Текст книги "Странник"

Пока были патроны. Она снова выстрелила, целясь в другого, но пистолет только щелкнул пустым магазином.

Генри наблюдал за происходящим, пригвожденный к полу, призывая все силы, чтобы подняться. Его губы шевелились, он что-то говорил, но Этта ничего не слышала за грохотом собственного сердца и звоном в ушах от контузии.

Отбросив пистолет, Роуз бросилась на оставшегося, сбивая его с ног. Не успела она вновь подняться на ноги, как человек тоже подскочил, готовый вонзить свой изогнутый кинжал ей под подбородок.

Этта не могла оторвать взгляда от солдат, вбегающих в зал, и лакеев, семенящих за ними. Не успели они достигнуть столовой, как Роуз уже пробежала мимо, отпихивая ее в сторону, человек в плаще бросился за ней.

Удар о стену выбил из мыслей девушки всякую печаль, оставив только первозданную чистую ненависть. Пока она обойдется одной лишь яростью.

– Этта… – Генри пытался сесть, задыхаясь и кашляя. Она едва слышала его за звоном в ушах. Его окружили четыре солдата, поднимая на руки. Один попытался схватить и ее, но она ускользала снова и снова. – Послушай… Послушай меня!

Этому нужно положить конец. Если уж ее мать заварила кашу, то Этте – единственной оставшейся в живых Линден – придется взять ответственность на себя и исправить содеянное. Последние сомнения, что еще оставались у нее, теперь полностью рассеялись, сметенные взрывом. Исходную шкалу времени нужно восстановить. Это единственная надежда спасти все, возможно, даже жизни погибших.

Выбор предстояло делать ей. Он должен был бы пугать, давить невыносимым грузом, но, стоило Этте отринуть прошлое, тяжелые вопросы и неуверенность, как этот выбор, напротив, даровал ей освобождение.

Глядя на Генри, она пообещала ему:

– Я покончу со всем этим.

– Нет… НЕТ!

Отскочив от Генри, увернувшись от солдат, Этта унеслась по широкому залу, и лишь окровавленные следы на ковре подтверждали, что она вообще когда-то тут была.

Нагнувшись, Этта схватила надорванный подол платья и оторвала его окончательно, чтобы дать ногам больше свободы. Когда она резко завернула за угол, в ушах послышались хлопки и треск, напугавшие ее, но в целом шум в ушах несколько ослабел, чтобы услышать тревожные звуки.

Этта так резко затормозила, что вспучилась ковровая дорожка. Десятки, может быть, даже сотни людей бежали по залу к ней, выкрикивая «Ochistite dvorets!». Возглавлял штурм человек с окровавленным флагом в одной руке и пистолетом в другой. За ним в воздух вздымались самые разные орудия и оружие.

Они берут дворец штурмом, очищая от прежних обитателей. Этта задохнулась, тяжело хромая. План Айронвуда состоял не просто в убийстве царя. Вне всяких сомнений, его люди были здесь уже давно, сея семена недовольства, смазывая шестерни революции, а затем подтолкнули народ к прямому насилию. Знал ли он, что вместе с остальными Тернами явится и Генри? Уж не приказал ли он дождаться его прибытия?

Этта попятилась и пустилась бегом, на этот раз не направо, а налево. Не сдержавшись, она разок обернулась через плечо, но ничего не разглядела сквозь густую пелену дыма.

Из ниоткуда высунулась рука и схватила ее за запястье. Хрипло пискнув, девушка потеряла равновесие, и ее затащили в какую-то дверь. Она отчаянно пинала и царапала напавшего, но тот захлопнул дверь и прижал к ней с такой силой, что у Этты перехватило дыхание и потемнело в глазах.

– … та, что происходит? Этта!

Она вырвалась из удерживающих рук, протерла глаза.

– Что… это… может… мне..? – слова терялись за громовым пульсом, бьющим в барабанные перепонки. Этта подняла глаза, с удивлением увидев искреннее беспокойство на лице Джулиана, когда он коснулся ее ободранной щеки и отдернул окровавленные пальцы.

– Взрыв! – ей пришлось кричать, чтобы слышать саму себя. Джулиан, поморщившись, кивнул.

– Это я понял.

Этта отпихнула его и поспешила обратно к двери.

– Штурмуют!

Он что-то ответил: то ли «неотвратимо», то ли «отвратительно».

– Бежим, – продолжала выкрикивать Этта.

– Куда ты собралась? – крикнул он в ответ, наконец-то достаточно громко, чтобы она услышала.

– Обыскать дворец. Найти астролябию…

– Она не здесь! – он сгреб ее в охапку, резко поворачивая к себе. – Они нашли его тело, спрятанное в грязном шкафу. Никакой астролябии рядом не было. Собирались сказать твоему отцу после ужина…

Схвати Этта нож и глубоко вонзи себе в живот, ей было бы не так больно. Старик убил своего врага и получил то, чего жаждал больше всего. Разум отсекал непослушные мысли одну за другой, пока не остались только факты: астролябия у Айронвуда; нужно найти его и покончить со всем этим.

Джулиан открыл рот сказать что-то еще, но Этта приложила палец к губам и приоткрыла дверь, выглянув в щелочку. По залу разносился глухой рев, но она не могла вычленить ни слова. Удовлетворенная тем, что люди, заполонившие дворец, ринулись к столовой, Этта схватила Джулиана за руку и потянула за собой из комнаты.

Еще не начав бежать, она почувствовала, как он упирается пятками, сопротивляется. Недоуменно посмотрев на него, Этта увидела в его глазах неподдельный страх. Джулиан растерялся – пока один из штурмующих не повернулся и не крикнул что-то в их сторону; от крика повернулись и остальные. Включилось чувство самосохранения, и вот уже он бежал первым, а ее тянул за собой.

Этта не была уверена, что ей важно, знает ли он, куда бежит, или нет. В огромном дворце любой мог бы проблуждать целый день, путаясь в бесчисленных залах, комнатах и чуланах. Но план явно состоял не в этом. Этта снова оглянулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как человек поднимает пистолет. Пуля попала в лицо золотому ангелу, снося ему верх головы.

– Мама! – взвыл Джулиан.

Как вообще выбраться из дворца без посторонней помощи? Этта сдула прядь волос с лица, пытаясь оценить их возможности. Им нужен выход, любой: хоть дверь, хоть окно, которое можно выбить, хоть канализационная труба, не важно, лишь бы она вела подальше от толпы. Джулиану, очевидно, тоже было все равно – он слепо несся вперед, прикрыв голову рукой, словно это могло как-то ее защитить.

Во дворце были коридоры, служившие транспортными артериями, но все они оказались забиты солдатами, пытавшейся спастись челядью и людьми в штатском, ворвавшимися в здание снаружи. Сейчас единственным, что направляло Этту, была тишина. Она поймала себя на том, что искала ее сквозь звон и свист в ушах, двигаясь в ту часть дворца, где по-прежнему оставалось тихо, где не пылала злоба, словно яд, растекающаяся по его золоченым венам.

Революция. Она так и сяк крутила это слово, со всеми бедами, разрушениями и обещаниями, что оно несло с собой. В другом году, в другой форме, но все равно революция, на этот раз разожженная Айронвудами.

Этта затащила их с Джулианом за угол и внезапно получила удар в подбородок и колено. У нее перехватило дыхание, и, когда она, наконец, смогла вдохнуть, ошалело лежа на полу, Этта почувствовала запах прачечной. Молодая девушка – служанка – раскинулась на полу перед нею в порванной и слегка сдвинутой набок от столкновения форменной юбке.

Джулиан умудрился устоять на ногах и даже что-то сказать служанке на сбивчивом русском. Служанка трясущейся рукой показала на дверь в конце коридора, а потом, воспользовавшись оказией, подхватила чемоданчик и только что не галопом порскнула в противоположном направлении. Светло-русая коса, развевавшаяся сзади, была последним, что Этта смогла увидеть перед тем, как электрические лампочки ярко вспыхнули и с хлопком погасли. На весь огромный зал, больше целого многоквартирного дома на Манхэттене, осталось лишь несколько свечей в редких канделябрах.

– Чертовски зловеще. Она сказала идти туда, – Джулиан ткнул пальцем в слепой конец маленького зальчика с неприметной дверью, которую Этта даже не заметила.

– Ты говоришь по-русски? – спросила Этта, когда они снова побежали.

– Э… с горем пополам. Как я ее понял, это то ли зал для прислуги, то ли их квартиры, так что, видимо, мы станем сюрпризом, – от переполнявшего его возбуждения Джулиан слегка задыхался.

Дверь резко распахнулась, неожиданный поток света ослепил Этту, и она вскинула руку, закрывая глаза. В дверном проеме появился силуэт мужчины с фонарем. Когда он, удивленно крякнув, выключил свет, Этта поняла, что это тот лакей, который встречал их на крыльце дворца, все еще в богато украшенной ливрее. Он перехватил фонарь и приложил палец к губам, жестом веля проходить вперед.

Путешественники переглянулись.

– Какова вероятность… – начал Джулиан.

– … что нас прикончат? – подхватила Этта на ходу. – Важнее подумать, что у тебя есть для самообороны.

– Э… кроме тебя? А разве мне нужно что-то еще? – прошептал повеса. – Ты же не позволишь им взять нас живыми, правда, детка?

В любое другое время Этта бы расхохоталась, но, увы, это было правдой: кроме неисчерпаемого запаса шуточек Джулиан больше ничего не мог предложить для их спасения. Если дойдет до драки, сражаться придется ей. И девушка не сомневалась: если дело примет дурной оборот, он бросит ее в одиночку разгребать неприятности.

Но понимала она и то, что если кто и мог помочь им добраться до прохода в лесу, так только он.

«В обмен на что-нибудь, разумеется», – мрачно подумала она. В который раз ее сердце заныло от мысли, насколько было бы легче, насколько безопаснее она бы себя чувствовала, прикрывай Николас ее спину. Пусть даже ни один из них не знал, куда идти или как разыскать проходы, они были на равных. При мысли, что ей снова придется, пусть и на время, отдаться в руки Айронвуда по рождению и воспитанию, Этту затошнило.

– Идемте, идемте, сюда, – командовал лакей с сильным акцентом, – вот сюда.

Джулиан замедлил шаг, и Этта первой поравнялась с мужчиной. Сжимая кулаки, она пыталась прочитать выражение его лица в темноте. Лакей глядел на нее с неприкрытым ужасом:

– Он мертв?

Поколебавшись, Этта кивнула. Зажмурившись, старый слуга поднял голову, чтобы успокоить дыхание. Потом выпрямился, словно жердь, и вложил фонарь ей в руку.

– Идите этим коридором до конца, – запинаясь, объяснил он. – Там есть открытое окно. Скорее!

– Минуточку… – начал Джулиан, но лакей уже проскользнул мимо них и пошел обратно.

– Ну и ладно, – объявил парень после секундного молчания. – Хотя, признаюсь, я все еще жду, что откуда ни возьмись выскочит расстрельная команда и прикончит нас по-романовски.

– Не смешно, – резко бросила Этта, шагая по коридору.

– Не кипятись, Линден-Хемлок-Спенсер, – прошептал он в ответ, догоняя ее суетливой трусцой. Внутренний зал приглушал хаос, но и только. Стрельба не прекращалась, сливаясь в громовые раскаты. – Может, нам стоит просто спрятаться – отсидеться здесь, пока все не кончится?

– Пока нас не найдут и не прикончат? – фыркнула Этта, улавливая первые волны холодного воздуха, проникающего через открытое окно. Через которое, возможно, выволокли Генри. Каждый раз, когда она моргала, перед глазами вставала картина взрыва, ослепляя, лишая рассудка, выжигая дотла.

Я в самом деле оставила его?

Она вздрогнула, поняв, что плачет.

Я в самом деле оставила его умирать?

– Спокойно, малышка, все не так уж плохо, – заявил Джулиан. – Все будет хорошо. Я мигом выведу нас отсюда. Ближайший проход находится в Императорской академии художеств – только Неву перейти. Как насчет солнца, тепла и отсутствия пулеметов?

19

Окно покрывал слой инея: пока они гостили во дворце, снаружи успел начаться снегопад. Через щель в коридор уже намело снега, по полу растекалась грязная вода. На мокром снегу снаружи отпечаталось несколько цепочек следов, уходящих прочь от окна, – очевидно, кто-то уже воспользовался им для спасения.

В отдалении раздавался все тот же протяжный крик:

– Ochistite dvorets!

Этта подсунула руки под раму и толкнула ее вверх. Холод мгновенно проник под тонкое платье и шелковое белье, но это был хороший холод: он рассеивал туман в голове, обостряя чувства.

– Залезай, – сказал Джулиан, подставляя руки, чтобы подсадить ее. Не удостоив его ответом, Этта сама подтянулась на подоконнике, сжав зубы от боли, стрельнувшей в плече и пятках, когда она приземлилась на холодную брусчатку под окном. Джулиан столь же неуклюже плюхнулся рядом.

Дворец стоял на берегу реки, отделенный лишь узкой улицей и набережной. Вокруг, насколько видела Этта, никого не было, но Джулиан быстро выключил фонарик и обхватил девушку рукой, удерживая на месте. Мимо, разбрызгивая слякоть, промчалась машина, и Джулиан возмущенно вскрикнул, когда его безупречные брюки заляпало грязью.

Этта оглядела улицу и реку, ища какой-нибудь переход. Неподалеку виднелся мост, но путь к нему преграждала толпа людей, и ей не хотелось разбираться, были ли марширующие солдатами или простыми жителями Санкт-Петербурга – Петрограда.

Джулиан бросился через улицу к набережной и, перегнувшись через парапет, что-то прокричал – Этта видела, как шевелятся его губы, но не слышала ни слова. То, что слух к ней никак не возвращался, а в ушах по-прежнему зудел пронзительный вой, пугало до паники.

Девушка подковыляла к Джулиану и тоже посмотрела в темноту – там, в одной из трех лодок, привязанных к маленькому причалу, развалился лодочник, покуривая с видом человека, которому ни до чего в этом мире нет дела. Дымок, завиваясь, поднимался к ним белыми клочьями.

Джулиан, побледнев от ярости, повернулся к ней:

– Он просит больше семи тысяч рублей за одну из своих паршивых лодок. Говорит, другие слуги платили с радостью, лишь бы переправиться на тот берег. У меня нет таких денег, а у тебя?

После всего случившегося за последний час Этта чувствовала странное, неестественное спокойствие. Самодельная взрывчатка – вот это проблема. Разъяренная толпа – проблема. А жадный лодочник – точно нет.

– Можно мне фонарик? – спросила она, протягивая руку.

Он послушно протянул ей его, но тут же попытался забрать обратно.

– Что ты собралась делать? У тебя такой безумный взгляд…

Этта вырвала фонарь у него из рук, уселась боком на парапет и спустилась по лестнице к деревянному причалу.

– По-английски? – крикнула она.

Лодочник вскочил, вышел из лодки, на его лице расцветала плотоядная ухмылочка. Глаза стрельнули на оторванную полоску платья, открывавшую белое плечо.

– Маленько по-английски для маленькой леди.

Этту чуть не вывернуло, но она ответила ему улыбкой и попросила самым, как она надеялась, ангельским голоском:

– Да, маленькая леди в отчаянном положении нуждается в помощи. Пожалуйста, будьте героем и помогите девушке!

– Ты что, флиртуешь с ним? – недоуменно крикнул Джулиан с набережной.

– Куда? – спросил лодочник, ухмыляясь еще шире.

Этта посмотрела через широкую полосу воды на смутные очертания очередного здания в имперском стиле. Она показала пальцем, и мужчина повернул голову, следуя за ее рукой.

Девушка изо всех сил ударила его по голове, толкая обратно в лодку. Он упал и больше не шевелился. Но дышал.

– Боже правый, Линден-Хемлок-кто-ты-там! – воскликнул Джулиан, неуклюже сбегая вниз к причалу.

Этта бросила остатки разбитого фонаря в ближайшую лодку, отвязала ту, в которую упал лодочник, и пустила ее плыть среди льдин по течению Невы. Она подумала было извиниться, но тут же решила, что ей все равно.

Пират не извиняется и не благодарит, он просто берет. И если ей придется заткнуть какую-то чувствительную часть души, чтобы выжить и найти дорогу к единственному настоящему пирату своей жизни, она это сделает.

Этта услышала возмущенный шепот Николаса: «Пират в законе, с вашего позволения» – и на мгновение позволила прорваться наружу короткому печальному смешку.

Джулиан посмотрел на нее, высказав взглядом все, что думал об этом смешке.

– Спенсер, – поправила она его. – Моя фамилия – Спенсер.

Этта быстро залезла в лодку, закачавшуюся под ее весом. За ней последовал Джулиан, и лодка успокоилась; девушка легко отвязала канат, удерживающий ее у пристани. Дрейфуя среди скопления льдин по замерзающей реке, они мгновение выжидающе глядели друг на друга.

– Я бы гребла, – объявила Этта, – если бы не плечо: я едва могу пошевелить рукой. Так что, может быть, ты мог бы принять посильное участие в нашем спасении?

– Конечно, – быстро ответил он, отводя взгляд. – Просто хотел выяснить, окажешься ли ты настолько упрямой, чтобы попытаться сделать все самой.

Джулиан взял весла, вставил в уключины и начал поднимать и опускать их в воду, эффектно брызгаясь, но и только. Этта в недоумении глядела на него; замерзающая, смертельно уставшая, с трясущимися руками, она была на грани того чтобы задушить его за постоянные попытки шутить в совершенно не подходящее время. Но он продолжал шлепать веслами, морща брови, словно недоумевая, почему же лодка медленно кружится на месте, не двигаясь в нужную сторону.

– Ты что, серьезно? – спросила Этта, не в силах поверить в такое. – Не знаешь, как грести?

В ответ на ее резкие слова он вяло пожал плечами:

– Да пойми же: со мной всегда был Ник, который все делал за меня.

Этта почувствовала, что сжимает челюсти до боли, протягивая руки. После секундного колебания он выпустил тяжелые весла. Одним движением, от которого плечо жалобно заныло, она развернула лодку, оказавшись спиной к противоположному берегу, и сделала первый длинный гребок. Получается, гребля с Элис на лодочной станции Лоуба в Центральном парке оказалась больше, чем просто развлечением.

Джулиан облегченно вздохнул, откидываясь назад, чтобы посмотреть на падающий с неба снег. Что бы он ни делал, он всегда производил впечатление позирующего в ожидании комплиментов.

– А ты ничего, Линден-Хемлок-Спенсер, – объявил он. – Блестящий пример командной работы, если хочешь знать мое мнение.

– Не уверена, что ты понимаешь значение этого слова, – процедила Этта сквозь сжатые зубы. Девушка пыталась найти лучик света в своем положении – она жива, гребля позволит согреть закоченевшие мышцы, – но чувствовала почти непреодолимое желание взять весло и жахнуть им Джулиана, скинув мерзавца в ледяную воду.

– У тебя мускулы, у меня мозги, детка, – объяснил он без тени смущения. – Тут ты можешь обойтись без моей помощи.

Этта начала думать, что настоящей причиной, почему Джулиан пошел к Тернам, стала трезвая оценка своих способностей выживать в одиночку.

– Еще раз назовешь меня деткой… – Этта чувствовала, как слова с рычанием выходят из горла, но не могла их расслышать за плеском воды и болезненным звоном в ушах.

– Уши все еще беспокоят? – спросил он. – Добрый знак, что ты вообще можешь слышать: значит, возможно полное выздоровление. И более слабые взрывы начисто выносили людям барабанные перепонки, насколько я знаю.

Этта буркнула что-то, вкладывая всю силу тревоги в очередной гребок. Бетховен мог сочинять и играть, даже оглохнув. Но она – не Бетховен, и от мысли, что она никогда больше не услышит музыку, девушка ощутила, словно ее выпотрошили.

Хватит думать, греби.

– А что все-таки случилось за ужином? – спросил Джулиан. – В один миг меня честил на чем свет стоит страж Тернов за невиннейший вопрос о видовой принадлежности его матери, а в следующий весь дворец тряхнуло от фундамента до крыши.

Этта уткнулась глазами в колени, избегая его взгляда. Возможно, и стоило бы ему рассказать. Джулиан мог дать ответ на вопрос, мучивший ее с тех пор, как она пришла в себя.

– Мы… мы только приступили к десерту, и один официант принес царю бутылку вина. Он что-то крикнул и шлепнул ею о стол. Следующее, что я помню: я на полу, половины пола как не бывало, Генри тяжело ранен, а остальные…

Джулиан вскинул брови.

– В бутылке была жидкость?

Этта кивнула синхронно с очередным гребком.

– С учетом эпохи, возможно, нитроглицерин. Взрывается от удара, очень неустойчив. Даже дедуля не любит иметь с ним дело, – Джулиан задумался. – Но как, во имя господа нашего, тебе удалось выжить?

Хороший вопрос.

– Дженкинс – второй страж, знаешь, – бросился на бутылку за мгновение до того, как она ударилась о стол. А Генри, он…

Я бросила его там умирать.

Я бросила его.

Этта вытерла пот со лба изорванным в клочья рукавом.

– Это был Айронвуд – и Дженкинс, и Генри его узнали. Но он успел что-то выкрикнуть, прежде чем бросил взрывчатку, – она как могла постаралась воспроизвести его слова.

– Революция, значит, – пояснил Джулиан странно тихим голосом. – Маскирует убийство под переворот. Из-за злосчастной традиции убивать монархов никто не поставит это под сомнение.

Этта на мгновение перестала грести, вытирая кровь с лица о плечо. Затекшие колени с болью скрипнули, когда она попыталась протянуть ноги в тесной лодчонке.

– Так значит, мы снова во временной шкале твоего деда?

– Да чтоб я знал, детка, – буркнул Джулиан, быстро растирая окоченевшие руки. – Даже выяснять не собираюсь, и тебе не советую. Твоя способность выходить сухой из воды говорит сама за себя, посему я ныне же приглашаю присоединиться ко мне на Бора-Бора, пока тут все не устаканится.

Этта снова погрузила весла в темную воду.

– Я не собираюсь на Бора-Бора.

– Вот как? А я и не знал, что за нашим побегом стоит настоящий план. Поделись-ка.

– Если того Терна Кадыра нашли мертвым, значит, твой дед добрался до астролябии, а это значит, что мне нужно его найти, – медленно, словно маленькому ребенку, объяснила Этта. Губы Джулиана скривились, пряча улыбку. – Насколько я знаю, он по-прежнему в 1776-м в Нью-Йорке. Как мне попасть туда?

– Нет! – Джулиан вскинул руки. – Нет и нет. Потому что это глупо. Тебе нужно просто пойти со мной. Ты не должна взваливать этот груз на свои плечи. Он тебя просто-напросто раздавит. Айда со мной на Бора-Бора и оставь бесам их преисподнюю.

– Как же у тебя все легко и просто, – покачала головой Этта. – Пусть все остальные рискуют жизнями, пытаясь исправить то, что натворил твой дед. А я никакой ответственности за свою семью не несу…

От его снисходительного взгляда Этта заскрежетала зубами.

– Боже, да ты прямо как Ник со всеми этими разговорами об ответственности. Мораль – это скучно, детка. А если ты думаешь, что кто-то способен остановить дедулю, то жестоко ошибаешься. Он был рожден в облаке серы, а кости его сложены фосфором.

– Только представь, чего бы ты мог достичь в жизни, не будь таким чертовым трусом!

Несколько мгновений разговор поддерживали лишь легкое постукивание льдин о борт лодки да плеск весел.

Джулиан издал театральный вздох и извлек из кармана пиджака кожаную записную книжку.

– Полагаю, я уступлю тебе титул главного героя, а сам останусь второстепенным, – проговорил он, листая страницы. Очевидно, это был журнал путешественника с записями, где и когда он побывал; они позволяли не пересечься с самим собой: будущим или прошлым.

– Вот, – подал голос Джулиан. – В этом году в этом городе есть три прохода. Тот, к которому мы стремимся, приведет нас в Александрию 203 года нашей эры. Оттуда есть проход в Ватикан, а оттуда ты сможешь попасть в Нью-Йорк 1939-го. В Маленькую Италию[11]11
  Маленькая Италия – итальянский квартал на Манхэттене.


[Закрыть], на Малберри и Гранд.

Этта еще крепче сжала весла.

– Чем это мне поможет?

– Тебе всего-навсего нужно будет добраться до места, где располагались доки Уайтхолл-стрит. Там есть проход в 1776 год, открывающийся в Бостоне, – объяснил Джулиан. – Это кратчайший путь в тот год.

Добраться из Бостона до Манхэттена она сможет. В крайнем случае, придется вручить себя айронвудову стражу, который неизбежно будет наблюдать за проходом, и дать ему доставить себя к Айронвуду для наказания.

– И чего все так прицепились к этой проклятой астролябии? – жалобно поинтересовался Джулиан. – От нее ущерба больше, чем прибыли. С нею перестаешь получать удовольствие от жизни, скажешь нет? Чем только ни приходится жертвовать. Убивают тебя, убивают всю твою семью – и все из-за этой штуковины.

– Она была у меня… – Этта хорошо расслышала боль в собственном голосе. – Но ее забрали Терны, которые потом пропали. На мне лежит ответственность за то, чтобы найти ее и закончить начатое.

– Почему? Временная шкала снова изменилась, и с этой минуты будет становиться все хуже.

Этта наклонилась к нему.

– Ты уверен, что она изменилась?

– А ты не почувствовала? – Джулиан покачал головой. – Наверное, нет. Изменение не шибко отличается от взрывной волны. Весь мир на мгновение делается размытым, а звук просто оглушает. Перепутать невозможно. Какой бы ни была эта новая шкала, ничего хорошего от нее не жди.

– Тем больше причин найти астролябию, – настаивала Этта, стиснув зубы. – И уничтожить ее, чтобы вернуть время к исходному состоянию.

Джулиан поглядел на нее со странным выражением.

– Неужели дедулина шкала так уж плоха? Мне не доводилось видеть исходной, как и тебе. Кто поручится, что он не улучшил ее?

Этта тряхнула головой. Потому-то вмешательство во время и было неприемлемым: кто имел право решать, что считать «более мирным» или «улучшенным»? Благо для одной части мира могло обернуться ущербом для другой. Можно было остановить войну, но это невольно порождало другую. Можно было изменить исход битвы, но лишь для того, чтобы горечь поражения испытала другая сторона.

– Не имеет значения. Никто не вправе вмешиваться в историю, если на то пошло, и уж тем более не Сайрус Айронвуд, – и, даже зная заранее, каким будет ответ, она все-таки сделала попытку. – Ты мог бы помочь мне… найти Николаса и Софию и остальных членов твоей семьи. Извиниться перед ними за то, что заставил их горевать.

– Взывать к чести уместно лишь в отношении к человеку, у которого она есть, – здраво заметил Джулиан. – Я дойду с тобой до Ватикана, но…

Этта услышала щелчок выстрела и его эхо; в воду плюхнулась пуля, обрызгав их холодной водой и качнув лодку. Они с Джулианом машинально пригнулись.

Следующая пуля ударила в воду с другого борта лодки.

– Ты не могла бы грести быстрее? – подал голос Джулиан.

– А ты не мог бы помочь? – огрызнулась она, но Джулиан уже повернулся назад и прокричал что-то по-русски.

Следующий выстрел с набережной расщепил край борта рядом с его рукой, отчего Джулиан вскрикнул и уже был готов прыгнуть за борт. Сквозь завесу снега Этта едва различала фигуры людей на том берегу, одна из них спускалась к оставшейся лодке.

– За что они нас преследуют? – застонал Джулиан.

– Терн! – один из преследователей заорал с американским акцентом. Айронвуд. – Вернись немедленно, и тебя пощадят!

Джулиан со стоном скрючился на дне лодки. Руки девушки заработали быстрее, буквально вбивая весла в воду, и, наконец, другой берег оказался всего в нескольких ярдах от них.

– Это же просто несправедливо. Как тебе удалось втянуть нас в это безобразие? Откуда в тебе эта способность притягивать неудачи?

– Соблаговоли заткнуться! – рявкнула Этта. – Хватайся за набережную как сможешь и притяни нас к…

Очередные два выстрела раскололи плавающий на реке лед, брызнув ей водой в лицо. Сердце Этты было готово выпрыгнуть из груди и застрять в горле. Не дожидаясь Джулиана, она подцепила одним веслом скобу на набережной и подтянула лодку к берегу. Сначала почувствовав, как пуля мазнула ее по открытой шее, и лишь потом услышав звук выстрела, Этта ахнула, больше от потрясения, чем от боли.

«Не думай об этом, не думай об этом, не думай…» – трудно не обращать внимания на прикосновение смерти в буквальном смысле, но Этта выползла на припорошенную снегом набережную, пытаясь собраться с духом. Цепляясь за остатки воли, она торопливо огляделась. Стена набережной была слишком высокой, чтобы выбраться из воды. Но прямо напротив здания – как хотелось надеяться, той самой Академии художеств, – к воде спускалась лестница, охраняемая двумя огромными каменными сфинксами, которые глядели друг на друга так, словно готовы были вот-вот схлестнуться в яростной драке.

– Не бросай меня! – закричал Джулиан, все так же пригибаясь в лодке. Пуля звякнула о гранит, привлекая внимание Этты к лодкам, которые уже приближались к берегу, сверкая фонариками надо льдом и темной водой.

– Они убьют меня, – торопливо упрашивал он, пытаясь дотянуться до набережной. – Я потому и не возвращался: Дедушка не хотел назначать меня наследником и убил бы меня…

Признание не удивило Этту, но времени поразмыслить не было.

– Давай, – скомандовала она, протягивая ему руку. Плечо обожгло пламенем; в уши, казалось, запустили горсть фейерверков, а все тело колотилось от холода, но, копнув поглубже, она нашла в себе последние силы, чтобы схватить его ладонь и подтянуть лодку. Джулиан вскарабкался на набережную, стараясь вжаться в нее рядом с Эттой – так близко, что она почувствовала запах алкоголя из его рта.

– Что делаем? – спросил он.

– У кого тут из нас мозги? – огрызнулась она. – Где проход?

– Статуи видишь? Правый сфинкс, прямо в основании.

Воздух рядом с огромной тумбой действительно казался мерцающим, но девушка списала это мерцание на счет потрясения и истощения, а слабое дрожание будто наэлектризованного воздуха – на гудение в ушах после контузии.

– Тогда бежим, – сказала она. От цели их отделяло всего около пяти футов. Пять футов возможностей получить пулю, но Этту такой расклад устраивал. Не успел Джулиан снова заканючить, а Этта – дать себе время подумать, что будет с той стороны прохода, как она уже вскочила на ноги и изо всех сил побежала, выставив перед собой руки на случай, если Джулиан ошибся, и ей предстояло врезаться головой в массивный камень.

– Стой! Это последнее предупреждение!

Остального Этта уже не услышала: она нырнула в бешено пульсирующий проход, отдавшись его давлению, обдирающему кожу и рвущему в клочья платье. Мрак и хаос, казалось, вертели ею, словно куклой, пока не выплюнули с последним вибрирующим выдохом.

Пролетев по инерции вперед, она остановилась, скользя по шершавому камню, и обернулась через плечо. Небольшой сфинкс – такой же, как тот, что привел ее сюда – озирал сверкающий белый город и огромную бухту, розовую от закатного солнца.

Джулиан вылетел из прохода вслед за нею, схватил ее за руку и потащил за собой, переходя на бег.

Обогнув статую, они устремились по широкой улице. Ослепительно-яркие, как луна, известняковые колонны и ступени вели к зданиям, больше смахивавшим на храмы, чем на жилые дома или торговые помещения. Этта вдыхала воздух, начисто лишенный даже примеси бензина, зато напоенный следами жизни: пота животных, человеческих отходов и щепоткой соли, которая могла появиться только вблизи моря. Стараясь держаться в тени, она уловила вспышку далекого маяка между двумя зданиями: ярким всевидящим оком он осматривал раскинувшуюся у подножия гавань.

– Сколько еще? – тяжело дыша, спросила Этта.

– Идем по этой широкой улице, пока не найдем красивый храм: Цезариум. Там высматриваем два огромных обелиска из красного мрамора.

Они нашли их, хотя к тому времени, как послышался гул прохода, сердце Этты, казалось, готово было вырваться из груди, и поспешили в новые тиски темноты.