станционных сооружений, путей и т. п.». Серьёзную обеспокоенность у военно-политического руководства Советского Союза вызвало усиление к началу 1934 г. позиций японской разведки в приграничных с ним странах: органы госбезопасности добыли документальные материалы о направлении в военные атташаты в Польше и Латвии 8 офицеров ГШ, значившихся военными резидентами по СССР, в результате чего численность сотрудников разведки там утроилась[389]389
  Хаустов В.Н., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938 гг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 32.


[Закрыть]. В связи с этим основные усилия советских спецорганов были направлены на ликвидацию агентурного аппарата японской военной разведки в СССР, передачу ей заниженных данных о РККА, создание оперативного заслона на путях проникновения агентуры в приграничье с Маньчжурией, срыв попыток широкого использования организаций эмигрантов в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке в разведывательно-подрывных целях.

Приоритетным объектом внимания чекистов оставалась легальная резидентура в Москве. В отчёте ОО ОГПУ за 1933 г. отмечалось, что в поле зрения дальневосточной группы отдела находились 8 сотрудников ВАТ, 4 сотрудника ВМАТ, 3 военных резидента в частях Красной армии, а также весь персонал японского посольства в Москве из 115 человек.

Контрразведчики продолжали регулярно изымать всю служебную документацию из сейфа военного атташе, подставлять ему и его сотрудникам агентов-женщин, вести за ними круглосуточное наблюдение. Бывший ПВАТ в СССР Хаяси Сабуро вспоминал, что переписка и телефонные разговоры всех сотрудников военного атташата, обязанных проживать в гостинице «Савой», контролировались органами НКВД, и за каждым из них при выходе на улицу неотрывно следовал «хвост» из мужчин или женщин, которые для маскировки переодевали одежду, приклеивали усы и менялись через каждые 1–2 недели[390]390
  Kotani, Ken. Op. cit. P. 33.


[Закрыть]. Военный атташе Кавабэ, в свою очередь, полагал, что основным каналом утечки его информации являлась выемка в пути дипломатической почты[391]391
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 185. Л. 76.


[Закрыть].