Текст книги "Странник"

– Я умудрился скатиться, – объяснил Николас, прихрамывая, выходя из кустов.

Оуэн понимающе оглядел его перепачканную мантию.

– Каким же дураком надо быть, чтобы упасть, отливая в кустах?

– Таким как ты, – София так быстро зашла по широкой дуге за спину Оуэну, что ни один, ни другой не заметили ее, пока она не обрушила камень мужчине на голову.

Мелькнули белки глаз, и он сложился на тропе. Николас с восхищением глядел, как София сдирает с него мантию и маску и скатывает несчастного с тропы в лес, предоставляя крутому склону доделать за нее всю работу.

– Ты закончил свои дела? – невинно поинтересовалась она.

– А ты? – огрызнулся Николас. Джулиан с Эттой ушли вперед, и хотя он много чего хотел бы сказать своему брату, возможно, бывшим суженым требовалось сказать друг другу еще больше.

С вершины, из изящного храма, прозвучал гонг. Николас поправил маску и принял подставленное плечо Софии, чтобы проковылять последние ярды до цели. Пройдя через воздушное ажурное здание с крутой крышей, они увидели огромный белый шатер, разбитый в центре каменного дворика. Значит, они не будут топтать святое место. Хорошо. Возможно, у Белладонны осталось еще несколько лоскутков благопристойности, зацепившихся за ее изорванную в клочья душу.

Новый порыв осеннего ветерка донес ароматы вина и чего-то покрепче, а потом – сладкий шепот фруктов. Невдалеке от шатра стоял стол, со вкусом заваленный едой, хотя и, очевидно, уже изрядно обчищенный их предшественниками. Рядом стояла Белладонна, поджидая опаздывающих.

– Угощайтесь на здоровье, – поприветствовала Белладонна человека – судя по его церемониальному облачению, непохожему на мантии путешественников, священника или монаха. Он мучился, стоя перед шатром, но не решаясь зайти. Женщина отослала его воздушным поцелуем.

– Это страж? – спросил Николас

– Нет. Верни парочку национальных реликвий, и ты удивишься, какие почести тебе воздадут, – отмахнулась Белладонна. – И о сколь многом поспешат забыть.

София фыркнула, чем привлекла к себе внимание женщины. Белладонна задумчиво замурлыкала какой-то мотивчик, но ничего не сказала.

– Если вы готовы, прошу за мной. Остальные из вашей группы уже расселись.

Шатер внутри оказался больше, чем выглядел снаружи, – настолько, что Николас всерьез задумался, не было ли это одной из иллюзий. Центральный проход вел к позолоченному столу, на который был водружен ларец из темного дерева. Два человека в масках стояли по бокам от него с мечами в руках, готовые разрубить на куски любого, кто протянет к ним хоть палец. Не чувствуй он еще раньше холодные мурашки, бегающие по коже, и дрожание воздуха, Николас мог бы и не поверить, что астролябия действительно находится внутри.

– Ты… – прошептала София, судя по голосу, чуть не падая в обморок. Но закончить: «… чувствуешь ее?» не успела – Белладонна покачала головой.

– Тихо! Вот. Вот ваше место.

Вдоль всего прохода стояли кабинки, разделенные тяжелыми белыми полотнищами, полагаясь на свой опыт моряка, Николас назвал бы их парусиновыми. В каждой сидел по меньшей мере один темный силуэт мужчины или женщины, неразличимый на фоне света фонаря или свечей. Теперь понятно, как ей удалось сохранить анонимность каждого покупателя и, вероятно, победителя, которому предстоит уйти с добытым товаром.

Где же Этта?

– Ты, – она погладила его плечо длинными перекрученными ногтями, – называешься покупателем. Представишь свое предложение, когда я вызову четвертого покупателя, если доживешь до этого. – Стоило ей наклониться ближе, и он вдохнул тот же запах сырой земли, словно она была темным лесом, одевшимся в женскую кожу. – Но время у тебя еще есть, несомненно.

Николас, не обращая внимания на дрожь в сердце, тихо сказал:

– Добрый вечер, мэм.

Белладонна шагнула в сторону, поднимая завесу входа в их кабинку. Внутри Айронвуды, подняв маски, воздавали должное предложенным яствам и винам, но в мгновение ока воровато поставили все на место. София вошла сразу за ним, двигаясь по стеночке, чтобы не привлекать слишком много внимания к тому, что она, строго говоря, не Оуэн.

– Вот он где! – воскликнул Айронвуд, к счастью, все еще пребывающий в благодушном настроении, когда за ними хлопнуло полотнище. – Сейчас начнется.

Он тихо вышагивал по мягким коврам и подушкам; за исключением нескольких свечей и маленького деревянного столика, в шатре больше ничего и не было. Синяки и порезы, полученные в лесу, дергало болью, но она не шла ни в какое сравнение с огнем, обжигавшим вены. Не позволяя себе замечать дрожь левой руки, Николас сосредоточился на гадком запахе трубки, которую курил кто-то в соседней кабинке. Белладонна назначила им место прямо в центре, но сверх того дуновения дурно пахнущего дыма и бормотания людей Айронвуда, Николас не слышал и не видел никаких свидетельств, что вокруг ждали другие покупатели. Он даже ветра снаружи не слышал.

Снова прогудел гонг. С зашедшимся сердцем Николас повернулся к завешенному парусиной входу и размытым фигурам Белладонны и ее стражников.

– Леди и джентльмены, приветствую вас на сегодняшнем аукционе. Как всегда, молчание является обязательным условием. Я воспользовалась своими… скажем так, привилегиями… чтобы проследить за этим. Я смогу вас слышать, но для защиты анонимности победителя, вы друг друга слышать не сможете.

Айронвуд барабанил пальцами по коленям, охотно кивая каждому слову, словно ребенок. Весь мир старика был лишь шелухой вокруг этих мгновений, когда ему оставался всего шаг до единственной вещи, еще не покоренной им.

– Победитель аукциона несет ответственность за перевозку и защиту товара за пределами этой площадки. Все сделки, независимо от удовлетворенности сторон, окончательны и обязательны. По окончании торгов победителю будет позволено покинуть площадку первым, остальные последуют за ним в избранном мною порядке. Прошу вас не прибегать к многократному предъявлению ставок, а сразу называть ваше самое ценное предложение. Я вызову каждого означенного покупателя для вручения платы.

Пальцы Николаса впились в мышцы на бедрах. Он опустил глаза к полу. Пожалуйста, господи, сохрани ее целой и невредимой, пусть это кончится…

– Хочу поблагодарить грузоотправителя, уполномочившего меня провести эти торги. Без долгих разговоров представляю вам лот 427, заявленный как астролябия…

«Заявленный!»

Николас в голос фыркнул.

– … неизвестного древнего происхождения. Первый покупатель, пожалуйста.

Николас наклонился вперед, вглядываясь в мельчайшие щелочки между полотнищами. Его дыхание стало таким неровным, что в глазах заплясали черные круги. Этта – где Этта?

– Второй, пожалуйста.

«Ад и проклятие, – подумал он, вытирая пот со лба и глаз. Во рту появился привкус ржавчины. – Не сейчас, еще не сейчас, черт бы тебя…»

Темные брызги – достаточно темные, чтобы быть видимыми сквозь плотную ткань, – ударили в завесу кабинки напротив. Николас и София вскочили на ноги – безжизненное тело «означенного покупателя», хлещущее кровью, выбросило из-за ширмы, разливая за ним темноту чернее окружающей ночи.

30

Подходя к Белладонне, Этта расправила плечи, сжимая во влажной руке мятую бумажку с написанным предложением: «Тайна устремлений Айронвуда». Язычки свечей дрожали над подсвечниками, тусклый мерцающий свет подчеркивал каждый отсек, мимо которого она проходила. Царившее вокруг молчание переполнило чашу ее терпения, развязало узел ярости, которой она себя обернула. Руки снова сжались в кулаки, словно пытаясь удержать ощущение загрубелой кожи Николаса еще на мгновение.

«Пусть победит лучший из пиратов».

Дело было не в том, что они расходились во мнениях: Этта прекрасно понимала его аргументы, пусть ей и хотелось придушить его за них. Но он же явно что-то утаивал: причину, по которой в его сердце больше не горел огонь. Почему, когда она поцеловала его последний раз, он вздрогнул, словно потрясенный? «Что-то не так, что-то совсем не так», – кричал внутренний голос, пока руки пробегали по его телу, ища рану, повязку, которые могли бы объяснить истощение и слабость.

Сценарий. Как ненавидела она теперь это слово, бессилие, которое в нем заключалось. То, как оно вплелось в слова, сказанные Генри в России, как прорастало сквозь нее, опутывая, будто колючая лиана. «Ты тоже увидишь этот сценарий».

Они оба ошибались. Этта не собиралась соглашаться с предначертанностью какого-либо события. Ее осиротило в Дамаске, забросило на многие столетия от Николаса, но все это не шло ни в какое сравнение с тем, чтобы оказаться запертой почти на три века позже него, оторванной от семьи, от Тернов, от этой тайной жизни. Это – не сценарий, пока она не согласится признать его таковым.

«Мы не можем обладать чужими вещами и людьми, не можем контролировать все последствия, не можем обыграть смерть». Этта ожесточилась, заставляя себя вслушиваться в звук собственных шагов, чтобы не слышать слова Генри, вновь и вновь всплывающие в голове, не видеть его окровавленного лица.

Девушка подошла к столу, чувствуя ледяное давление взгляда Белладонны. Убедившись, что выпустила достаточно пара, чтобы сохранять нейтральное выражение лица, Этта встретилась со старухой взглядом и протянула свое предложение. Ведьма сорвала бумажку с ее ладони, словно лепесток с цветка.

Встав около стола, Этта услышала перешептывание покупателей, споры, которые те вели между собой, словно бы все их слова фокусировались именно в этой точке. Но и эти разговоры тонули в пульсации крови, звеневшей в ушах.

Протяни она руку, ей бы удалось прикоснуться к гладкому темному дереву ларца, в котором лежала астролябия. Пламя свечей выхватывало все замысловатые детали, черненый рисунок и отметины на приборе, покоившемся на бархатной подкладке ящичка. Этта владела астролябией всего мгновение, но узнала ее сразу же.

Язычки пламени задрожали от ее приближения, и у нее перехватило дыхание – вместе с язычками задрожали и дюжие стражники.

Проекция? Впечатляющая. Но как..?

«Не надо, не надо» – но она не могла удержаться. Ее пальцы погладили край ларца.

Крышка резко захлопнулась. Длинные пальцы Белладонны с узловатыми суставами крепко держали его на месте.

– Я вижу твое сердце, – сказала женщина. – Это не можешь быть ты.

Вскрик, от которого пульс Этты начал спотыкаться, донесся до нее намного раньше, чем брызги крови оросили занавес. Пронзительный хохот впился в барабанные перепонки, и внезапно подкосились ноги.

Они.

Белладонна всего лишь отступила на шаг назад, скрестила руки на груди и наблюдала, как тело незадачливого покупателя, со сдвинутой набекрень маской, вылетело из-за перегородки, шлепнувшись посреди прохода бесформенной окровавленной массой. Свечи на столе задуло, и стражники растаяли, как тени, посмевшие выползти на солнце.

Этта едва сдержала потрясенное «ах!», повернувшись к Белладонне. Но женщина с все тем же бесстрастным лицом глядела на новую фигуру, возникшую у входа в шатер. Должно быть, мужскую, судя по широким плечам и почти нечеловеческому росту. Закутанный в переливающийся золотом и серебром плащ, он напоминал мерцающее пламя. Подняв руку, вошедший медленно снял капюшон, не отрывая немигающего взгляда от Белладонны.

Выбеленные временем волосы на гладком черепе были аккуратно зачесаны назад, а черты лица, хотя в нем еще угадывалось что-то человеческое, казались преувеличенными из-за натянувшейся, прилипшей к острому подбородку и выступающим скулам кожи. Сведенные брови придавали лицу суровый вид, несколько вен синели на высушенном лбу. Он казался вырезанным из воска – отдельные участки кожи блестели подобно золотому плащу, другие были серыми, в коросте.

Но, даже распадаясь, он выглядел…

… сияющим.

Мальчик – слуга Белладонны – сидевший на краю стола с книгой на коленях, теперь встал, тихонько захлопнул ее и вышел через заднюю часть шатра.

– Целая жизнь прошла, – приветствовала Белладонна пришельца. – И вот мы с тобой снова здесь.

– Мне следовало бы догадаться, что это ты. Однако какая занимательная перемена. А еще удивительнее, что ты не собираешься выпить эту.

Человек приближался в леденящем кровь молчании, единственным звуком был шелест его золотой мантии по каменному полу.

– Знаешь, мне вполне достаточно двух жизней, и второй еще хватит на много приятных лет, – Белладонна смерила пришельца взглядом, задерживаясь на признаках старения. – А вот о тебе такого, кажется, не скажешь. Интересно, как долго бы ты без нее протянул? Мне бы не вытащить тебя сюда, не будь ты в таком отчаянии. Если, конечно, ты просто не хотел взглянуть на паству. Признаю, они забавные. Временами.

– Я неуязвим для твоих слов, как и для твоих клинков, – его голос звенел, словно песня.

– Посмотрим.

Этта чуть не выпрыгнула из кожи – казалось, Белладонна стояла прямо рядом с нею, нарочито громко, чтобы услышал сияющий человек, шепча ей на ухо:

– О… ты выглядишь, словно можешь вспыхнуть от одной искры.

По лицу пришельца пробежала тень. По крайней мере, этот удар достиг цели.

– Я почувствовал твою метку на том юнце и пощадил его лишь для того, чтобы позабавиться, убив на твоих глазах. Эта игра подходит к концу, сестра.

Белладонна посмотрела на него, невозмутимая и спокойная, как луна.

– Воистину.

Глаза сияющего человека походили на солнечный свет, проходящий сквозь стекло, их взгляд становился интенсивнее, сосредотачиваясь на чем-либо. Этта чувствовала, как он проникает под кожу, к сердцу, когда его глаза метнулись к ней. Они сузились, словно от узнавания, и ужас пригвоздил ее к месту.

Этта резко вдохнула; в это мгновение темнота вырвалась из ближайшей кабинки и затопила шатер ночью. Кровь ударила в белое полотнище, через разорвавшуюся с треском ткань выпало тело, подкатилось к ним, размахивая руками, с хлюпаньем открывая раны, пока жертва – Этта ее не узнала – не уставилась на нее невидящими глазами.

Прикованная к мгновению, она не могла совладать со своими ногами. Пронзительные крики других путешественников разрывали уши, а она не могла издать ни звука, едва дыша.

– Этта!

Николас, София и Джулиан вырвались из своих кабинок, а она тем временем метнулась к столу, к ларцу с астролябией. Пальцы сомкнулись на гладком дереве, ощущая знакомое биение древнего прибора. До девушки докатилось дуновение воздуха – единственное предупреждение за мгновение до того, как в нее кто-то врезался, сбивая с ног. Земля понеслась навстречу, горячо приветствуя обоих.

Нет, нет, нет! При падении ларец выпал из рук, глаза ослепило вспышкой от удара головой о камень. Этта слышала треск дерева, нож – единственное ее оружие – звякая, отскочил в сторону, но не успела она потянуться к одному или другому, как ее накрыло лавиной черноты. В глаза влетел горячий плевок, нападающий наваливался всем весом, словно пытаясь вмять ее в каменный пол. Этта поперхнулась следующим вдохом – человек наклонился над нею, испуская зловоние разложения своими гниющими зубами. Когтеподобный кинжал вонзился Этте в плечо и провернулся там.

Вскрикнув, Этта умудрилась высвободить одну руку настолько, чтобы врезать ему по челюсти, одновременно отчаянно шаря другой в поисках потерянного ножа, напрягая мышцы, цепляясь пальцами…

Мелькнул меч, обушком врезаясь Тени в висок. Силы удара хватило, чтобы парализовать его, но не сбросить с нее. Но Этта уже преодолела тот последний дюйм до своего ножа и, думая лишь о том, как бы выползти из-под давящего веса, выкинула руку вверх, метя в единственное место, не защищенное броней, какое нашла: в шею. От тугой струи темной крови, с бульканьем хлынувшей из горла мужчины, взбунтовался желудок. Наконец, Тень с нее скатилась, и она втянула дымный воздух в уже обожженные легкие.

Этта неуклюже встала, не без помощи руки, подхватившей ее. Она резко обернулась…

– Ты ранена?

Белая мантия Генри была заляпана кровью, синяк на лице тянулся от виска почти до подбородка, и, казалось, он не мог выпрямиться во весь свой могучий рост. Но это был он. Жив.

У Этты защипало в глазах и перехватило горло. Он посмотрел на нее с таким мягким выражением лица, что она невольно задумалась, не принял ли он ее потрясение за страх. Девушка неуклюже шагнула вперед, и, к удивлению обоих, обвила отца руками, зарывшись лицом в его плечо.

Жив.

– Ты… Ты в порядке? – спросил он, робкой рукой придерживая ее за голову.

За ним и вокруг него в шатер врывались мужчины и женщины в одеждах от двадцатого до первого веков, сжимая в руках оружие. Вела нападающих Ли Минь, закутанная в черные шелка. Она рвалась вперед, скользя через схватку, явно кого-то высматривая. Николас и София оказались заперты за кровавым валом трупов, непрерывно растущим, отсекая их от остальных: и нападавших, и их жертв, от мужчин и женщин, сжимавших своих мертвых, кричавших, пока и им самим не выпадал черед замолчать. В дыму, заполнявшем помещение, было не отличить тень от Тени.

Николас споткнулся, удар в спину бросил его на колени. Ли Минь выгнулась назад, словно тетива лука, и вот она уже летела вперед, прямо к нему. Вытянув маленький кинжал из сапога, она вогнала его в шею Тени, прижавшей Николаса и Софию к столу. Размах эмоций, взорвавшихся на лице девушки при виде своей спасительницы, было не описать никаким словами.

– Я все равно тебя не прощаю! – прокричала она.

Ли Минь ударом ноги подкинула вверх серебряное блюдо, лежавшее на куче парусины и дерева. Человек – один из Айронвудов – выхватил пистолет и прицелился, но тяжелое блюдо отвело пулю от Николаса и Софии, а затем сшибло стрелка с ног. Следующим движением Ли Минь достала меч из воздуха и вогнала его в спину Тени, оправившейся настолько, чтобы нацелить свой коготь и меч в лицо Софии. Николас, с окаменевшим от сосредоточения лицом, вырвал меч, засевший между лопаток, и начал рубить им Тень с холодным бесстрастием человека, прошедшего – и победно – намного больше битв, чем противник мог себе вообразить.

София схватила Ли Минь за плащ, притянула к себе и крепко обняла под треск огня, перекинувшегося со свечей на полотнище и охватившего весь шатер.

– Терны! – выкрикнул кто-то, перекрывая общий шум, модуляции речей Темного, стоны умирающих и визг путешественников, в панике пытающихся убежать.

Другой голос:

– Хемлок!

Генри отшвырнул Этту в сторону. Она скорее услышала, чем увидела выстрел, прорвавшийся сквозь лязг металла. Генри дернулся, но не упал – Этта кинулась поддержать его, одновременно пытаясь сдвинуть, чтобы увидеть, куда его ранило, но увидела лишь, что одетый с иголочки человек за его спиной осел на пол с дыркой в черепе.

Дым от горящего шатра начал вытеснять воздух, но рассеялся, когда вперед вышла ее мать – без маски, с винтовкой в руке, теперь нацеленной прямо на Генри, который спокойно поднял меч и так же спокойно приставил его к месту, где тонкая бледная шея Роуз переходила в плечо. На ней тоже была белая аукционная мантия, правда, теперь живописно украшенная красным и черным: кровью и сажей.

Этта отскочила от отца, тревожно вскрикнув.

При виде них холодная маска на лице Роуз чуть треснула, приоткрывая облегчение.

– Сможешь вывести ее отсюда? – спросил Генри.

Роуз ничего не сказала, только кивнула.

– Нет! – Этта вырвалась из его рук. – Вы не понимаете… Астролябия – ее нельзя уничтожать…

Знакомый крик заставил Этту резко обернуться. Николас с Софией и Ли Минь укрылись за перевернутым столом. Навалившись разом, они подняли его и направили, как таран, на двоих Теней, по очереди вонзавших свои когти в поверженное тело одного из Тернов, пытаясь доползти до раненого юноши.

Взглянув на мать, Этта едва признала ее в побледневшей от ужаса женщине.

Этта медленно повернулась.

Наибольший ужас внушала тишина вокруг него, засасывавшая все звуки, словно вакуумом. Стены, казалось, кланяются ему, сгибаясь, как будто с каждым шагом он отъедал от мира очередной кусочек. Человек в золотом облачении скользил через погром в шатре, битва облетала его, закутанные в тени нападающие загоняли добычу в кабинки, будто хищники, жаждущие вонзить клыки в плоть добычи. Подол его мантии был до колена пропитан кровью.

Генри протянул было к ней руку, но первой Этту схватила Роуз. Девушка обнаружила, что ее затолкали за мамину спину, прижав к стенке шатра. Сияющий человек шел мимо них. Вблизи его лицо напоминало рисовую бумагу. На одно ужасное мгновение Этта вообразила, что видит, как черная кровь течет по его ветвящимся словно корни жилам.

Но она не дрогнула – это тряслась ее мать. Роуз Линден – охотница на тигров, беглянка из плена Айронвудов, покорительница неизвестного будущего – дрожала мелкой дрожью. И, как будто этот животный страх распространялся по воздуху, сияющий человек внезапно остановился и повернулся к ним, ища их глазами. Во взгляде зажглось узнавание, когда он, наконец, увидел Роуз. Мертвенные губы изогнулись в пугающей пародии на улыбку.

– Приветствую тебя, дитя мое.

Шепот.

Проклятие.

Понимание залило Этту, заполняя пробелы в картине жизни ее матери, которую она недавно начала собирать. Генри заслонил собой их обеих, но старик не проявил к нему ни малейшего интереса. Когда он проходил мимо, отец отшатнулся, словно сияющий человек задел его душу. Что-то было в том, как сам воздух завивался и дрожал вокруг человека, кланяясь ему, от чего у Этты вновь засосало под ложечкой.

– Боже мой, Рози… – пробормотал Генри, поворачиваясь к ней.

– Теперь… веришь? – ранимость, сквозившая в маминых словах, пугала.

– Прости, – сказал Генри. Так тихо, что Этта сомневалась, услышала ли его мама среди грохота сражения. Девушка чувствовала себя стоящей между двух ураганов, готовых столкнуться в вихрях звонких мечей и потоках крови, бьющих вокруг.

– Этта!

Услышав крик Софии, Этта вырвалась из объятий матери. София теперь стояла спина к спине с Ли Минь, отбиваясь от двух Тернов с мечами.

– Айронвуд схватил ее!

Вглядевшись сквозь пылающее пламя в темноту, Этта, наконец, нашла дырку, прогрызенную огнем в стене шатра. В нее она увидела старика, все еще в маске, устремившегося во двор, лавируя между синтоистских священников, поливавших шатер из ведер, чтобы огонь не перекинулся на храм.

Однако между нею и той дырой был Николас с Тенью, не отпускавшей его. Рука с когтем уже подбиралась к горлу, несмотря на все старания Николаса отбросить нападающего. Он закрылся от очередного выпада ладонью, и там, где коготь глубоко вонзился в плоть, хлынула кровь. Этта кинулась к нему, но тут откуда-то из воздуха возник Джулиан, выстрелив в Тень из кремневого пистолета, очевидно, принадлежащего Софии. Пуля не остановила Тень надолго, но этой задержки хватило, чтобы Николас подобрал меч с земли.

Тень бросился вперед, но Николас отпрыгнул, а из-за мантии выскочил кожаный шнурок со стеклянным оберегом, который он носил на шее. Этте, должно быть, привиделось: уж больно густой дым собирался вокруг, погружая весь мир в серебро, но когда Тень ударил Николасу прямо в сердце, острие меча принял на себя оберег. Тень казался завороженным необыкновенным зрелищем, а Николас, не упуская своего шанса, отвел клинок назад со всей силой, какая в нем еще оставалась, и обрушил его на врага.

«Астролябия! Айронвуд!» – напомнила она себе.

Последнее, что видела Этта перед тем, как устремиться во двор, была Белладонна, стоявшая там же, где простояла весь вечер, наблюдая, как кровь течет по камням, впитывая пепел под ногами Джулиана и Николаса, созерцая битву многострадальным взглядом матери. Потом повернулась и ушла через стену огня и дыма, погружаясь в инкрустированное звездами чрево ночи.

Луна горела высоко и ярко; Этта бежала, выискивая глазами фигуру Айронвуда – на тропе, среди деревьев, в любой щели, куда мог заползти старый змей. Проход у подножия горы должен был схлопнуться со смертью первого путешественника, но у него же астролябия, он может сотворить собственный путь к спасению, а потом запечатать вход, не дав никому пройти за собой.

Легкие наполнились чистым и свежим воздухом, но Этта не могла перестать кашлять, на бегу выхаркивая дым, слюну и желчь из глубины тела, спотыкаясь на мягкой земле.

«Проклятие», – подумала она. Чтобы он забрал астролябию! После всего…

– Этта! Этта, ты где? – донесся голос Николаса с вершины, но она не остановилась – ветер принес и другой голос.

– … посмотри мне в глаза! Посмотри мне в глаза раз и навсегда! Покончим с этим!

Этта заспотыкалась по разбитой тропе, останавливаясь лишь для того, чтобы удержать равновесие и вновь поспешить вперед. Крики Айронвуда разбудили птиц, разлетавшихся теперь из безопасных ветвей.

Старик сорвал с себя маску и мантию, открыв изящный костюм под нею. Он вышагивал по тропе взад-вперед, неровно дыша и нервно теребя пальцами остатки волос. По лицу катились ручьи пота, смешиваясь с запахом крови.

– Я знаю: ты тут! – кричал старик деревьям и мраку. – Она моя, слышишь? Приди за ней снова, и я порву тебя на части!

Этта лишь раз имела несчастье по-настоящему говорить с ним, но сейчас безумная манера речи, лихорадочное вышагивание, вопли, словно каждое слово вырывали из него с мясом, заставляли думать, будто она видит его впервые. Его власть над собой, своей семьей, бесконечными интригами, которые он плел, была всегда такой крепкой и безупречной – сейчас же она не узнавала Сайруса Айронвуда в этой сложной смеси страстного желания и отчаяния. Это точно тот самый человек, чьей воле подчинялось даже время? Покоривший целые семьи своей бесконечной жестокостью?

– Ты слышишь меня, эй, дьявол? – выкрикнул он.

Она подошла почти вплотную, на считанные футы, но Сайрус, кажется, не замечал ее. Пустой ларец лежал рядом вверх дном, а он размахивал астролябией, подняв ее над головой под холодным взором луны, словно приглашая некие силы спуститься с небес и схватить ее. Факел в другой руке заковывал его в мелкую лужицу света.

– Айронвуд, – позвала Этта, медленно приближаясь к нему, прижимая нож, стиснутый в руке, к бедру.

Старик резко обернулся, сверкая глазами. Он выглядел как ребенок, которого уже били однажды и собираются бить снова. Ярость душила его, отравляя холодный горный воздух.

У нее был нож. У него – только факел.

И астролябия.

– Отдайте ее мне, – велела она, протягивая руку. – Все кончено.

Айронвуд полностью повернулся к ней, его взгляд затуманился.

– Кончено? Древний мертв?

Древний?

Этта сглотнула. Кивнула. Снова протянула свободную руку.

– Отдайте мне астролябию…

– Она моя, – ответил он, грубые черты лица несли боевую раскраску из крови и сажи. Рот искривился злорадным ликованием. – Годы… сколько лет… она моя, наконец-то, моя, только моя…

Пальцы Этты еще крепче сжали нож.

Она подошла так близко, что чувствовала запах его пота.

Не давая ему ни секунды на подготовку, Этта бросилась вперед, пытаясь выхватить астролябию. Со скоростью, которую она не ожидала, рука старика вылетела вперед, наотмашь ударяя ее по лицу. Теперь у его ярости была цель, точка приложения. Этта отшатнулась, выставив нож между ними, пытаясь удержать старика на расстоянии. Факел выпал у Сайруса из рук на тропу, но продолжал гореть.

Айронвуд замахнулся астролябией, целясь ей в висок, тяжело и неотвратимо, едва не раскроив ей череп. Уклоняясь, она потеряла равновесие, и старик перехватил инициативу: нагнув голову, ринулся на нее с резким криком, опрокидывая на спину. У Этты сбилось дыхание, она перекатилась, уклоняясь от следующего удара, но не достаточно быстро. Айронвуд поймал ее за волосы и дернул к себе, вырвав клок. Нож из ее руки перекочевал в его, хищно сверкая в лунном свете.

– Ты это хочешь? – крикнул он, держа астролябию у нее перед лицом. Этта потянулась к ней, но Айронвуд отдернул ее назад, да так резко, так внезапно, что она вылетела из его скользких от пота пальцев. С отчаянным воплем он кинулся за ней, но Этта дернула его за ногу и подтянулась вперед, успев схватить прибор и изо всей силы откинуть в темный лес, за пределы досягаемости.

За бешеным пульсом Этта не слышала слов, которые старик изрыгал на нее. Она лишь почувствовала, как он повалил ее на землю, снова переворачивая на спину, как заплясала на его лице слюна. Она пыталась пинаться, царапаться, но в его руке снова оказался нож, и вот он уже у ее щеки, скользит по коже. Другая рука сомкнулась на ее горле.

– Это ты сделала… Вы все, вы сделали это…

Этта отпихивалась руками, пытаясь попасть пальцами в глаза, сломанные ногти царапали старику лицо.

– Роуз! – завопил он на нее, глядя невидящим взором. – Роуз Линден! Теперь ты удовлетворена? Ты удовлетворена?

Хруст клинка, вонзающегося в него сзади, тошнотворный сырой удар и поток крови, заливающий ей лицо, остались в памяти Этты до конца дней. Затем сталь выдернули из тела, и ей пришлось смотреть, как Сайрус захлебывается собственной горячей кровью, зажимая рану на груди. Голова старика запрокинулась, он осел на землю, а пальцы, наконец, расслабились, и Этта смогла выкарабкаться из-под его веса.

– Нет, – сказала Роуз, вытирая клинок о подол некогда белой мантии. – А вот теперь я удовлетворена.

Этта глядела на нее с земли, силой воли возвращая чувствительность рукам и ногам. Мать смотрела на нее в ответ, тонкая кожа натягивалась на изящных скулах.

– Роуз!

Голос Генри эхом отразился от склона горы. Роуз повернулась, но не в сторону звука, а за себя, как раз когда человек в золотой мантии хлестанул своим когтеподобным клинком ей по горлу.