Текст книги "Чернокнижник"

Глава 5,
в которой тьма клубится под землёй

– У тебя такие глаза… – проговорил Тиль.

– Какие? – спросила Алида, приготовившись к нелепым и неловким сравнениям, которые, по словам её подружек из деревни, так любят парни.

– Как у моуров из сказок, – ответил он. – Необычные. Бабушка читала мне сказку, в которой мальчика забрали болотные девы с сиреневыми глазами. Я никогда не видел, чтобы у человека были такие.

Алида смутилась. Она-то рассчитывала услышать что-то вроде «твои глаза яркие, как звёзды» или «твои глаза похожи на два омута», но её, кажется, только что сравнили с нежитью. Она намотала на палец прядь волос, размышляя, обидеться ей на Тиля или посмеяться над ним.

– Не дуйся. Это красиво. В смысле, глаза у тебя красивые.

– Только глаза? – Алида повернулась к нему.

Второй день их пути догорел, вспыхнув на западе последним золотым всполохом, и небо стремительно наливалось густой синевой. За целый день им не попалось ни одной деревни – только луга медового разнотравья, берёзовые рощи и поляны дикой клубники.

– Нет, – ответил Тиль. – Ты сама вся красивая, Клари. Ты мне нравишься.

Алида вспыхнула до корней волос. Никогда ни один парень не говорил ей, что она ему нравится. Она так мечтала услышать это от Ханера. И услышала, в какой-то степени. Только притворство Ханера больно ранило её, оставило на сердце противную, ноющую рану. Она много времени провела с Ричем, но он тоже никогда не показывал, что она ему интересна как девушка. Алида нехотя признала, что ей было бы приятно осознавать, что Рич считает её красивой или хотя бы симпатичной.

В отличие от них, Тиль никогда не скрывал, что находит Алиду привлекательной. И вот, наконец, признался в этом прямо. «Ты мне нравишься» – звучало вполне неплохо. Алида оценивающе посмотрела на музыканта, на его простое, но приятное лицо, на большие карие глаза с пушистыми ресницами, на блестящие густые волосы. Он был таким понятным, таким земным, каким только может быть смертный юноша. Она представила, как он вскапывает землю, как смахивает тёмные пряди с потного лба, как несёт вёдра, полные воды, чтобы мать помыла посуду и заварила чай. В его облике не было ничего необычного и яркого. У него не имелось обворожительной улыбки Ханера, рогов Мела, цепкого взгляда Вольфзунда или веснушек Ричмольда. От Тиля не пахло ночными цветами и жжёными спичками, он был так далёк от опостылевшей магии, как рыба далека от полётов. И это в нём очень нравилось Алиде. Он был той последней ниточкой, которая связывала её с прошлой жизнью, в которой не было ни альюдов, ни магии, ни изнуряющих путешествий.

Ей вдруг остро, нестерпимо захотелось стать такой же простой, как он, позабыть обо всём, что было с ней в последнее время, и почувствовать себя самой обычной шестнадцатилетней девушкой, которой оказывает знаки внимания молодой фермер, к тому же умеющий играть на гобое.

Алида подвинулась ближе к Тилю и поймала взгляд его вечно грустных глаз. Она положила ладонь ему на плечо, приближая лицо к его лицу.

– Что ты, Клари? – спросил он.

– Алида, – сказала она. – Моё настоящее имя – Алида.

Тиль не успел удивиться. Она закрыла глаза и нащупала его губы своими губами. Тиль порывисто выдохнул, обнял её за талию и притянул ближе к себе, целуя жадно и слегка неуклюже.

Алида сама не заметила, как он повалил её на дно телеги. Ей в спину упёрлась пустая бутылка из-под молока, и травница засопела, стараясь одновременно принять более удобную позу и ненавязчиво оттолкнуть Тиля, который набросился на неё с совсем уж неожиданным пылом. Рука Тиля скользнула по её талии и наткнулась на рукоять Импиора. Музыкант на миг замер, и Алида поспешила отстраниться от него и села, опершись спиной на борт телеги. Ей показалось, что её губы стали в два раза больше и горели так, будто она поцеловала кипящий самовар.

– Совсем забыл про твоё оружие, – виновато произнёс Тиль, усаживаясь рядом. – С такой опасной девушкой надо быть осторожнее, да?

– Угу, – буркнула Алида, украдкой трогая горящие губы. Она уже жалела, что первая полезла к Тилю. Что за нечисть её дёрнула? Совсем разум растеряла! Всё-таки, если бы тут была бабушка, она вела бы себя благоразумнее.

– А всё же… – не унимался Тиль. – Значит, я хоть немного тебе нравлюсь? Ну нравлюсь же, да?

«Преисподняя тебя забери! – в сердцах подумала Алида. – Я только что открыла тебе своё настоящее имя, показала, что ты стоишь моего доверия, а ты лезешь с глупыми вопросами! Ну что за человек?!»

Она метнула на него сердитый взгляд и, неопределённо пожав плечами, отвернулась, рассматривая небо. Небосвод затянуло чернильное марево, и на нём набухли яркие звёзды, словно крупные капли росы на траве.

– Скоро начнётся звездопад, – с видом знатока заявила Алида.

– Что ты имеешь в виду? – Тиль подсел к ней и ненавязчиво приобнял. Алида досадливо фыркнула, но не стала стряхивать его руку со своего плеча. – Я видел, как с неба падают звёзды. Пш-шик – и белая чёрточка загорается и быстро гаснет. Красиво. Мама говорила, если успеть загадать желание, пока звезда летит, оно непременно сбудется.

– Не-а. – Алида хитро сощурилась. – Не видел ты настоящих звездопадов. Вон, смотри, той звезды не было видно вчера ночью. И этой тоже. Видишь, они наливаются разными цветами. Жёлтые, синие, красные. Скоро они упадут. И лучше нам с тобой беречь головы.

В повозку запрыгнул Мурмяуз, волоча в пасти дохлую мышь. Морковка зафыркала, принюхиваясь к застывшему воздуху. Быть может, лошадь почуяла близость чудес.

Первая звезда, ярко-жёлтая, как майский первоцвет, сорвалась с небесного полотна и закатилась куда-то за лес, вспыхнув сверкающим росчерком.

– Ты видела?! Клари, ты видела?! – завопил Тиль. – Какая крупная! Какая жёлтая!

– Я не Клари, – напомнила Алида.

– А мне нравится это имя. Я к нему привык. Пожалуй, продолжу так называть тебя. Можно?

Алида пожала плечами и молча указала ему пальцем на небо. Тиль поднял голову и замер с открытым ртом.

Весь небосвод усеяли огромные цветные огни, готовые вот-вот сорваться и рухнуть вниз. Зрелище было настолько прекрасное, что перехватывало дыхание, – Алида никогда не видела такого, ведь даже в те разы, когда она ловила звёзды, они падали редко, по одной, и небо оставалось обычным, не таким восхитительно-ярким, как сейчас.

Спустя миг началось настоящее представление, будто Первый Волшебник решил развлечься и запустил праздничные шутихи в своих чертогах. Тут и там вспыхивали ослепительные огни, и на поле сыпались жёлтые путеводные звёзды, закатывались в траву и подсвечивали землю. Алида шмыгнула под полог повозки, и Тиль, которому несколько звёзд успели больно попасть по голове и плечам, тоже залез в укрытие.

– Как здорово, Клари! – захлёбывался от восторга музыкант. – Это так красиво! Но почему я раньше такого не видел?

– Потому что смотрел только на перцы да на фасоль, – отозвалась Алида. – Помоги-ка.

Она выставила несколько освободившихся мешков в незакрытую пологом часть повозки, и, прикрыв голову руками, высунулась и набросила одеяло на Морковку, защищая лошадь от звездопада. С каждой минутой всё больше звёзд сыпалось с неба, и всё вокруг заливал густой золотой свет, совсем не похожий на солнечный. Тиль сложил несколько звёзд, упавших в телегу, в мешки.

– Зачем они нам?

– Жёлтые звёзды указывают путь, – пояснила Алида. – А ещё это неплохие светильники. Можно сэкономить на свечах и не бояться пожара. Жаль, отчего-то другие звёзды не хотят к нам наведаться.

Но вот среди бесконечного жёлтого потока промелькнула голубая искра, и волшебная звезда прыгнула прямо в руки Алиды, мерцая лазурью. Алида восторженно ахнула и засмеялась, не веря своей удаче.

– Звёздочка, милая, – горячо взмолилась она. – Умоляю тебя, пусть всё будет хорошо. Пусть у меня всё получится!

– Веришь в счастливые концы? – спросил Тиль. Он намотал плащ на руку и сидел, закрывая голову от падающих звёзд.

– Верю. – Алида вздёрнула подбородок. – Иначе зачем вообще делать что-то, если не веришь, что всё будет хорошо?

Тиль хмыкнул и отбил свободной рукой назойливую звезду, летящую прямо ему в лицо.

– Я бы сказал, что всё относительно. Плохих концов не бывает. Любой конец для кого-то будет считаться хорошим.

– Вздор, – ответила Алида, охапками запихивая путеводные звёзды в пустые мешки. – Если тёмная магия поработит всех вокруг, кто порадуется такому исходу?

– Твой сумасшедший дружок, которого ты зачем-то выдавала за брата, – процедил Тиль. – Он точно будет в полном восторге.

– Не путай Рича и Чернокнижника! – взвилась Алида. – Они совсем разные!

– Да-да, я это уже слышал. Только разве бывает такое, что в одном теле живут два человека? Да, я понимаю, волшебство вокруг и всё такое, но всему есть предел, Клари. Кто кроме него может похвастаться второй сущностью? И раньше такое было. Отец мне рассказывал, что бабка его друга свихнулась на старости лет и стала считать себя собакой. Бегала на четвереньках по двору и облаивала кур. Ей вызвали лекаря, но он не помог. Сказал, что нет лекарства для души. Сдаётся мне, у твоего Ричика тот же самый недуг. И ничем ему не поможешь, сколько ни вари зелий и не плети наговоров.

– А я помогу, – упёрлась Алида. – Сам увидишь, помогу! Спорим на шоколадный пряник?

– Ах, чтоб тебя… – проворчал Тиль, когда одна звезда всё-таки ударила его по носу. – Ладно. По рукам. Спорим на шоколадный пряник.

Они пожали друг другу руки. Звездопад постепенно стих, небо стряхнуло все цветные огни и снова стало матово-синим, покрытым привычными блёклыми точками. Но поле по-прежнему сияло желтизной, под кустиками душицы и коровяка спрятались никем не собранные звёзды, а из мешков в повозку лился яркий и тёплый золотой свет.

* * *

Хьёльд будет помнить этот день до тех самых пор, пока Первый Волшебник не призовёт его к себе.

Он был совсем ещё мальчишкой – даже по меркам смертных, не говоря уж об альюдах. Тогда он даже не понял, из-за чего всё произошло. Лишь потом, много лет спустя, мать рассказала ему эту историю – всё началось с того, что они первыми отважились в открытую не согласиться с Владыкой Эллекеном. Его жажда власти и бесконтрольное уничтожение несчастных смертных сильно беспокоили отца, Геварда, и однажды он, потеряв терпение, отказался участвовать в очередном кровавом набеге на город. Отец не видел смысла в этих нападениях – как, впрочем, и многие другие, которые просто не решались высказать недовольство.

Вечером их с родителями и сестрой выволокли на улицу – альюды с чёрными масками на лицах, приближённые Владыки. Отец пытался сопротивляться, но их было много, так много, что маленький Хьёльд испуганно расплакался, когда чёрные фигуры наводнили гостиную и принялись поджигать мебель и портьеры.

Всё, что он успел заметить, оглянувшись по пути, – это полыхающий особняк, который они считали своим домом.

Всю семью бросили в темницу. Если бы Эллекен был милосерднее, он поселил бы их в пустой башне, там, где он обычно держал провинившихся. Но поступок отца он расценил как предательство, а на предателей милосердие Эллекена не распространялось. Их упекли в сырой, совершенно тёмный подвал, кишащий крысами. Хьёльд помнил только, что беспрестанно заходился плачем и просился домой, а мать, Морриган, укачивала его, гладила по пшеничным волосам и шептала что-то успокаивающее.

Колдовская защита темниц была настолько сильна, что отец даже за два дня не смог разгадать, как её обойти. Но помощь пришла с неожиданной стороны.

На исходе второго дня они увидели свет факела перед решёткой и сперва подумали, что это стражи проводят обход. Но неровный свет выхватил из темноты одинокую фигуру, тонкую и высокую. Хьёльд узнал сына Эллекена и съёжился под боком у матери.

– Прошу, молчите, – прошептал молодой альюд. Длинные смоляные волосы падали ему на глаза – тогда Вольфзунд ещё не научился элегантно зачёсывать их назад и собирать в низкий хвост, причёску воинов и аристократов.

– Тебя прислал отец? – недоверчиво спросил Гевард.

– Нет.

Вольфзунд суетливо закрепил факел на стене, достал из-за пояса короткий кинжал и полоснул себя по запястью. На его белой коже выступила чёрная полоска крови, и он прижал раненую руку к стене темницы. Прошёл миг, два – и решётки со скрипом разъехались в стороны. Вольфзунд облегчённо вздохнул, будто сам не был до конца уверен, что его кровь подействует так же, как кровь Эллекена.

– Давайте за мной, тихо и быстро.

Он поманил пленников, махнув им рукой, и бросился по коридору, но совсем не в ту сторону, откуда приходили стражи. Мать и отец неуверенно переглянулись, но всё же вышли из своей тюрьмы. Морриган несла Хьёльда на руках, а Гевард взял за руку маленькую Жиеву. Стройная фигура Вольфзунда маячила впереди, освещая путь факелом. Он то и дело замирал, словно гончая в стойке, прислушивался к чему-то и, кивнув, снова вёл пленников вперёд, навстречу неведомому. Коридор сужался, уводил то влево, то вправо. Стены здесь не были отделаны даже камнем – просто ход, вырытый в земле. Хьёльд помнил, как было холодно: замок Эллекена стоял в суровых северных Землях, овеваемый ледяными ветрами и обдуваемый студёными метелями. Мать укрыла его своим плащом, а Жиева расхныкалась от холода.

– Немного осталось, – обнадёжил их Вольфзунд.

Сам он был в тонкой холщовой рубашке с короткими рукавами, в тёмных штанах до щиколоток и босиком. Эллекен любил простую одежду из обычных тканей и требовал, чтобы жена и сын одевались так же.

– Куда мы идём? – тревожно спросила Морриган.

– Увидите, – бросил Вольфзунд. – Я знаю, о чём вы думаете. Я не могу вас перенести туда. У меня не хватит сил, чтобы забрать всех вас сразу, к тому же отец почувствует, если кто-то воспользуется чарами перемещения в окрестностях замка. Придётся идти пешком. Но это лучше, чем погибнуть в темнице.

Они остановились перед глухой стеной. Морриган застонала, подумав, что сын Владыки завёл их в тупик. Гевард запыхтел, как разъярённый бык, и Хьёльд тогда подумал, что ещё чуть-чуть, и отец проклянёт черноволосого парнишку – всё равно они уже попали в немилость у Владыки, а страшнее этого ничего не может быть.

Но Вольфзунд снова провёл ножом по руке, вскрывая уже затянувшуюся рану, и мазнул кровью по стене. Земля задрожала, раздался гул, сверху посыпались мелкие камешки. В стене разверзся проход, в тоннель ворвался свежий морозный воздух. Вольфзунд повернулся к Хьёльду и его семье и самодовольно улыбнулся. В озорных чёрных глазах плясал огонь.

Он затушил факел о стену и повёл их наружу, по бескрайнему заснеженному полю. Жиева расплакалась сильнее, и Геварду пришлось тоже взять её на руки. Хьёльд жался к матери, с любопытством поглядывая на узкую спину Вольфзунда, которая маячила перед ними, то нетерпеливо переходя на рысь, то снова приноравливаясь к их усталому шагу.

– Я мог бы наколдовать огонь. Дети замёрзли, – предложил Гевард.

– Нельзя, – звонко отозвался Вольфзунд. – Пока нельзя. Прошу вас, потерпите, осталось недолго.

– Недолго до чего? – спросила Морриган, ступая всё тяжелее. Она устала, её магические силы истощились от заточения, а снег набился в обувь, мешая идти.

– Вы увидите, – пообещал Вольфзунд. – Верьте мне, прошу вас. Я не враг вам. Я не такой, как отец.

В то время его голос был чист и звонок, а лёгкая хрипотца слышалась лишь в минуты сильного волнения. Хьёльд поверил ему тогда всем своим доверчивым мальчишеским сердцем. И верил до сих пор.

Родители переглянулись, безмолвно спрашивая друг друга, стоит ли идти за сыном их мучителя. За сыном хозяина, которому они больше не служили.

– Мы идём в Мёртвые Земли? – испуганно пискнула Жиева.

– Конечно нет, малышка, – заверил Вольфзунд, обернувшись. – Всё будет хорошо. Скоро ты согреешься. И ночью будешь спать на кровати.

– С куклами? – оживилась сестра.

– Не обещаю. Но постараюсь кое-что для тебя сотворить.

Прошло не так много времени, и впереди замаячил огонёк. Скоро Хьёльд разглядел очертания небольшого домика, скрытого в еловом бору. Они поравнялись с деревьями и остановились у дома. Вольфзунд взбежал на крыльцо и нерешительно посмотрел на Геварда.

– Господин Гевард… Можно вашу руку?

Отец, видимо, сразу всё понял и с готовностью засучил рукав, протягивая руку Вольфзунду. Сын Владыки сглотнул и, кивнув для уверенности самому себе, сделал на коже Геварда тонкий надрез.

Отец подошёл к двери и начертил своей кровью несколько знаков. Тогда Хьёльд не понял, что он делает, но сейчас знал, что это были руны защиты. Они вошли внутрь: дом был натоплен, неброская, но добротная обстановка показалась едва ли не царской по сравнению с сырой холодной темницей. Вольфзунд остался снаружи, и Хьёльд видел из окна, как сын Владыки кружит под окнами в жуткой пляске, вскидывая длинные руки к звёздному небу.

– Обряд сокрытия, – пояснила мать. Она опустила Хьёльда на диван и укрыла его пуховым одеялом, а сама принялась растирать замёрзшие ноги Жиевы. Отец проверял шкафы и полки, выискивая посуду и съестное.

Снаружи дом озарила серебристо-сиреневая вспышка и тут же погасла. Вольфзунд вошёл в дом, отряхивая одежду от налипшего снега. Волосы растрепались пуще прежнего, под глазами залегли тени – видимо, колдовство отняло у него много сил.

– Вас никто не найдёт, – сказал он, устало опускаясь на стул. – Я довольно хорош в таких заклятиях. Дом надёжно спрятан, а пройти через дверь теперь могут только члены вашей семьи. Те, кто одной с вами крови, Гевард.

Отец нахмурился.

– Но ты-то сейчас прошёл.

– Я сотворил этот дом, – скромно улыбнулся Вольфзунд. – Дом не может не впустить своего создателя. Но вы можете дополнительно защитить его так, как посчитаете нужным. Теперь он ваш. До тех пор, пока я не придумаю, как упросить отца вернуть вам былое.

– Утерянного не вернёшь, – вздохнула Морриган. – Это куда лучше, чем сгоревший особняк и замковые темницы. Спасибо тебе.

– Спасибо, – вежливо повторила Жиева.

– Спасибо, мальчик, – немного стесняясь, пробубнил Хьёльд.

– Он не мальчик! – шикнула на сына Морриган. – Это наш господин! Его имя Вольфзунд, запомни!

– Ох, не нужно, – отмахнулся Вольфзунд. – Пусть малыш зовёт меня так, как захочет. Пока что единственный господин нашего народа – Эллекен.

– Зачем ты помог нам, позволь спросить? – угрюмо поинтересовался Гевард, подкладывая дров в печь и кроша в горшок найденные в подполе картофель и мясо. – Ты что, пошёл против отца? Или это какая-то уловка?

Вольфзунд, видимо, был готов к этому вопросу. Он выпрямился и сверкнул глазами. Хьёльд заворожённо уставился на него, углядев во взгляде и всём облике паренька царственную властность, которой только предстояло раскрыться в полную силу.

– Вы – не единственные, кому не нравится то, что делает Эллекен. И я в их числе. Я не разделяю взглядов отца. Я против порабощения смертных. Я против войн и захвата власти. Я не хочу разрушать человеческие города. Я не хочу, чтобы альюды стали единственными разумными существами в мире. Мир прекрасен в его многообразии, и я не хочу, чтобы хоть один народ покинул Земли Первого Волшебника.

– Долго готовил речь? – хмыкнул Гевард.

Щёки Вольфзунда зарделись румянцем.

– Долго, – нехотя согласился он. – Но я не сказал ни единого слова лжи. Я честен перед вами, господин Гевард. Я не хочу, чтобы древние семейства подвергали гонениям только из-за того, что они не согласны с правителем. Отец теряет силу, настраивая против себя других альюдов. Это неправильно. Так не должно быть. Мы должны держаться друг друга, множить общую силу. Жить… – Он запнулся. – Жить так, чтобы полнить гармонию мира.

Отец молча покачал головой. Скоро домик наводнили ароматы рагу, и Хьёльд нетерпеливо выбрался из-под одеяла, глотая слюну. Он осторожно подсел рядом с Вольфзундом, безмолвно спрашивая его разрешения, но тот хмуро смотрел в одну точку перед собой и, казалось, не замечал ничего вокруг.

Морриган достала из шкафчика миски и ложки и разложила их на столе. Хьёльд взял деревянную ложку и поднёс к глазам, разглядывая. Он впервые видел такую. В их родовом поместье пользовались изящными серебряными вилками с фамильным гербом на ручках. Неуклюжий деревянный прибор был ему в диковинку. Жиева презрительно морщилась.

– Фу, картошка, – закапризничала она. – А можно мне форель?

– Форель плавает в озере, малышка, – ответил Вольфзунд и легонько щёлкнул девочку по носу. – Сегодня у нас кролик. Тоже неплохо, а? Особенно после того, чем тебя кормили последние дни. Вряд ли это была форель, правда? Так что подождёшь ещё немного.

Жиева поморщилась, но всё-таки принялась за еду. Вольфзунд перевёл взгляд на Геварда.

– В лесу есть озеро. Там полно рыбы. В сенях вы найдёте лук и немного стрел, ножи и сети для рыбной ловли. Я принесу ещё стрел на днях. И всего, что ещё вам потребуется. Пока вам лучше не колдовать за пределами дома, так что придётся воспользоваться обычными средствами.

Вольфзунд подобрал с пола тонкую щепочку, выпавшую из ведра с растопочными дровами, подул на неё, что-то прошептал, и с улыбкой протянул Жиеве. На глазах щепка превратилась в куклу в красивом платье. Счастью Жиевы не было предела.

После еды глаза Хьёльда начали слипаться, и он уже не слушал, о чём толкует отец с их юным спасителем. Мать отнесла его в комнату, укрыла мягким одеялом, а вьюга за окном спела ему колыбельную, нежную, как первая весенняя оттепель.

* * *

В следующий раз он увидел Вольфзунда лишь спустя несколько недель. Сын Эллекена заколотил в дверь последним вечером зимы, и едва он вошёл, по его лицу Хьёльд понял, что что-то стряслось.

Вольфзунд проковылял на слабых ногах через комнату и рухнул на стул, закрыв лицо ладонями. С удивлением Хьёльд заметил, что плечи Вольфзунда дрожат от рыданий.

Хьёльд сполз со скамьи, на которой играл деревянной лошадкой, вырезанной отцом, и подсел к сыну повелителя, который выглядел просто-напросто жалким худым мальчишкой.

Хьёльд осторожно подёргал его за рукав. Вольфзунд вытер длинный нос и посмотрел на мальчика покрасневшими глазами. Мать вышла из кухни – её не привыкшие к работе руки были покрыты красными мозолями, которые она постоянно размачивала в отварах лечебных трав.

– Первый Волшебник, что стряслось? – воскликнула она.

– Госпожа Морриган, – шмыгнул Вольфзунд, выпрямляя спину. – Простите, что я без предупреждения. Я… Мне… Вы окажете мне огромную услугу, если позволите переночевать под вашей крышей.

Было заметно, что ему неловко просить об этом, но мать тут же заверила его:

– О чём речь, конечно, оставайся. Ты выглядишь не слишком здоровым. Тебе нужна помощь? Может, какие-то зелья, отвары…

– Пожалуй, я бы не отказался от травяного чая, – смущённо улыбнулся он. – С шалфеем.

– Что у тебя такое? – полюбопытствовал Хьёльд. Он заметил, что левый рукав рубашки Вольфзунда задрался, обнажая окровавленные символы, чернеющие на коже.

– Ничего, – быстро ответил Вольфзунд и поспешил опустить рукав, но Морриган тоже заметила знаки.

– Всевышний и Преисподняя! – воскликнула она. – Что у тебя такое, Вольфзунд? Кто это сделал?!

Он неохотно положил руку на стол и закатал рукав до локтя. Хьёльд подался вперёд, разглядывая несколько символов, вырезанных на его предплечье. Хьёльд узнал язык магии, он видел у родителей свитки, исписанные похожими рунами, но сам пока был слишком мал, чтобы начать постигать его. Морриган ахнула.

– Что тут написано? – не скрывая любопытства, спросил Хьёльд.

Вольфзунд не то хмыкнул, не то всхлипнул.

– Ренегат. Отступник. Предатель. Какое слово тебе нравится больше?

– Это… Это он? Эллекен? С родным сыном?! – ужаснулась Морриган. Она метнулась к шкафчику с травами и стала быстро крошить сухие листья в глиняную миску, что-то нашёптывая.

– Он, – подтвердил Вольфзунд. – По правде говоря, я думал, что он догадается раньше. Ломал-ломал голову, как вам удалось сбежать. Пытал стражей и всех продажников-слуг. Наконец, вспомнил, что темница открывается его кровью. Нашей кровью. Мы и раньше не слишком ладили, а сейчас он и вовсе спятил. Если бы не мать, то… – Вольфзунд на мгновение замер, глядя в печной огонь. Он сглотнул, острый мальчишеский кадык подпрыгнул вверх и снова опустился. – Ограничился только тем, что выкинул меня из замка на глазах всей прислуги и обещал убить, если вернусь раньше, чем через два дня. Думал, я буду унижаться и ползать вокруг замка на морозе, умоляя впустить.

– Мы твои должники, – сказала Морриган, ставя миску со свежей мазью на стол. От мази шёл сверкающий лиловый пар и пахло какими-то цветами. – Все мы обязаны тебе жизнью, Вольфзунд. Оставайся здесь столько, сколько нужно. И дай-ка мне свою руку.

Вольфзунд убрал волосы со лба, откинув назад, и послушно протянул Морриган руку с уродливыми запёкшимися ранами. Эллекен даже не постарался, чтобы надпись выглядела аккуратно: буквы прыгали, как напуганные зайцы, и смотрели в разные стороны, будто глаза запойного пьяницы. Хьёльд вздрогнул. Должно быть, это очень больно.

Морриган промыла раны тёплой заговорённой водой. Вольфзунд шипел, как разозлённая гадюка, и вода в миске почернела от его крови. Морриган щедро нанесла на раны травяную мазь и наложила повязку.

– Ну вот, – улыбнулась она. – Теперь всё пройдёт.

– Спасибо. – Бледный Вольфзунд закусил губу. – Только вот шрамы от магии не затягиваются, вы знаете. Я уверен, отец позаботился, чтобы эти отметины остались со мной на вечность и дольше. Ничего. – Его глаза полыхнули огнём, и маленький Хьёльд испуганно отпрянул. – Я буду прятать их под шелками и бархатом. И никто больше не увидит меня таким, каким видели сегодня вы. Я отстрою свой замок подальше от севера, где-нибудь поблизости от городов, чтобы жить среди людей Королевства. И я сделаю так, чтобы и нам, и людям жилось спокойно.

– Слова, достойные Владыки, – послышался голос Геварда. Хьёльд заглянул в прихожую и увидел, что отец принёс несколько крупных рыбин и три кроличьи тушки. Раньше он выезжал на охоту на своих прекрасных скакунах, и слуги-продажники подавали ему заговорённые стрелы, бьющие точно в цель.

– Дорогой, ты можешь себе представить? Эллекен заклеймил его! Собственного сына! – всплеснула руками Морриган.

Гевард вошёл в комнату, стряхивая липкий снег с сапог, и мрачно оглядел Вольфзунда и его повязку.

– Это скверно, – произнёс он. – Очень низкий поступок. На моей памяти такого не было. Что же будет, если мы перестанем уважать собственную кровь? Погрязнем в войнах, как люди? Впрочем, Эллекен этого и хочет.

Он вздохнул и присел на скамью. Однажды Хьёльд проезжал через деревню и видел смертных мужчин – бородатых, с красными натруженными руками и погасшими глазами. Отец сейчас был очень похож на смертного, и Хьёльду это не понравилось.

– Когда ты станешь Владыкой, ты поможешь нам вернуть дом и наших слуг? – строго спросил он Вольфзунда.

Молодой альюд рассмеялся и приобнял Хьёльда.

– Если когда-нибудь я стану Владыкой, то у тебя будет всё, что ты пожелаешь, малыш Хьёльд.

Мальчик деловито кивнул блондинистой головой.

– Хорошо. Тогда я буду за тебя.

И он остался верен своему слову.

* * *

Хьёльд поёжился от пронизывающего ветра и накинул на голову капюшон. Мёртвые Земли укрыл тонкий слой снега, воздух загустел от запаха злых чар. Когда-то давно, когда Эллекен ещё был у власти, эти места охраняла нежить. Моуры, стригои, болотники, люди-ведуны жили в тёмных лесах и на болотах, и плохо приходилось тому путнику, который случайно забредал сюда.

Тьма всегда влечёт за собой холод, а холод – тьму, вот почему Эллекен воздвиг свой замок на северных границах Королевства, где промозглые ветра кружат целыми ночами до рассвета, завывая вместе с нежитью.

Хьёльд не мог поверить, что Эллекен вернулся и правит Мёртвыми Землями, пока не увидит поверженного и воскресшего Владыку собственными глазами. Он допускал, что кто-то из альюдов, узнав об этом, захочет вернуться к Эллекену, предав Вольфзунда: и раньше были несогласные, те, кто привык, что нового Владыки быть не может, пока не доказана смерть предыдущего. Без сомнений, Эллекена победили, но он не рассыпался прахом, не погиб, оставив бездыханное тело, а просто исчез, найдя убежище в Небытии.

Он чувствовал, что Ленард был здесь. Худшие опасения Хьёльда оправдывались, и он тяжело вздохнул. Он давно следил за Ленардом и видел, как тот тайно встречается с другими альюдами, узнаёт, кто из людей интересуется колдовством и какими силами теперь обладают древуны. Ленард не нравился Хьёльду ещё до Сна: скользкий, ищущий свою выгоду во всём. Здесь, на севере, беспорядочно гнездились селения и одинокие дома – ветхие, кособокие, потемневшие, похожие на полусгнившие человеческие тела. И непременно их входы венчало что-то жуткое: череп животного или мёртвая птица. Жильцы были под стать жилищам: такие же древние, в поношенных тряпках, часто с отросшими ногтями и волосами. Ленард навещал и их.

Хьёльд понимал, что, по-хорошему, обо всех подозрениях надо сразу докладывать Вольфзунду, но на этот раз в нём взыграло какое-то почти мальчишеское упрямство, вспыхнул охотничий азарт. Привести к господину предателя, разузнать о силе и намерениях врагов – что может быть слаще, чем та благодарность, которую он услышит? Он ещё раз докажет свою верность и, возможно, увидит восхищение в глазах той, кем дорожил едва ли не так же, как своим Владыкой.

Несколько раз он едва не натыкался на Чернокнижника – тот брёл, нашёптывая что-то себе под нос, как безумец. Хьёльд мог бы убить его прямо сейчас, но Вольфзунд не желал мальчику смерти. К тому же, если он хочет, чтобы Эллекен поверил ему, этого делать не стоит.

Моуры держались от него подальше. Хитрые болотные девы чувствовали силу альюда, да и стригои только пару раз подбирались достаточно близко, рассматривая его с веток деревьев и позвякивая колокольцами в волосах.

На третий день пути он зашёл так далеко на север, что даже Мёртвые Болота остались позади. Здесь начинались истинные владения Эллекена. Хьёльд чуял, что Ленард и Эллекен где-то рядом: наверное, осматривают то, что осталось от замка старого Владыки. Его догадки оправдались. Он забрался на каменистый холм и втянул носом морозный воздух. Всевышний и Преисподняя, ну почему он не мог заколдовать своё поместье так, чтобы хотя бы летом тут не было так холодно?

Хьёльд замер, прислушиваясь. Перед ним простиралась пустошь, окружённая холмами и последними редкими лужицами болот. Земля здесь звенела, твёрдая и белёсая, будто отлитая из серебра. Замок Вольфзунда был надёжно защищён горами и небольшими, но глубокими топями – бледными тенями Мёртвых Болот, которые окольцовывали некогда величественный замок Эллекена. Но Вольфзунда никогда не охраняла нежить, разве что пара старых болотников могла припугнуть заблудившихся простолюдинов.