Текст книги "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945"

В соответствии с «Дополнительным соглашением о японо-германском обмене информацией о Советском Союзе», он вёлся через военных атташе обеих стран в Берлине и Токио. Передаваемые сведения касались состояния Красной армии, Военно-морского флота, военной промышленности, подрывных операций и подлежали оценке японской и немецкой разведками.

«Дополнительное соглашение о подрывной деятельности против Советского Союза» предусматривало разделение Евразии на три зоны ответственности: Европа признавалась сферой исключительных интересов Германии, Восточная Азия – Японии, а Турция и Иран становились сферой совместной разведывательно-диверсионной работы. План подрывной деятельности на 1937–1941 гг. предполагал поддержку националистического движения в СССР, проведение антикоммунистической пропаганды и подготовительных мероприятий по разжиганию революционной, террористической и повстанческой активности в начале войны. Применительно к регионам намечалось осуществить следующие мероприятия:

– в Турции и Иране – подкуп военно-политического руководства страны, создание и расширение сети разведывательно-диверсионных резидентур в приграничных с Советским Союзом районах, организация связи с агентурой и антисоветскими группами на побережье Чёрного моря и на Кавказе, формирование контрреволюционных партизанских отрядов, их обучение и вооружение;

– на Кавказе – организация нелегальных диверсионных групп в Баку, Грозном, Тбилиси, Владикавказе и Батуми, разложение дислоцированных там частей Красной армии и подготовка общего вооружённого восстания;

– в Европе – вовлечение в орбиту фашистского влияния Болгарии и Румынии, формирование на их территории диверсионных баз, вербовка и подготовка повстанцев из числа кавказских мигрантов.

При этом ключевая роль в проведении подрывных акций в южных районах СССР отводилась националистической группировке Гайдара Баммата, которой планировалось выделить значительные финансовые средства[461]461
  Там же. Бунко-Миядзаки-32 (C14061021200). Л. 1887–1896.


[Закрыть]. Не случайно, что уже 19 мая 1937 г. военный министр Японии генерал армии Сугияма Хадзимэ распорядился перевести из секретных фондов своего ведомства через Немецко-азиатский банк в Кобэ на счёт берлинского «Райхсбанка» колоссальную сумму в 250 000 иен для оплаты расходов некоего «Доктора Хартунга»[462]462
  Там же. S12-15-62 (C01003263200).


[Закрыть].

Подписанные японо-германские соглашения являлись частью мобилизационного «Плана подрывных операций» Генштаба Японии от 1932 г., предусматривавшего заблаговременную подготовку агентурно-диверсионного аппарата в Советском Союзе и в приграничных с ним странах для уничтожения советского тыла и срыва перевозок материальных ресурсов, призывных контингентов и военной техники на Дальний Восток в случае советско-японской войны. Аналогичную работу проводили и советские специальные органы в странах Европы, Ближнего, Дальнего Востока и Северной Америки, для чего в 1927 г. в Разведупре РККА был создан сектор активной разведки во главе с С.В. Жбиковским, а в ИНО ОГПУ в 1929 г. – спецгруппа Я.И. Серебрянского.

Для Германии соглашения с Токио имели принципиально иное значение и являлись частью её политики расширения жизненного пространства за счёт поглощения СССР. Крайней датой завершения двусторонних мероприятий по созданию в приграничных с Советским Союзом странах агентурно-диверсионного аппарата был обозначен 1941 г., что однозначно свидетельствовало о намерении Третьего рейха напасть на нашу страну в указанный срок.

Однако двусторонние соглашения носили локальный характер и не были парафированы германским правительством, так как на тот момент Военное министерство и МИД возглавляли прокитайски настроенные Вернер фон Бломберг и Константин фон Нейрат, не заинтересованные в расширении контактов с Японией в ущерб интересам Германии в Китае. Ситуация изменилась только после назначения главами военного и дипломатического ведомств в феврале 1938 г. членов прояпонской фракции Вильгельма Кейтеля и Иоахима фон Риббентропа[463]463
  Tajima, Nobuo. Op. cit. P. 168–169.


[Закрыть]. Согласование деталей с ними заняло восемь месяцев, и 7 октября текст «Дополнительного соглашения о японо-германском обмене информацией о Советском Союзе» был парафирован[464]464
  Архив НИИО МНО Японии. Бунко-Миядзаки-32 (C14061021200). Л. 1880–1884.


[Закрыть].

Не стоит, однако, переоценивать масштабы предвоенного взаимодействия двух разведслужб. Используемые ныне оценки результатов японо-германского сотрудничества в области разведки и диверсий против СССР во второй половине 30-х гг. основываются главным образом на докладе рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера Адольфу Гитлеру от 31 января 1939 г., который позднее был представлен стороной обвинения Токийскому трибуналу. В докладе, в частности, отмечалось, что на встрече с Осима последний сообщил ему о проведённой совместно с абвером «большой работе по разложению России через Кавказ и Украину» и переброске 10 русских агентов на советскую территорию через Кавказ с задачей ликвидировать И.В. Сталина, которые были убиты[465]465
  Рагинский М.Я. Милитаристы на скамье подсудимых. По материалам Токийского и Хабаровского процессов. М.: Юридическая литература, 1985. С. 111.


[Закрыть].

Комментируя этот документ, Осима дал показания трибуналу, что за 10 лет пребывания в Германии он виделся с Гиммлером только два раза – зимой 1936 г. и весной 1941 г., деятельность берлинского разведцентра Усуи не была ему подотчётна, а «заброска 10 диверсантов в Советский Союз вылилась бы в их арест и разоблачение всей операции, что имело бы самые мрачные и разрушительные последствия для японо-советских отношений»[466]466
  Национальный архив Японии. Хэй 11 хому 02321100 (A08071330400). Л. 33991—33994, 33997. Больше попытка покушения на И.В. Сталина в обвинениях, предъявленных Осима, не фигурировала, но стала в 70-х гг. объектом мифотворчества автора книг по альтернативной истории Хияма Ёсиаки. По его сведениям, организатором теракта выступил 2-й отдел штаба Квантунской армии, а исполнителем – заброшенная через Турцию на Кавказ группа боевиков-белоэмигрантов во главе с Г.С. Люшковым.


[Закрыть].

Реальным воплощением разведывательного альянса двух стран стало предоставление доступа японскому военному атташе в Берлине к материалам абвера о Советском Союзе. В реляции к награждению орденом начальника 2-го отдела немецкой военной разведки майора Гельмута Гроскурта от 24 октября 1938 г. отмечалось, что поступавшая через него информация о СССР и Советской армии имела исключительно важное значение для подготовки Японии к войне с нашей страной, особенно в части, касавшейся намерений Москвы в отношении Китая и характера оказываемой ему помощи[467]467
  Там же. Кун-00827100 (A10113267200). Л. 150–151.


[Закрыть]. Кроме того, посетивший в апреле 1937 г. Берлин помощник военного атташе в СССР капитан Котани Эцуо передал немцам данные об ОКДВА и ЗабВО в обмен на информацию о Красной армии[468]468
  Тайны дипломатии Третьего рейха: Германские дипломаты, руководители зарубежных военных миссий, военные и полицейские атташе в советском плену. Документы из следственных дел. 1944–1955. М.: МФД, 2011. С. 759.


[Закрыть].

В свою очередь германский военный атташе в Токио с 1936 г. регулярно получал из Генштаба Японии информацию о дислокации, численности и перемещениях советских войск на Дальнем Востоке, перепроверял сведения немецких источников о военно-экономическом потенциале СССР, а во второй половине 1938 г. его помощник майор Эрвин Шолль и сотрудник 3-го отдела абвера полковник Грайлинг участвовали в допросах Г.С. Люшкова, благодаря чему детализировали дислокацию советских войск на Дальнем Востоке и в Забайкалье, уточнили структуру органов госбезопасности СССР, получили достоверные сведения о характере политических чисток в Советском Союзе[469]469
  ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12451. Д. 204. Л. 8, 134; Д. 205. Л. 239–240; Д. 232. Л. 52—286.


[Закрыть].

Апогеем предвоенного сотрудничества стало совещание в мае 1939 г. в Токио начальника отдела «Иностранные армии – Восток» Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) подполковника Эберхардта Кинцеля с руководством 5-го отдела Разведуправления, на котором стороны сопоставили и скорректировали данные о численности, вооружении, боевой подготовке и дислокации Красной армии в целом. Кинцель, в частности, передал японцам карты железнодорожной сети СССР и дислокации советских войск, материалы о ВДВ, таблицы-перечни частей и соединений, обзор мероприятий по подготовке командного состава Красной армии, взамен получив карту с дислокацией войск 1-й, 2-й ОКА и ЗабВО, справки о численности ВС Японии и Китая[470]470
  Хохлов Д.Ю. Отдел «Иностранные армии – Восток» ОКХ // Великая Отечественная война. 1943 год: Исследования, документы, комментарии. М.: Из-во Главного архивного управления г. Москвы, 2013. С. 215–216.


[Закрыть].

Официальная поддержка нацистским правительством разведывательного альянса позволила Токио вывести на качественно новый уровень деятельность берлинского разведцентра. В 1937 г. в помощь его руководителю подполковнику Усуи Сигэки были направлены сотрудник русского отделения капитан Окоси Кэндзи и начальник немецкого отделения подполковник Манаки Таканобу, которые, в соответствии с директивами начальника Генерального штаба, занялись расширением связей с украинской и кавказской диаспорами и установлением контактов с белоэмигрантскими организациями в Берлине[471]471
  Национальный архив Японии. Хэй 11 хому 02321100 (A08071330400). Л. 33991—33992.


[Закрыть].

Ещё в феврале 1937 г. специально командированный в Париж полковник Томинага Кёдзи привлёк к сотрудничеству с японской военной разведкой главу антисоветского Русского национального союза участников войны А.В. Туркула, имевшего вес в русской военной эмиграции во Франции и Германии. Первоначально Туркул получал от Томинага 50 фунтов в месяц, а после перехода в марте 1937 г. в распоряжение разведцентра Усуи – 100 фунтов, которые тратились им на заброску и легализацию агентов Союза в СССР. Паспорта и военные билеты для агентуры Туркула изготавливал абвер[472]472
  The National Archives (TNA). KV2/1591 «Interrogation of Turkul (continued), 24.09.46». P. 10–11.


[Закрыть].

Параллельно с Союзом берлинский центр взаимодействовал с Национально-Трудовым Союзом Нового Поколения (НТСНП). В январе 1938 г. Усуи приобрёл виллу в берлинском пригороде Фалькензее, где три члена Союза – Б.В. Прянишников, А.С. Казанцев и С.А. Зензин – наладили выпуск антисоветских листовок и до ноября 1939 г. готовили для разведцентра еженедельные обзоры советских газет и журналов, освещавшие положение дел в Красной армии, компартии, сельском хозяйстве, промышленности и на транспорте[473]473
  Прянишников Б.В. Новопоколенцы. Silver Spring, Maryland, 1986. С. 77, 84—109.


[Закрыть].

Среди украинских политических организаций основным партнёром японской военной разведки постепенно становилась ОУН, контакты с которой берлинский разведывательный центр поддерживал с 1934 г. Причиной повышенного внимания японцев к организации Коновальца являлась практическая деятельность оуновцев по насаждению на советском Дальнем Востоке сети нелегальных ячеек при явной пассивности других украинских течений. Так, в августе 1935 г. берлинский разведцентр перебросил через Японию в Харбин оуновского боевика Николу Митлюка, который, изучив ситуацию в местной украинской колонии, в августе 1936 г. при помощи харбинской миссии попытался перейти на советскую территорию, но был убит пограничниками[474]474
  Світ И.В. Указ. соч. С. 192, 206–207.


[Закрыть].

Ровно через год Осима, два офицера ГШ и советник посольства в Париже Ито обсудили с Коновальцем детали дальнейшего сотрудничества с ОУН, договорившись о получении разведывательной информации по СССР в обмен на помощь в организации её руководящего центра в Харбине[475]475
  Вєдєнєєв Д.В., Биструхін Г.С. Меч і тризуб. Розвідка і контррозвідка руху українських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев: Гененза, 2006. С. 116.


[Закрыть]. Уже в октябре 1937 г. в Токио с рекомендательными письмами от Осима к заместителю начальника советского отдела подполковнику Акикуса Сюн отправилась организаторская группа оуновцев во главе с Григорием Купеческим, которая после серии встреч с представителями ГШ и Военного министерства выехала в Харбин, где местная военная миссия организовала их размещение, финансирование и подключила к разведывательно-пропагандистской деятельности против СССР с позиций украинской диаспоры в Маньчжоу-Го и на советском Дальнем Востоке[476]476
  Посівнич М.Р. Указ. соч. С. 120, 122–125.


[Закрыть].

Необходимо, однако, отметить, что после ратификации в 1938 г. «Дополнительного соглашения о подрывной деятельности против Советского Союза» разведцентр Усуи по договорённости с абвером был вынужден свернуть контакты с ОУН, которую немецкая военная разведка задействовала в операциях против Польши и СССР. Тем не менее после подписания советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г. абверу было запрещено иметь какие-либо контакты с ОУН, и берлинский центр японцев возобновил связь с украинскими националистами, поддерживая её вплоть до июня 1941 г., после чего контроль над оуновцами окончательно перешёл к немецкой военной разведке[477]477
  Леверкюн П. Германская военная разведка. Шпионаж, диверсии, контрразведка. 1935–1944 / Пер. с англ. М.: Издательство ЗАО Центрполиграф, 2011. С. 172–175; Мадер Ю. Указ. соч. С. 114.


[Закрыть].

Всего же берлинский разведывательный центр вывел в Советский Союз через Финляндию, Эстонию, Литву, Польшу, Турцию и другие страны до 30 агентов. Так, в сентябре 1938 г. японский военный атташе в Таллине перебросил в СССР через приграничный разведпункт 2-го отдела Генштаба Эстонии в Ирбоске (Изборске) агентурную группу В. Гаврилова, которую эстонцы обеспечили фальшивыми паспортами[478]478
  Masunaga, Shingo. Op. cit. P. 161–168.


[Закрыть]. Однако результативность заброски агентов была низкой, о чём в декабре 1938 г. новому военному атташе в Германии генерал-майору Кавабэ Торасиро сообщил отозванный в Токио подполковник Усуи Сигэки. По прибытии в Берлин Кавабэ пришёл к аналогичному выводу, так как, несмотря на огромный бюджет берлинского разведаппарата – 300 000 иен, его подчинённым не удалось подобрать пригодных для агентурной работы белоэмигрантов, многие из которых попросту вытягивали деньги из японской разведки под предлогом реализации грандиозных проектов[479]479
  Судзуки, Кэндзи. Тюдоку тайси Осима Хироси = Посол в Германии Осима Хироси. Токио: Фуё сёбо, 1979. С. 93; Национальный архив Японии. Хэй 11 хому 02321100 (A08071330400). Л. 33764– 33766.


[Закрыть].

В схожей ситуации находилась резидентура в Иране, которая в 1938 г. приступила к развёртыванию нелегального агентурно-диверсионного аппарата в Закавказье. 3 июля военный атташе Фукути Харуо с помощью представителя Баммата – военного советника шаха В.Д. Каргалетели – перебросил в Нахичевань разведгруппу в составе М. Николайшвили, Г. Вардиашвили и Б.Г. Гиоргадзе для сбора сведений о войсках Закавказского ВО, отношении местного населения к советской власти и возможности организации партизанских отрядов. Однако уже 7 июля группа была ликвидирована в стычке с отрядом местной милиции[480]480
  Kuromiya, Hiroaki, Mamoulia, Georges. Op. cit. P. 1429.


[Закрыть].

Таким образом, к концу 30-х гг. Разведуправление компенсировало ослабление оперативных позиций в СССР за счёт образования в дополнение к уже существовавшему варшавскому разведцентру двух мощных добывающих аппаратов в Берлине и Риге и налаживания тесного взаимодействия со спецорганами стран фашистского блока. Всего же к началу Второй мировой войны в Советском Союзе и приграничных с ним странах – Венгрии, Германии, Иране, Латвии, Польше, Румынии, Турции и Финляндии – действовали 13 резидентур Генерального штаба, насчитывавшие 25 сотрудников[481]481
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-гундзи гёсэй сёкуинхё-96 (C13070990400).


[Закрыть].

Серьёзные изменения во второй половине 30-х гг. происходили в органах оперативной разведки. В условиях роста напряжённости на советско-маньчжурской границе и принятия новой военной доктрины в сентябре 1936 г. Квантунская армия утвердила «План усиления разведывательных органов, действующих против СССР», предусматривавший увеличение трат на разведку до 926 265 иен в год и реорганизацию аппарата радио– и агентурной разведки[482]482
  Kotani, Ken. Op. cit. P. 29.


[Закрыть].

В первую очередь планировалось расширить штаты уже имевшихся разведывательных органов – миссий в Харбине, Суйфэньхэ, Фугдине, Дуннине, Хэйхэ, Саньхэ, Маньчжоули, Хайларе, Цицикаре, Цзилине, Мукдене, Чэндэ и Шаньхайгуане – за счёт увеличения численности их внештатных сотрудников, мелких служащих и наёмных работников с 52 до 121 человека. Параллельно разворачивалась сеть из 25 приграничных отделений ЯВМ, решавших задачи переброски агентов в Советский Союз и Монголию и поддержания с ними связи. Кроме того, намечалось возобновить деятельность миссии в Мишани и образовать новые ЯВМ в Дайрэне, Яньцзи и Ванъемяо (Улан-Хото). Командование армии планировало усилить легальные резидентуры в Чите и Благовещенске за счёт направления туда по три сотрудника в каждую.

Значительно увеличивалось финансирование миссий на ведение агентурной разведки против СССР: харбинская ЯВМ должна была получать 113 520 иен в год вместо прежних 91 320, а разведорганы в Хайларе, Маньчжоули, Саньхэ, Хэйхэ, Фугдине, Мишани, Дуннине и Суйфэньхэ фактически удваивали свои расходы на агентурную работу, в то время как траты по этой статье других миссий, находившихся на значительном удалении от советско-маньчжурской границы, оставались прежними или снижались. Кроме того, в Суйфэньхэ, Дайрэне, Цицикаре, Хэйхэ, Мукдене и Маньчжоули организовывались специальные посты для перехвата советской телеграфной переписки.

Отдельным пунктом плана шла организация разведывательных школ для подготовки агентов из белоэмигрантов и других категорий местного населения. На эти цели единовременно выделялось 50 000 иен и ещё 64 400 – в течение года. Результатом проводимых мероприятий должно было стать открытие разведшкол в Харбине (ежегодный выпуск – 30 курсантов), Дайрэне (20 курсантов) и Хэньдаохэцзы. Для оснащения перебрасываемых в СССР разведгрупп Квантунская армия планировала закупить 30 микрофотоаппаратов, 30 малогабаритных радиостанций, бесшумные пистолеты и другую спецтехнику.

Особое внимание в плане уделялось совершенствованию органов радиоразведки и криптоанализа. С этой целью предполагалось увеличить штаты особого отделения 2-го отдела штаба Квантунской армии и 4 РРП в Синьцзине, Суйфэньхэ, Хэйхэ и Маньчжоули до 10 офицеров и 76 гражданских специалистов, а также образовать ещё один пункт во Внутренней Монголии[483]483
  Тайсо дзёхосэн сирё = Материалы разведывательной войны против СССР. Т. 1. Токио: Хигаси сюппан, 1999. С. 455–474.


[Закрыть].

В итоге, в соответствии с планом, с конца 1936 г. началось развёртывание трёх новых ЯВМ в Дайрэне, Яньцзи и Ванъемяо[484]484
  Архив НИИО МНО Японии. S12-3-74 (C04012465600).


[Закрыть]. Организация дайрэнской миссии была вызвана возросшей активностью в этом городе советского консульства, под крышей которого действовали резидентуры ИНО и Разведуправления Красной армии, а также наличием постоянного морского сообщения с Владивостоком. Миссия в Яньцзи предназначалась для усиления разведывательной деятельности Корейской армии на юге Приморья, в то время как миссия в Ванъемяо ориентировалась исключительно на сбор информации о МНР[485]485
  Фактически миссия в Дуннине являлась отделением ЯВМ в Суйфэньхэ, а затем в Муданьцзяне. Миссия в Яньцзи через корейскую агентуру работала на Владивосток (Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 90).


[Закрыть].

Формирование новых разведывательных органов закончилось осенью 1937 г. К началу японо-китайской войны армия располагала уже 20 миссиями, 11 из которых (в Харбине, Хэйхэ, Суйфэньхэ, Хайларе, Саньхэ, Ванъемяо, Мишани, Маньчжоули, Яньцзи, Фугдине и Дайрэне) действовали против СССР, остальные 9 (в Шаньхайгуане, Мукдене, Суйюане, Чэндэ, Аньдуне, Цицикаре, Цзилине, Дэхуа и Цзиньчжоу) работали по китайской и монгольской тематикам[486]486
  Архив НИИО МНО Японии. S12-15-62 (C01003266600).


[Закрыть].

Стремясь остановить разбухание разведаппарата и оптимизировать его деятельность с учётом военно-политической обстановки и объёма выделявшихся средств, командующий армией Уэда Кэнкити приказами от 21 апреля и 6 июня 1938 г. распорядился с 30 июня того же года закрыть 8 миссий, ранее действовавших против Китая – в Цзиньчжоу, Яньцзи, Аньдуне, Шаньхайгуане, Мукдене, Чэндэ, Цицикаре и Цзилине, что однозначно свидетельствовало о переориентации армейской разведки на сбор информации только о СССР. Спустя месяц армия перевела миссию из Фугдина в Цзямусы, оставив там подчинённое ей отделение, в декабре понизила в статусе до отделений головного хайларского органа миссии в Маньчжоули и Саньхэ, а в апреле 1939 г. перебросила ЯВМ из Суйфэньхэ и Мишани в Муданьцзян и Дунъань соответственно[487]487
  Там же. S13-13-122 (C04120394600); S13-8-68 (C01003349300); Тюо-бутай рэкиси дзэмпан-28 (C12122425200). Л. 1575.


[Закрыть].

Кроме того, разведку в интересах объединения продолжала вести миссия в Чжанцзякоу, оперативно подчинявшаяся образованной в декабре 1937 г. Монгольской гарнизонной армии. В зону её ответственности входили вся Внешняя Монголия и часть территории советского Забайкалья[488]488
  Там же. S13-13-73 (C01003370300).


[Закрыть].

Ведущую роль в координации деятельности разведорганов армии против СССР по-прежнему играла харбинская военная миссия. На протяжении второй половины 30-х гг. объём решаемых ею задач оставался практически неизменным и целиком соответствовал кругу служебных обязанностей, очерченному командованием Квантунской армии ещё в январе 1932 г.: ведение агентурной разведки против советского Дальнего Востока и МНР по планам мирного и военного времени для получения сведений, необходимых при разработке сценариев боевых действий японо-советской войны; руководство всеми миссиями в Северной Маньчжурии; организация контрразведывательной и антипартизанской деятельности в Маньчжоу-Го, «изучение вопросов политического руководства» этим марионеточным государством с позиций провинций Биньцзян и Синьаньдун; проведение подготовительных мероприятий против СССР по линии диверсий и антисоветской пропаганды[489]489
  Там же. S12-20-67 (C01003294500); S13-16-76 (C01003378500).


[Закрыть].

Нижестоящие миссии решали более узкие задачи. Хайларский орган, например, добывал сведения о дислокации, численности и действительном наименовании воинских частей в Забайкалье; о численности ВВС, типах самолётов, местах расположения и состоянии аэродромов; об укреплённых районах и новом оборонном строительстве, особенно на даурско-читинском направлении; о состоянии и пропускной способности железных дорог, материальной базе железнодорожного транспорта, о состоянии шоссейных дорог и телеграфно-телефонных линий; о дислокации, численности, вооружении и действительном наименовании пограничных частей; о политико-экономической обстановке в погранполосе[490]490
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Кн. 1 (ноябрь 1938 г. – декабрь 1940 г.). М.: АО «Книга и бизнес», 1995. С. 103.


[Закрыть].

Необходимость перестройки и усиления разведывательной деятельности Квантунской армии на советском направлении была вызвана, как уже отмечалось, в первую очередь снижением качества поступавшей от агентуры информации. В послевоенный период бывший начальник 2-го отдела полковник Котани Эцуо констатировал, что с конца 1935 г. деятельность миссий по заброске агентов в СССР зашла в тупик в силу комплекса мер агентурно-оперативного противодействия советских спецорганов, сводившихся к активному использованию пограннарядами для задержания нарушителей границы специально обученных собак; перевербовке путём шантажа или подкупа захваченных агентов-маньчжур и корейцев и передаче через них дезинформации; созданию погранотрядами в приграничной полосе агентурного заслона из местных жителей для выявления и задержания нарушителей; депортации из пограничной полосы этнических маньчжур и корейцев, через которых агенты японской разведки черпали необходимые сведения; тотальному контролю за сотрудниками японских и маньчжурских консульств в СССР. Кроме того, отрицательное влияние на работу агентов оказывали недостаточная надёжность легализационных документов, просчёты в экипировке, а также использование русскими эмигрантами дореволюционной лексики[491]491
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229400). Л. 1169–1171.


[Закрыть].

С учётом выявленных в 1934–1935 гг. недостатков, сотрудники харбинской миссии и 2-го отдела проделали большую работу по повышению качества деятельности разведорганов армии. Так, в условиях тотального контроля советской контрразведки за сотрудниками резидентур под прикрытием японских и маньчжурских консульств на Дальнем Востоке, в Забайкалье и Сибири было решено переориентировать их деятельность с ведения агентурной разведки на обработку местной прессы и визуальное изучение обстановки в процессе регулярных поездок вместе с дипломатическим корпусом[492]492
  Там же. Л. 1172, 1179.


[Закрыть].

Кроме того, по заданию 2-го отдела штаба армии НИИ ВТУ разработал в 1939 г. специальные препараты, вызывавшие паралич обоняния у служебных собак или стимулировавшие половое влечение, делая, таким образом, невозможным их применение для задержания нарушителей. Однако армейская разведка столкнулась с новой проблемой – из-за низкого интеллектуального развития и недостаточной подготовки агентов-маньчжур эффективность использования препаратов была невысокой.

Институт по заданию 2-го отдела также проверил возможность подделки советских документов – паспортов, трудовых книжек, разрешений на пересечение границы. Японские специалисты пришли к выводу, что главная сложность заключается в изготовлении специальной бумаги, применявшейся в Советском Союзе для печатания паспортов, поэтому харбинская миссия была вынуждена использовать для заброски агентов настоящие советские документы, изъятые у перебежчиков, но с переклеенными фотографиями. В связи с этим в 1939 г. военный атташе в Германии Кавабэ Торасиро, ранее возглавлявший 2-й отдел штаба армии, направил в Харбин чистые бланки изготовленных абвером советских паспортов для испытания их надёжности в реальных условиях.

Значительно проще разведорганы армии решали проблему экипировки агентов: забрасываемые разведчики снабжались одеждой и предметами первой необходимости, изъятыми у перебежчиков или закупленными резидентурами на Дальнем Востоке, в Забайкалье, Сибири и европейской части СССР.

Нововведением в подготовке агентов-белоэмигрантов стало изучение ими принятой в Советском Союзе лексики, для чего весной 1937 г. харбинская миссия организовала две разведшколы. Первая действовала под прикрытием ВФП и называлась «Курсы по изучению СССР». Срок обучения в ней составлял 6–7 месяцев, штатными преподавателями являлись К.В. Родзаевский, Л.П. Охотин, И.И. Якуш и сотрудник харбинской миссии капитан Судзуки Исао. Численность курсантов была минимальной – 10 человек, однако вторая школа под руководством сотрудника БРЭМ Б.Н. Шепунова смогла выпустить всего лишь 5 человек. Несмотря на интенсивный учебный процесс и включение в число изучаемых дисциплин основ агентурной разведки, радиодела, способов перехода границы, уязвимым местом в работе забрасываемой в СССР агентуры оставалось слабое использование портативной приёмо-передающей радиоаппаратуры[493]493
  Там же. Л. 1181–1185; Национальный архив Японии. Хэй 11 хому 02067100 (A08071279500). Л. 16.


[Закрыть].

В 1936 г. харбинская миссия попыталась перебросить в Советский Союз большую группу агентов из членов ВФП во главе с помощником К.В. Родзаевского М.П. Маслаковым. В целях конспирации группа получила название «1-й отряд спасения Родины». Её подготовка велась с апреля по июнь 1936 г. капитаном Судзуки Исао и майором Оноути Хироси и включала изучение обстановки в СССР, методов агентурной разведки, стрелкового, подрывного дела, способов перехода границы. Разведчики и боевики обучались раздельно. В начале августа отряд был готов к переброске. В его состав вошло 32 человека, часть из которых, по планам миссии, должна была осесть на Дальнем Востоке, в Забайкалье и центральных районах СССР, создать нелегальные разведывательно-диверсионные резидентуры и установить связь с ЯВМ. Однако после перехода границы 23 августа в районе устья р. Амазар отряд постоянно преследовался советскими пограничниками и 27 сентября был полностью уничтожен.

Для подбора кадров среди белоэмигрантов харбинская миссия содержала в своём штате группу русских сотрудников, включая главу БРЭМ генерала В.А. Кислицына, заместителя главы ВФП генерала Н.П. Меди, начальника канцелярии БРЭМ полковника Я.Я. Смирнова, капитана жандармерии Н.Р. Грассе, полковника Е.М. Дубинина, члена общества «Кёвакай» А.Г. Дудукалова и секретаря Союза российских предпринимателей В.Н. Виноградова[494]494
  Kuromiya, Hiroaki, PepłonUski, Andrzej. Op. cit. S. 376–378.


[Закрыть].

Характеризуя состояние агентурной разведки Квантунской армии в докладе в Берлин от 19 ноября 1938 г., посетивший Маньчжурию подполковник Э. Шолль отмечал, что харбинская миссия и её отделения активно использовали возможности торгового дома Чурина, платных маршагентов-белоэмигрантов русских и монгольских контрабандистов[495]495
  ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12451. Д. 232. Л. 575.


[Закрыть]. Однако из-за малочисленности пригодных к разведке добровольцев-белоэмигрантов основу агентурного аппарата ЯВМ составляли владевшие русским языком китайцы, которых миссии в Хайларе и Цзямусы перебрасывали под видом дезертиров из армии Маньчжоу-Го, китайских партизан или бежавших от репрессий антияпонских элементов[496]496
  Органы государственной безопасности СССР. Т. 1. Кн. 1. С. 46, 106–107.


[Закрыть].

Информация агентуры носила неоднородный характер. Проникшие в район Биробиджана в начале 1938 г. разведчики фугдинской миссии и перевербованная ею советская агентура сообщали о постепенном приведении здесь частями ОКДВА в готовность тыловых линий связи и запланированном усилении советской группировки, а их коллеги из мишаньской миссии год спустя добыли сведения о контрразведывательных мероприятиях 57-го пограничного отряда НКВД в Имане против японского консульства в Хулине, которое подозревалось в шпионаже в пользу Италии. В другом случае, в марте 1939 г., благополучно вернувшийся из Посьета маршрутный агент миссии в Яньцзи проинформировал 2-й отдел штаба Квантунской армии о строительстве железнодорожной ветки Новокиевское – Владивосток, а проживавший в Приморье агент отделения миссии в Хуньчуне сообщил о катастрофических последствиях для края сентябрьских проливных дождей 1939 г.[497]497
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-173 (C13010091600). Л. 0219–0220; S14-8-62 (C01003443300). Л. 0101; Архив МИД Японии. M.1.3.0.4.001 (B14090362800). Л. 0501; I.6.0.0.2.004 (B04013302500). Л. 0008.


[Закрыть]

Испытывая трудности с заброской агентов, харбинская миссия существенно активизировала вербовочные мероприятия в отношении сотрудников советского генконсульства, в результате чего с 1936 г. стала получать оттуда совершенно секретные документы, проходившие в её служебной переписке с Токио под литерой «Хатокутё» («Специальные агентурные сводки харбинской миссии»).

Замысел операции по агентурному проникновению в генеральное консульство принадлежал начальнику ЯВМ генерал-майору Андо Риндзо, а её непосредственным исполнителем стал майор Ямамото Хаяси, который в ноябре 1936 г. через своего агента – бывшего министра финансов Омского правительства И.А. Михайлова – завербовал на материальной основе телеграфиста дипмиссии. За сотрудничество с японской разведкой агент получал колоссальную сумму – в среднем 5000–6000 иен в месяц, однако проведённый миссией в марте 1937 г. анализ его информации в сопоставлении со сведениями из агентурных источников, радиоперехватов и докладов наблюдательных пунктов показал её полную идентичность. В харбинскую миссию поступали копии переписки между Хабаровском и советскими диппредставительствами в Японии, Китае и других странах, а также между Хабаровском и Москвой[498]498
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 144–145. Позднее операцию курировал подполковник Оноути Хироси.


[Закрыть]. Как объяснил источник Михайлову, перехват и дешифровка дипломатической корреспонденции производились харбинским генконсульством «для понимания ситуации в целом». 2-й отдел штаба армии и советский отдел РУ ГШ изначально рассматривали информацию «Хатокутё» как достаточно ценную, но после разгрома японских войск на р. Халхин-Гол пришли к выводу о том, что она являлась искусной фальсификацией советских спецорганов. Тем не менее использование этого источника продолжилось вплоть до конца Второй мировой войны[499]499
  Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C13010229500). Л. 1196–1197.


[Закрыть].

Особое значение для разведорганов армии во второй половине 30-х гг. приобрела работа с перебежчиками, так как в результате репрессий в Советском Союзе через границу хлынул поток беглецов, среди которых оказывались военнослужащие, работники транспортных органов, оборонных предприятий и другие секретоносители. Как вспоминал бывший начальник харбинской миссии Хигути Киитиро (1937–1938), ежемесячно в Маньчжурию перебегало до 10 человек. В целом же только в 1936–1938 гг. советско-маньчжурскую границу пересекли 188 человек, ввиду чего в апреле 1938 г. харбинский муниципалитет организовал лагерь «Хогоин» («Приют»), служивший фильтрационным пунктом миссии в Харбине для опроса беженцев и выявления советских разведчиков. В сентябре 1939 г. в целях конспирации лагерь был переведён из Харбина в его окрестности, а в феврале 1942 г. переподчинён Информационно-разведывательному управлению Квантунской армии[500]500
  Хигути, Киитиро. Указ. соч. С. 365; Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 244.


[Закрыть].

Разоблачённая советская агентура после интенсивных допросов с применением пыток либо уничтожалась, либо перевербовывалась и включалась в оперативные игры с советскими разведорганами. Японская разведка одной из первых в мире стала практиковать радиоигры, предполагавшие передачу радистами дезинформации и провоцирование советских спецорганов на заброску новых агентов. На рубеже 30—40-х гг. такие радиоигры велись миссиями в Цзямусы (1939), Харбине (1940) и Мукдене (1941), однако их эффективность нивелировалась тем, что часть радистов оказалась подставой советской разведки, а другая сумела подать условный сигнал о провале[501]501
  Там же. С. 241.


[Закрыть].

Кроме того, разведорганы армии активно использовали «втёмную» разоблачённых советских агентов для встречных оперативных игр. Так, в 1935 г. хэйхэская миссия забросила на оседание в Свободный трёх белоэмигрантов, связь с которыми практически сразу оборвалась. Был сделан вывод об их разоблачении, однако в 1937 г. в Хэйхэ прибыл неизвестный миссии связной от агентов, доставивший малоценный отчёт о распашке целинных земель под Свободным. Анализ его поведения показал, что он является подставой органов НКВД, однако миссия выплатила ему 10 000 рублей и переправила на советскую территорию для передачи дезинформации, но связь больше не возобновлялась[502]502
  NARA, RG 554. Entry A1 18. Box 5. «USSR 1000: Intelligence and Counter-Intelligence. Paragraph XIV. False Intelligence Operations». P. 7.


[Закрыть].