Текст книги "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945"

Значительно усилилось наружное наблюдение за японскими диппредставительствами. Как установили сотрудники военного атташата в Москве, агентами КРО являлись личный секретарь, горничные и водитель ВАТ из числа советских граждан. Напротив приёмной посольства ими был выявлен стационарный пост наружного наблюдения. При выходе на улицу за каждым сотрудником атташата следовали два филёра, если фигурант садился в трамвай, один наблюдатель заходил следом за ним, второй сопровождал их в машине. В случае выезда сотрудников ВАТ на автомобиле наблюдение за ними осуществлял наряд наружного наблюдения на 1–2 машинах. При дальних поездках за машиной военного атташе следовали уже пять автомобилей, три из которых были загружены топливом, а в остальных ехали 10–12 контрразведчиков. Активно применялось демонстративное наблюдение за японцами в гостиницах, ресторанах и поездах дальнего следования[634]634
  Итигундзин юкоку-но сёгай. С. 92, 97–98.


[Закрыть].

Особое внимание органы НКВД уделяли японским военным стажёрам в СССР, ряд из которых – майоры Мидзуно Кэйдзо в Москве (1934–1936) и Адати Хисаси в Ленинграде (1935–1938) – был завербован на компрометирующей основе и дал ценные материалы о деятельности японской военной разведки[635]635
  Просветов И.В. Указ. соч. С. 100–103.


[Закрыть].

Кроме того, сотрудники контрразведки продолжали негласно изымать из японских диппредставительств документацию военного атташе и легальных резидентов в Москве, Новосибирске и Владивостоке, переснимать проходившую железнодорожным транзитом через Советский Союз диппочту ВАТ в Европе и на Ближнем Востоке, что вкупе с дешифровкой Спецотделом НКВД японской корреспонденции на линии Москва – Токио позволило советскому руководству быть во второй половине 30-х гг. в курсе оценок японской военной разведки ситуации в нашей стране.

При этом на получение шифров Японии были нацелены все зарубежные разведаппараты ИНО, которые добились значительных результатов в этом вопросе. Так, резидент в Гааге В.Г. Кривицкий летом 1936 г. организовал изъятие шифрованной переписки между Осима и Токио о заключении Антикоминтерновского пакта, что в совокупности со взломом сводной группой 5-го отдела РУ РККА и Спецотдела НКВД СССР в октябре 1935 г. японского дипломатического шифра позволило Москве быть в курсе японо-германских переговоров и читать большую часть шифротелеграмм японских военных атташе в различных странах мира. Кроме того, с весны 1938 г. легальный резидент ИНО в Праге М.М. Адамович через агента – секретаря местной японской дипмиссии Идзуми Кодзо («Грин») – стал получать шифры МИД и Военного министерства, использовавшиеся на линиях Токио – Европа. Сотрудничество Идзуми с советской внешней разведкой в деле получения японских шифроматериалов продолжалось до 1944 г. через легальную резидентуру НКГБ в Софии, куда дипломат был переведён четырьмя годами ранее[636]636
  Кривицкий В.Г. «Я был агентом Сталина»: Записки сов. разведчика / Пер. с англ. М.: Терра – Terra, 1991. С. 84–87; Хаустов В.Н., Самуэльсон Л. Указ. соч. С. 30–31; Соболева Т.А. Указ. соч. С. 434–435; Мотов В.С. Сломавшаяся «ось» // Новости разведки и контрразведки. 2004. № 3–4.


[Закрыть].

Деятельность советских спецорганов по перехвату и взлому японской шифропереписки дополнялась работой службы радиоконтрразведки, которая до августа 1937 г. подчинялась Наркомату связи, а затем перешла в ведение 12-го отдела ГУГБ НКВД СССР. В том же году под Хабаровском начал функционировать пеленгаторный пункт УНКВД по ДВК, который с 1938 г. осуществлял перехват линий связи ЯВМ Квантунской армии и отслеживал подготовку ими агентов-радистов для переброски в Советский Союз.

Советские органы госбезопасности не только изучали работу японской военной разведки, но и эффективно срывали её деятельность в приграничных с СССР странах благодаря агентурному проникновению резидентур ИНО в Западной Европе, Турции, Иране и Афганистане в кавказские и среднеазиатские эмигрантские организации, с которыми контактировало РУ ГШ Японии. Особое беспокойство у советской разведки вызывали попытки военного атташе в Иране подполковника Фукути Харуо и военного резидента в Афганистане майора Миядзаки Гиити использовать в своих интересах лидеров бывшего басмаческого движения в приграничных с Советским Союзом районах. Поэтому в сентябре 1937 г. афганское правительство под давлением СССР выдворило Миядзаки домой. Впрочем, уже в декабре 1940 г. Генштаб Японии восстановил свою резидентуру в Кабуле, направив на должность делопроизводителя аппарата посольства выпускника разведшколы Накано капитана Камэяма Рокудзо[637]637
  Архив МИД Японии. M.2.1.0.12.003 (B14090838100). Л. 0274–0275: Рикугун Накано гакко. Накано коюкайхэн = Школа сухопутных войск Накано. Ассоциация выпускников. Токио: Хара сёбо, 1978. С. 157; Соцков Л.Ф. Указ. соч. С. 98–99.


[Закрыть].

Несмотря на свёртывание в 1937–1938 гг. ряда оперативных игр с военными миссиями Квантунской армии – «Мираж», «Весна» и др., территориальные органы госбезопасности продолжали практиковать вывод агентуры японской военной разведки в советское приграничье с последующим её задержанием и передачей через неё дезинформации. Необходимо отметить, что прекращение большинства оперативных игр носило объективный характер, так как, согласно показаниям арестованного в августе 1937 г. начальника японского отделения КРО ГУГБ НКВД СССР И.М. Николаева-Рамберга, все легендированные разработки его подразделения не приносили каких-либо оперативных результатов, а дезинформационные материалы для японцев на 60–70 % содержали достоверные сведения[638]638
  Великая Отечественная война 1941–1945 годов: В 12 т. Т. 6. Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М.: Кучково поле, 2013. С. 178.


[Закрыть].

Успешным примером легендированной разработки рубежа 30—40-х гг. стала ликвидация крупной резидентуры Квантунской армии во главе с Ли Хайченом. Будучи идеологом создания корейского государства под протекторатом Японии на территории Приморского края, в 1936 г. он связался со 2-м отделом штаба Квантунской армии и до 1938 г. участвовал в борьбе с антияпонским движением в Маньчжурии. Для восстановления утраченных в связи с депортацией корейского населения агентурных позиций на Дальнем Востоке в августе 1938 г. РУ ГШ разработало операцию по созданию Ли Хайченом легендированной коммунистической организации и её выводу в Приморье. С этой целью в Синьцзине была учреждена партия «Синхындон» и открыта школа по подготовке агентов. Одновременно хуньчуньская миссия начала подбор кандидатов для вывода в Приморье и установления связи с советской разведкой. Предупреждённое закордонным агентом, в мае 1939 г. УНКВД по Приморскому краю организовало встречную игру, убедило посланников Ли в лояльном отношении к нему советских властей, создало под Владивостоком курсы по подготовке «корейских партизанских отрядов» и за первое полугодие 1940 г. вывело в СССР 56 агентов-корейцев во главе с Ли Хайченом[639]639
  Нисихара, Юкио. Указ. соч. С. 84, 281; Петров Э. Старый лис идёт в ловушку // Лёд и пламень. Документально-художественный сборник. Владивосток: Дальневосточное кн. изд-во, 1976. С. 205–216.


[Закрыть].

В значительной степени агентурному проникновению японской военной разведки в СССР препятствовало ужесточение режима охраны границы и проживания населения на Дальнем Востоке и в Забайкалье в 1937–1938 гг. В дополнение к постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1937 г. «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края», подорвавшему агентурную базу разведорганов Корейской армии, 1 февраля 1938 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) установили запретную пограничную зону в ДВК, Читинской области и Бурят-Монгольской АССР, включавшую железную дорогу от Иркутска до Хабаровска, все районы к югу от этого участка, районы к востоку от рр. Уссури и Амур и всю территорию Камчатской, Нижне-Амурской и Сахалинской областей. На данную зону распространялись ограничения для пребывания населения в соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 17 июля 1935 г. «О въезде и проживании в пограничной полосе», из неё были выселены антисоветские и неблагонадёжные элементы, вводился запрет на пребывание иностранцев, за исключением транзитных пассажиров[640]640
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 22. Л. 121–123.


[Закрыть]. В 1938 г. были также предприняты попытки депортировать всё китайское население за пределы Дальнего Востока, однако они закончились безрезультатно.

Кроме того, с 1935 по 1941 г. численность личного состава Забайкальского, Хабаровского и Приморского погранокругов НКВД СССР выросла с 13 216 до 22 760 человек, что позволило увеличить плотность охраны сухопутной границы с Японией, Маньчжурией и Кореей с 3 до 5 человек на 1 км. С 1939 г. для обнаружения нарушителей госграницы стали применяться вспаханная контрольно-следовая полоса, простейшие технические средства (семафоры, хлопушки, трещотки и т. п.), началось интенсивное строительство наблюдательных вышек, скрытых и открытых наблюдательных пунктов.

Параллельно с этими мерами территориальные органы и погранвойска НКВД СССР с весны 1939 г. активизировали агентурное противодействие ЯВМ в полосе Хабаровского и Приморского краёв: с апреля при погранотрядах стали создаваться так называемые «бригады содействия» из местных жителей для выявления нарушителей госграницы (к апрелю 1941 г. было создано 322 бригады в составе 10 422 человек); с помощью закордонных агентов и задержанных нарушителей выявлялись китайцы, проживавшие в приграничье Маньчжурии и владевшие русским языком; усилилось агентурное наблюдение за выявленными переправочными пунктами миссий на границе; тщательно проверялась информация закордонных агентов на предмет установления фактов их перевербовки японской разведкой[641]641
  Органы государственной безопасности СССР. Т. 1. Кн. 1. С. 40–41, 46; Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Т. 6. С. 176.


[Закрыть].

Немаловажную роль в перекрытии каналов утечки сведений, содержавших военную и государственную тайну, сыграл приказ наркома обороны СССР № 0127 от 8 июля 1938 г. «О введении в действие Инструкции по зашифровыванию действительных наименований войсковых частей условными номерами», согласно которому каждой части присваивался 4-значный шифр[642]642
  РГВА. Ф. 4. Оп. 15. Д. 20. Л. 261–266 об.


[Закрыть]. В результате группа анализа печати харбинской военной миссии лишилась возможности получать из советской прессы достоверную информацию о действительном наименовании и дислокации частей Красной армии[643]643
  Органы государственной безопасности СССР во Второй мировой войне. С. 61.


[Закрыть].

Отрицательными моментами в деятельности советских спецорганов против РУ ГШ Японии стали утрата ими ключевых агентурных позиций в аппаратах ЯВМ и военной жандармерии Квантунской армии, наличие слабо прикрытых участков границы с Маньчжурией, позволявших просачиваться японским агентам, участие в массовых репрессиях соотечественников под видом борьбы с японской разведкой – 85 % из 64 000 обвинённых в 1932–1953 гг. в шпионаже в пользу Японии лиц были арестованы в 1936–1938 гг., причём абсолютное большинство из них было реабилитировано в послесталинскую эпоху[644]644
  Мозохин О.Б. Статистические сведения о деятельности органов ВЧК – ОГПУ – НКВД – МГБ (1918–1953 гг.). М.: ООО «ТД Алгоритм», 2016. С. 131–320.


[Закрыть].

Примером отрицательного влияния репрессий на деятельность органов госбезопасности служит фактическое свёртывание разведывательной работы УНКВД по Хабаровскому краю в 1938 г., когда после её возобновления в марте 1939 г. ни один из 28 переброшенных им в Маньчжурию до апреля 1940 г. агентов не сумел проникнуть в гласный аппарат ЯВМ и белоэмигрантские организации[645]645
  Петров И.Ф. Борьба органов госбезопасности Хабаровского края с подрывной деятельностью японской разведки в предвоенные и военные годы // Труды Высшей Краснознамённой школы КГБ СМ СССР. 1971. № 2. С. 153.


[Закрыть].

Нельзя не отметить, что сотрудники японской военной разведки пытались сковать деятельность советских спецорганов путём усиления мер конспирации при пересылке служебной документации: в марте 1937 г. военный атташе в Польше генерал-майор Савада Сигэру обратился к командованию с предложением отправлять его почту в Японию (в ней же была и корреспонденция ВАТ в Латвии) не через Сибирь, где она вскрывалась советскими властями, а через аппарат военного атташе в Соединённых Штатах Америки[646]646
  Архив НИИО МНО Японии. S12-6-26 (C01004320100). Л. 0525.


[Закрыть].

Резюмируя всё вышеизложенное, можно констатировать, что, несмотря на подтверждённый японским правительством в 1932–1935 гг. курс на избегание вооружённого столкновения с СССР, органы военной разведки всех уровней после захвата Маньчжурии активизировали свою деятельность по созданию агентурно-диверсионного аппарата на случай советско-японской войны: были организованы резидентуры в Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Новосибирске и Одессе, взявшие под контроль переброски советских войск за Урал; образованы разведаппараты в Афганистане, Иране, Финляндии, Франции и Германии, установившие контакты с ведущими антисоветскими эмигрантскими центрами в Европе и на Ближнем Востоке; расширены контакты с ГШ Польши, Румынии, Венгрии, стран Прибалтики и Скандинавии. В связи с пересмотром Токио в 1936 г. «Курса национальной обороны империи», закрепившего за Советским Союзом статус главного противника на суше наряду с США на море, Генеральный штаб Японии заключил беспрецедентное соглашение с абвером о создании к 1941 г. единого агентурно-диверсионного аппарата против СССР. Однако активное противодействие советских спецорганов путём передачи дезинформации харбинской военной миссии и военному атта-шату в Москве, агентурного проникновения в ЯВМ Квантунской и Корейской армий, изъятия и дешифровки служебной переписки резидентур ГШ в нашей стране, закрытия его разведаппаратов в Хабаровске, Новосибирске и Одессе существенно затруднило получение японской военной разведкой исчерпывающей информации о военном потенциале СССР, в результате чего к началу Второй мировой войны она ошибалась в оценках Красной армии в 2,5–3 раза. Кроме того, с 1936 г. в значительной степени была парализована заброска агентов военных миссий из Маньчжурии в СССР в силу тотальной паспортизации советского населения, введения на Дальнем Востоке и в Забайкалье запретных зон, массовой депортации корейского населения в Среднюю Азию, усиления режима охраны границы.

В итоге органы военной разведки Японии не сумели вовремя вскрыть состав группировки войск и замыслы советского командования в ходе сражения на р. Халхин-Гол, что стало одной из причин японского поражения. Поэтому в 1939–1941 гг. Разведуправление ГШ значительно укрепило разведорганы Квантунской и Корейской армий, усилило сбор информации о СССР средствами радиоразведки и криптоанализа, образовало на базе военных атташатов в Стокгольме и Хельсинки два разведцентра для агентурного проникновения в Советский Союз с помощью разведслужб Финляндии, Эстонии и Польши. В то же время вся деятельность военной разведки Японии опиралась на принятый высшим руководством империи в 1940 г. курс на скорейшую нормализацию отношений с СССР, завершение японо-китайской войны и продвижение в Юго-Восточную Азию, в силу чего разведорганы армии избегали каких-либо острых акций, способных очернить дипломатические усилия Токио в глазах Москвы.

Глава 3
Военная разведка Японии против СССР в 1941–1945 гг

§ 1. «Кантокуэн»: нейтралитет по-японски (1941–1945)

В соответствии с принятыми высшим руководством Японии в июле 1940 г. «Основными принципами урегулирования меняющейся ситуации в мире» весной следующего года министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ выехал в Берлин, Рим и Москву для окончательной нормализации отношений с Советским Союзом и устранения угрозы с севера в преддверии возможного вооружённого столкновения с США и Великобританией в районе южных морей.

Отъезду Мацуока предшествовало последовательное доведение до японского руководства Разведуправлением мнения о целесообразности заключения пакта о нейтралитете с Москвой на условиях прекращения оказания ею военной помощи Чан Кайши, что параллельно с ликвидацией каналов поставок западного оружия через Французский Индокитай должно было сломить волю китайцев к сопротивлению. Дополнительным аргументом в пользу подписания пакта стала информация органов военной разведки о значительном усилении советского военного потенциала на Дальнем Востоке в 1940 г. за счёт формирования в составе ДВФ и ЗабВО 15, 16, 17-й армий и Северной армейской группы на Нижнем Амуре, Камчатке и Сахалине, переброски нескольких тяжелобомбардировочных авиаполков на аэродром Кокшаровка Приморского края и доведения численности советской группировки до 700 000 человек, 2700 танков, 2800 боевых самолётов и 103 подводных лодок[647]647
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-сэнсо сидо сонота-9 (C14060828200), (C14060828300). Л. 0635–0638; Хаяси, Сабуро. Указ. соч. С. 206–207.


[Закрыть].

Поскольку в планы Японии входило использование подписанного ею 27 сентября 1940 г. Тройственного пакта с Германией и Италией в качестве средства давления на США по вопросам снабжения Чан Кайши и их невмешательства в ситуацию во Французском Индокитае, советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. должен был обезопасить Токио с севера в неизбежном англо-американояпонском столкновении за Юго-Восточную Азию. Эта позиция была зафиксирована в «Секретном дневнике войны» ГШ и доведена до глав всех управлений 14 апреля 1941 г. в следующей формулировке: «Смысл данного пакта не в том, чтобы содействовать разрешению с помощью силы проблемы на юге или избежать войны с Соединёнными Штатами. Он всецело даёт нам запас времени [на подготовку] до начала стоящей особняком войны с СССР»[648]648
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-сэнсо сидо дзюё кокусаку бун-сё-1169 (C12120317900). Л. 0362.


[Закрыть].

В основе мотивов сближения Токио с Москвой лежали страх перед дальнейшим усилением советского военного потенциала на Дальнем Востоке и ложные прогнозы МИД и Разведуправления Генштаба об отсутствии у Германии планов нападения на СССР: военная разведка вплоть до июня 1941 г. считала, что Третий рейх не сможет вести одновременно войну на два фронта и в ходе разгрома Британии будет зависеть от поставок сырья из СССР; Советский Союз, по мнению аналитиков Генерального штаба, также не планировал воевать с рейхом до завершения III пятилетнего плана в силу острой зависимости от немецкого промышленного оборудования[649]649
  Там же. Тюо-сэнсо сидо дзюё кокусаку бунсё-1171 (C12120318400). Л. 0418; Тюо-сэнсо сидо сонота-9 (C14060828400). Л. 0638–0639.


[Закрыть].

Вопрос о перспективах советско-германской войны обсуждался в конце апреля 1941 г. в Берлине на совещании военных атташе из СССР, Швеции, Финляндии, Румынии, Венгрии, Испании, Франции, Турции и Ирана. Военный атташе в Стокгольме полковник Онодэра Макото, опираясь на информацию М. Рыбиковского и Р. Маасинга, сообщил о планируемом нападении вермахта на Советский Союз. Однако незадолго до совещания немцы пригласили посла Осима Хироси и военного атташе генерал-лейтенанта Бандзай Итиро на французское побережье, где продемонстрировали им сконцентрированные в портах десантные баржи и корабли. Поэтому собравшиеся в Берлине военные атташе приняли за основу мнение Бандзай о подготовке Германии к десантной операции против Англии, которое и было доложено в Токио[650]650
  Там же. Тюо-сакусэн сидо дзюё дэмпо-133 (C12122413500). Л. 2297–2298; NARA. RG 226. Entry 212. Box 8. NR 24486 «Japanese Wartime Intelligence Activities». P. 46; Pałasz-Rutkowska, Ewa, Romer, Andrzej T. Op. cit. P. 305.


[Закрыть].

Между тем, вводя в заблуждение союзника, немцы руководствовались указаниями начальника штаба Верховного командования вермахта (ОКВ) генерал-фельдмаршала В. Кейтеля от 15 февраля и 12 мая 1941 г. о мерах по маскировке при подготовке к войне против СССР, требовавших от органов военного управления всех уровней «усилить уже и ныне повсеместно сложившееся впечатление о предстоящем вторжении в Англию». Кроме того, директивой от 5 марта 1941 г. А. Гитлер запретил передачу Японии каких-либо сведений об операции «Барбаросса». Поэтому 8 мая ОКВ запросило у Токио через Бандзай данные о «количестве хранящегося на складах Великобритании продовольствия, сроках его годности, а также об ущербе, причинённом различным отраслям британской промышленности немецкими бомбардировками». Результатом активной дезинформации стали противоречия в оценках японского ВАТ в Берлине перспектив советско-германской войны: 13 мая он доложил в Генштаб со ссылкой на главу абвера В. Канариса о том, что «начало войны между Германией и СССР неизбежно», а уже 5 июня проинформировал Ставку об отсутствии признаков подготовки к вторжению[651]651
  ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 76. Л. 14–16; Архив НИИО МНО Японии. Тюо-сэнсо сидо дзюё кокусаку бунсё-1171 (C12120318400). Л. 0415; (C12120318500). Л. 0448; The «Magic» background of Pearl Harbor. Volume V. Washington: Department of Defense of the United States of America, 1978. P. 29; Дашичев В.И. Стратегия Гитлера – путь к катастрофе, 1933–1945: Исторические очерки, документы и материалы: В 4 т. Т. 3. Банкротство наступательной стратегии в войне против СССР, 1941–1943. М.: Наука, 2005. С. 113–114, 130–131.


[Закрыть].

Исходя из ложного представления о развитии военно-политической обстановки в Европе, к началу Великой Отечественной войны центральный аппарат 2-го управления ГШ сохранял принятую в 1936–1937 гг. организацию из четырёх оперативных отделов, три из которых были нацелены на обеспечение боевых действий японской армии в Китае и районе южных морей:

Начальник

5-й отдел (СССР);

6-й отдел (США, Великобритания, Европа, Юго-Восточная Азия);

7-й отдел (Китай);

8-й отдел (анализ, подрывная деятельность).

Непосредственно разведкой против СССР занимались 14 легальных резидентур в нашей стране и приграничных с ней государствах. В Советском Союзе центром разведывательной деятельности оставался военный атташат при японском посольстве в Москве, которому подчинялись военные стажёры, ориентированные на сбор информации по широкому кругу вопросов. Военно-политическую обстановку на Дальнем Востоке и в Забайкалье освещали резидентуры под прикрытием японских и маньчжурских консульств в Александровске-Сахалинском, Благовещенске, Владивостоке и Чите, координировавшие свою деятельность с курсировавшими по Транссибу в качестве дипкурьеров офицерами Разведуправления.

В Европе после захвата нацистами Польши главным разведывательным органом по СССР считался аппарат военного атташе при японском посольстве в Берлине. Помимо штатных сотрудников военного атташата и многочисленных военно-технических резидентов, в его состав входили специальная резидентура во главе с полковником Ямамото Хаяси, отвечавшая за взаимодействие с абвером, и резидентура связи с поляками «Хоси» под прикрытием маньчжурского генерального консульства. Однако фактическое руководство разведкой по СССР с позиций Европы осуществляли военные атташе в Финляндии и Швеции, которые в этой работе опирались на агентурные возможности польской, финской и эстонской военных разведок. Их деятельность дополняли военные атташаты в Венгрии, Румынии, Иране, Турции и легальная резидентура в Афганистане.

В приграничных районах Маньчжурии функционировала разветвлённая сеть ИРУ Квантунской армии в составе штабного управления, 10 отделений, диверсионно-разведывательного отряда «Асано» и харбинской школы русского языка[652]652
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-бутай рэкиси дзэмпан-28 (C12122425200). Л. 1576.


[Закрыть]. Компенсируя нехватку агентурных позиций на Дальнем Востоке и в Забайкалье, к весне 1941 г. ИРУ развернуло вдоль советско-маньчжурской границы оснащённые мощной оптикой наблюдательные пункты для контроля за перебросками и мероприятиями боевой подготовки советских войск.

Деятельность этих органов дублировали Специальное информационное управление армии в составе шести РРП в Синьцзине, Харбине, Муданьцзяне, Цзямусы, Суньу и Хайла-ре (с августа 1940 г. занимались только перехватом и взломом шифропереписки ДВФ и ЗабВО) и образованное в феврале 1940 г. для дешифровки советского авиационного радиообмена одноимённое управление при командовании авиации Кван-тунской армии с двумя РРП в Муданьцзяне и Цицикаре[653]653
  Там же. Рикку-мансю хомэн-164 (C16120602000). Л. 0574.


[Закрыть]. Задачу перехвата советских открытых линий связи с августа 1940 г. решало Восточно-Азиатское общество изучения связи при Маньчжурской телеграфно-телефонной компании.

Кроме того, продолжали действовать ЯВМ Корейской армии в Раджине и разведпункт Северной армии в Тоёхара, нацеленные на сбор информации о частях и соединениях ДВФ в Приморье, на Северном Сахалине и Камчатке.

На фоне противоречивой информации о планах Германии в отношении СССР 8 июня 1941 г. Бюро военных дел разработало, а военный министр 13 июня утвердил «Основные принципы национальной обороны и национальной политики в соответствии с изменениями обстановки в мире», согласно которым в случае начала советско-германской войны Япония должна была следовать духу Тройственного пакта, вести подготовку к операциям против нашей страны и при удачном развитии боевых действий применить военную силу для окончательного разрешения «северной проблемы»[654]654
  Дайтоа сэнсо кокан сэнси. Дай 20. Дайхонъэй рикугумбу. 2. Сёва 16 нэн 12 гацу мадэ = Официальная история войны в Великой Восточной Азии. Т. 20. Армейское управление Императорской верховной ставки. 2. События до декабря 1941 г. Токио: Асагумо симбунся, 1968. С. 301, 305.


[Закрыть].

Вероломное нападение Германии на нашу страну стало поводом для возобновления дискуссий в высшем руководстве империи относительно сроков выступления против СССР, тем более что 23 июня 1941 г. Разведуправление представило свой прогноз: после полученного Советским Союзом удара в подбрюшье была высока вероятность того, что война закончится через несколько месяцев, хотя у СССР сохранялся шанс затянуть её на неопределённое время в ходе успешного отступления. Потеряв за 2–3 месяца Ленинград, Москву, Харьков, Донбасс и Баку, Советское государство лишилось бы 30 % площадей зерновых, 50 % мощностей по выплавке стали и железа, 60 % по производству электроэнергии и добыче каменного угля, 75 % нефтяных месторождений и 75 % населения, что неминуемо вело к краху правительства[655]655
  Там же. С. 306–307.


[Закрыть].

С 25 по 28 июня в Токио прошло координационное совещание правительства и Ставки по «северной проблеме», которое выявило серьёзные разногласия в военно-политическом руководстве империи: Оперативное управление Генштаба настаивало на заблаговременной подготовке к наступлению на юге и севере, Бюро военных дел Военного министерства склонялось к решению вооружённым путём только проблемы «южных территорий», а заместитель начальника ГШ генерал-лейтенант Цукада Осаму и начальник 20-го отделения (руководство войной) Ставки полковник Арисуэ Ядору считали нужным ограничиться оккупацией Французского Индокитая. Позиция флота сводилась к подготовке выступления на юге, министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ ратовал за немедленное нападение на Советский Союз[656]656
  Куроно, Таэру. Дайтоа сэнсо кайсэндзэн-ни окэру сэнсо сидо косо. Тэйкоку кокубо хосин-но соно ато = Концепция руководства войной перед началом войны в Великой Восточной Азии. Последствия «Курса национальной обороны империи» // Боэй кэнкюдзё киё. Дай 2 кан. Дай 2 го. Токио: Боэй кэнкюдзё. Сентябрь 1999. С. 101.


[Закрыть].

Выработанная совещанием 28 июня 1941 г. «Программа национальной политики империи в соответствии с изменениями обстановки» стала компромиссом между различными группировками в правительстве, армии и на флоте. В части, касавшейся СССР, в её фундамент легли «Основные принципы национальной обороны» Военного министерства от 13 июня, предполагавшие следование духу Тройственного пакта, невмешательство в советско-германскую войну, тайную подготовку к операциям против СССР и применение силы для окончательного разрешения «северной проблемы» при удачном развитии боевых действий для Третьего рейха. 2 июля император одобрил эту «Программу»[657]657
  Дайтоа сэнсо кокан сэнси. Дай 20. С. 310.


[Закрыть].

Под «удачным развитием боевых действий» подразумевалось существенное ослабление советских войск на Дальнем Востоке, в Забайкалье и МНР за счёт переброски части сил на Западный ТВД. В проекте решения Генерального штаба на проведение кампании против СССР от 26 июня отмечалось, что в случае уменьшения к первой декаде августа количества советских стрелковых дивизий с 30 до 15, а численности ВВС (2800 боевых самолётов) и танковых войск (2700 танков) – на треть использование армии против СССР становилось возможным уже в сентябре. При этом считалось, что к середине августа боевые действия на советско-германском фронте фактически завершатся[658]658
  Там же. С. 321.


[Закрыть].

Согласно разработанному в Генштабе графику, 5 июля 1941 г. Ставке следовало издать приказ о проведении первой очереди мобилизации войск, 10 августа окончательно определиться с возможностью начала войны, 29 августа начать боевые действия и завершить их к середине октября. Получив 7 июля санкцию императора, в тот же день Ставка издала приказ о секретной мобилизации 350 000 человек и доведении численности Квантунской армии до 600 000. 16 июля была издана директива о проведении второй волны мобилизации и доведении численности войск в Маньчжурии и Корее до 850 000 человек. Мероприятия по подготовке к войне с СССР получили название «Особые манёвры Квантунской армии» (сокращённо «Кантокуэн»)[659]659
  Там же. С. 328–329, 364.


[Закрыть].

В условиях подготовки к нападению на Советский Союз на органы военной разведки всех уровней легли задачи по сбору сведений о ходе боевых действий на советско-германском фронте, потерях и состоянии Красной армии в целом, о численности, дислокации, вооружении, боеготовности войск ДВФ и ЗабВО, их перебросках на Западный ТВД, мобилизационном развёртывании и планах советского командования на Дальнем Востоке и в Забайкалье.

В этой связи уже 22 июня 1941 г. заместитель начальника ГШ потребовал от военных атташе в Великобритании, Германии, Финляндии, Швеции, Венгрии, СССР, Румынии, Италии, Турции и Иране срочно доложить ему состав и дислокацию напавшей на нашу страну немецкой группировки. В течение полутора месяцев для анализа всей стекавшейся информации из Москвы в Берлин был временно командирован помощник военного атташе в СССР подполковник Нага-хама Хидэаки, а для усиления разведки против СССР – подполковники Отиай Такэо в Финляндию, Сакакибара Кадзуо в Болгарию, Ота Умэитиро в Ирак и капитан Като Дзиро в Турцию (последние трое подчинялись ВАТ в Анкаре). Кроме того, берлинская резидентура «Хоси» была усилена офицером советского отдела капитаном Огата Тацуо, который въехал в Германию как дипкурьер и сменил получившего назначение в ИРУ лейтенанта Иномата Дзинъя[660]660
  Архив НИИО МНО Японии. Тюо-сакусэн сидо дзюё дэмпо-133 (C12122413800). Л. 2452–2453; (C12122413900). Л. 2460, 2472–2473, 2475, 2491; (C12122414000). Л. 2512, 2514–2515; Архив МИД Японии. M.2.1.0.12.006 (B14090850100). Л. 0376.


[Закрыть].

Главными источниками информации о ходе боёв на советско-германском фронте стали личные наблюдения военных атташе, сводки ОКВ и Совинформбюро, агентурные материалы польской, финской и эстонской военных разведок. Первые донесения свидетельствовали о скорой победе Германии. Военный атташе в Румынии генерал-майор Фудзицука Сикао докладывал в Генштаб 18 июля 1941 г. на основе наблюдений от двух поездок на фронт о том, что, хотя коммуникации Красной армии не разрушены полностью, тактически она действует весьма неумело. Сутки спустя резидент в Берлине полковник Акикуса Сюн сообщил о восстановлении в СССР института военных комиссаров из-за утраты доверия И.В. Сталина к Красной армии и умелой работы немецкой пропаганды по разложению советских войск. 20 июля военный атташе в Германии генерал-лейтенант Бандзай Итиро проинформировал Токио о завершении окружения Красной армии у Невеля, к югу и в пригородах Смоленска, успешном блокировании крупных группировок советских войск в районе Киева и озера Ильмень и расширении прорыва под Могилёвом[661]661
  Там же. A.7.0.0.8.37 (B02032409800). Л. 0131–0132, 0137.


[Закрыть].

На этом фоне ещё 15 июля 1941 г. глава военной разведки генерал-майор Окамото Киётоми сделал прогноз о неминуемом поражении Советского Союза, поскольку, по его данным, Красная армия потеряла в приграничных сражениях 70 % боевой авиации, 50 % танков, 25 % огневой мощи на уровне дивизионной артиллерии и выше, а советское правительство впало в прострацию и его бегство из Москвы представлялось событием ближайшего времени[662]662
  Дайтоа сэнсо кокан сэнси. Дай 20. С. 352.


[Закрыть].

Если сбор информации о ходе боёв на советско-германском фронте облегчался наличием у японской военной разведки широкого круга официальных и агентурных источников, то получение сведений о советских войсках на Дальнем Востоке, в Забайкалье и МНР, а также об их перебросках на запад в значительной степени осложнялось ужесточением с началом войны охраны советско-маньчжурской границы, практически исключавшим просачивание агентуры в СССР. Так, в июле – ноябре 1941 г. УНКВД по Приморскому и Хабаровскому краям провели энергичную работу по созданию резидентур из лесников и объездчиков в приграничных с Маньчжурией районах, нацеленных на выявление агентуры противника[663]663
  Ямпольский В.П. Некоторые вопросы организации контрразведывательной деятельности органов НКВД – НКГБ СССР по японской линии в годы Великой Отечественной войны // Труды Высшей Краснознамённой школы КГБ СССР. 1987. № 39. С. 458.


[Закрыть]. Поэтому, когда отделение ИРУ в Цзямусы попыталось с июля по сентябрь 1941 г. вывести на советскую территорию несколько разведгрупп в составе 3–5 китайцев и корейцев, ранее проживавших в СССР и знавших русский язык, практически все они были задержаны[664]664
  Петров И.Ф. Указ. статья. С. 151–152.


[Закрыть].

В связи с этим основным источником информации о ДВФ и ЗабВО стали материалы радиоразведки Квантунской армии, значившиеся в её докладах как «Тэндзё»[665]665
  Архив НИИО МНО Японии. S11-9-41 (C01003177700).


[Закрыть], на долю которых летом 1941 г. приходилось 70 % всех данных.

Вторым по важности источником были показания перебежчиков из СССР: их число к концу 1941 г. достигло 130 человек, хотя в июне случаев перехода границы зафиксировано не было, а с 1 июля по 18 октября в Маньчжурию перебежали только 24 военнослужащих (всего с 22 июня 1941 г. по 1 апреля 1942 г. в Маньчжоу-Го бежали 97 военнослужащих Красной армии и войск НКВД)[666]666
  Там же. Тюо-сэнсо сидо дзюё кокусаку бунсё-1284 (C12120366300). Л. 1400; (C12120366800). Л. 1574–1575; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 3. Кн. 1. Крушение «блицкрига» (1 января – 30 июня 1942 г.). М.: Русь, 2003. С. 355.


[Закрыть]. Оценивая качество их информации, сотрудники маньчжурского разведпункта ИРУ отмечали в сентябре 1941 г., что перебежчики Шверценберг и Захаров сообщили подробные сведения о 76-й армии и Даурском У[креплённом]Р[айоне], в связи с чем «надобность в настоящее время в посылке агентов-маршрутников на Даурском направлении […] отпадает, ибо ряд выброшенных маршрутников не смогут дать столько ценного материала, сколько один дезертир»[667]667
  Цит. по: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 2. Начало (1 сентября – 31 декабря 1941 г.). М.: Русь, 2000. С. 120. На самом деле вместо 76-й армии в состав ЗабВО входила 36-я армия, сформированная в июле 1941 г.


[Закрыть].