Текст книги "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945"

Другой проблемой разведывательных органов всех уровней стало отсутствие постоянных агентурных позиций на территории СССР, обусловленное прежде всего резким оттоком японской диаспоры из Забайкалья и Дальнего Востока после ухода оттуда войск интервентов. На это, в частности, 7 июля 1924 г. обращал внимание Военного министерства начальник штаба Квантунской армии Кавада: «После вывода императорской армии из России в результате закрытия государственной границы мы практически ничего не знаем о политической ситуации в этой стране»[137]137
  Там же. T13-4-11 (C03022673900). Л. 1823.


[Закрыть]. Поэтому ещё в мае 1923 г. заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Муто Нобуёси разослал циркулярную директиву командованиям Квантунской, Корейской армий, начальникам военных миссий в Харбине, Хэйхэ и Маньчжоули о заведении специальных формуляров на всех выезжавших в Советский Союз граждан Японии, предлагая отдельно фиксировать информацию об их службе в действующей армии во время кампании 1904–1905 гг., военно-учётной специальности, политической ориентации, уровне образования, роде деятельности и степени владения русским языком, что позволило бы Разведывательному управлению наладить учёт потенциальных агентов или связных из числа колонистов для их последующего использования в оперативной работе против СССР[138]138
  Там же. T12-2-8 (C03022599500).


[Закрыть].

Определённое влияние на деятельность военной разведки Японии оказывали встречные шаги советских органов госбезопасности. Хотя до сих пор ничего не известно о разоблачении японской агентуры в европейской части нашей страны, тем не менее в 1921–1923 гг. Иностранному отделу ГПУ удалось внедрить в аппарат военного атташе Японии в Польше В.А. Горвиц-Самойлова и, вероятно, взять под контроль его агентурную деятельность[139]139
  Кочик В.Я. Разведчики и резиденты ГРУ. М.: Яуза, Эксмо, 2004. С. 425–426.


[Закрыть].

Кроме того, в Маньчжурии активность японских военных миссий сковывала работа территориальных органов госбезопасности, преобразованных в ноябре 1922 г. из Госполитохраны МВД ДВР в Полномочное представительство (ПП) ГПУ по Дальневосточной области. Японцам противодействовали контрразведывательный отдел (КРО) представительства и его отделения в губернских отделах, а также иностранное отделение (ИНО) полпредства. Кроме того, в июле 1923 г. были сформированы части пограничной охраны ПП ГПУ, взявшие под контроль весь периметр госграницы в Дальневосточной области.

По линии советской внешней разведки получением сведений о деятельности японских спецорганов и разложением белоэмигрантских кругов в Харбине с 1922 г. занималась легальная резидентура Госполитохраны под прикрытием аппарата особоуполномоченного МИД ДВР в полосе отчуждения КВЖД. В июне следующего года она объединилась с местной резидентурой Разведуправления Красной армии и перешла в подчинение Иностранного отдела ГПУ, в то время как Полпредство по Дальневосточной области организовало три легальные резидентуры в Маньчжоули, Пограничной и Хэйхэ с целью агентурного проникновения в негласный аппарат местных военных миссий. Хотя им удалось завербовать агентуру из числа проживавших в Северной Маньчжурии японцев и белоэмигрантов, включая негласных сотрудников харбинской ЯВМ А.И. Андогского и В.Е. Сотникова, решить главную задачу – регулярно изымать документальные материалы миссий – резидентуры не сумели.

Большей результативностью отличалась работа контрразведывательных органов губотделов ГПУ в Приморье, Приамурье и Забайкалье, которые сделали ставку на вербовку агентов среди представителей японской и корейской диаспор. Благодаря агентурному проникновению приморских чекистов во владивостокское генеральное консульство в 1924 г. были раскрыты разведывательные организации Корейской армии и МГШ, а 10 марта того же года Амурский губотдел Полпредства ОГПУ арестовал в Благовещенске по обвинению в шпионаже японских подданных фотографа Табата Кудзиро и врача Нарита Дзюро, состоявших на связи у начальника хэйхэской миссии Канда[140]140
  Архив НИИО МНО Японии. T13-2-9 (C03022653800). Л. 1254–1255.


[Закрыть].

Однако наряду с положительными примерами деятельности советской контрразведки против японских спецорганов имели место случаи необоснованных арестов граждан Японии по обвинению в шпионаже в 1922–1924 гг., что свидетельствовало о слабой агентурной работе советских спецслужб против военных миссий в данный период. Так, в декабре 1922 г. в Забайкалье органами Госполитохраны был арестован как «военный шпион» предприниматель Ямадзи Дзиро, в июле 1923 г. в Николаевске-на-Амуре подверглись аресту по подозрению в «ведении военного шпионажа и связи с командованием армии Пепеляева» мехозаготовители Дои Исаму, Кобаяси Кодзабуро и Ивамото Ёсикадзу, а в декабре того же года в Никольск-Уссурийском был задержан управляющий предприятием по очистке льда Онодэра Тигао, до 1921 г. сотрудничавший с местной военной миссией, но затем отошедший от агентурной работы. Ни в одном из указанных случаев арестованные японцы на связи у органов военной разведки империи не состояли[141]141
  Архив МИД Японии. 1.6.3.24.13.75.001 (B03051381400). Л. 0341; 1.6.3.24.13.75.002 (B03051383100). Л. 0308–0309; (B03051383300). Л. 0402–0403.


[Закрыть].

Как свидетельствуют отчёты армейских разведывательных органов, несмотря на сокращение штатов, недостаточное финансирование, отток японских мигрантов из СССР и противодействие советских спецслужб, в 1922–1925 гг. Квантунская и Корейская армии собрали большой объём информации о социально-экономической и политической обстановке в Приморье, дислокации там частей Красной армии, работе КВЖД и советском влиянии в её полосе.

Так, в 85-страничной разведывательной сводке штаба Корейской армии от 10 мая 1924 г. нашёл отражение целый комплекс вопросов, имевших принципиальное для японского Кабинета министров значение на переговорах с Караханом: политика советского правительства в отношении Японии, система органов власти в Приморской губернии, состояние финансов, экономики и транспорта региона, продовольственное снабжение и идеологические настроения населения, обстановка в корейской диаспоре, деятельность корейских революционных организаций и белопартизанских отрядов. Кроме того, армейская разведка достаточно точно установила численность, дислокацию и уровень боеготовности 1-й Забайкальской, 2-й Приамурской стрелковых дивизий, отдельной Дальневосточной кавалерийской бригады и частей ОГПУ[142]142
  Архив НИИО МНО Японии. T12-1-38 (C06031241500).


[Закрыть].

В то же время непроверенная информация армейских разведывательных органов нередко способствовала нагнетанию алармистских настроений в военно-политическом руководстве Японии, особенно в той его части, которая опасалась усиления Красной армии на Дальнем Востоке и советской экспансии в Китай: так, в марте 1924 г. штаб Квантунской армии отправил в Токио доклад харбинской миссии о наращивании Советским Союзом военных приготовлений в Приморье против Японии, подкреплённый агентурными сведениями о переброске из Читы на восток трёх бронепоездов, досрочном призыве новобранцев во Владивостоке и усиленной пропаганде среди населения о возможном японском вторжении[143]143
  Архив МИД Японии. 5.1.1.0.21 (B07090029600). Л. 0167.


[Закрыть].

Вся поступавшая в Токио информация от армий, военных атташе, МИД, МВД, МГШ, разведок Польши, Германии, Франции, Латвии и Эстонии сопоставлялась и тщательно анализировалась. На её основе в 1922–1923 гг. Разведуправление выпустило серию обзоров о состоянии армии, промышленности, транспорта, сельского хозяйства, связи, образования в СССР, причём большая их часть была подготовлена по материалам советской печати[144]144
  Там же. 1.6.3.24.10.013 (B03051155300). Л. 0190–0238; 1.6.3.24.13.65.004 (B03051362500). Л. 0166–0175; 1.6.3.24.10.015 (B03051157500). Л. 0102–0109; 1.6.3.24.10.017 (B03051160300). Л. 0250–0257; B.3.6.11.34 (B12081372700). Л. 0214–0221.


[Закрыть].

В обзоре № 17 «Краткое описание Рабоче-крестьянской Красной армии (на начало марта 1923 г.)» от 2 апреля 1923 г. были сведены материалы польской, эстонской и латвийской военных разведок. Обзор раскрывал организацию центральных органов военного управления и командований военных округов, детализировал организационно-штатную структуру стрелковых, кавалерийских корпусов, стрелковых, пограничных, кавалерийских дивизий, отдельных кавалерийских бригад, танковых, механизированных, артиллерийских и авиационных частей, описывал систему комплектования, военного обучения, боевой подготовки и материального обеспечения личного состава, характеризовал проводимое военно-политическим руководством СССР реформирование Красной армии. Как отмечалось в обзоре, Советский Союз имел в Вооружённых силах 600 000 человек и планировал сократить их ещё на 50 000, при этом в состав армии входили 10 стрелковых, 1 кавалерийский корпуса, 48 стрелковых, 9 кавалерийских, 7 пограничных дивизий ГПУ, 10 отдельных кавалерийских бригад, оснащённых по состоянию на 1 сентября 1922 г. 1 880 000 винтовками, 14 550 станковыми пулемётами, 2740 орудиями калибра 75-мм и выше, 353 боевыми самолётами нового и 108 старого типов. Составители обзора отмечали, что советское руководство прилагало усилия к сокращению численности и унификации организационно-штатной структуры армии, уделяя особое внимание развитию авиации, доведению количества стрелковых корпусов до 17, и приходили к выводу, что, «хотя боеспособность Красной армии в настоящее время ограничена количеством имеющейся военной техники, однако благодаря поставкам недостающего вооружения в будущем она вновь возрастёт»[145]145
  Там же. 1.6.3.24.10.015 (B03051158000). Л. 0288–0334.


[Закрыть].

Необходимо, однако, отметить, что большая часть из представленных в обзоре данных являлась дезинформацией советских спецслужб, поскольку на рубеже 1922–1923 гг. при ГПУ было создано Дезинформационное бюро в составе сотрудников органов госбезопасности, Разведупра и НКИД, отвечавшее за «составление и техническое изготовление целого ряда ложных сведений и документов, дающих неправильное представление противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной армии, о политической работе, руководящих партийных и советских органах, о работе НКИД»[146]146
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 329. Л. 9. Практическую работу вело отделение дезинформации РУ РККА.


[Закрыть].

30 ноября 1924 г. начальник КРО ОГПУ А.Х. Артузов докладывал своему руководству о деятельности бюро: «Нам удалось поставить свою работу так, что в настоящее время главные штабы иностранных государств […] снабжаются на 95 % материалом, который разрабатывается КРО ОГПУ совместно с военным ведомством по указанию Наркомвоенмора и НКИД. Таким образом, иностранные штабы имеют о Красной армии, её численности те сведения, которые желательны нам. […] Кроме того, целый ряд иностранных разведок, как польской, эстонской и отчасти (работа только начинается) финской, находится всецело в наших руках и действует по нашим указаниям»[147]147
  Там же. Ф. 76. Оп. 3. Д. 306. Л. 15–16.


[Закрыть].

Действительно, на 1 октября 1922 г. Красная армия имела на вооружении 775 445 винтовок, 12 344 станковых пулемёта, 2102 орудия и 348 боевых самолётов[148]148
  Мельтюхов М.И. Красная армия и несостоявшаяся революция в Германии (1923 г.). М.: АИРО-XXI, 2013. С. 29.


[Закрыть]. В её состав на 1 марта 1923 г. входили 17 стрелковых, 2 конных корпуса, 48 стрелковых, 10 кавалерийских дивизий, 9 пограничных округов ГПУ, 9 отдельных кавалерийских бригад. Доведение контрразведкой до иностранных спецслужб завышенных данных целиком соответствовало требованиям председателя Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкого «в дез[информационных] материалах рисовать численность, состояние и боеспособность Красной армии процентов на 50–60 лучше действительного положения»[149]149
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 99. Л. 490.


[Закрыть].

В следующем году Разведуправление выпустило новую серию обзоров, посвящённых состоянию советской авиационной промышленности, Рабоче-крестьянского Красного флота, экономической и религиозной обстановке в нашей стране и деятельности организаций кавказских сепаратистов[150]150
  Национальный архив Японии. Дзё-00002100 (A03023706000); (A03023712600); (A03023719900); (A03023720600).


[Закрыть]. В отношении последних составители доклада отмечали, что лидеры эмиграции в Стамбуле связывали свои надежды на успех в борьбе против советской власти с иностранной интервенцией и высказывались за получение помощи от Японии, памятуя о тайном финансировании кавказских организаций во время Русско-японской войны послом в Великобритании Хаяси Тадаси[151]151
  Там же. Л. 144–145.


[Закрыть].

Столь же внимательно Генеральный штаб наблюдал и за антисоветским движением на Дальнем Востоке и в Забайкалье. В феврале 1924 г., после серии крупных крестьянских мятежей, 2-е управление подготовило справку «Об антиправительственном движении на российском Дальнем Востоке», которая свидетельствовала об отслеживании японской военной разведкой ситуации в повстанческом и партизанском движении на советском Дальнем Востоке и в Забайкалье без оказания ему какой-либо поддержки[152]152
  Архив МИД Японии. 1.6.3.24.13.21.031 (B03051254000). Л. 0378.


[Закрыть].

Так, в первом разделе справки аналитики Генштаба отмечали, что волнения в Приамурье спровоцировали действия местных Советов, которые, разделив изначально выплаты налогов для населения на части в январе и мае, с середины января вернулись к принудительному взиманию всей суммы, что вызвало бунт разорённых неурожаем 1923 г. крестьян Николаевской, Тамбовской и Константиновской волостей Благовещенского уезда. В справке подчёркивалось, что крестьянские представители обратились за помощью к находившейся в Хэйхэ казачьей организации Е.Г. Сычёва, и 15 января есаул В.Н. Маньков переправился на советскую территорию для военного руководства восставшими[153]153
  Там же. Л. 0379.


[Закрыть].

Другие разделы доклада, составленные на основе разведывательных сводок Квантунской и Корейской армий, содержали сведения об антисоветских выступлениях в никольск-уссурийском, владивостокском, хабаровском, читинском гарнизонах и действиях белопартизанских отрядов в районе Сретенска, Спасска-Дальнего и Гродеково. В каждом случае детально анализировались причины мятежа, соотношение сил и тактика действий противоборствующих сторон[154]154
  Там же. Л. 0383.


[Закрыть].

Начавшаяся в 1923 г. военная реформа Красной армии вызвала повышенное внимание у японской разведки, так как могла привести к изменению баланса сил на Дальнем Востоке в пользу Москвы, а это, в свою очередь, требовало корректировки программ строительства Вооружённых сил империи, её оперативных и мобилизационных планов.

В выпущенном в конце 1924 г. Военном министерством Японии справочнике «Сухопутные войска империи и ведущих стран мира» говорилось о начатом с 1923 г. переводе ряда советских стрелковых дивизий на территориальный принцип комплектования, который соответствовал изначально заявленной доктрине «милиционной армии» и во многом обуславливался нехваткой бюджетных средств. По данным японской разведки, к концу 1924 г. территориальными в Красной армии были 27 из 58 стрелковых дивизий (в действительности 28) штатной численностью 1469 человек постоянного и 2667 человек переменного состава, а мобилизационные возможности СССР оценивались в 3 млн человек, однако развёртывание войск в начале войны лимитировала нехватка вооружения и боеприпасов[155]155
  Архив НИИО МНО Японии. T14-6-24 (C03012135400). Л. 0885–0895; Берхин И.Б. Военная реформа в СССР (1924–1925 гг.). М.: Воениздат, 1958. С. 178.


[Закрыть].

Промежуточные итоги военной реформы подвёл доклад Разведуправления от 31 марта 1925 г. «Нынешнее положение дел в иностранных государствах». Японские специалисты считали, что советские Вооружённые силы планово переходили от разномастной организационно-штатной структуры военного времени к единой конфигурации мирного периода, но полагали, что реорганизация армии затянулась. Основной акцент, по мнению японской разведки, советское командование сделало на оснащение войск современными образцами вооружения, в особенности боевой авиацией и химическим оружием, усиление боевого потенциала стрелковых и кавалерийских соединений за счёт сокращения вспомогательных и тыловых частей, реорганизацию центральных органов военного управления путём оптимизации и уменьшения численности их аппарата, улучшение денежного довольствия военнослужащих. По оценке 2-го управления, на начало 1925 г. Красная армия насчитывала 562 000 человек в сухопутных войсках, 21 стрелковый корпус, 35 стрелковых, 27 территориальных, 13 кавалерийских дивизий, 6 отдельных кавалерийских бригад, 15 танковых эскадр, 12 авиаэскадрилий и 34 авиационных отряда разведчиков, истребителей и бомбардировщиков и 14 отрядов гидропланов (928 боевых самолётов), из которых 2 стрелковых корпуса, 3 стрелковые дивизии, 2 кавалерийские бригады и 4 авиационные эскадрильи дислоцировались на Дальнем Востоке и в Забайкалье[156]156
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-гундзи гёсэй дзёхо-2 (C14010393100), (C14010393200). Л. 0273–0281, 0309–0316.


[Закрыть].

С одной стороны, указанные выводы отчасти соответствовали реальному положению дел. Как отмечал 16 января 1925 г. в совершенно секретном докладе «О состоянии РККА и Флота и мерах по усилению их мобилизационной готовности» заместитель председателя Реввоенсовета СССР М.В. Фрунзе, численность сухопутных войск составляла 562 000 человек, а относительно боеспособными соединениями Красной армии являлись 62 кадровых и территориальных стрелковые дивизии. Фрунзе проинформировал советское руководство о сокращении командного состава и повышении денежного довольствия военнослужащих, подчеркивая необходимость «затратить ряд лет на установление внутри страны более или менее удовлетворительного производства моторов [для ВВС]» и ассигновать 2 627 000 рублей «на изготовление 250 000 химических боеприпасов и 20 000 противогазов»[157]157
  Реформа в Красной армии. Документы и материалы. 1923–1928 гг.: В 2 кн. Кн. 1. М.; СПб.: Летний сад, 2006. С. 313–319.


[Закрыть].

С другой стороны, японская военная разведка вновь стала жертвой дезинформации, подготовленной для её европейских партнёров соответствующим отделением Разведуправления Штаба РККА. Располагая копиями сводок Генштабов Франции, Польши, Эстонии, Латвии и имея возможность снабжать указанные органы через контрразведывательный отдел ОГПУ в рамках оперативных игр «Трест», «Синдикат-2» и прочих выгодными для СССР сведениями, отделение систематически завышало численность, вооружение и боеспособность Красной армии на 50–60 %. Как отмечал 21 января 1925 г. в совершенно секретном докладе М.В. Фрунзе начальник Разведуправления Я.К. Берзин, в реальности советские Вооружённые силы располагали 15 стрелковыми корпусами, 36 стрелковыми, 26 территориальными, 10 кавалерийскими дивизиями, 9 отдельными кавалерийскими бригадами, 7 авиаэскадрильями и 20 авиационными отрядами разведчиков и истребителей и 6 отрядами гидропланов (403 боевых самолёта). Берзин предлагал прекратить доведение до разведывательных органов соседних стран «раздутой» дезинформации, обосновывая это тем, что «исходя из преувеличенных данных, противники ставили своей задачей срочное усиление своих армий и увеличение мобзапаса»[158]158
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 99. Л. 490–500.


[Закрыть].

В целом японская военная разведка в докладе от 31 марта не увидела угрозу интересам империи на Дальнем Востоке со стороны СССР, поскольку при подписании 20 января 1925 г. Пекинской конвенции о возобновлении дипломатических отношений Москва выразила сожаление о так называемом «николаевском инциденте», признала правопреемственность в соблюдении условий Портсмутского мирного договора 1905 г. и гарантировала Японии права на добычу угля и нефти на Северном Сахалине[159]159
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-гундзи гёсэй дзёхо-2 (C14010393000). Л. 0249.


[Закрыть].

Необходимо отметить, что данный обзор Генштаба стал первым комплексным исследованием положения дел в СССР после окончания Гражданской войны. Японские аналитики, в частности, отмечали: «Обрисовывая в общих чертах ситуацию в СССР по прошествии 7 лет после революции, можно констатировать, что вычищены все контрреволюционные силы, в Советский Союз вошли все республики Средней Азии, а проживающие в стране национальности, все до единой, сплотились и объединились. Запланированные реформа Советов и чистка партийных рядов призваны укрепить основы государства.

Во внешней политике Советский Союз, после признания Великобританией и Францией, постепенно налаживает дружеские и торговые отношения со всеми другими странами. Уже заключён договор с Китаем, по которому СССР завладел правами на управление КВЖД. Восстановив отношения с Японией, Советский Союз вернул себе Северный Сахалин, а насадив своё влияние во Внешней Монголии, фактически создал там государство по собственному образцу. Сегодня Россия полностью восстановилась в границах бывшей Российской империи за исключением Прибалтики и Бессарабии.

[…] В финансово-экономической сфере Советский Союз, хотя в прошлом году повторно пережил голод в южных районах страны, сумел практически без посторонней помощи самостоятельно удовлетворить свои потребности в продовольствии. Испытывая значительные трудности, советское правительство надеется с помощью новой экономической политики восстановить государственный потенциал, [хотя] бюджет страны на сегодняшний день составляет только треть довоенного»[160]160
  Там же. Л. 0210.


[Закрыть].

Впрочем, обзор носил достаточно сбалансированный характер: наряду с несомненными успехами Советского государства во внутренней и внешней политике, специалисты 2-го управления отмечали целый комплекс ещё нерешённых Советским Союзом проблем, в том числе внутрипартийную борьбу группировок Сталина и Троцкого, спровоцированное голодом нормирование продуктов питания в отдельных районах страны, притеснение предпринимателей, рост цен на товары народного потребления из-за застоя промышленности, вызванное этими факторами недовольство среди населения и имевшие место антисоветские выступления летом 1924 г. на Кавказе и в Туркестане[161]161
  Там же. Л. 0211.


[Закрыть].

Резюмируя всё вышеизложенное, следует признать, что после вывода японских войск с Дальнего Востока осенью 1922 г. Токио взял курс на нормализацию отношений с Советским Союзом. Установка на избегание войны с СССР и подготовку к возможному столкновению с США была закреплена в 1923 г. в базовом «Курсе национальной обороны империи». В связи с этим органы военной разведки Японии действововали против нашей страны ограниченно с позиций военных миссий в Маньчжурии и зарубежных разведаппаратов Генштаба в Берлине, Риге, Стамбуле и Варшаве. Основной поток сведений о советском военном потенциале шёл в Токио из Генеральных штабов Польши, Латвии, Эстонии, Германии, Франции и содержал большой процент фальсифицированных советскими спецорганами завышенных данных, что, по мнению Москвы, должно было удержать эти страны от нападения на СССР. Японские военные миссии в Маньчжурии подвергались систематическому сокращению и реорганизации, испытывали на себе давление советских органов госбезопасности, утратили из-за отъезда японских колонистов с Дальнего Востока и из Забайкалья значительную часть агентурных позиций. Тем не менее им удалось собрать большой объём информации о военно-политической обстановке на советском Дальнем Востоке и в Забайкалье, задействуя маршрутную агентуру из белоэмигрантов, китайцев, корейцев, контрабандистов и обрабатывая советскую прессу.