Текст книги "Идеальный парень"

Он уселся на свое место, опустив руку на подлокотник кресла и подперев пальцами щеку, и стал внимательно рассматривать Лео из Биллекрея своими зелено-голубыми глазами.

– О чем ты думал, – начал он с едва уловимым провинциальным говором, благодаря которому ему удавалось произвести впечатление умудренного жизнью, но вместе с тем искреннего человека, – пока пел эту песню?

Лео смущенно сморщил лоб под своей челкой и пробормотал что-то мимо микрофона.

– Не спеши, сынок, – сказал ему Джон Флеминг.

Камера быстро показала других судей: все они сидели с напряженными и невероятно серьезными лицами.

– Об отце… – выдавил из себя Лео, – …он умер. В прошлом году. У нас с ним было много разногласий. Но музыка всегда сближала нас.

Затем последовала идеальная телевизуальная пауза. Джон Флеминг наклонился вперед.

– Ты чудесно выступил. Я вижу, как много значит для тебя эта песня, сколько души ты вложил в ее исполнение. Я уверен, что отец гордился бы тобой.

Что.

За.

Хрень.

Ладно, мне правда было жаль этого Лео из Биллекрея – очевидно же, что он сильно переживает утрату, несмотря на дерьмовые отношения с покойным отцом. Но это никак не отменяло того, что мой, покинувший меня отец ведет душеспасительные беседы о ценности семейных уз с каким-то придурком из Эссекса на национальном телевидении, пока я смотрю на все это, сидя на диване в доме моего фиктивного парня.

Оливер посмотрел на меня:

– С тобой все хорошо?

– Ага, да зашибись, как же может быть иначе?

– Слушай, я ничего не хочу сказать, но если тебе вдруг станет не по себе, и ты, ну не знаю, захочешь это обсудить, обращайся, я всегда к твоим услугам.

На экране телевизора Лео из Биллекрея отчаянно кривил рот, чтобы не расплакаться, и это придавало ему мужественный и благородный вид, который наверняка помог парню завоевать сердца зрителей. Между тем Джон Флеминг продолжил разоряться на тему того, как ему хотелось заполучить Лео в свою команду.

– Это известно немногим, – сказал он, – но я никогда не знал своего отца. Он погиб на Западном фронте еще до моего рождения, и я всегда сожалел о том, что его не было в моей жизни.

Нет. Это известно не немногим. Я не знал об этом. И теперь Лео из Биллекрея, а также Саймон из группы Blue и еще черт знает сколько миллионов зрителей, смотревших шоу в прямом эфире, оказались ближе моему отцу, чем я. Мне все сложнее было сдерживать свое злорадство из-за того, что этот ублюдок болен раком.

Как бы там ни было, но Лео из Биллекрея выбрал своим наставником Джона Флеминга. Я уже хотел положить конец моим страданиям и прервать просмотр, но, как ни странно, мне показалось, что таким образом я позволю отцу победить. Я даже точно не знал, каково это – ощущать, что он победил, но был полон решимости не допустить этого. Поэтому тупо уставился в экран, на котором вновь закрутилась карусель талантов.

Кажется, у меня разболелась голова. Оливер, Джон Флеминг, Лео из Биллекрея, угроза увольнения – все это уже было чересчур для моего мозга. И чем старательнее я пытался разобраться хотя бы с одной из проблем, тем быстрее крутились все эти мысли, словно глина на гончарном круге у неумелого гончара. Поэтому я просто закрыл глаза и сказал себе, что, когда снова их открою, все происходящее уже не будет казаться мне такой бессмыслицей.

Глава 14

– Люсьен?

Я открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо Оливера.

– Вчемдело?

– Я думал, ты уснул.

– Не уснул. – Я резко встал, и мы с Оливером едва не столкнулись лбами. Я ни за что не позволю ему думать, будто я из тех людей, кто привык засыпать за просмотром телевизора. – Сколько сейчас времени?

– Начало одиннадцатого.

– Правда? Вот дерьмо. Что же ты раньше меня не разбудил? То есть не разбудил, а не напомнил мне об этом.

– Извини. – Он осторожно откинул с моего лба прилипшую прядь волос. – У тебя был тяжелый день, я не хотел тебя тревожить.

Я огляделся – в гостиной все было прибрано, значит, Оливер закончил свою работу, и, возможно, уже достаточно давно. Блин.

– Просто не верится: я завалился к тебе домой как снег на голову, настоял, чтобы мы продолжили наши фиктивные отношения, потом жаловался, что у моего отца рак, долго спорил о том, как нам все организовать, заставил тебя смотреть реалити-шоу, а потом и вовсе уснул!

– А еще ты бросил в меня ягодой голубики.

– Тебе следовало бы отшить меня.

– Я уже пытался. Но не вышло.

– Я серьезно. Если хочешь порвать со мной, на этот раз я не стану возражать.

Оливер пристально посмотрел мне в глаза.

– Но я не хочу этого.

Чувство облегчения охватило меня и стало буквально распирать изнутри, как несварение желудка.

– Да что ты вообще за человек такой?

– Я думал, мы уже подыскали исчерпывающие определения. Я нудный, напыщенный, скучный и безнадежный. Никто больше не желает иметь со мной дела.

– Но ты готовишь потрясающие французские тосты.

– Да, – выражение его лица стало печальным, и в этом было особое очарование, – и мне уже начинает казаться, что это единственная причина, по которой мои предыдущие отношения не заканчивались, едва начавшись.

Сам не знаю почему, но я вдруг вспомнил, что мне нельзя целовать его.

– Ты еще можешь успеть на метро, пока его не закрыли, – продолжил он, – или, если хочешь, я вызову такси.

– Все в порядке. Если что, я сам вызову «Убер».

– Лучше бы ты этого не делал. Их бизнес-модель крайне неэтична.

Я удивленно уставился на него.

– Кажется, ты только что ясно дал мне понять, почему никто не желает с тобой встречаться.

– Потому что я не пользуюсь «Убером»? Довольно необычное объяснение.

– Потому что у тебя по любому поводу есть свое особое мнение.

– Разве то же самое нельзя сказать о большинстве остальных людей?

По крайней мере мне больше не хотелось поцеловать его.

– Я имею в виду не суждения вроде: «Мне нравится сыр» или: «Я считаю, что Джон Леннон был сильно переоценен», а вот такие высказывания, как: «Тебе не стоит пользоваться «Убером» из-за отношения к сотрудникам» или: «Ты не должен есть мясо, потому что это наносит вред окружающей среде». Из-за таких суждений люди начинают чувствовать себя виноватыми.

Оливер удивлено моргнул.

– Я не хочу ни у кого вызывать чувство вины и никому не навязываю свой выбор…

– Оливер, ты только что посоветовал мне не пользоваться «Убером»…

– Вообще-то, я сказал, что лучше бы ты не вызывал «Убер». Но ты все равно можешь это сделать, если хочешь…

– Ага… – в этот момент мы снова приблизились друг к другу, я почувствовал исходившее от его тела тепло, увидел, как двигались его губы, пока он спорил со мной, – только ты будешь презирать меня, если я все-таки сделаю это.

– Нет, не буду. Я понимаю, что у тебя другие приоритеты.

– Но твои приоритеты – самые правильные.

Он нахмурил лоб.

– Кажется, тебе удалось сбить меня с толку. Я не понимаю, из-за чего ты споришь со мной?

– Ладно. – Я вздохнул, пытаясь успокоиться. – Попробую объяснить. Большинство людей понимает, что капитализм – это эксплуатация, а изменения климата представляют собой серьезную проблему, и что мы своим поведением можем так или иначе поддерживать то, что нехорошо и несправедливо по своей природе. В этом ты не одинок. Но многие из нас предпочитают пользоваться довольно сомнительной стратегией – просто не задумываться об этом, ведь так проще жить. Когда же нам об этом напоминают, мы испытываем грусть, а грустить мы не любим и поэтому злимся.

– Ох, – вздохнул он с удрученным видом. – Теперь я понимаю, какой неприглядной кажется тебе моя позиция.

– Но есть в этом и нечто восхитительное, – с неохотой признал я. – Из-за чего твое поведение раздражает еще больше.

– Ты уж извини меня за столь избирательный подход, но… я не ослышался – ты только что назвал меня восхитительным?

– Тебе, наверное, показалось. А сейчас я, как бы иронично это ни звучало, все-таки вызову «Убер», потому что на метро уже не успеваю и у меня нет налички чтобы поехать на такси.

Он откашлялся.

– Если хочешь, ты мог бы остаться у меня на ночь.

– Ух ты! Не ожидал, что ты готов зайти так далеко в своем стремлении не поддерживать бизнес-модель «Убера».

– Нет, я просто подумал, что так будет… что это, – он застенчиво пожал плечами, – для большего правдоподобия.

– Думаешь, кто-нибудь обратит внимание на то, где я сплю? Или ты считаешь, что за нами следит ФБР?

– Мне кажется, что за пределами Соединенных Штатов наблюдение скорее будет вести ЦРУ. Но вообще-то я думал о папарацци.

Он был прав. Все эти годы меня часто фотографировали, когда я по утрам выходил из разных домов от разных людей.

– И ты меня совсем не стеснишь, – смущенно добавил он. – У меня есть лишняя зубная щетка, и я могу поспать на диване.

– Я не допущу, чтобы ты спал на диване в своем собственном доме.

– А я не допущу, чтобы на диване ночевал мой гость.

Повисла долгая пауза.

– Что ж, – заметил я, – если мы оба не можем спать на диване, то я либо поеду домой, либо…

Оливер теребил рукав своего джемпера.

– Думаю, мы оба уже достаточно взрослые, чтобы провести ночь на одной кровати без происшествий.

– Слушай, я понимаю, что, когда мы вышли из ресторана, я немного переборщил. Обычно я не набрасываюсь на людей без приглашения. Так что обещаю, никаких происшествий не будет.

– Тогда, думаю, нам пора подняться наверх – уже поздно.

Итак, я согласился провести ночь с Оливером. То есть не с Оливером. Скорее в непосредственной близости от него.

Только вот в тот момент, как бы ни старался убедить себя в обратном, я не видел особенной разницы между этими двумя понятиями.

Когда я увидел, что Оливер спит в темно-синей клетчатой пижаме, меня это даже не удивило. И, разумеется, постель была застелена по-взрослому – это вам не просто всунуть одеяло в пододеяльник и кое-как кинуть его на матрас.

– Что ты так внимательно рассматриваешь? – спросил он.

– Я думал, такие пижамы перестали покупать году так в 1957-м. Ты сейчас напоминаешь медвежонка Руперта[31]31
  Популярный в Великобритании герой детских комиксов и мультфильмов.


[Закрыть].

– Не помню, чтобы медвежонок Руперт носил нечто подобное.

– Нет. Но если бы ему попалась эта пижама, он бы ее точно надел.

– По-моему, ты заблуждаешься.

Я принял позу, которая, как мне казалось, придавала сходство с истинным юристом:

– Ваша честь. Достопочтенный обвинитель заблуждается.

– Мне кажется, – похоже, Оливер воспринял мои слова слишком уж серьезно, – если только ты не провел тщательной экспертизы в этой области, твои рассуждения о том, что мог бы носить медвежонок Руперт, суд вряд ли принял бы к рассмотрению, если бы даже такой судебный процесс вообще имел место быть.

– Ваша честь. Этот достопочтенный джентльмен обижает меня.

Оливер стал с капризным видом кусать губы.

– Но ведь это ты сказал, что я похож на медвежонка Руперта.

– А что тут обидного? Медвежонок Руперт – милый.

– Да, но он – мультяшный медведь, поэтому я не уверен, что твои слова можно расценивать как комплимент. И кстати, у меня есть еще запасные пижамы, могу одолжить тебе.

– Что? Ну уж нет! Я не маленький ребенок из диснеевского фильма.

– Значит, ты будешь спать полностью одетым или совсем голым?

– Я… я об этом не подумал. – На мгновение я полностью растерялся. – Послушай, у тебя есть лишняя футболка или что-нибудь в этом роде?

Он принялся копаться в ящике комода и извлек оттуда идеально выглаженную простую серую футболку. Я с большим трудом воздержался от дальнейших комментариев и ушел в ванную переодеваться. Обычно я намного больше внимания уделяю тому, какое белье увидит на мне мой новый парень, не в последнюю очередь из-за того, что мои фото в нем могли попасть в газеты. Одним из немногих плюсов периода моего саморазрушительного загула стала огромная коллекция сексуальных трусов. Под «сексуальными» я имею в виду, что в них мой член казался больше, а попа – дерзко торчала, но там не было никаких разрезов в паху, и эти трусы не были съедобными. Однако в тот день на мне были мои самые удобные плотно облегающие боксеры, ведь я не предполагал, что кто-то может их увидеть.

Они были бледно-голубые с крошечными белыми ежиками. От футболки Оливера пахло кондиционером для белья и добропорядочностью, и она оказалась такой длинной, что полностью скрывала дизайн трусов. Меня это устраивало, потому что миссис Туфф[32]32
  Ежиха, персонаж детской сказки английской писательницы и художницы Беатрис Поттер.


[Закрыть] – нет, это не прозвище моего члена, так я называю принт с ежиками – свела бы на нет все мои шансы.

Когда я вышел из ванной, Оливер уже был в постели. Он сидел, прислонившись спиной к изголовью кровати и уткнувшись носом в «Тысячу сияющих солнц»[33]33
  «Тысяча сияющих солнц» – роман Халеда Хоссейни.


[Закрыть]. Я быстро шмыгнул под одеяло и завозился там, стараясь сесть поближе к нему, но не настолько близко, чтобы вызвать у него нехорошие подозрения.

– Я чувствую себя как персонаж дурацкого юмористического шоу, – сказал я.

Оливер перевернул страницу.

– Ты, наверное, просто неправильно носишь пижаму? – спросил он, даже не поднимая глаз.

– Что?

– Да, попробуй надеть только штаны и опустить их низко на бедрах, так чтобы виден был твой идеальный пресс.

– Может, как-нибудь в следующий раз?

Я на минуту задумался.

– Ты хочешь сказать, что у тебя идеальный пресс?

– Мне кажется, тебя это совершенно не касается.

– А если кто-нибудь спросит? Я должен знать, для большего правдоподобия.

Уголки его губ слегка дрогнули.

– Можешь ответить, что ты джентльмен, и к тому же мы еще так далеко не заходили.

– Ты, – сказал я со сдавленным вздохом, – просто ужасный фиктивный парень!

– Я просто пытаюсь накалить фиктивные страсти.

– Надеюсь, что это того стоит.

– Можешь не сомневаться.

Я не ожидал такого ответа и не знал, что сказать. Поэтому просто молча сидел на кровати и обдумывал, что имел в виду Оливер под «можешь не сомневаться».

– Интересная книга? – спросил я, пытаясь отвлечься от размышлений.

– Более-менее, – ответил Оливер и бросил на меня быстрый взгляд. – Ты слишком разговорчивый.

– А ты… наоборот.

– Уже поздно. Я немного почитаю, а потом лягу спать.

– Еще одна причина, по которой парни с тобой не задерживались.

– Люсьен, ради бога, – бросил он, – мы договорились, что постараемся быть полезными друг другу. Завтра утром мне на работу, а сейчас ты лежишь у меня в постели в обтягивающих трусах с ежиками. Я делаю все возможное, чтобы сохранить хоть какое-то ощущение нормальной жизни.

– Если тебя это так расстраивает, я могу уйти вместе с моими облегающими трусами.

Он положил книгу на прикроватную тумбочку и начал массировать виски. Я уже не раз замечал у него этот жест.

– Прости. Я не хочу, чтобы ты уходил. Давай попробуем уснуть?

– Ну… хорошо.

Он тут же выключил свет, а я постарался улечься так, чтобы не нарушить его личного пространства и не задеть его чувства приличия. Матрас у него был жестче моего, но намного удобнее и, возможно, гораздо чище. Я почувствовал запах, исходивший от простыней, – свежий и теплый, так пахнет только что испеченный хлеб, и почти ощущал тело Оливера, лежащее рядом со мной. Это одновременно успокаивало и раздражало меня. Черт с ним.

Минуты медленно перетекали в часы. Я старался быть хорошим соседом по кровати, но, как назло, все тело у меня начало чесаться и покалывать, к тому же я страшно боялся пукнуть. Дыхание Оливера было достаточно ровным, и я начал прислушиваться к своему, мне казалось, что я дышу шумно, как Дарт Вейдер. И тут в моей голове обосновалась ужасная мысль, от которой я никак не мог избавиться.

– Оливер, – прошептал я. – У моего отца рак.

Я уже был готов к тому, что он скажет, чтобы я заткнулся и не мешал ему спать или просто выгонит из кровати, но вместо этого он повернулся ко мне.

– Могу себе представить – как тяжело свыкнуться с такой мыслью.

– Я не хочу с этим свыкаться. Я вообще не хотел с ним знакомиться лично. Но раз уж это случилось, мне кажется ужасно несправедливым, что я узнал его как человека, больного раком. – Я всхлипнул в темноте. – Он самоустранился из нашей жизни и не захотел быть мне отцом, почему он теперь думает, что я приму его только из-за этого дерьма?

– Возможно, ему страшно.

– Да, только когда страшно было мне, его не было рядом.

– Нет, он действительно плохой отец, и ты вправе наказать его за это, если хочешь. Но ты думаешь, от этого будет какая-то польза?

– Польза кому?

– Кому угодно, но прежде всего я подумал о тебе. – Под надежным покровом одеяла его пальцы погладили мою руку. – Наверное, тебе было тяжело жить, когда он бросил вас. Но я не уверен, что твоя жизнь станет легче после того, как ты бросишь его.

Я долго молчал.

– Ты считаешь, я должен с ним встретиться?

– Решать тебе, и я поддержу любое твое решение, но мне кажется, что стоит.

Я жалобно всхлипнул.

– В конце концов, – продолжал он, – если тебе станет совсем тяжко… ты можешь уйти в любую минуту.

– Понимаешь… это будет очень тяжело и очень болезненно.

– Как и многое в нашей жизни. Но нам все равно необходимо это делать.

Я чувствовал себя настолько подавленным, что даже не попытался пошутить насчет чего-то «тяжелого, болезненного, но необходимого».

– А ты, – спросил я, – составишь мне компанию? Если я соберусь?

– Разумеется.

– Ну ты понимаешь, для…

– Правдоподобия, – закончил он.

Оливер по-прежнему держал меня за руку. И я не предпринял попытки высвободить ее.

Глава 15

– Скажи-ка мне, Алекс, – сказал я, – как перевезти четырех слонов в «Мини-Купере»?

Для такого вопроса он задумался слишком уж надолго.

– Вообще-то слоны очень большие, поэтому даже один слон не влезет в «Мини-Купер». Но если это будут маленькие слоны, к примеру слонята, то тогда двух нужно посадить на переднее сиденье, а двух – на заднее?

– Мм… д-да. Верно.

– Хорошо. И это весь анекдот?

– Не совсем. А теперь скажи, как перевезти в «Мини-Купере» четырех жирафов?

– Жирафы тоже большие, но предположим, что и они маленькие. Тогда двоих мы… нет, подожди. Ну конечно! Сначала нужно вытащить из машины слонов, если предположить, что речь идет об одном и том же «Мини-Купере».

От такого ответа моя вселенная буквально взорвалась на части.

– Ладно, и последний вопрос.

– Вот чудесно! Этот анекдот кажется мне более осмысленным, чем те, которые ты обычно рассказываешь.

– Приятно слышать. Ну так вот. Последний вопрос. Возьмем тот же «Мини-Купер», но теперь задача у нас – два кита?

Еще одна пауза.

– Что? Как добраться до города Кита? Боже. Я плохо разбираюсь в таких вещах, но мне кажется, что надо ехать по трассе М40, а потом – М6. Но давай спросим у Риза?

Я уже собирался сказать что-то вроде: «О да, это смешно», подразумевая, конечно: «Я не въехал, о чем вообще речь», когда Алекс театрально сложил руки в рупор у рта и крикнул:

– Риз, можно тебя на секундочку?

Голова Риза Джонса Боуэна показалась из-за двери его закутка, который мы между собой называли «отделом пропаганды».

– Чем вам помочь, ребята?

– Ты, случайно, не знаешь, как доехать до Кита на «Мини-Купере»?

– Не совсем понимаю, почему для вас так важен именно «Мини-Купер». – Вид у Риза Джонса Боуэна был еще более растерянный, чем обычно, но он, как всегда, постарался помочь: – Значит, так, сначала вы едете по трассе А4 в сторону шоссе М4, потом – по шоссе М40, М6 и А9 в сторону трассы А90, оттуда сворачиваете на А96, и вы уже на месте.

– Спасибо? – неуверенно поблагодарил его я.

– Ты хочешь поехать в провинцию, Люк? Там бывает красиво.

– Ээ, нет. Я пытался рассказать Алексу анекдот.

Лицо Риза Джонса Боуэна удивленно вытянулось.

– Не понимаю, что такого смешного в поездках в провинцию? Уж от кого-кого, Люк, а от тебя я не ожидал такого снобизма.

– Да нет же, просто получился неожиданный каламбур. Это такая серия шуток про перевозку огромных животных в маленькой машинке. А последним в списке был кит.

– Но тебе же только что объяснили: чтобы добраться до Кита, нужно ехать по трассе А4 и далее, – жалобным тоном сказал Алекс.

– И не забывай о направлении на север, – добавил Риз Джонс Боуэн.

Я поднял руки, показывая, что сдаюсь.

– Ну все, все, я понял. Спасибо вам обоим за информацию. Кстати, Риз, я не собирался дурно отзываться о маленьких провинциальных городах. Ты ведь тоже из такого родом?

– Все в порядке, Люк. Я понимаю. – Он ободряюще кивнул. – К слову, если ты как-нибудь соберешься в Уэльс, у одного моего друга есть чудесный домик неподалеку от Пуллхели. Он может сдать его тебе по знакомству всего за триста фунтов в неделю.

Алекс радостно воскликнул:

– Не хочешь съездить туда с твоим новым парнем?

– Ага, если ты еще не забыл, то идея с новым парнем, которую, черт возьми, ты сам же мне и предложил, заключалась в том, чтобы все узнали: я встречаюсь с приличным человеком. Но я уверен, что даже самые прозорливые папарацци вряд ли отправятся в валлийскую глушь на случай, если я вдруг захочу провести там выходные.

– Ох. Ну что ж. Мы можем сделать так, как обычно поступают в Вестминстере.

– Это как? Химичить с возмещением личных расходов? – предположил я. – Или ты предлагаешь послать фотки моего пениса журналистам, притворяющимся девушками-подростками?

– Ой, Люк, я думаю, что оба эти примера были вырваны из контекста нечистыми на руку представителями прессы.

– Тогда о чем же ты говоришь?

– Ты должен организовать утечку информации. В следующий раз, когда будешь обедать с финансовым директором крупной международной новостной организации, невзначай обмолвись о том, что планируешь поехать в Уэльс.

Я тихо вздохнул.

– Неужели нам опять придется рассуждать на тему, с кем обычно обедают среднестатистические представители человеческого вида?

– Что ж, джентльмены, – объявил Риз Джонс Боуэн, резонно сделав вывод, что ему нечего особенно добавить к текущей дискуссии, – мне кажется, что я уже оказал вам посильную помощь. А теперь позвольте удалиться – мне нужно обновить мою страничку на Майспейс.

С этими словами он засеменил прочь, но его вмешательство позволило перевести наш с Алексом разговор в более вменяемое русло.

– Видишь ли, Алекс, я с самого начала не был уверен, что наш план сработает. А теперь готов во всеуслышание заявить, что не знаю, почему вообще согласился на все это.

Он медленно и ошарашенно моргнул.

– Как это не сработает?

– Да, на прошлой неделе мне удалось избежать очередного разноса в прессе, но я пытался обратиться к спонсорам, которые отказались от нас, и ни один из них не ответил. Так что они либо ничего не заметили, либо им просто наплевать.

– Я уверен, что им не наплевать, старина. Иначе бы они не пытались избавиться от тебя, как от проворовавшегося лакея. Тебе нужно привлечь их внимание.

– Единственный известный мне способ привлечения внимания, боюсь, еще больше все испортит.

Алекс открыл было рот, но я перебил его:

– И если ты сейчас скажешь, что все просто и достаточно только обручиться с герцогиней Кенсингтонской, то я воткну эту ручку тебе прямо в нос.

– Не говори глупостей. Я никогда бы так не сказал. Да и нет никакой герцогини Кенсингтонской.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. – Хотя, возможно, я ошибался и он ничего не понимал. – Ты знаешь кучу людей из светского общества, которые без труда обеспечат тебе публикации в Hello! или в Tatler, или в Horse & Hound, или в других подобных изданиях. Я же могу попасть разве что в Daily Mail да и то, если отсосу кому-нибудь у пожарного выхода.

– Вообще-то, я как раз хотел тебе предложить сходить со мной в клуб. За Миффи всегда таскаются разные мужчины с фотоаппаратами. То есть, – он поморщил нос, – обычно это журналисты, но в феврале произошел тот нелепый случай с похищением…

– Извини, ты хочешь сказать, что твою девушку похитили?

– Глупая история. Они думали, что ее отец – герцог Аргайлский, хотя на самом деле он граф Кумбкамденский. Мы тогда так смеялись.

Я решил не выяснять подробностей.

– Значит, ты думаешь, что если я пойду туда с тобой, то меня либо сфотографируют для журнала с лучшей репутацией, либо похитят международные террористы?

– В последнем случае о тебе тоже все напишут. Так что, как говорят нынешние подростки, – дело верняк.

Ради сохранения рассудка я решил, что сейчас не время объяснять Алексу все тонкости употребления сленга.

– Я спрошу у Оливера, свободен ли он, – сказал я и быстро убрался в свой кабинет, задержавшись ненадолго у кофемашины.

После воскресенья мы с Оливером время от времени обменивались фиктивными любовными посланиями, которые довольно быстро стали почти неотличимы от настоящих. Телефон всегда был под рукой, и мое восприятие времени теперь зависело от распорядка дня Оливера. Первое сообщение он всегда присылал мне рано утром, обычно с извинениями, что без дикпиков. Затем молчал до ланча, так как все это время занимался важными юридическими делами, а иногда продолжал работать и во время ланча, тогда я в течение всего дня не получал от него весточек. Ближе к вечеру он писал до и после посещения тренажерного зала, старательно игнорируя мои просьбы прислать свежие фотки его пресса. А когда он уже ложился спать, я забрасывал его назойливыми вопросами о книгах, которые он читал (с сюжетами этих книг я, как правило, знакомился в «Википедии»). В общем, все это длинное вступление служит только для того, чтобы сказать, как сильно я удивился, когда в 11:30 он неожиданно позвонил мне.

– Ты ошибся номером или кто-то умер? – спросил я.

– Ни то и ни другое. У меня было безумное утро, и я подумал, что будет немного подозрительно, если после такого я не позвоню человеку, с которым вроде бы как встречаюсь.

– То есть ты хочешь сказать, что твои коллеги заметят, как ты звонишь мне, но не обратят внимания на слова «вроде бы как встречаюсь»?

– Ты прав. – На минуту он замолчал. – Наверное, мне просто нужно было с кем-то поговорить.

– И ты выбрал меня?

– Я подумал, что если дам тебе повод посмеяться надо мной, мне самому станет легче.

– Странный ты человек, Оливер Блэквуд. Но если хочешь, чтобы над тобой посмеялись, я тебя не подведу. Что стряслось?

– Иногда люди только вредят себе.

– Так, если ты будешь продолжать в том же духе, боюсь, у нас ничего не выйдет.

Судя по всему, он пытался успокоиться и отдышаться.

– Ты, наверное, знаешь, что обвиняемые порой меняют свои показания, и нередко это происходит прямо во время судебных заседаний. Сегодня моего клиента спросили, почему на первых допросах по делу об ограблении он утверждал, что у него был сообщник. Которого я буду называть, скажем, Барри.

Пока Оливер рассказывал эту историю, интонации его голоса словно говорили: «Я изо всех сил стараюсь, чтобы даже мелкие воришки имели право на справедливый суд». Это вызвало у меня смешок намного раньше, чем следовало.

– Над чем ты смеешься?

– Над тобой. Мы ведь, кажется, договорились.

– Но, – возмутился он, – я пока не сказал ничего смешного.

– Это тебе только кажется. Продолжай.

– Ты меня смущаешь.

– Извини. Я просто рад тебя слышать.

– А. – Последовала долгая пауза. Затем Оливер откашлялся. – Ну так вот, моего клиента спросили, почему он прежде говорил, что был с Барри, а теперь утверждает, что пошел на преступление один. И мой клиент сказал, что он был сбит с толку. Когда прокурор спросил его, из-за чего это произошло, мой клиент объяснил, что был сбит с толку, потому что, я сейчас процитирую его: «Их с Барри постоянно арестовывали вместе».

– Ты не высказал возражений?

– Мы уже обсуждали это. И потом, даже если бы такая возможность была в британской судебной системе, что бы я сказал? Возражаю, но мой клиент – идиот?

– Ну ладно. Значит, ты просто начал тереть виски с грустным и разочарованным видом?

– Не помню, чтобы я делал нечто подобное, хотя и не могу поручиться, что такого никогда не было.

– И что же было дальше?

– Я проиграл. Хотя я тешу себя мыслью, что сделал все возможное, пытаясь спасти эту безвыходную ситуацию, даже охарактеризовал моего клиента как человека, сейчас будет еще одна цитата: «настолько честного, что он сообщил о своих предыдущих арестах, которые, впрочем, не являются доказательством его вины по нынешнему делу».

В этот момент я не удержался и рассмеялся:

– Твоей добросовестности можно позавидовать.

– Я рад, что хотя бы тебя смог развеселить. Значит, одному человеку сегодня я все-таки сделал что-то хорошее.

– Перестань. Ты ни в чем не виноват. Ты защищал этого парня всеми силами.

– Да, но когда мы проигрываем, мы предпочитаем делать это с честью, а не с позором.

– Знаешь, ты вызывал у меня сочувствие ровно до той минуты, пока не стал называть себя «мы».

Он тихо хихикнул.

– Мы очень сожалеем.

– Я надеюсь. Все-таки речь идет не о долбаной королеве.

– Не хочешь встретиться и выпить со мной после работы? – предложил он. Даже не предложил, а едва ли не выпалил скороговоркой. – Я думаю, нам надо чаще бывать вместе на людях. В интересах нашего проекта.

– Проекта? Мы же с тобой сейчас не в одной из серий «Доктора Кто» находимся. Но если ты так радеешь за успех нашей операции «Канталупа», то самый большой придурок во всех ближних графствах приглашает нас в дорогой частный клуб.

– И часто ты получаешь такие приглашения по работе?

– Я бы не сказал, – признался я. – Но мой план обзавестись респектабельным парнем пока не особенно успешен, потому что никто из наших спонсоров не обратил на него внимания. А поэтому мой очень милый, очень пафосный и очень, очень глупый коллега пригласил меня и моего парня пойти с ним в клуб, чтобы подогреть небольшой интерес у прессы. Но нам вовсе не обязательно это делать. Если честно, то мне кажется, это не самая удачная идея.

– Мы должны пойти. – Я сразу узнал этот решительный тон. – Главная цель этой затеи – улучшить твой публичный имидж. Если мы начнем отказываться от возможностей сделать это, то получится, что я отлыниваю от своих обязанностей твоего фиктивного парня.

– Ты уверен? Думаю, у тебя будут и другие возможности сыграть роль моего парня на публике.

– Уверен. К тому же это нормально, когда ты знакомишь своего парня с коллегами.

– Ты еще пожалеешь об этом. Но что-то мы заболтались. Я потом напишу тебе все… Ты не порвешь наши фиктивные отношения, если я использую слово «детальки»?

– Немедленно и без колебаний.

Я нажал отбой, и несколько минут спустя сообщил новость Алексу, который очень обрадовался после того, как вспомнил о приглашении.

Далее в списке дел, которые я собирался уладить в рабочее время, был звонок отцу, хотя я не мог поверить в то, что даже просто подумал об этом. Я откладывал его с воскресенья, но этот зануда Оливер ничего не упускает из вида, и если он вдруг спросит меня, как все прошло, я не хочу признаваться ему, что попросту сдрейфил.

Разумеется, когда дошло до дела, я понял, что не знаю телефона Джона Флеминга. Одна из особенностей знаменитостей заключается в том, что с ними не так-то просто связаться. Возможно, быстрее и эффективнее всего было бы узнать номер его телефона у мамы, но я уж точно не тот, кто ищет легких путей. По правде говоря, хотелось найти такой способ связаться с отцом, бросившим меня в детстве, чтобы у меня было как можно меньше шансов пообщаться с ним на самом деле.