Текст книги "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945"

12 августа командующий Квантунской армией утвердил «Основные принципы урегулирования номонханского инцидента», предполагавшие до начала зимы построить вдоль побережья Халхин-Гола фортификационные сооружения, зимние казармы и ангары для боевой авиации, отразить запланированное противником наступление, нанести ему сокрушительное поражение и оставить в спорном районе 2 пехотных батальона, 1 артиллерийский дивизион, 2 зенитно-артиллерийских отряда и 2 автомобильные роты.

Мнение Квантунской армии целиком разделял военный атташе в СССР полковник Дои Акио. 12 августа он направил в Синьцзин телеграмму с призывом в кратчайшие сроки построить долговременные укрепления по р. Халхин-Гол вглубь прилегающей территории Маньчжурии и быть готовым мощным контрударом отразить советско-монгольское наступление, чтобы не втягивать империю в войну на истощение, заставив противника отказаться от дальнейших попыток оспаривать установленную Японией линию госграницы[595]595
  Там же. Мансю-номонхан-211 (C13010598100). Л. 1412–1429.


[Закрыть].

Для отражения предполагаемого советского наступления 4 августа в составе Квантунской армии была образована 6-я армия (управление в Хайларе), которая включала 23-ю пехотную дивизию, 14-ю пехотную бригаду 7-й пехотной дивизии, 3-ю отдельную тяжелую артиллерийскую бригаду, 8-й погранотряд с приданными маньчжурскими частями. Кроме того, в резерве Квантунской армии находилась 7-я пехотная дивизия. Наращивать эту группировку командование объединения не планировало, ориентируясь на свои ошибочные оценки противника, хотя ещё 13 августа 2-е управление ГШ представило ему практически точную информацию о советско-монгольских войсках в районе Халхин-Гола, отметив наличие там 30 стрелковых батальонов, 5 танковых и мотоброневых бригад, 2 кавалерийских дивизий МНРА, которые имели на вооружении 50 тяжёлых и 130 полевых артиллерийских орудий (как уже отмечалось, 1-я армейская группа насчитывала 3 стрелковые, 2 монгольские кавалерийские дивизии, 4 мотоброневые, 2 танковые, 1 стрелково-пулемётную и 1 авиадесантную бригады)[596]596
  Хаяси, Сабуро. Указ. соч. С. 175.


[Закрыть].

Определённую лепту в дезинформирование Квантунской армии внесли продуманные действия штаба 1-й армейской группы по доведению ложных сведений до противника через каналы закрытой связи. Хотя с помощью польских коллег и подкупа в июле 1939 г. сотрудника советского консульства в Ханькоу, продавшего отделению военной жандармерии сводную шифровальную книгу НКИД и шифровальную книгу советского посольства в Китае[597]597
  Архив НИИО МНО Японии. S14-74-163 (C04121227700).


[Закрыть], дешифровальщики армии взломали 4-значный армейский, 4-значный пограничный и 3-значный авиационный шифры противника, советское командование сознательно использовало нестойкие шифросистемы в расчёте на то, что японцы перехватят ложные приказы о переходе к обороне и, таким образом, будут захвачены врасплох внезапным советским наступлением. Тогда же на Халхин-Голе боевое крещение приняла шифровальная аппаратура В-4, использовавшаяся для связи штаба армейской группы с ГШ Красной армии[598]598
  Kotani, Ken. Op. cit. P. 124–125; Жуков Г.К. Указ. соч. С. 202.


[Закрыть].

Значительное внимание при подготовке наступления было уделено радиомаскировке: советским частям, которые сосредотачивались на северном и южном флангах, было категорически запрещено использовать радиостанции. В то же время радиостанции частей центра вели интенсивный радиообмен с Тамцак-Булаком и Улан-Батором[599]599
  Горбунов Е.А. Указ. соч. С. 342.


[Закрыть].

Кроме того, советская контрразведка надёжно блокировала каналы поступления информации о войсках Забайкальского военного округа и 1-й ОКА из легальных резидентур ГШ в Чите и Благовещенске: постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 июля 1939 г. в маньчжурские консульства не пропускались посетители, миссии были отрезаны от телеграфной и телефонной связи с внешним миром, каждый сотрудник консульства при выходе из представительства сопровождался двумя агентами НКВД[600]600
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 25. Л. 114–115.


[Закрыть].

Поэтому предпринятое 20 августа 1939 г. крупное наступление советско-монгольских войск на р. Халхин-Гол стало полной неожиданностью как для 23-й пехотной дивизии, так и для Квантунской армии. Только на второй день штаб армии установил, что в ударе задействованы от 3 до 4 стрелковых дивизий и от 4 до 5 механизированных бригад[601]601
  Хаяси, Сабуро. Указ. соч. С. 178.


[Закрыть].

Умелые действия Красной армии и МНРА вынудили японское командование сесть за стол переговоров и заключить 16 сентября перемирие с последующей демаркацией государственной границы в районе конфликта.

Провалы в работе всех видов разведки во время сражения были детально изучены специальной комиссией Военного министерства Японии, которая пришла к выводу о необходимости коренной перестройки разведывательных органов Квантунской армии. Целью планируемых мероприятий была концентрация сил и средств агентурной разведки в единой структуре, освобождённой от функций анализа и оценки собранной информации. Комиссия, в частности, пришла к следующим выводам:

1. К началу номонханского инцидента техническая оснащённость военных миссий Квантунской армии оставалась слабой, имелись существенные различия в их организационно-штатной структуре и, кроме того, отсутствовало должное взаимодействие между всеми разведывательными органами.

2. 2-й отдел штаба армии превратился из информационно-аналитического в административный орган, начальник которого и три его заместителя тратили большую часть своего времени на решение кадровых и финансовых вопросов, что снижало качество оценки информации и, в свою очередь, побуждало сотрудников 1-го (оперативного) отдела самостоятельно анализировать скудные и непроверенные данные из побочных источников.

3. Имевшая большой опыт организации агентурной разведки против СССР харбинская миссия не обладала во время конфликта полномочиями по руководству всеми ЯВМ, особенно находившимися в прифронтовой полосе, тогда как 2-й отдел не успевал своевременно корректировать деятельность разведывательных органов и обрабатывать поступавшую от них информацию.

4. Линии связи между 2-м отделом и подчинёнными ему разведорганами не были заранее подготовлены, поэтому отчёты миссий и директивные указания им из Синьцзина запаздывали, а не имевшие собственных радиопередатчиков легальные резидентуры ГШ в Чите и Благовещенске оказались в полной изоляции.

5. В Квантунской армии отсутствовали планы мобилизационного развёртывания разведывательных органов в период войны. Действовавшие в прифронтовой полосе две оперативные группы харбинской военной миссии не были заранее подготовлены к обработке захваченной на поле боя документации, не имели достаточного количества средств радиосвязи, были зависимы в вопросах материально-технического обеспечения от командиров воинских частей.

6. Радиоразведка армии имела устаревшую аппаратуру, основной поток информации с советских линий связи поступал не от прифронтовых РРП, а от центрального пункта в Синьцзине. Несмотря на большой объём перехваченных шифрограмм и частую передачу оперативной информации открытым текстом, криптоаналитики армии испытывали серьёзные сложности со взломом советских шифров. Им так и не удалось раскрыть 5-значные шифры, использовавшиеся на линиях связи «армейская группа – Генеральный штаб»[602]602
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229500). Л. 1192–1201; Coox, Alvin D. Op. cit. P. 1016.


[Закрыть].

Необходимость усиления органов агентурной и радиоразведки объединения диктовалась также их малым удельным весом в общем объёме добываемой армией информации о советском военном потенциале и большой зависимостью 2-го отдела от справочных материалов РУ ГШ. Так, в подготовленном штабом объединения 1 ноября 1939 г. «Реестре командного состава Красной армии» 36 % данных о ДВФ и ЗабВО приходились на анализ советской прессы харбинской военной миссией, 33 % – на сведения ГШ, 10 % – на показания захваченных в ходе боёв на Халхин-Голе советских военнослужащих и только 5 % – на информацию органов радиоразведки. Доля агентурных данных была ещё ниже[603]603
  Архив НИИО МНО Японии. S14-15-69 (C01007464200). Л. 1456–1495.


[Закрыть].

С учётом рекомендаций комиссии в апреле 1940 г. на базе харбинской ЯВМ началось развёртывание Информационно-разведывательного управления (ИРУ) со штатом 43 офицера, прапорщика и 313 гражданских специалистов, подчинявшегося непосредственно командующему объединением[604]604
  Там же. Тюо-гундзи гёсэй хэнсэй-1 (C12120966500). Л. 0016: Арига, Цутао. Указ. соч. С. 94.


[Закрыть]. Приказом командующего армией от 1 августа 1940 г. на ИРУ возлагались задачи ведения агентурной разведки, пропагандистской и подрывной деятельности против СССР на территории Сибири, Забайкалья, Дальнего Востока и МНР. Приказ требовал от начальника управления обращать особое внимание на сбор информации о дислокации, численности, вооружении, оперативных планах, мобилизационных возможностях войск Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа, изучать ТВД и состояние Красной армии в целом. Подрывная работа предусматривала проведение комплекса подготовительных мероприятий в области военных, идеологических и экономических диверсий против СССР. В сфере пропаганды начальнику ИРУ поручалось ведение агитации против властей СССР и МНР, а также нейтрализация их пропагандистских кампаний. Кроме того, управление должно было заниматься контрразведывательным обеспечением оперативной деятельности, анализом эффективности проводимых мероприятий, подготовкой агентов и повышением квалификации кадрового состава[605]605
  Архив НИИО МНО Японии. S15-8-75 (C01003599600).


[Закрыть].

В то же время за 2-м отделом штаба Квантунской армии сохранились функции обработки и обобщения разведывательной информации, планирования контрразведывательной, пропагандистской и диверсионной деятельности, составления картографических материалов и метеосводок. В его аппарате появилось аналитическое отделение, состоявшее из 18–19 специально подготовленных офицеров разведывательной и штабной служб. Для оперативной передачи собранной ИРУ информации между Харбином и Синьцзинем была проложена защищённая линия телефонной связи[606]606
  Там же. S15-8-75 (C01003601800). Л. 1853; Мансю дзэм-пан-364 (C13010229600). Л. 1215–1216.


[Закрыть].

Принимая во внимание необходимость заблаговременной подготовки армейских разведывательных органов к работе в условиях военного времени, в марте 1941 г. командующий объединением внёс коррективы в мобилизационный план на 1941 финансовый год, согласно которым в случае начала войны при армиях первого эшелона в Маньчжурии формировались 5 оперативных пунктов из 2–3 офицеров, 3–4 унтер-офицеров и 2–3 переводчиков русского языка, с приданным автопарком передвижных радиостанций, для получения информации путём допроса военнопленных и анализа захваченной вражеской документации. В случае необходимости ИРУ могло самостоятельно развёртывать 3–4 оперативные группы при командованиях фронтов и отдельных армий, которые координировали деятельность нижестоящих оперативных пунктов и обрабатывали всю поступавшую от них информацию[607]607
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 160–161.


[Закрыть].

В связи с отсутствием каких-либо разведывательных органов, действовавших на юге и юго-востоке МНР, в июне 1940 г. в Абаге было развёрнуто отделение ИРУ, которое отвечало за агентурную разведку и подготовку к проведению диверсионных операций в военное время вместо расформированных в 1937–1939 гг. военных миссий армии в Долоннуре, Чэндэ и Чжанцзякоу. Начальник отделения находился в двойном подчинении у командований Квантунской армии и Монгольской гарнизонной армии Северо-Китайского фронта, отчитываясь перед первым по вопросам разведывательно-диверсионной деятельности и по политическим акциям – перед вторым[608]608
  Архив НИИО МНО Японии. S15-68-163 (C04122238800). Л. 0594–0598. Параллельно с ней действовала ЯВМ Монгольской гарнизонной армии в Хух-хото.


[Закрыть].

Кроме того, армия усилила органы специальной разведки на хабаровском и приморском направлениях, для чего осенью 1939 г. миссия в Цзямусы начала подготовку диверсионных групп из числа местных китайцев, а 15 февраля 1940 г. Военное министерство одобрило заявку командующего объединением на передачу ЯВМ в Яньцзы со складов гарнизонного отряда в Хуньчуне 80 винтовок образца 1938 г., 2 ручных пулемётов и 8 пистолетов «Маузер»[609]609
  Там же. S15-3-70 (C01003549300); Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 100.


[Закрыть].

Большое внимание после номонханского инцидента Квантунская армия уделила подготовке переводчиков. В 1940 г. в Харбине была организована школа переводчиков русского языка («345-й отряд»), ежегодно готовившая из японских военнослужащих 250 русоведов для воинских частей армии и органов военной жандармерии. Лучшие выпускники – порядка 20 человек направлялись в штабное управление ИРУ и его территориальные отделения. Небольшая часть выпуска ежегодно распределялась по заявкам разведорганов Корейской и Северной армий. Курс обучения, длившийся от 3,5 до 12 месяцев, включал основы устного и письменного перевода, овладение навыками разговорной речи, изучение внутреннего положения СССР, организации, дислокации и вооружения Красной армии, знакомство с бытом советских граждан. Разведывательные дисциплины – вербовка, переброска агентов, организация связи и прочее – изучались факультативно только со старшими курсами[610]610
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 221–222.


[Закрыть].

В то же время практически неизменной оставалась подготовка агентов – она велась в организованной весной 1938 г. на базе учебных пунктов К.В. Родзаевского и Б.Н. Шепунова харбинской разведшколе при отделении пропаганды ИРУ по 6-месячной программе, рассчитанной на 20 курсантов[611]611
  Смирнов С.В., Буяков А.М. Указ. соч. С. 44.


[Закрыть].

Реорганизация ИРУ заняла год. К середине 1941 г. его штабному управлению в Харбине подчинялись отряд «Аса-но», харбинская школа переводчиков русского языка и 10 отделений, образованных на базе ЯВМ, – в Хайларе, Хэйхэ, Цзямусы, Муданьцзяне, Дунъане, Яньцзи, Мукдене, Дайрэне, Ванъемяо и Абаге с 17 подчинёнными разведпунктами. Штаты ИРУ комплектовались выпускниками разведывательной школы Накано[612]612
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-бутай рэкиси дзэмпан-28 (C12122425200). Л. 1576.


[Закрыть].

Серьёзные изменения произошли в методах деятельности разведорганов Квантунской армии. В соответствии с «Планом мероприятий харбинской японской военной миссии по усилению разведывательно-подрывной деятельности против СССР» от 16 февраля 1940 г., составленным по итогам совещания руководителей всех миссий в Северной Маньчжурии, предполагалось увеличить численность действовавших под прикрытием японских и маньчжурских консульств резидентур, включать разведчиков в состав направляемых в нашу страну делегаций, вербовать служащих японских дипломатических и торговых представительств с целью ведения через них разведки в СССР, перевербовывать арестованную советскую агентуру, усилить сбор печатных изданий, устанавливать агентурные отношения с сотрудниками советских торговых и дипломатических миссий в Маньчжурии, активно использовать технические средства разведки для подслушивания разговоров в советских учреждениях[613]613
  Органы государственной безопасности СССР. Т. 1. Кн. 1. С. 363.


[Закрыть].

Следствием принятия этого плана стало переподчинение благовещенской и читинской резидентур штабу Квантунской армии и значительное расширение их штатов[614]614
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229600). Л. 1214.


[Закрыть]. Если до 1940 г. в резидентуре в Чите работал только один офицер разведки под прикрытием должности вице-консула генерального консульства Маньчжоу-Го, то в январе 1940 г. туда в качестве младшего секретаря миссии был дополнительно командирован выпускник разведшколы Накано лейтенант Ватанабэ Тацуи («Ватари»). В том же году его сменил капитан Курихара Ёсихиса (управляющий делами консульства «Ямамото Ицудзо»), к которому присоединились старший унтер-офицер Мураками Киити (шофёр консульства «Муракава») и младший лейтенант «Морикава Масадзуми» (управляющий делами, позднее вице-консул консульства), совместно с резидентом майором Акахори Мититаро (вице-консул «Ягата Масамити») контролировавшие советские воинские перевозки через читинский железнодорожный узел.

Практически одновременно расширились штаты благовещенской резидентуры: в 1941 г. Квантунская армия отправила туда под прикрытием должностей вице-консулов и управляющего делами маньчжурского консульства подполковника Хираки Синдзо, капитанов Исобэ Тадасукэ («Кавабэ Ёгоро») и Исида Сабуро для сбора сведений о частях Красной армии, воинских перевозках по железным дорогам, их пропускной способности, политическом и экономическом положении в Советском Союзе, настроениях советских граждан, их обеспеченности продуктами питания и промышленными товарами.

С учётом опыта номонханского инцидента Квантунская армия оснастила благовещенскую и читинскую резидентуры коротковолновой приёмо-передающей аппаратурой для связи с отделениями ИРУ в Хэйхэ и Хайларе на случай обострения ситуации. Однако эффективность этой работы нивелировалась противодействием радиоконтрразведывательной службы НКВД – Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ), систематически глушившей в 1941–1945 гг. радиообмен резидентур[615]615
  Там же. Л. 1216; Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 151.


[Закрыть].

В вопросе заброски агентов ИРУ продолжало ориентироваться в первую очередь на китайцев и маньчжуров, которые в 1940–1941 гг. составляли до 95 % агентурного аппарата разведорганов армии. Квалифицированная агентура забрасывалась на Дальний Восток на длительное оседание с задачами сбора данных о Красной армии, транспортной и промышленной инфраструктуре, восстановления связи с ранее переброшенными агентами, вербовки советских граждан, внедрения в центры НКВД и РУ ГШ по руководству китайским партизанским движением в Маньчжурии. Для этой категории агентов, как правило, готовилась легенда перехода границы «вследствие враждебного настроения к японским оккупантам и желания поехать в Китай для борьбы против японской военщины». Разведчики подбирались из числа военнослужащих маньчжурской армии и сотрудников полиции и проходили тщательную подготовку. Другая категория агентов вербовалась отделениями ИРУ среди неграмотного и малограмотного китайского населения для проведения маршрутной разведки путём визуального наблюдения. Их легенды объясняли незаконный переход советско-маньчжурской границы поисками лучших условий жизни, семейными ссорами или притеснениями со стороны японцев[616]616
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Кн. 2 (1 января – 21 июня 1941 г.). М.: АО «Книга и бизнес», 1995. С. 36–38.


[Закрыть].

Русскоязычная агентура забрасывалась в приграничные районы на короткий период, в ряде случаев успешно преодолевая все рубежи охраны: так, агент миссии в Саньхэ В.Е. Гольцов в 1938 г. четыре раза перебрасывался в Забайкалье, а миссия в Суйфэньхэ в июне 1940 г. вывела под Гродеково агентов И. Котомина и А. Шкварникова, которые благополучно вернулись в Маньчжурию[617]617
  Органы государственной безопасности СССР во Второй мировой войне. С. 478; Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920–1945 гг.): Сборник документов. Южно-Сахалинск: Б/и, 1994. С. 119–120.


[Закрыть].

Реорганизация оперативного звена военной разведки после номонханского инцидента также затронула разведорганы Корейской и Северной армий[618]618
  Северная армия образована в декабре 1940 г. для обороны Южного Сахалина, Курил и Хоккайдо.


[Закрыть], которые были усилены переводчиками русского языка и оснащены новейшей аппаратурой радиоперехвата. Приказом военного министра от 6 июня 1940 г. к командованию Корейской армии в качестве сотрудников ЯВМ в Раджине были прикомандированы 1 старший и 2 младших военных переводчика. Одновременно штаб армии взял на учёт всех переводчиков русского языка из числа японских мигрантов в Корее и военнослужащих объединения. Только в 19-й пехотной дивизии таковых оказалось 25: 6 колонистов и 19 солдат и унтер-офицеров, ранее окончивших харбинскую школу переводчиков[619]619
  Архив НИИО МНО Японии. S15-1-11 (C01004727400); S15-4-14 (C01004774600).


[Закрыть]. В Северной армии пошли по другому пути: приказом военного министра от 3 марта 1941 г. в Хакодатэ с 1 апреля того же года открылась армейская школа переводчиков русского языка в составе начальника, заместителя и четырех преподавателей, из которых один являлся носителем языка. Кроме того, 12 декабря 1940 г. в г. Камисикука (Леонидово) был образован РРП «Карафуто» во главе с майором Ота Гундзо, а вдоль границы на Сахалине развернута сеть наблюдательных пунктов для визуальной разведки советской территории[620]620
  Там же. S16-22-23.2 (C08030003800); Дайтоа сэнсо кокан сэнси. Дай 21. Хокуто хомэн рикугун сакусэн. 1. Аццу гёкусай = Официальная история войны в Великой Восточной Азии. Т. 21. Военные операции сухопутных войск на северо-восточном направлении. 1. Смертельная битва за Атту. Токио: Асагумо симбунся, 1968. С. 26–27.


[Закрыть].

Прямым следствием поражения японских войск на р. Халхин-Гол стала активизация деятельности резидентур в Финляндии и Швеции, превратившихся к июню 1941 г. в центры агентурной разведки против СССР с позиций Европы. Необходимо отметить, что с февраля 1938 г. военный атташе в Хельсинки представлял интересы империи в Стокгольме, однако в сентябре 1940 г. аппарат в Швеции был выделен в самостоятельную единицу для работы с поляками во главе с бывшим военным атташе в Финляндии полковником Ниси-мура Тосио, а его место в Суоми занял военный атташе в Риге подполковник Оноути Хироси.

Опираясь на достигнутые после нацистской оккупации Польши договорённости с польской военной разведкой о предоставлении убежища её резидентам и оказании им помощи в организации связи в обмен на доступ к информации по Германии и СССР, в октябре 1939 г. Оноути зачислил переводчиком в свой аппарат начальника немецкого реферата 2-го отдела ПГШ майора Михала Рыбиковского, который получил паспорт маньчжурского подданного, белоэмигранта «Петра Иванова». Из Риги Рыбиковский руководил резидентурами в Прибалтике, а после вхождения Латвии в состав СССР и закрытия японского посольства в августе 1940 г. убыл с Оноути в Стокгольм на должность переводчика ВАТ. Отсюда Рыбиковский продолжил руководить разветвлённой сетью 2-го отдела, включавшей резидентуры в Берлине, Варшаве, Праге, Каунасе, Даугавпилсе, Вильнюсе, Риге. В свою очередь, польский резидент в Варшаве майор Зигмунт Релишко, легализованный как сотрудник консульства Маньчжоу-Го, контролировал агентуру в Белостоке, Минске, Смоленске и через японских дипкурьеров пересылал информацию в Берлин капитану Альфонсу Якубянецу, аккредитованному переводчиком ВАТ, который тем же способом отправлял её в Стокгольм. Специально для взаимодействия с польской военной разведкой в Германии и Польше в марте 1940 г. в Европу выехал глава резидентуры ГШ «Хоси» полковник Акикуса Сюн, получивший документы прикрытия на имя советника дипмиссии Маньчжоу-Го в Германии и генерального консула Маньчжоу-Го в Варшаве «Хосино Итиро»[621]621
  NARA. RG 226. Entry 212. Box 8. NR 24486 «Japanese Wartime Collaboration with the Polish Intelligence Service: with Appendix, Japanese Specialists on Poland and Polish Wartime Activities in the Far East». P. 2–4; Pałasz-Rutkowska, Ewa, Romer, Andrzej T. Polish – Japanese Co-operation during World War II // Japan Forum. Vol. 7. No. 2. Autumn 1995. P. 295–298; PepłonUski, Andrzej. Działalnos“ c“ Oddziału II Sztabu Naczelnego Wodza na terenie Skandynawii i pan“ stw bałtyckich w czasie II wojny s“ wiatowej // Słupskie Studia Historyczne. (2004). S. 123–127.


[Закрыть].

Кроме того, часть агентуры польской разведки в СССР перешла под контроль военного атташе в Румынии полковника Фудзицука Сикао, ранее работавшего в Польше (1933–1935), благодаря аккредитации при его аппарате в сентябре 1939 г. в качестве подданных Маньчжоу-Го офицера экспозитуры «R» ПГШ в Бухаресте капитана Бронислава Эльяшевича, четырёх его сотрудников и руководителя заброски агентов в Советский Союз от НТСНП Г.С. Околовича. В 1939–1940 гг. Эльяшевич и Околович перебросили в СССР в интересах японской военной разведки более 10 членов Союза, кроме того, на связи у Эльяшевича находились агенты в окружении старшего комсостава РККА, включая преподавательницу немецкого языка командующего 6-й армией во Львове[622]622
  Прянишников Б.В. Указ. соч. С. 137–139.


[Закрыть].

Стоит отметить, что в марте 1940 г. польская военная разведка перебросила в Токио для организации совместной с Квантунской армией работы против СССР 4 своих офицеров – майора Яна Мусилевича, капитанов Зигмунта Воеводзкого, Ольгерда Кумфта и специалиста по советским шифрам подпоручика в запасе Мечислава Сикору, интернированных в Румынии. Несмотря на присоединение Токио в сентябре 1940 г. к Тройственному пакту, польские офицеры убыли из Японии только в 1942 г. Сикора до конца войны оставался в Маньчжурии в качестве консультанта СИУ Квантунской армии по взлому советских шифров. С его помощью управление раскрыло 4-значный советский шифр и до конца 1941 г. отслеживало изменения в составе ВВС Забайкальского фронта[623]623
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229600). Л. 1207–1208, 1220.


[Закрыть].

Вторым по значимости источником информации о СССР для японцев стала финская военная разведка. Изучив ход советско-финской войны, Нисимура пришёл к выводу о высокой эффективности работы финских криптоаналитиков, поэтому обратился к ним с просьбой о помощи во взломе 5-значного советского шифра «ОК-40», введённого в дивизионном звене после победы на р. Халхин-Гол. Поскольку финны взломали его во время Зимней войны, начальник криптографической службы майор Рейно Хенрик Халламаа в августе 1940 г. передал копию шифра Квантунской армии, благодаря чему японцы сумели раскрыть армейский, авиационный и флотский шифры и до конца 1940 г. читали переписку ряда частей ДВФ. В свою очередь, они передали финнам непрочитанную шифропереписку частей Красной армии, дислоцированных в районах Хабаровска и Владивостока, что позволило криптоаналитикам Суоми к весне 1941 г. восстановить на 30 % 5-значный шифр, который применялся не только на Дальнем Востоке, но и в Ленинградском ВО[624]624
  Никитин В.В. Состязание с бурей. Финская радиоразведка против СССР. СПб.: Литография Принт, 2020. С. 70.


[Закрыть]. Кроме того, финны предложили Нисимура командировать в Хельсинки двух криптоаналитиков для совместной работы над советскими шифрами в обмен на финансирование Японией деятельности их дешифровальной службы. Приняв это условие, в июле 1940 г. Токио направил в распоряжение Р. Халламаа майора Хориути Хидэнари, которого из-за отсутствия криптографической подготовки в июне 1941 г. сменил сотрудник 18-го отделения Ставки капитан Хиросэ Эйити.

В целом финны предоставили японцам доступ ко всей информации о СССР в обмен на финансирование их деятельности и передачу им данных о советском Дальнем Востоке. Кроме того, они ознакомили сотрудника берлинской резидентуры майора Хигути Фукаси с имевшимися материалами по организации подрывных акций в советском тылу. После убытия Нисимура в Токио контакты с финской военной разведкой поддерживал полковник Оноути Хироси[625]625
  NARA. RG 226. Entry 212. Box 8. NR 24486 «Japanese Wartime Intelligence Activities». P. 18; Национальный архив Японии. Кун-00979100 (A10113472600). Л. 86–87.


[Закрыть].

Не менее ценной для Токио была информация эстонской военной разведки. Несмотря на отъезд в Стокгольм накануне присоединения Эстонии к СССР в 1940 г. начальника 2-го отдела полковника Р. Маасинга, он продолжил руководить ценными агентами из числа бывших офицеров эстонской армии, перешедших на работу в советские военно-учебные заведения или оказавшихся в распоряжении советских властей – генералами Й. Лайдонером (бывший Главнокомандующий эстонской армией), Р.И. Томбергом (бывший командующий ВВС) и Уденсом (бывший начальник оперативного отдела Генштаба). Связь с ними Маасинг поддерживал через курьеров из числа членов команд советских судов, а собранную информацию передавал ВАТ в Швеции Онодэра[626]626
  Там же. Кун-00930100 (A10113405100). Л. 231; NARA. RG 226. Entry 212. Box 8. NR 24486 «Japanese Wartime Intelligence Activities». P. 25.


[Закрыть].

Все проводимые в 1940–1941 гг. по линии разведки организационные мероприятия основывались на принятом в конце 1939 г. «Пересмотренном плане окончания военного строительства», который предусматривал модернизацию императорской армии и флота с учётом итогов войны в Китае и номонханского инцидента в первую очередь за счёт наращивания боевого потенциала Квантунской армии. Принятию нового плана предшествовал тщательный анализ правительством положения дел в Вооружённых силах Японии, армиях её потенциальных противников – СССР, США и Великобритании, а также оценка развития ситуации в мире на долгосрочный период. По линии РУ ГШ свои мнения Токио представили руководители всех уровней военной разведки.

Одним из первых это сделал начальник харбинской миссии генерал-майор Хата Хикосабуро в меморандуме от 10 ноября 1939 г. о необходимости завершения подготовки к войне с Советским Союзом. Обосновывая своё предложение, он исходил из благоприятной для СССР ситуации в мире, которая позволяла ему в ближайшее время напасть на Японию. По мнению Хата, на западе Советский Союз, избежав прямого участия в европейской войне, разделил вместе с Германией Польшу, аннексировал Латвию, Литву и Эстонию, начал запугивать Финляндию и планировал усилить свои позиции на Балканах, что гарантировало ему относительное спокойствие на западных границах и позволяло перейти к активной дальневосточной политике. Начальник миссии отмечал наращивание советской группировки на Дальнем Востоке, особенно в Забайкалье, увеличение поставок боевых самолётов Китаю, возможное участие на его стороне советских механизированных войск, фактическое установление контроля над Синьцзяном. Призывая не доверять советской политике нормализации отношений с Японией, Хата считал первостепенной задачей усиление оборонительного потенциала Квантунской армии (противотанковой артиллерии, ПВО, истребительной авиации, достройку укреплённых районов в Маньчжурии), последующее наращивание войск оборонительно-наступательного плана и на последнем этапе – усиление бомбардировочной авиации и бронетанковых войск для нападения на Советский Союз[627]627
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю-сина дзихэн-49 (C13071223300).


[Закрыть].

Соображения Хата и других японских разведчиков совпали с выводом комиссии Квантунской армии по анализу номонханского инцидента о заметном отставании императорских войск от советских в численности, боевой подготовке и уровне технической оснащённости. Комиссия, в частности, выделила следующие основные причины поражения японской армии: огромные материально-технические ресурсы СССР; налаженная советским командованием система беспрерывного подвоза вооружения, военной техники, боеприпасов, ГСМ, продовольствия и пр. в район боевых действий, удалённый на 600 км от ближайшей железной дороги; подавляющее превосходство танковых и артиллерийских частей Красной армии в огневой мощи; чрезвычайная гибкость тактического мышления советского комсостава; высокий уровень морально-психологической подготовки советских солдат, их храбрость и упорство в бою[628]628
  Young, Katsu Hirai. The Nomonhan Incident: Imperial Japan and the Soviet Union // Monumenta Nipponica. 1967. XXII (1–2). P. 98–99.


[Закрыть].

Уже 20 декабря 1939 г. начальник Генерального штаба утвердил пересмотренный план модернизации сухопутных войск 1936 г., согласно которому в мирное время они должны были вырасти с 41 пехотной дивизии в 1939 г. до 48 в 1944 г., в то время как число соединений на китайских фронтах уменьшится с 25 до 17. Высвобождавшиеся ресурсы направлялись на перевооружение и увеличение штатов Квантунской и Корейской армий[629]629
  Савада, Сигэру, Морисима, Тосио. Самбо дзитё Савада Сигэру кайсороку = Воспоминания заместителя начальника Генерального штаба Савада Сигэру. Токио: Фуё сёбо, 1982. С. 190.


[Закрыть]. В течение 1940 г. численность личного состава обоих объединений выросла с 305 400 до 427 000 человек, боевой авиации – с 560 до 720, танков – с 200 до 450 единиц[630]630
  Национальный архив Японии. Хэй 11 хому 02143100 (A08071294500). Л. 66–68; Дайтоа сэнсо кокан сэнси. Дай 27. С. 194–195.


[Закрыть]. Однако даже такие срочные меры не позволили японским войскам численно сравниться с группировкой ДВФ и ЗабВО: по данным РУ ГШ, на 1 января 1941 г. она насчитывала 700 000 военнослужащих, 2800 боевых самолётов и 2700 танков (в действительности 641 000, 4540 и 6226 соответственно)[631]631
  Хаяси, Сабуро. Указ. соч. С. 206–207; Архив НИИО МНО Японии. Тюо-сэнсо сидо сонота-9 (C14060828200). Л. 0635–0638.


[Закрыть].

Кроме того, нараставшие японо-американские противоречия побуждали Токио в кратчайшие сроки нормализовать отношения с Москвой. 28 декабря 1939 г. японское правительство приняло «Основные принципы политического курса в отношении иностранных держав», в которых провозглашало урегулирование погранинцидентов с Советским Союзом путём мирных переговоров и ставило целью заключение пакта о ненападении в обмен на отказ Москвы от помощи Чан Кайши и прекращение «опасных военных приготовлений против Японии». Полгода спустя – 27 июля 1940 г. – политика скорейшего урегулирования отношений с Москвой путём подписания пакта о ненападении была подтверждена в одобренных координационным совещанием правительства и Ставки «Основных принципах урегулирования меняющейся ситуации в мире», в которых главными военно-политическими целями империи объявлялись скорейшее завершение японо-китайской войны и покорение Юго-Восточной Азии[632]632
  Там же. Тюо-сэнсо сидо дзюё кокусаку бунсё-1088 (C12120200800). Л. 0927; (C12120201000). Л. 0950–0951; Архив МИД Японии. A.1.1.0.30.007 (B02030530600). Л. 0496. Координационное совещание правительства и Ставки – высший военно-политический орган управления Японией в ноябре 1937 – августе 1944 г., который принимал фактические решения по вопросам внутренней и внешней политики государства с их последующим формальным одобрением императором.


[Закрыть].

На фоне нараставшего напряжения в советско-японских отношениях во второй половине 30-х гг. противодействие отечественных спецорганов японской разведке носило противоречивый характер, с одной стороны, преследуя цель максимально сковать её деятельность в СССР, с другой – очистить советское общество от неугодных высшему руководству страны элементов под лозунгом тотальной борьбы с вредителями, шпионами и диверсантами.

Основную тяжесть работы по пресечению деятельности Разведуправления Генштаба Японии в Советском Союзе по-прежнему несли центральные и территориальные органы контрразведки. Опираясь на специальные постановления правительства, в 1937–1939 гг. они установили тотальный контроль за всеми сотрудниками японских дипломатических представительств и максимально ограничили их контакты с советскими гражданами. На это их, в частности, ориентировали оперативный приказ НКВД СССР № 00698 от 28 октября 1937 г. о пресечении всех связей «посольств и консульств этих стран (Германии, Японии и Польши. – А. З.) с советскими гражданами, подвергая немедленному аресту всех советских граждан, связанных с личным составом этих диппредставительств и посещающих их служебные и домашние помещения», а также постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 27 сентября 1938 г., установившее для консульств Маньчжоу-Го в Благовещенске и Чите режим фактической изоляции, при котором сотрудники данных миссий могли посещать только рынок для покупки продуктов питания, согласовывая остальные выходы в город с органами внутренних дел[633]633
  Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М.: МФД, 2004. С. 650; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 24. Л. 13.


[Закрыть].