Текст книги "Дорога на Москву"

В Цюйфу мы с Сергеем отстали от делегации. Произошло это так.

Автобусы прибыли к храму Конфуция в точно назначенное время. В Китае, кстати, все мероприятия начинались и заканчивались в часы, указанные в программе.

По аллее, вымощенной брусчаткой, мы прошли к храму. Я с любопытством смотрел на старые туи, на колонны храма, обвитые спящими драконами, на толпу молодёжи, бурно приветствующую нас. Если бы не суровые стражи порядка, эта молодёжь вполне могла бы разодрать нашу одежду на сувениры. Во всяком случае, от жадных взглядов многочисленных чёрных глаз мне становилось не по себе. Особенно пылкими были девичьи взоры, а уж эти, знал я, не пощадят.

У храма состоялась короткая церемония возложения цветов. Руководитель делегации произнёс энергичную речь о значении великого Конфуция для Китая и всего человечества, приведя искажённое высказывание философа о том, что не надо делать людям то, чего ты сам не хочешь, чтобы другие сделали тебе.

Я почувствовал, как кто-то дёрнул меня за полу пиджака, и столкнулся со смеющимися глазами очаровательной особы.

– Хай! – пропела она.

– Хай-хай, – сказал я, решительно высвобождая пиджак из её цепких пальцев.

Делегацию пригласили в храм для осмотра. Я на секунду замешкался и оказался перед уже закрытой дверью.

– Там ничего интересного, – сказал мне Сергей, тоже не успевший проскочить в храм. – Пойдём к нашим автобусам. Заодно парк осмотрим.

Это было небезопасное мероприятие, но я, скрепя сердце, согласился. «Всё-таки здесь много полицейских, если что, отобьют», – подумал я.

Мы пошли через парк. Брусчатка под ногами была отшлифована миллионами подошв до зеркального блеска. Один из храмовых драконов подмигнул мне каменным глазом. «Нехороший знак», – подумал я.

Молодые люди с цитатниками в руках уже начали расходиться, но, завидев нас, повернули назад.

– Очень много девушек, – забеспокоился я.

– Да, по статистике в Китае женщин больше, чем мужчин, – кивнул Сергей.

Похоже, обилие молодых черноглазых красавиц его нисколько не волновало.

Огромные туи возносились высоко в небо. Самые старые из них были огорожены заборчиками и подмазаны целебным раствором. К старости здесь относились с подлинным уважением.

– Китай всегда шёл своим путём, – сказал я.

– Не только Китай, – оглянулся Сергей.

Я тоже посмотрел назад. Толпа, состоящая преимущественно из девушек, походила на грозовую тучу, приготовившуюся извергнуть громы и молнии.

К счастью, парк закончился, и мы вышли на площадь.

– Где автобусы? – забеспокоился Сергей. – Они должны были здесь стоять… Похоже, в храме два выхода. Они вышли с другой стороны, сели в автобусы и уехали. Ты знаешь, что у нас по программе дальше?

– Не знаю, – сказал я.

– За мной!

И мы рысью помчались назад, внося замешательство в ряды восточных красавиц. Вид бегущих белых мужчин производил на них столь сильное впечатление, что они застывали, как вкопанные. А когда приходили в себя, мы уже были далеко.

Возле храма не было никого, кроме охраны и двух служителей.

– Где русские? – тяжело дыша, рявкнул Сергей.

Служители испуганно попятились в тёмную глубину храма.

– Подожди, – сказал я, вытирая со лба пот, – у меня есть программа на китайском языке.

Мы по очереди осмотрели программу. Она была хорошо выполнена полиграфически, однако это нам не давало ровным счётом ничего.

– Как ты думаешь, каким пунктом здесь обозначено посещение храма Конфуция? – спросил Сергей.

– Первым или вторым, – сказал я. – А может, третьим.

Я поймал себя на мысли, что только сейчас понял истинный смысл выражения «китайская грамота». Ровные ряды иероглифов вызывали священный ужас. Да, Китай был планетой, на которой нечего делать пришельцам из других миров.

– Надо выходить из парка, – сказал Сергей.

Это предложение мне настолько понравилось, что я, не говоря ни слова, ринулся в боковую аллею, ведущую из парка. На улицах, пусть и запруженных китайцами, мне было как-то спокойнее.

– Рикша! – закричал Сергей, едва успевая за мной. – Давай возьмём рикшу!

Перед нами неспешно катил китаец на велосипеде, приспособленном для перевозки двух пассажиров.

Мы вскочили в коляску. Китаец испуганно оглянулся и изо всех сил нажал на педали. Коляска затряслась, однако скорость её передвижения осталась практически прежней.

– А куда нам ехать? – спросил я.

– Туда! – махнул Сергей. – Я вспомнил, нам нужно на могилу Конфуция. В программе это второй пункт.

Мы ехали по улочке, заполненной торговыми рядами, настолько медленно, что продавцы успевали не только совать в нос свой товар, но и хватать нас за руки. Мне это не понравилось.

– Вылезай, – сказал я. – Так мы до вечера не доедем. Пошли к полицейским.

Мы покинули рикшу и направились к машине с полицейскими. Трое из них сидели в машине, один стоял рядом с ней. Завидев нас, этот полицейский попытался забраться внутрь, но его не впустили.

Сергей схватил программу, поднёс к носу полицейского и стал тыкать в неё пальцем:

– Сюда, нам надо сюда! Могила Конфуция! Срочно! Отвезите нас на могилу!

Полицейский кашлянул, осторожно взял программу в руки и стал читать её, начиная с первого пункта.

– Отвезите нас вот сюда! – указал на нужный пункт Сергей.

Полицейский втянул голову в плечи, как черепаха. Его товарищи дружно нажали на кнопки, блокируя двери автомобиля.

– Такси! – закричал я. – Настоящее!

Толкая друг друга, мы бросились к машине. Водитель так же обстоятельно, как и полицейский, изучил программу, важно кивнул и нажал на газ. Весь его вид говорил, что он не только знает, куда надо ехать, но и с какой скоростью.

Мы ехали минут пятнадцать, и всё это время я размышлял, сколько времени путешествие до могилы Конфуция заняло бы на рикше. Разброс цифр был колоссальный.

– Как ты думаешь… – повернулся я к Сергею.

– Автобусы! – заорал он, не слушая меня. – Наши!

Это действительно были наши автобусы. Стоящие в ряд как на параде, они вызвали во мне чувство умиления. Всё-таки Китай был не совсем пропащей страной. Если автобусы, предназначенные для иностранной делегации, должны стоять на такой-то площади в указанное время, они будут там стоять, невзирая на потоп, землетрясение и прочие мелкие неприятности.

Мы расплатились по счётчику и медленно выбрались из такси. Теперь можно было никуда не торопиться. Я даже купил себе бутылку минеральной воды.

Молодая продавщица, сверкая раскосыми глазёнками, попыталась всучить мне чипсы, орешки, мороженое и ещё какую-то дребедень. При этом она не только несколько раз дёрнула меня за пиджак, но и дотронулась до руки. Судя по ужимкам, прерывистому дыханию и нервному смеху, останавливаться она не собиралась.

– Пойдём в автобус, – предложил я Сергею.

– Вон уже наши на карах подъехали, – сказал он, и особого энтузиазма в его голосе я не услышал. – Наверное, надо доложиться.

Но докладывать о своём возвращении нам не пришлось. По очереди к нам подходили ответственные товарищи и сообщали, что, во-первых, изменение графика передвижения кортежа недопустимо ни при каких обстоятельствах, во-вторых, лицо, отставшее от кортежа, будет само добираться до консульства, до которого отсюда как до неба, и в-третьих, билеты на самолёт это лицо будет приобретать за собственный счёт.

– Это же Шаньдунь! – с чувством сказал один из начальников.

– Что сие означает в переводе с китайского? – осведомился я.

– Высокая гора.

– Высокая дыра? – не расслышала Оксана, журналистка, которая никуда не опоздала, но тем не менее близко к сердцу приняла нашу оплошность.

– Именно дыра, – сказал я ей. – Ни консульства, ни английского языка, ни белых людей. Даже могилки не останется.

– Почему?.. – прошептала Оксана.

– Съедят с потрохами.

Мы погрузились в автобусы и поехали в Цзинан, столицу провинции Шаньдунь.

На убранных полях горели костры из кукурузной ботвы. Жемчужно отсвечивала вода многочисленных прудов, в которых, как я знал, нагуливали жир королевские карпы, китайцы их называли генералами. На изъеденных временем горах почти не было никакой растительности. С низкого неба сеялся мелкий дождь.

Это был срединный Китай, тот самый, который дал миру неповторимого Конфуция. А также ни на что не похожие письменность, картины и музыку.

– Ну и как тебе утка? – спросил Сергей, с сожалением глядя на свою пустую тарелку.

– Великолепна, – сказал я. – Возьми кусочек.

У меня на тарелке ещё немного оставалось, и я в свой день рождения решил быть щедрым до конца.

Сергей немного поотнекивался, но всё же взял кусочек.

В ресторане мы оставались одни. Бренди был допит, утка съедена, можно было расплачиваться и отправляться в гостиницу. Уставшие официантки сидели за соседними столиками и неотрывно смотрели на нас. Не было лишь бармена за стойкой. Вероятно, его сразил тот самый напёрсток бренди, который он опрокинул перед нашей трапезой.

– Счёт, – щёлкнул пальцами Сергей.

Это слово было понятно даже китайцам. Мы расплатились и поднялись со своих насиженных мест. Официантки встали тоже. Судя по их физиономиям, они сильно сожалели, что так и не смогли потрогать нас руками. Ничего, может быть, повезёт в другой раз.

Мы вышли из ресторана.

– У них когда-нибудь звёзды бывают? – спросил я.

– А как же! – удивился Сергей. – Они ведь придумали навигацию по звёздам.

– Ну да, – кивнул я, – вместе с порохом и бумагой. Но всюду, где мы были, висел смог.

– К Олимпиаде разгонят, – пообещал Сергей.

Пешеходная улица в полночь по-прежнему кишела людьми, но теперь это был другой контингент.

– Девушки не нужны? – на сносном английском обратилась к нам миловидная особа неопределённого возраста.

– Девушки? – остановился Сергей. – Девушки нам не нужны. Нам нужна ты.

Говорил он вполне серьёзно.

– Ми? – ткнула себя пальцем в грудь особа.

– Ты.

– Ми нельзя, – с лёгким сожалением сказала она. – Можно девушка.

– Только ты, – упёрся Сергей.

– Пойдём в гостиницу, – вмешался я в их диалог. – Нам после Конфуция только девушек не хватает.

– А что Конфуций? – сказал Сергей. – У него тоже дети были.

– А как же роль Коммунистической партии? – повёл я рукой, показывая, насколько всеобъемлюща эта роль.

Сергей посмотрел по сторонам, но руководящей и направляющей роли Коммунистической партии на этой улице не увидел.

– С проститутками даже китайские коммунисты не справятся, – заявил он. – Тем более, у них свой путь.

С этим я вынужден был согласиться.

Пока мы теоретизировали, китайская мамка растворилась в толпе.

Мы благополучно добрались до своей гостиницы. Она, кстати говоря, тоже называлась «Пекин».

– Зайдём ко мне, – сказал Сергей. – Теперь я должен тебя угостить.

Я знал, во что ему обойдётся виски или коньяк из мини-бара в номере. Но кто станет мелочиться после бутылки «Наполеона»?

Мы зашли в номер Сергея и расположились в креслах.

– Зачем здесь две двуспальные кровати? – спросил я, наблюдая, как Сергей разливает в стаканы виски.

– Для удобства, – пожал он плечами. – Сейчас везде так. Ну, за тебя!

Это была хорошая точка в праздновании дня рождения. Его не смогли испортить ни нарушение протокола на переговорах, ни отставание от кортежа в Цюйфу, родном городе Конфуция. А главное, до нас так и не добрались здешние красавицы со сверкающими глазами, похожие на зверьков. Всё-таки не зря Господь разделил людей на чёрную, белую и жёлтую расы.

С этой спорной мыслью я отправился к себе в номер.

Китай по-прежнему оставался для меня непостижимым. С другой стороны, если бы человеку было дано всё понять до конца, он бы утратил интерес к жизни.

А этого Господь тоже не допустит.

Странно, но мне не хотелось ложиться ни в одну из двух кроватей, призывно раскинувшихся в моём огромном номере. В этом тоже была одна из особенностей Китая. Чем больше народу приходится на единицу площади, тем пространнее гостиничные номера.

Однако сейчас меня занимало вовсе не это. За границей, как это часто случается с путешествующими, я думал о родине, о Руси. Куда несётся эта самая птица-тройка, которую увидел когда-то Гоголь? Если предположить, что коренник в тройке Россия, а пристяжные Украина и Беларусь, то в нашу тройку вместо лошадей давно запряжены лебедь, рак и щука. И ты сам волен выбирать, кто из них тебе милее.

Украина, например, лично мне представляется щукой, в пасти которой бесследно исчез мой школьный друг Саня Гарбацевич. С начала девяностых о нём ни слуху ни духу.

Беларусь многим кажется раком, уверенно ползущим назад. Но ведь не всякому объяснишь, что рак по-другому ползать не может, только назад. Однако и Беларусь в третьем тысячелетии уже не та. В ней не стало русалок. Последнюю из них я знал, очень хорошенькая. «Сам виноват», – вдруг вылезло моё второе «я». «Тебя не спрашивают», – огрызнулся я.

А что за царь-лебедь Россия, рвущаяся в небеса, не знает никто. Велика, конечно, гораздо больше рака или щуки, но из оглоблей и ей не вырваться. Лебедь вообще птица серьёзная. Меня, например, лебедь-шипун в Булонском лесу долбанул в ногу так, что три дня хромал.

И вот эта птица-тройка летит, грохочет, скрипит, – и остаётся всё такой же и на том же месте. Меняются лишь те, кто сидит на облучке или в повозке. Многие из моих друзей-товарищей давно уже выпали из неё и пропали из виду. Ну что ж, всем ведомо, каковы в России дороги. Держаться надо крепче. Правда, держись не держись, тряхнёт тройку на очередном ухабе – и поминай как звали. Хотелось бы, чтобы этот ухаб случился не так скоро.

Пока же меня снова ждёт дорога на Москву, на этот раз с востока на запад.