Текст книги "Странник"

Россия
1919
11

Сам проход, может, вовсе и не был таким холодным – подумалось Этте: едва они оказались на той стороне, легкие обжег ледяной воздух.

Девушка медленно открыла один глаз, почти удивляясь тому, что по-прежнему стоит прямо. Проход буквально вышвырнул их с жуткой скоростью, закрутив кувырком, но… она приземлилась на ноги. Так уверенно, будто выпрыгнула сама.

– Вот мы и на месте, – на фоне дребезжащего стона прохода голос слышался неотчетливо. Этта почувствовала прикосновение к запястью, и окутавшее ее оцепенение окончательно развеялось, рывком вытащив девушку в «здесь и сейчас». Этта заставила себя дышать не так глубоко – глотки обжигающего воздуха замораживали легкие, от холода стучало в висках. В спину ударила волна, и, даже не оборачиваясь, она поняла: последние двое охранников наконец-то прошли через проход.

Этта огляделась. Путешествуя с Николасом, она выучила, что первым дело нужно оценить обстановку: определить год и прикинуть, как лучше всего слиться с окружением. Пронзившее было девушку копье паники исчезло, когда разум догнал инстинкты.

Проход привел их с Русского холма в Сан-Франциско в Россию. Слишком серьезное совпадение, чтобы быть просто совпадением. В голове по-прежнему не укладывалось, как такое может быть: только что под каблуками хрустел гравий, а в следующее мгновение они уже проваливаются в мягкую почву под кронами леса. Но деревья в самом деле обступали путешественников со всех сторон, и листва их горела всеми цветами пламени – от алого до золотого. Тишина этого места ощущалась, скорее, как давно забытое воспоминание, а не реальность.

Слева от Этты, вырастая из зеркальной поверхности медленно ползущей реки, возвышалась скала. Она будто попала сюда из темного царства; ее зазубренная верхушка напоминала руины небольшой сторожевой башни.

Из такого же темного камня был построен и изумительный мост, почти идеальной дугой высоко возносившийся над потоком. Отсюда, из леса, его пролет казался не больше пальца толщиной. Глядя, как он упирается в землю, незаметно становясь частью природы, Этта подумала, что мост этот не просто старый – наверняка очень древний.

Но больше всего ее поразило то, как мост, залитый предзакатными лучами солнца, отражается в воде. Девушка замерла в недоумении, почти в неверии от царившей вокруг красоты. Про Тернов, крутившихся рядом с ней, она и думать забыла.

– Идеальный круг, – заметил из-за ее плеча Генри. – Две половинки встретились, чтобы на время стать единым целым.

Этта нахмурилась от столь неожиданной романтичности, но Генри уже переключил внимание на Уинифред – та, скривившись и сморщившись, прокладывала себе дорогу через столпившихся охранников. Она уже переоделась в шубу и нахлобучила на голову шапку, похожую на огромный экзотический цветок, готовый поглотить ее лицо.

– Сэр, все приготовления сделаны, – заявила Уинифред. – Он ожидает вас сегодня вечером на ужин.

– Он? – переспросила Этта, понимая, что зря спрашивает.

Глаза Уинифред скользнули по девушке, по пальто Генри, по-прежнему наброшенному ей на плечи.

– Я раздобыла платье, если ты захочешь пойти на ужин с нею.

– Прекрасно, – отозвался Генри. – Мы заглянем в гостиницу, где оба сможем переодеться. Полагаю, мне подходящий костюм вы тоже нашли?

– Разумеется, – ответила Уинифред. – Это было первое, что мы сделали после того, как подтвердили, что изменения временной шкалы закрепились.

– От Кадыра есть вести?

«Пропавший Терн». Этта изучающе уставилась на лицо женщины.

Но Уинифред лишь покачала головой, явно встревоженная.

– Вероятно, он укрылся во дворце и ждет нас там.

– Что ж, тетушка, звучит довольно оптимистично, – отозвался Генри и понимающе посмотрел на Этту.

– Или же, – продолжила женщина, – уже мертв, и мы поспеем забрать его останки.

– Угу, – пробормотал оказавшийся поблизости Дженкинс. – Хочешь погасить свет надежды – обратись к Уинифред.

Генри протянул Этте руку, и они направились к тропе, еле видимой среди деревьев и кустов. Двое охранников шли впереди, показывая путь. Этта поняла, что ее каблуки буквально тонут в отпечатках следов, которыми уже была истоптана тропинка.

Пусть далеко не все Терны покинули Сан-Франциско, но сюда их отправилось человек десять, не меньше, – заниматься приготовлениями к приезду Генри. К удивлению Этты, Джулиана отец потащил с ними. Девушка заметила как он, выволакиваемый на улицу, пытался спрятать под пальто графин бренди.

– Куда мы? – спросила Этта.

Генри взглянул на нее.

– Надеюсь, ты не будешь возражать. Это… это сюрприз, и… нет, я обещаю, что он будет приятным. Я просто хочу увидеться с… Хочу познакомить тебя с моим другом и важным членом семьи.

Родитель, который ничего не скрывает от ребенка? Что-то неслыханное.

– Если обойдемся без тигров, то пожалуйста. И без кобр.

Генри вздрогнул от удивления.

– Что, прости?

Уинифред, все время державшая ушки на макушке, вмешалась в разговор со своей носорожьей тактичностью.

– Упаси боже мне указывать тебе, что делать, Генри, но я беспокоюсь… Девушка едва-едва воспитана, а от этого ужина многое зависит, ставки слишком высоки… Разреши мне позаниматься с нею хотя бы несколько дней.

– Да нет никаких ставок. Просто ужин с другом, – возразил Генри. – А ты мне нужна как та, кто возьмет на себя поиск места, где может прятаться Кадыр с астролябией.

Мир вокруг потемнел – деревья плотнее сомкнули кроны у них над головами, а солнце клонилось к закату.

– А если здесь нет ни его, ни астролябии? – спросила Этта, слушая отвратительное хлюпанье сапог по грязи. – Что тогда?

– Я не перестаю молиться, чтобы он оказался тут, – отозвался Генри. – Но мне любопытно: а что бы ты сделала на моем месте?

– Тебя волнует мое мнение? – девушка не удержалась от грубости.

Кажется, вопрос его смутил.

– Я бы спросил иначе. Всего лишь хочу знать, что ты думаешь.

На мгновение Этте захотелось понежиться в дрожащем тепле его слов, но тлеющий огонек долго не продержался.

– Что думает семнадцатилетняя девчонка, ага, – пробормотала Уинифред. – Ей-богу, Генри!

Однако он действительно хотел услышать ее ответ и ждал его. И Этта вдруг почувствовала, что может…

Довериться.

Разве матери хоть раз приходило в голову спрашивать, что она думает или чувствует, до того, как все решения уже были ею приняты?

И даже Николас. Даже Николас пытался воспользоваться ее доверием, какими бы робкими ни были эти попытки. Ему просто мешали угрызения совести и благородство, свойственное скорее выдуманному герою сказки, чем живому человеку.

– Сразу начала бы выпытывать любого Айронвуда, какого нашла, – ответила Этта. – Устраивала изменения шкалы времени – как можно больше, сколько получится.

Генри наклонился к ней, соглашаясь.

– Ага. Ловить на живца, чтобы Сайрус примчался все исправлять с астролябией подмышкой?

Этта кивнула.

– Даже если он не сделает этого открыто, вы все равно распылите внимание Айронвудов сразу на несколько мест. А значит, у вас появится больше шансов пойти следом за одним из них, откуда бы тот ни пришел, и найти астролябию там.

– К счастью, нужная информация у нас уже есть. Он выкупил обратно свой старый особняк на Манхэттене, в восемнадцатом веке. Однако к нему трудно подобраться из-за британской оккупации, – Генри задумчиво хмыкнул. – Я подумывал выманить старика в поле с помощью младшего Айронвуда. У нас нет стольких людей, чтобы выполнить твой план, хотя он блестящий.

– А мысль дельная, – вмешалась Уинифред, ускоряясь, чтобы поспеть за их широкими шагами. – Он ничем не заслужил той доброты, с которой мы к нему относились. Пиявка, а не человек.

– Вы не совсем правы, тетушка, – Генри с нежностью посмотрел на Этту.

– Просто повезло, – забрюзжала Уинифред.

– Ну, безусловно повезло, – согласился он. – Как он тебе показался, Этта?

– Джулиан? – уточнила девушка, стряхивая с волос лист дерева. – Он… – наглый самовлюбленный невоспитанный засранец, – … типичный Айронвуд.

– Он не сделал тебе ничего плохого? – осторожно уточнил Генри. – Джулиан – бесстыжий бабник, но я решил, что зубы у щенка еще не прорезались и вреда от него не будет. Среди Тернов многие считают, что он злоупотребил нашим гостеприимством, и я бы мог с ними согласиться, если бы не счастливая случайность, благодаря которой ты оказалась с нами.

– Злоупотребил гостеприимством? Что ты имеешь в виду? – спросила Этта.

– У тебя вопросов больше, чем мозгов, детка, – пробормотала Уинифред.

– Он перестал давать нам сведения об Айронвуде, которых мы бы сами не знали, – объяснил Генри. – За последние годы Айронвуд захватил в плен несколько наших путешественников, и я подумывал обменять Джулиана на них.

– Подозреваю, именно этого Джулиан боится больше всего, – заметила девушка. – Айронвуд наверняка его убьет.

Впереди, за деревьями, замаячила дорога. Почти в ту же секунду ее омыли лучи света, и два старинных черных автомобиля свернули с дороги на опушку.

– Ты правда так считаешь? – уточнил Генри. – У Джулиана что ни слово, то шутка или игра; признаться, я думал, он и с нами играет – просто ради забавы. Вряд ли Айронвуд станет убивать наследника, во всяком случае, пока тот ему нужен.

Этта возразила:

– С астролябией он наделает кучу новых наследников, если воспользуется ею, чтобы спасти свою жену.

– Да, это идея твоей мамы, – вспомнил Генри. – Похоже на правду.

Девушка принялась развивать свою мысль дальше:

– Джулиан мог вернуться к Айронвуду в любой момент, особенно когда ему стало трудно прятаться. Вместо этого он заявляется к самому ненавистному врагу своего деда и сдает ему родственника со всеми потрохами. Ему нужна была помощь, но еще нужнее – и Джулиан это чувствовал – защита. Так что не знаю, придется ли вам отправлять его обратно к Айронвуду, но можно было бы воспользоваться страхами Джулиана и вытянуть из него оставшиеся важные сведения, которые он иначе не выдаст.

Генри чуть не ослепил ее улыбкой, и Этте снова пришлось унимать сердце, в ответ неуместно загоревшееся теплотой.

– Только врагу, все-таки, не самому ненавистному. Второму в списке, – поправил Генри. – Полагаю, честь быть первой принадлежит твоей матери, и она бы шкуру с меня сняла, если бы я осмелился это оспорить.

Уинифред громко фыркнула и, выпустив локоть племянника, потопала вперед, к первому из автомобилей, да так резво, что шофер едва успел выскочить и открыть ей дверь.

– Есть у меня пара идей насчет Джулиана. Если, конечно, сегодня все пройдет, как я задумал, – закончил Генри и предусмотрительно повернул в сторону второй машины, кивнув водителю: – Пол, как ребята?

Ответа Этта не услышала – сразу скользнула на сиденье. Через секунду Генри присоединился к ней, сняв шляпу и принявшись стягивать перчатки.

– Логика Хемлоков без ненужной беспощадности Линденов, – прокомментировал он, положив шляпу и перчатки на кожаное сиденье между ними. Машина чуть опустилась на рессорах, когда один из охранников уселся рядом с водителем. – То, что надо.

Уютно устроившись в тепле автомобиля, Этта дождалась, пока оттает закоченевшая кожа, и вернула пальто хозяину. Положив его на колени, Генри повернулся к окну. Девушке досталось только его отражение на стекле; с лица лидера пропали и легкая насмешка, и оживление, словно пламя задуло ветром. Генри погрузился в размышления, задумчиво прикасаясь к розе, вдетой в петлицу. Этта и не заметила, когда цветок успел там оказаться.

Ей вдруг стало очень легко представить, как отражение моста тает в воде, оставляя свою половинку ждать следующей возможности увидеть вторую часть целого.

Город тонул во тьме. Рев мотора заглушал все звуки мира за окном, улицы окутывала серая вечерняя дымка. Этте казалось, что она угодила в немое кино. Машина ехала по широкой улице – по Невскому проспекту, объяснил Генри, – а Этта не могла отделаться от ощущения, что они скользят по Петербургу как чьи-то мрачные тени: незваные и нежеланные.

Слякоть под колесами была почти неотличима от мусорного месива, забившего сточные канавы, тянувшиеся вдоль улицы. Автомобиль подпрыгнул, переезжая через что-то, – Этта обернулась, вытянула шею, но рассмотрела только рваные остатки транспаранта и два древка, уносимые людьми в строгой военной форме. Девушка проследила за ними взглядом – во двор, посреди которого бушевал костер. Ткань и дерево полетели в огонь за спинами солдат, стоявших вокруг костра плечом к плечу. Несколько мужчин и женщин жались в отдалении, почти на границе освещенной области, но машина проехала мимо слишком быстро, и Этта не успела разглядеть, что они там делали. Грелись, наверное.

Мимо проносились великолепные фасады зданий, их арки и купола; все они выглядели, словно украшенные драгоценными камнями. Контраст с тем, что творилось на улицах, от этого становился еще мрачнее.

Этта откинулась на спинку сиденья, с отвращением осознавая, что ее все-таки запихнули в отвратительно толстую белую шубу Уинифред. Ей до жути хотелось почувствовать себя собой, чтобы яснее увидеть, в каких точках они с Генри пересекались. Но, одетая так величественно, все еще чувствуя, как горят щеки от интенсивного курса этикета, который ей устроила Уинифред, девушка ощущала, что настоящая Этта из нее словно выскальзывает, растворяется в фальшивом образе благопристойной леди.

На ней было тонкое, узкое, как футляр, бледно-розовое платье, прямое, чуть выше лодыжек. Полупрозрачный верх облегал тело драпировкой с фестонами, каждый слой заканчивался узенькой мерцающей бахромой.

Перед отъездом Генри вручил ей пару белых перчаток чуть выше локтя и длинную нитку жемчуга; Уинифред он протянул что-то, похожее на алмазную заколку, – Этта понадеялась, что это все-таки хрусталь, а не бриллиант, – чтобы закрепить волосы девушки. На изнурительную борьбу с непослушными локонами у женщины ушел час. Но с помощью двух горничных ей все-таки удалось уложить волосы в ретро-волны, с помощью шпилек убрав лишнюю длину в пучок. Будет просто замечательно, если вечером, вытащив все шпильки, она не обнаружит залысин.

Зажав ладони между колен, Этта огляделась – посмотрела на водителя, на Дженкинса, сидевшего рядом с ним, на Генри. Его золотые карманные часы снова были открыты, но он быстро щелкнул крышкой. Этта только успела заметить время: семь с чем-то. Так рано, а на улицах практически нет других машин или экипажей, кроме тех, что припаркованы у тротуаров. И тех, которые больше похожи на танки, – явно что-то военное. То тут, то там попадались редкие прохожие – они заглядывали в магазины или просто шли домой. Этта невольно вспомнила их с Николасом короткое посещение Лондона во время «Битвы за Англию»: то была тревога последнего засохшего листка, еще оставшегося на ветке, но только и ждущего, что его сейчас сорвет ветром.

– Мы в 1920-х годах? – она снова обернулась к Генри. Да, судя по машинам, стилю одежды и мелким особенностям убранства гостиницы.

Но его, однако, привлекло что-то, мимо чего поносилась машина. Флаги?

– В 1919-м, – ответил за него Дженкинс, поворачиваясь к ней и обращаясь через перегородку. – Когда…

– Я думал, реформы уже прошли, – перебил Генри, еле сдерживая гнев. Кажется, его злость удивила и Дженкинса, и второго охранника. – Почему город так выглядит?

Они уже изменили исходную временную шкалу. Так или иначе, шкала уже поменялась достаточно, чтобы Генри не узнавал некоторые детали главного механизма великого и страшного века.

– Одного из лидеров социалистов посадили в тюрьму. Поймали на подготовке покушения на министра внутренних дел, – объяснил Дженкинс. – Маленькое изменение, даже ряби не вызовет, но нам – дополнительная головная боль. Ходят слухи, кто-то из идейных большевиков подбивает рабочих на бунт – отсюда военное положение. Завтра все успокоится, вот увидишь.

– Большевики, – пробормотал Генри, прижав руку ко лбу, – или Айронвуды?

По позвоночнику Этты скатилась капелька пота.

– Это не тот Санкт-Петербург, который вы знали? – настойчиво поинтересовалась девушка. – По-моему, состояние города вас, мягко говоря, удивило.

– В эту эпоху он называется Петроград, – поправил он с обычной своей мягкостью. – Я действительно удивлен, зная, какие реформы проведены в стране. Ладно, что бы здесь ни произошло, подчистим все, пока мы тут.

Первый удар в стекло показался просто камешком, отскочившим в окно из-под колеса машины. На второй она повернула голову – и успела разглядеть человека, выскочившего из темноты переулка и запрыгнувшего на тротуар.

Его рука замахнулась назад, как у питчера, и Этта резко выдохнула, инстинктивно отшатнувшись от пошедшего трещинами окна, куда угодила запущенная в машину бутылка. Следом за ним появился еще один мужчина, потом женщина, потом еще и еще: из трещин и щелей города хлынули люди.

– Быстрее! – Генри потянулся за пистолетом.

– Стараюсь! – рявкнул в ответ водитель.

В паутину трещин в стекле прилетел очередной булыжник. Этта скользнула на пол, уткнулась лицом в сиденье и замерла, задыхаясь от страха и лезущей в рот кожи обивки. Грохот, дребезг, звон. От каждого удара машину качало.

Девушка оглядывала здания вокруг – не забрался ли туда кто-то из нападавших. Наверху, на крыше пекарни, двигались две полускрытые капюшонами тени. Они преследовали машину, так легко перепрыгивая с крыши на крышу, что это казалось невероятным, учитывая расстояние между домами в переулках. Мелькнула серебристая вспышка, словно блеснуло лезвие…

Или ствол.

В ту же секунду она дернула Генри вниз, на пол, и вовремя – выстрел, даже два, окончательно выбили стекло; осколки осыпали Этту с головы до ног. Тело девушки подпрыгивало от каждого взрыва; одной рукой она вцепилась в сиденье, другой закрыла правое ухо.

Мужчины впереди переговаривались – слова и приказы летали у нее над головой. Этта попыталась снова сесть, чтобы дышать нормально, но тяжелая рука Генри прижимала ее к полу. Наконец крики с улицы затихли, автомобиль захрипел, вздрогнул и понесся быстрее прежнего.

Еще минут десять Этте пришлось просидеть в таком неудобном положении, пока она не почувствовала, что машина стала замедляться. Только тогда Генри отпустил ее, по-прежнему чертыхаясь себе под нос. Этта села, выпрямилась, разгоняя черноту и прыгающие пятна перед глазами. Смахнула с шубы и волос мелкие блестящие осколки, оцепенело наблюдая, как они, словно льдинки, кучкой собрались в ладонях и на платье.

– Ты в порядке?

Этта не осознавала, что Генри обращается к ней, пока он не схватил девушку за плечо, сильно, почти до боли, и не повернул к себе, чтобы осмотреть. Под его левой бровью она увидела небольшой порез, но в остальном Генри, кажется, не пострадал.

– Господи боже мой, – произнес он, – я их лично всех перестреляю.

– Я в порядке, я в порядке, – упорно твердила Этта. Порыв холодного ветра ворвался в разбитое окно и пронесся по шее и затылку девушки, не защищенным шубой. – Что это было?

– Протестующие, – ответил Дженкинс. – Проклятье! Нам вообще не стоило ехать по Невскому. Но дворец уверял, это безопасно. Сэр, поверьте, я…

– Люди на крыше… – попыталась выговорить Этта.

Генри поднял руку, все еще тяжело дыша; машина вкатилась в огромные ворота и, постепенно замедляясь, вздрогнула и остановилась.

В арочном входе соседнего здания появилось несколько фигур – в костюмах и неприметной униформе. Все еще испуганная, Этта открыла дверь и на негнущихся ногах выбралась наружу. Осколки ссыпались с ее наряда, исчезая в снегу, тонким слоем припорошившем землю. Девушка медленно подняла голову, изо рта вырвался молочно-белый пар.

Здание, куда они приехали, язык не поворачивался назвать величественным – настолько неподходящим казалось это слово. Даже «грандиозное» или «изысканное» не передавали увиденное Эттой полностью. В стиле барокко, если судить по бледно-зеленому с золотом фасаду. Огромное сооружение тянулось в обоих направлениях сколько хватало глаз. Статуи женщин и святых взирали на людей с крыши, присыпанные все тем же грязным от сажи снегом. Должно быть, это и есть дворец.

Секундой позже позади первого автомобиля замер второй – с Уинифред, Джулианом и еще одним охранником. На торможении машину занесло, и выглядела она немногим лучше первой. Уинифред едва не вылетела из салона на волне ярости – так она орала:

– Вот скоты!

Джулиан вышел следом, куда менее злой, но намного бледнее Уинифред. Огляделся, заметил Этту, вздернул брови. Произнес одними губами: «Нравится?»

Этта лишь поморщилась и отвернулась обратно к Генри – тот наконец позволил Дженкинсу смести с пальто осколки. К девушке приблизился пожилой мужчина и принялся так усердно кудахтать, бормотать и кланяться, что Этта изумленно отступила. Шумность и живость этого русского вымели у нее из головы все мысли, и она не смогла вспомнить даже те три слова по-русски, которые знала.

Бешеная суета вокруг утихла, словно «морская фигура, замри», когда Генри подошел к Этте и встал у нее за плечом, проследив за взглядом девушки. Его лицо смягчилось, жесткие линии рта расслабились, словно он увидел старого друга.

– Добро пожаловать в Зимний дворец, – объявил Генри.