Текст книги "Странник"

Рио-де-Жанейро
1830
27

Моряки – народ суеверный, так что его нисколько не удивляло, что теперь, когда смерть отметила его своей дланью, в тесноте кубрика живо плодились самые невероятные истории, преследуя его, словно акулы.

Корабельный колокол, как объяснял им старый штурман Холла Грамз, – душа судна. Потому-то морякам предписывалось всеми силами спасать его при крушении; он заменял колокола церкви: отмерял время вахт, а его бодрый звон предупреждал о врагах и штормах. Но, когда он звучал сам по себе, или когда такой же нежный отзвук поднимался из темных глубин моря, это был знак – для кого-то пришел час вечной расплаты.

Николас лежал в снятой комнате, слушая, как буря, начавшаяся за ужином, терзает город. Бешеный ветер играл со ставнями, вывесками и крышами; Николаса не должно было бы удивлять, что силы шторма хватило даже чтобы заставить заговорить колокол в церкви, но все же удивило. Он чувствовал, как звук течет сквозь него, сотрясая каждую косточку.

Дождь стегал в окно. Николас попытался сесть; все суставы горели огнем, не гнулись. Он попытался перевернуться, чтобы поставить ноги на ковер, но обнаружил, что теперь и левая рука не выдерживает его веса. Медленно, с огромным трудом он добрался до края койки и с еще большим трудом подавил ощущение, что голова заполнена хлюпающей пеной. Николас пожалел, что лег прошлым вечером. Вставать после отдыха было все тяжелее.

– Тебе хуже, да?

Николас дернулся, в который раз забыв, что не может быстро достать кремневый пистолет, лежавший под подушкой.

Но это была всего лишь София – сидела в дальнем углу комнаты, в тени. Капли, непрерывно стучавшие уже несколько минут, падали не из дырки в крыше, а с ее насквозь промокшего плаща. У ног девушки уже собралась лужа грязной воды.

– Чувствую себя, будто меня протащили под килем, но это поправимо, – Николас кашлянул, пытаясь прочистить горло со сна. – Как ты вошла?

– Стража внизу пьяна, а те, что стоят перед дверью старика, спят, – объяснила она, скрещивая руки на груди. – Не корчи рожи. За окном есть дерево, по которому я могу спуститься, если ты такой грубиян.

Что ж, хотя бы один из них чувствовал себя хозяином положения. Последние несколько дней непрерывного перепрятывания сокровищ из бесчисленных тайников старика в более безопасные подтвердили его убеждение, что он никогда не получит в свои руки все состояние Айронвуда. Он лишь укрепился во мнении, что кто-то другой перехватит его в случае смерти старика, и бесконечный круг начнется снова.

– Где Ли Минь? – спросил он, подождав, пока глаза привыкнут к темноте. Буря плотно закрыла небо облаками, и он не мог рассчитывать на лунный свет.

София взглянула на ручейки, текущие по стеклу снаружи.

– Выбралась… поискать еды.

Подозрение зашевелилось в нем, загудев, словно ветер за окном. В какой-то миг их совместного путешествия он начал различать малейшие оттенки ее голоса. Этот он распознавал прекрасно: София использовала его, когда лгала.

– Он добыл золота, сколько хотел? – едва слышно спросила она. – Вступительный взнос?

– Да, и даже чуть больше, чтобы заплатить людям за молчание о тайнике, – подтвердил Николас. – Старик считает, что астролябия уже у него в кармане, и заставил нас перевезти запасы в другие места. Хочет иметь к ним доступ, когда снова изменит временную шкалу.

София кивнула, поглаживая пальцем верхнюю губу.

– Логично… Так, значит, все закрутилось? Ты в итоге смог убедить его взять тебя с собой на торги?

Изначально старик хотел идти один с маленькой группой охраны. А Николасу поручалось приглядывать за домом, отбивая любые возможные нападения Тернов. Николас полагал, что на самой деле какая-то часть Сайруса просто не решалась полностью доверять ему после того, что случилось с Эттой, и не хотела подпускать Николаса близко к астролябии.

Однако играть на его страхе перед грабителями или подосланными убийцами оказалось намного легче, чем они думали.

– При его подозрительности мне не составило большого труда привить ему мысль, что, возможно, ему нужен я, чтобы следить за охраной, следящей за ним. Учитывая разницу во времени в 12 часов, Айронвуд хочет выступить отсюда не позднее десяти утра. Я бы задержался, по крайней мере, на десять минут, на случай, если Айронвуд затаится около прохода, чтобы посмотреть, какие его ждут соперники. Но я найду способ заставить его двигаться дальше.

– А какое у старика настроение? Как он с тобой обращается?

В самой отвратительной манере: как с блудным сыном.

– Как будто последних нескольких лет просто не было. Говорит только о своем торговом флоте. Врет и мечтает на одном дыхании – сколько я наслушался про несметные богатства и власть, которые мне предстоит унаследовать, да как манипулировать окружающими, чтобы их сохранить. Но я-то точно знаю, что он хочет спасти свою первую жену, а я лишь кресло грею.

По правде говоря, если капиталы старика поражали воображение, то от его коллекции редких книг, кораблей и шедевров искусства в разных эпохах просто перехватывало дыхание. И Николас не мог отрицать, что было весьма волнительно обнаружить себя рассевшимся при свечах за заваленным яствами пиршественным столом вместе с ближайшими советниками и доверенным людьми старика после того, как раньше ему едва ли доверяли мыть за ними тарелки.

София напевала что-то, не отрывая задумчивого взгляда от окна, по которому скребли раскачивающиеся на ветру ветки деревьев. С проворством и силой человека в три раза старше, Николас встал с кровати, превозмогая пронзающую спину боль и покалывание в венах. Он и так чувствовал себя на пороге лихорадки, беспамятства, а когда долго держался на ногах и не спал, все еще обострялось. Используя кровать как опору, он подошел и встал прямо перед нею.

– Теней вокруг не видела?

– Нет, – ответила София. – Теперь, когда все знают, где астролябия, думаю, они наконец-то потеряли к нам интерес. Но если уж Айронвуд так и не смог найти ни одного укрытия ведьмы, то сомневаюсь, что смогут они.

София по-прежнему не глядела на него, но теперь он сам мог видеть ее. Темный круг вокруг здорового глаза, кожа нездорового цвета. Она либо провела слишком много времени под холодным дождем, либо что-то причиняло ей сильную внутреннюю боль, настолько глубокою, что страдало тело.

– Это все? – спросил он. – Я рад, что у тебя все в порядке, но… я думал, мы договорились, что без крайней необходимости встречаться слишком рискованно.

София не ответила, лишь, встав, стала отжимать полы своего огромного плаща, словно готовясь уйти.

– Ты прав. Было… глупо приходить сюда. Думаю, – точнее, думала, – нам следует обсудить, что случится в Японии. Я постараюсь подобраться к группе Айронвуда, которая пойдет на торги, как можно ближе. Если найдешь кого-то с меня ростом, сделай все возможное, чтобы переместить его или ее в самый хвост. А я попробую отделить жертву от остальных и стащить мантию, которую, по слухам, Белладонна заставляет всех надевать, чтобы торги шли анонимно.

Попробую. В единственном числе.

– Звучит довольно просто, – медленно проговорил он, ожидая продолжения.

София уткнулась взглядом на тыльные стороны ладоней, прикусив нижнюю губу. Сделав шаг вправо – она любила прохаживаться взад-вперед, – девушка резко дернулась, услышав скрип половицы, и замерла на месте.

– София, – спокойно начал Николас. – Ли Минь не ищет никакую еду, признайся.

Девушка сглотнула, спустя мгновение покачав головой. Воздух застыл у него в легких.

– Она жива?

Опустошение на ее лице пронзило даже самые онемевшие части его души. София успела приобрести болезненную бледность, какую он привык видеть у людей, близких к тому, чтобы завершить свои земные дела. Она покачнулась, и Николас на негнущихся ногах шагнул вперед, усаживая ее обратно на стул. Его тело заговорило на десятке языков агонии сразу, но он все же опустился перед нею на колени, хрустя суставами от напряжения. На секунду перед глазами поплыли черные круги, и ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы прогнать их.

Открыв глаза, он увидел слезинку, срывающуюся со щеки девушки, словно дождевая капля.

– Что случилось? – с мукой в голосе спросил он. – София, пожалуйста, скажи, что случилось.

– Она жива, – выдавила София. – Но я бы… удушила ее своими руками. Эта дрянь врала нам все это чертово время. Она работала на Тернов.

Ли Минь была наемницей, и Николас совершенно не удивился, что она была на службе, когда их пути впервые пересеклись.

– И что с того?

София наградила его одной из своих мрачных улыбок, переплетенных с отвращением к самой себе.

– Мы и были ее работой. Ей поручили следовать за нами и не дать завладеть астролябией раньше них.

– Что? – Николас взял ее за плечо, поворачивая к себе лицом. – Она тебе так и сказала?

Плотно сжав губы, София с шумом втягивала и выпускала воздух.

– Да, пока ты гулял на пляже в Исландии. Там же я нашла Джулиана. И Этту.

– Какое все… – Николас услышал ее, но лишь несколько мгновений спустя смысл сказанного просочился в голову. Слова Софии взорвались в нем, подобно мине, и эффект был примерно таким же. Он не мог пошевелиться, едва вспомнил, что нужно продолжать дышать.

– Они оба были с Тернами все это время, – прошептала София. – Джулиана, возможно, взяли в плен, а, может, он и сам прилепился, рассчитывая найти у них убежище. А Этту подобрали сами; как я понимаю, отец разослал лживое оповещение о смерти дочери, чтобы защитить ее. И именно Этта узнала Ли Минь, потому что они уже виделись раньше, неделю назад. А та продолжала врать нам в лицо, морочить голову, будто Этта погибла, даже видя, каким ударом это было для тебя. Раздобудь мы астролябию, она бы выхватила ее у нас из рук, прежде чем мы бы успели даже начать думать, что с нею делать.

Этта узнала ее.

Этта… Этта жива.

Но как… каким образом с нею оказался Джулиан?

– Эй, ты слушаешь? – до него долетел голос Софии. – Ты вообще здесь?

Она вся кипела, захваченная в плен своим возмущением. Перед глазами Николаса все плыло, лицо девушки подернулось пеленой, но не от слез – для этого он должен был бы хоть что-то чувствовать. Безостановочное бурление ожиданий и действительности бросало его на острые грани ужаса и страха. Но он так и не дождался удара, продолжая лететь в пропасть. Николас повалился назад, осев на пол, выжидая, пока мир перестанет расплываться во мрак и дождь.

Жива. Непостижимо, прекрасно жива. Казалось, он мог сейчас соткать Этту прямо из воздуха: он чувствовал себя таким окрыленным, таким дерзновенным, узнав о ней, что мог бы достать ее сквозь толщу веков.

– Что они делали в Исландии? – вдруг забеспокоился Николас. Так близко, проклятье! Они были так близко. – С ними все в порядке?

– То же, что и вы, – ровным голосом ответила София. – Разве что Айронвуды добежали до пещеры первыми.

И почему туман не задержал их драккар хотя бы на час?! Нет.

Николас покачал головой. Это была слишком опасная, слишком соблазнительная мысль. Да, он бы увидел их своими глазами, но их бы увидел и Айронвуд. Их воссоединение пошло бы по наихудшему сценарию из возможных, а план уничтожения Айронвуда раскрылся бы в ту же секунду.

Им нужен вступительный взнос для аукциона? Они в союзе с Тернами, надо думать. Нет, что-то тут не вязалось. Тогда бы София встретила их с большей группой, а не просто двоих. И с учетом рассказов Сайруса о личном капитале Генри Хемлока, им не было нужды побираться по тайникам Айронвудов.

Капитал отца Этты.

Этот человек ясно понимал то, что понял Николас в тот день, когда они с Эттой договорились, что астролябию нужно уничтожить: Айронвуд не оставит ее в покое, если она отнимет у него желанный трофей. Он не остановится, пока Этта не погибнет от его руки или чьей-то еще руки.

Но поверил ли старик, что Этта погибла, имея в качестве подтверждения лишь окровавленные одежды? Опасение, что в семье есть двойные агенты, не без причины пустило в нем глубокие корни. Возможно, кое-кто из его людей действительно ел с руки Хемлока и приписал ее «смерть» себе, подкрепляя ложь Терна.

Или же старик с самого начала не сомневался, что она жива, но решил использовать боль Николаса, чтобы перетянуть его на свою сторону, раздавая пустые обещания богатства и почета в качестве дополнительных приманок. Он же считал, что прекрасно знает, что на сердце его внука, не так ли?

– В третий раз, – пробормотал он себе под нос, качая головой. Увидев непонимание на ее лице, Николас пояснил: – В третий раз я даю себя околпачить. Удивительно, что мы вообще чего-то добились при том, каким дураком я был.

– Если ты и виноват в своей глупости, то лишь потому, что ожидаешь от остальных, что они будут такими же благородными, как ты сам.

– Я всерьез просил бы мир быть со мною чуточку помилосерднее, – признал Николас. – Последнюю неделю я позволял отчаянию заглушить голос здравого смысла. Все это время оно держало меня на поводке.

Николас посмотрел на кольцо на пальце, избегая встречаться с нею взглядом. Он, несомненно, заплатил за него сполна.

– А Этта с Джулианом по-прежнему намерены участвовать в аукционе? – осторожно поинтересовался он.

– Думаю, я могла их отпугнуть, – призналась София, опускаясь на пол рядом с ним. – Я кое-что сделала, за что ты меня сейчас возненавидишь.

Николас поймал себя на том, что его разум вновь успокаивается, сосредотачиваясь на ее словах. Он медленно прищурился.

– Что ты сделала?

София сжала губы, словно утопающий, пытающийся сберечь последний глоток драгоценного воздуха.

– Что ты сделала? – повторил он.

– Ты не поймешь – я была так зла, так чертовски взбешена, и слышала себя будто со стороны, как говорила все это, городила всю эту ложь. Мне хотелось убить их за то, что они все разрушили, они оба, я ненавидела их за то, что они разоблачили ложь Ли Минь, а еще я боялась, ужасно боялась.

– Чего боялась? София, что ты им сказала?

Она закрыла лицо руками. Ужас в ее голосе захватил его и не отпускал, держа во власти следующих слов девушки.

– Что ты… что ты теперь наследник и счастлив работать на Айронвуда. Сказала им, что ты даже не пытался искать Этту, что старик легко переманил тебя на свою сторону, и поэтому все, что было между нею и тобой, не заслуживает даже разговора.

И все? Николас покачал головой, растерянно улыбаясь.

– Так она тебе и поверила!

Девушка отняла руки от лица, удивленно поглядев на него.

– Мы понимаем друг друга без слов, – объяснил он. – Она знает мое сердце до самых глубин. Но зачем тебе было так говорить? Зачем пытаться их отослать?

– Потому что, – она безуспешно пыталась говорить спокойно, – да по тысяче разных «потому»! Потому что ты бы передумал уничтожать астролябию, зная, что есть шанс снова быть с нею. Потому что она бы прервала твой путь, отвлекла бы тебя, отняла драгоценное время, когда это проклятое кольцо может забрать тебя в любое мгновение и оставить меня заканчивать это все в одиночку. И потому что будь я проклята, если позволю тебе сдаться и умереть, хотя бы не попытавшись выиграть время, чтобы разорвать власть кольца над тобой.

Николас откинулся на пол, опершись на руку, оглушенный силой ее слов.

– Можешь сколько хочешь меня ненавидеть, но я не жалею и не собираюсь, – добавила она, брезгливо вытирая лицо. – А теперь я пускаю слезу, как ребенок! Если бы ты мне так не нравился, я бы избила тебя за это до полусмерти.

– Я не собираюсь сдаваться отраве, София. Я сражаюсь с нею каждый божий день. Таков был наш план…

– Это был твой план. Твой и Ли Минь. Ты все говорил, что не позволишь мне умереть, – напомнила София. – Помнишь хоть? В пустыне, в лечебнице, снова и снова. Каждый раз, когда я хотела уйти на покой, ты был рядом и зудел: «Ты мне задолжала, твоя жизнь еще не окончена, это не конец» и прочую чепуху. От этого мне хотелось умереть просто тебе назло, но я осталась жить. Так почему теперь я должна сидеть и смотреть, как ты сам медленно прощаешься с этим миром?

Левая рука Николаса задрожала, не выдерживая его веса. Он наклонился вперед, поморщившись от боли.

– Зачем же согласилась сопровождать меня на аукционе?

София поглядела на него, как будто он спросил, зачем курицы несут яйца.

– Потому что собираюсь найти ведьму и воткнуть в нее прорву ножей, пока не найду то мягкое место, что заставит ее снять с тебя это чертово кольцо!

Ему не хотелось говорить ей, что она изо всех сил выдает желаемое за действительное, если всерьез верит, будто способна к чему-либо принудить ведьму. От рассказов Айронвуда про эту женщину кожа покрывалась мурашками, и Николас почти не сомневался, что, убив или ранив ее, он лишь ускорит действие яда. Она не знала жалости, как сам дьявол, и единственным способом по-настоящему отомстить ей было забрать астролябию и лишить ее возможности пополнить коллекцию еще одной тайной или невинной душой.

Он не сдавал корабль, а тонул вместе с ним, но на своих условиях.

– Так ты говоришь, они… Джулиан с… Эттой, – начал Николас, пытаясь затушить в себе вновь разгоревшийся опасный уголек, – что они хотели принять участие в аукционе? Или по крайней мере подать на него заявку?

– Хотели, но, судя по выражению лица Линден, думаю, я ее отговорила, – вздохнула София, делая последнее признание. – Я рассказала им, что случится, если уничтожить астролябию. Ни одной, ни другому это не понравилось.

Потрясающе, как при всей их схожести, ни Этта, ни София не умели «прочитывать» друг друга, понимать ход мыслей соперницы. Николас «перевел»:

– Это значит лишь, что она будет там и постарается выкрасть астролябию.

– Но в тайнике в любом случае не оставалось достаточно золота для вступительного взноса, – объяснила София. – Я вернулась и проверила через час после того, как вы уплыли. А Айронвуд выгреб все остальные, о которых мог знать Джулиан.

Что ж, это действительно могло стать препятствием, но Николас почти не сомневался, что Этта что-нибудь придумает.

– Возможно, ты права, и они туда не попадут. Считай, уберегла их от возможных бедствий, которые мы можем вызвать.

– Хватит поднимать мне настроение, – приказала София. – Не получится. Я решительно настроена яриться и мучиться чувством вины еще по меньшей мере два дня, а потом снова, когда буду пинать твой труп.

Николас попытался выдавить улыбку.

– Хоть я и сильно сомневаюсь, что они тебе поверили, ты пыталась подкрепить мою легенду, чтобы поддержать наш план, даже несмотря на сильное потрясение. Мэм, с прискорбием сообщаю вам, что теперь у вас чести выше крыши.

Она изобразила отвращение.

– А, так вот от чего мне так погано?! Заберите эту вашу честь обратно, тошнит.

Николас сочувственно покачал головой.

– Неужели ты еще не поняла? Как твои поступки похожи на…

– Не хочу даже слышать…

– … как они похожи на то, что делала Ли Минь? – не отступал он. – Она врала и притворялась, но тем самым только защищала Этту и спасала ей жизнь. Конечно, все могло пойти и по-другому, но ничто не изменило бы природу сделки, которую я заключил с Белладонной. Ничто, кроме смерти Айронвуда или ее милости не снимет с меня кольцо, и ничего из этого никогда не случится. По крайней мере, сейчас… По крайней мере, сейчас из этого может выйти и что-нибудь хорошее.

София поскребла лоб.

– Знаешь, Картер, сейчас меня не тянет рассуждать логически. В основном тянет убить.

– А конец всего этого тебя не устроит? – спросил он. – Это все, что я сейчас могу предложить.

– Почему для тебя ничего не изменилось от того, что я рассказала? – в ее голос снова прокралась просительная нотка. – Почему ты не можешь быть таким эгоистом, как все мы?

Этта жива.

Джулиан в безопасности.

Ли Минь ушла.

Этого хватило бы, чтобы стронуть с места земную ось, перевернуть его с ног на голову. Но… ничего не изменилось.

Хорошо, что Этта не знает про кольцо, про сделку и про его выбор. Она бы пилила его на каждом шагу, а он не мог позволить себе риск сойти с дороги – не тогда, когда был так близок к тому, чтобы закончить дело.

Но груз осознания, что он снова намеренно держит ее в неведении, казалось, вот-вот раздавит его грудную клетку. За каждый вдох приходилось бороться.

– Я… – он попытался дать название бесшумной буре, свирепствующей в душе, но едва нащупал понимание, что это, как оно вновь ускользнуло, оставив после себя только смертельную усталость.

Обреченность.

Он чувствовал, что набирает воду, медленно приближается к неизбежному концу. Образ Этты – дышащей, борющейся – наполнил темный небосвод его мыслей россыпью звезд. Откинувшись на спину и закрыв глаза, он мог бы вообразить себя на палубе того корабля, снова увидеть те звезды, скатывающиеся с небосклона в блеске последней вспышки чистейшего света. Те звезды были выжжены в его памяти, как и сама Этта.

Что бы ни случилось следующей ночью, Этта по-прежнему свободно распоряжалась своей жизнью. Он испытывал невыразимую благодарность, хотя и хорошо знал страх, поселяющийся в сердце, беззащитно открытом всему миру. Она продолжит идти без него, рассеивая тьму на своем пути. Если он не может вернуть ей ее будущее, то хотя бы сделает ее жизнь безопасной, лишенной кровной мести и вражды их семей. Он разорвет этот бесконечный круг, смоет кровь.

Но, Боже, какой же он трус – Николас поймал себя на том, что цепляется за призрачную надежду, что София права и Этта отказалась от своих намерений. Умирать оказалось тяжелее, чем он думал, и безумно унизительно. Он не хотел, чтобы она видела его таким, как не хотел, чтобы она оказалась между двух огней, если дойдет до драки.

Он не думал, что сможет вынести окончательное расставание.

Единственным, на чем держалась власть, которой обладали над ними путешествия во времени, было сожаление. Если бы он мог просто вернуться на несколько недель назад, заново перебрать дни и снова оказаться в лавке Белладонны, он, конечно же, убежал бы оттуда. Однако суждение «задним умом» дало ему нечто неоспоримо драгоценное: способность видеть насквозь. Софию, самого себя и их горький и прекрасный мир. Все, чего он когда-либо хотел, – это путешествовать, дойти до самого горизонта, и он дошел, разве нет? За последние недели он ушел дальше, чем мог себе представить.

– Если придется действовать быстро, и завтра времени не останется, – сказал он Софии, – хотел бы признаться: я горжусь тем, что сражался бок о бок с тобой. Больше никогда я не позволю себе указывать тебе, как жить, но как друг скажу: нет боли острее, чем невысказанные слова и не оконченное дело…

Она метнулась вперед, зажимая ему рот рукой. Николас начал было возмущенно вырываться, но в следующее мгновение услышал и сам. Шаги. Короткий стук в дверь.

– Эй, ты там нормально, Картер?

Люди Айронвуда нисколько с ним не церемонились, только охраняли, наблюдали и оценивали. Он видел, какие взгляды летали над столом, когда Сайрус провозгласил его своим наследником на недавнем – и дай бог, последнем – семейном совете.

– В порядке! – крикнул Николас в ответ. – Читаю… молитвы.

– Дело твое, – проворчал стражник – Оуэн. – Только потише, ладно? Если разбудишь его, нам всем крышка.

Что верно, то верно.

Николас подождал, пока шаги затихнут, затем обернулся к Софии, но та уже стояла у окна, отпирая его. В висок ударили ветер и ливень.

Ах да, чертово дерево.

– Ты ж себе шею свернешь, – буркнул он, пытаясь встать. – Подожди хотя бы, пока дождь утихнет. Предпочел бы не объяснять поутру, откуда под окном взялось твое переломанное тело.

Губы Софии еле заметно изогнулись.

– Насмешил.

Она села на подоконник, перекинув сперва одну ногу, затем вторую, обежала взглядом трясущиеся ветви дерева и реки ливня, омывающие улицу под ним.

– Она еще может вернуться, – сказал он ей, подходя и становясь рядом.

Лицо Софии, в последний раз обернувшейся к нему, скрывал туман бури.

– Нет, не может.

Храм Пресвятой девы Канделарии был величественной папистской – католической – церковью со всеми украшениями, положенными барочной архитектуре. Две башни горделиво несли караул по бокам недостроенного купола, темный гранит тонко оттенял беленый купол. Внутреннее убранство, однако, оказалось неоклассическим: колонны, статуи ангелов и святых, Дева Мария, идеально вписывающаяся в размер и оформление храма.

По крайней мере, она была благословенно далеко от, увы, процветающего невольничьего рынка на улице Валонгу и ее «нагульных домов», где ослабевший и отощавший «товар» откармливали, чтобы продать подороже; и от самого порта, выстроенного руками предыдущей партии рабов, чтобы сгружать последующие. Разумеется, это не помешало Айронвуду, тактичному и чувствительному, как дьявол, пройти со своей свитой из двенадцати человек прямо через рынок.

– Что с тобой? – полюбопытствовал Сайрус.

Вот так чудо: старик все-таки отказался от своей идеи фикс. Последние пять дней если он не говорил об астролябии, значит, думал о ней, а если не думал, то лишь потому, что спал и видел ее во сне. «Астролябия» была его первым словом утром и последним «аминь» вечерней молитвы. Разговоры с Айронвудом всегда были мукой, но в последнее время они стали настолько утомительно однообразными, что Николас поймал себя на том, что тоскует по мерзким угрозам и проклятиям старика.

Николас оторвал взгляд от церкви.

– Ничего. Что, уже и красотой нельзя полюбоваться?

Айронвуд фыркнул.

– Врать не умел никогда. Потому-то я и знаю, что могу тебе доверять. Как рука? Снова в боевой форме, как я посмотрю. Хорошо, хорошо.

Опасаясь показаться обузой, неспособным защитить старика от возможных врагов, Николас снял перевязь и засунул бессильно свисавшую руку в карман сюртука.

– Это…

– Чудесно, согласен, – почти пропел ликующим голосом Айронвуд. Николаса передернуло, когда тяжелая рука опустилась ему на плечо. Ее вес показался ему целой горой, так быстро затряслись под ним колени.

Оуэн – невысокий, коренастый охранник – вышел из церкви, подавая знак, что путь к проходу в Японию чист.

– Последний шаг, – объявил старик, увлекая их обоих вперед. – Последний вечер. Представь ее лицо; будущее, которое ты хочешь создать, уже почти у тебя в руках.

Оуэн придержал им дверь, дав Николасу возможность просочиться внутрь, не подключая обездвиженную руку. И, хотел ли Николас того или нет, он действительно увидел Этту. В мерцании свечей, в гладких, светлых линиях сводов, в том, как необычно луч света выхватывал витраж за алтарем, наполняя мир красками.

Гимн в ее честь. Реквием по будущему, на которое он больше не имел права.

– Да, – наконец выговорил он. – Конец уже близко.

Гора Курама

1891