Текст книги "Все засмеялись, а Гитлер заплакал. Публицистика"

Я бреду рекой, по дороге плыву…

Зимой по железной дороге ездить рискованно.

Не так рискованно, конечно, как на автобусе. Не вопрос жизни и смерти.

Рискованно в том смысле, что никогда не знаешь, что тебя ждет. Начиная с того, будет ли в вагоне тепло или холодно. Понятие климат-контроль к российской железной дороге неприменимо.

Вот я в начале ноября проехался по России туда и обратно. В плацкарте. Пока ехали туда – задыхались от жары. Даже дверь в тамбур пытались приоткрыть для спасительного сквозняка, но зловредные люди из первого отсека закрывали ее обратно. А когда ехали обратно – билеты попались в первый отсек, и было дико холодно, да еще люди из середины вагона то и дело норовили «проветрить». Пришлось спать в шапке – от нового окна, поставленного на старый вагон, почему-то нестерпимо дуло.

Уже давно писатели сравнивают нашу жизнь с железной дорогой, с поездом. Я продолжу традицию.

Тем, кто едет в середине плацкартного вагона – комфортнее, чем тем, кто возле туалетов. Зато они менее конкурентоспособны в силу удаленности от рынков кипятка и туалетной бумаги.

Проводники сатанеют от противоречивых и непримиримых пожеланий пассажиров – одним холодно, другим жарко, а про существование кондиционеров руководство РАО РЖД узнает еще лет через двадцать от своих коллег-украинцев. Поэтому проводники ссылаются на официальную статистику в виде термометра, который показывает 22 градуса – и вероятно, в какой-то точке вагона и есть эти 22 градуса, ни больше ни меньше. То есть даже сказать, что проводники врут, нельзя – они оценивают ситуацию в общем, наплевав на субъективизм.

Модернизация выражается, как я уже упоминал, в применении инновационных вин к консервативным мехам, то есть установке новых окон на старые вагоны. Между инновацией и традицией остается щель, в которую дует. Летом это даже приятно, в ноябре несколько напрягает.

Ну и метафора была бы незаконченной, если бы я не упомянул, что обратно в Красноярск возвращался в вагоне, полном китайцев. Милые люди, со своим особым запахом. А что вы хотите от рабочего класса? Наш рабочий класс еще и не так пахнет. То есть еще и не тем.

Вернулся я аккурат к оглашению послания президента. Все, что касается констатирующей части – просто блестяще. В точку. Все наши беды и проблемы – как на ладони. Что касается предлагаемых мер – тоже многое понравилось. Широкополосный интернет – да! Модернизация – да! Вопрос – как, кто, с кем… Вот с интернетом смешной был случай – в новом общежитии СФУ его не оказалось. Компьютеры есть, интернета нет. А зачем? Пасьянс «Паук» и так можно раскладывать. А СФУ, если кто еще не в курсе, это флагман нашей модернизации. Понятно, что спохватились (поди не спохватись, когда губернатор спрашивает). Понятно, что исправят. Но история сама по себе показательная с точки зрения автоматизма восприятия. Есть люди, которых приучать бесполезно – сознание заизвестковано, новое не воспринимается. Как в одной миниатюре Александра Незлобина – он отцу интернет поставил, когда домой на побывку приезжает, вместе читают письма, отправленные месяц назад. Ситуация-то более чем распространенная. И не только в быту.

А если капитаны флагмана модернизации плохо представляют себе, зачем нужен интернет, да и, прямо скажем, пишут с ошибками – куда мы приплывем в итоге? Какую модернизацию проведем? Или – проводим? Пошумели месяцок – и хватит. Долгие проводы – лишние траты.

Еще более показательная история – принятие бюджета края на следующий год. Денег мало. На все не хватит. Надо хотя бы часть потратить на то, чтобы у нас что-то развивалось, строилось. То есть, опять же, на модернизацию. Что можно сократить? Социальные расходы. Без вариантов. По этому поводу идет дискуссия. О чем тут спорить?

Может, все-таки не стоит отапливать улицы и ставить новые окна в ветхие вагоны?

«Наш Красноярский край», ноябрь 2009

За стеной Кавказа

Так уж сложилось, что я был на Богучанской ГЭС, когда вдоль плотины ползли первые грузовики с песком, а сверху за этим наблюдали сведенные вместе Дерипаска и Чубайс. Драматичная была сцена… И на Ванкор приходилось летать, когда там был еще палаточный городок, очень аккуратный, очень небольшой. Оранжевый. И в Игарке, и в Кодинске, и даже в молодежном лагере ТИМ «Бирюса» я присутствовал лично.

Не виноватый я, работа такая. Вот на IQ-балу – не был, но люди рассказывали.

Помню, как принимали бюджет на 2003 год, со страшной суммой доходов в 22 миллиарда рублей. В 2009-м страшном кризисном году мы принимаем краевой бюджет с доходами в 103 миллиарда и при этом продолжаем бурчать: «Ну и где этот ваш экономический рывок?»

Мне даже повезло присутствовать при рождении идеи СФУ. Идея была впоследствии реализована с учетом местной специфики, то есть довольно криво – но реализована же.

И еще я последние семь лет жил в Красноярске и более-менее в состоянии сравнивать то, что было, с тем, что есть. Это уже не по работе, это само собой произошло.

Я своими глазами видел, например, как в моем доме меняют лифт. Хотя много лет назад мне объяснили, что поменять лифты в жилых домах – невозможно, это очень дорого, нереально. Но лифт поменяли все-таки.

Я помню, сколько было кинотеатров, магазинов компьютерной техники, салонов красоты, кофеен и торговых комплексов в Красноярске в 2002 году и какие там были цены – и я вижу, сколько их сейчас. А у меня есть возможность сравнивать с другими городами. Это не очень типично на самом деле – то, что происходит в Красноярске. Происходило.

Поэтому я считаю себя вправе сказать – мне чертовски жаль, что Александр Геннадиевич Хлопонин нас покидает.

Мне любопытно, что теперь будет с IQ-балом и с ТИМ «Бирюса». А также с инвестпроектами, общей заявленной суммой в триллион рублей, и экономикой края в целом. А также с лифтами, подъездами и дорогами, особенно зимой. Хочется верить, да, что ничего страшного не случится, что все это продолжится, а то и преобразуется волшебно, и нового губернатора студенты тоже будут – ну не любить, но воспринимать как своего. Как воспринимали Хлопонина. И когда в следующий раз выпадет снег и станет холодно, найдется кому спросить у мэра – а что, собственно, происходит в городе? Негромко, но внушительно. Вот у московского мэра так и не нашлось кому спросить, кстати… Да, и высокие московские гости – будем надеяться – не забудут к нам дорогу, проторенную за последние годы до состояния автострады. С активным, кстати, обратным движением. Тоже значимая деталь, но не для всех.

Я, собственно, хочу сказать, что все эти университеты, Ванкоры, Богучанки, солнечные кластеры и прочие «красноярские форматы» отнюдь не были фантомами чьего-то воспаленного сознания (каковая версия имеет место быть в определенных кругах). Это именно реальность, данная нам – и в частности мне – в ощущениях. Практика – критерий истины и источник доходов краевого бюджета.

А фантомы – это как раз представления критиков о том, что они своей – критикой ли, апологетикой ли, гражданской, в общем, позицией – на что-то влияют. На самом деле – увы, нет. Даже в собственной жизни, что говорить о чужой. Их участь глубоко трагична. Однажды утром, не говоря худого слова (попросту не успев), взять и проснуться снова в провинции. «Темнее плюшевых штор, страшней чугунных оград – я вижу только себя, везде встречаю свой взгляд…»

Так и проходит жизнь – перед заплеванным зеркалом.

Что же касается Александра Геннадиевича (эта странная вечная буква «и» в отчестве – почему вдруг? Что за торжественность?), то Пятигорск – чудесный город. Там то ли жил, то ли умер поэт Лермонтов. Там море, горы, шашлыки, узкоколейный трамвай и рынок «размером с небольшой город». Пятигорск, правда, и сам небольшой. Зато округ приличный. Девять миллионов человек, сбитых на одном проценте площади страны. Натуральная гуща: 52 человека на квадратный километр. В пятьдесят раз плотнее, чем здесь. В тесноте, да не в обиде.

«Наш Красноярский край», январь 2010

Незадолго до Гутенберга
О судьбах современной журналистики беседуют Андрей Агафонов и Юрий Чигишев

А. А. Вот тебе для затравки тема. Приходят в одно государственное учреждение старшекурсницы-отличницы. Практика у них преддипломная. Будущая профессия – журналистика, ну и там вокруг. Пресс-службы, пиар, то-се. При этом одна не знает, как правильно пишется фамилия «Королев», а вторая не может это пробить по интернету.

Вопрос – может, это нетипично? Может, какие-то отъявленные дуры попались учреждению?

Как вообще смена, радует?

Ю. Ч. Вот так вдруг и не ответишь. Информация половинчатая. Ты самое главное скажи – они симпатичные, эти твои практикантки? Если да, то все в порядке, можно и обрадоваться. В профессиональном плане. Можно их смело брать на любую работу. Во-первых, как-то же они написали фамилию, то есть русским алфавитом они владеют. Это необходимое и достаточное условие. А дальше надо просто определиться в понятиях. Ты говоришь, дуры – а я бы это назвал узкой специализацией. Вот это самое владение русским алфавитом в сочетании с заблуждением, что ты журналист (пиарщик), при отсутствии побочных знаний и навыков дают невероятный эффект. Это же скальпель, бритва, лазер. Направление задано, узость в наличии – проблема только в том, чтобы в умелые руки такой инструмент попал. Лет десять они будут воспринимать как откровение, как истину в последней инстанции любой бред, который на них проистекает сверху. Их пресс-релизы будут искренними, кровью сердца написанными. Они же другого не знают.

А теперь возьми журналиста старой школы, особенно – со специальным образованием. Когда ты знаешь, как на самом деле, да еще можешь сопоставлять факты, на тот же релиз у тебя уйдет в три раза больше сил и времени. Про искренность я и говорить не хочу – будет явственно лживым это произведение. Рефлексы всегда быстрее реакций осмысленных.

А. А. А зачем журналисту старой школы вообще заниматься написанием релизов? Разве у него нет какой-нибудь работы по специальности? Я не знаю, заметку написать, корреспонденцию, если уж к малым формам тянет. Или что-нибудь в аналитическом жанре – статью, очерк, рецензию…

Тут, правда, есть одно незначительное препятствие – писать не только некому, но и некуда. По крайней мере, многие на это жалуются. Востребованы-де пресс-релизы и разнообразная джинса, а не журналистские материалы. Я не знаю, так ли это на самом деле. Вот если бы ты нынче захотел написать остро критическую заметку – ну, например, про состояние коммунального хозяйства – ты бы куда ее написал?

Ю. Ч. Вопрос «зачем» очень правильный. Ответ на него все может объяснить. Например, такой вариант – невыносимо тебе видеть всякие безобразия, и профессиональный долг толкает тебя правду-матку резать, невзирая на последствия. При этом ты осознаешь последствия своего поступка. Одному человеку свербело поведать миру, что Земля круглая. Ему говорят – дружок, чем тебе плоская мешает? Нет, такая у человека тяга образовалась к правде-матке безудержная, что дальше некуда. Какой гонорар он получил за свою информацию? Релиз, скажем? Так вот, если такой же силы нетерпеж, так ты и на заборе опубликуешь свою правду. Все равно найдут, и гонорар соответствующий ты получишь.

Бывает второй случай. Ты себя невесть кем возомнил, будто б не только право и возможность имеешь с большими массами общаться, но и некую миссию выполняешь. Санитар леса. И очень людям важно твое мнение по любому вопросу бытия. В особенности – про коммуналку. И ты после этого впадаешь в худшее из заблуждений – мало того, что безнаказанно обидеть можешь людей, но они за это должны быть благодарны, в виде уважения и гонорара. Ладно, допустим, это больше для электронных СМИ характерно. Сегодня, пока ехал в автобусе, вынужден был слушать «Авторадио». Информационная программа. Двое ведущих. Они искренне были убеждены, что с утра мне необходимо знать, что у одного из них нет воды. У второго есть знакомый, который куда-то ездил и застрял. Еще я узнал, как они боялись ветра, который качал вышку. Понимаешь, а мне это пофигу – почему не моется какой-то диджей. По радио вонь не передается, слава богу.

И есть третий случай – типичный. Нужно создать некоторое количество килобайтов, которые затем бухгалтерия конвертирует в рубли. Поскольку делать ничего не умеешь, а килобайты бойко выходят, при минимуме затрат – вот и работаешь журналистом. В каком из трех раскладов возникает необходимость в публицистике? Тем более – в каком-то специальном заповеднике, где правду разводят? Мне на самом деле это занятие кажется странным и противоестественным.

А. А. В общем, ушел от ответа…

Ну тогда я за тебя отвечу – в принципе, сколь угодно острый материал действительно можно опубликовать – не в газете, так в журнале, не в журнале, так на портале, не за деньги, так бесплатно. Только для этого придется приложить определенные усилия. То есть ты не просто выполняешь свою работу, а как бы осуществляешь миссию. Но это ненормально. Пресса разве не для того нужна, чтобы рассказывать о происходящем? В том числе о безобразиях нехороших?

Я тут предлагаю вот какой поворот, пока мы не зациклились. Фиг с ним, с предназначением и долгом. В конце концов, решение о публикации принимает не журналист, а редактор. Поговорим о редакционной политике. Она в общем-то известна и широко распространена. В «Комке», например, где нам с тобой довелось немножко поработать, существовал стоп-лист – названия тех организаций и фирм, о которых нельзя писать плохо, потому что с ними заключены рекламные контракты. Или могут быть заключены. Забавность ситуации заключалась в том, что стоп-лист с годами все ширился, а доходы от рекламы все падали. В итоге это привело к выпуску абсолютно беззубой газеты, которую писали за бесплатно в буквальном смысле слова. А смысл существования стоп-листа свелся к тому, что в течение ряда лет люди, продававшие рекламные возможности «Комка», что-то себе на этом наваривали. То есть некие частные лица обогатились, но бизнес в целом перестал существовать.

Насколько я знаю, точно такие же стоп-листы существуют в абсолютном большинстве изданий. Поэтому то, что пишется в этих изданиях, не очень интересно. Выход – в падении до уровня самой простецкой аудитории, которую интересует, с кем спит домработница Сергея Зверева, и полезно ли есть известку, если у тебя рак легких. Все остальные темы табуированы по умолчанию.

Но, ребята, а кто же в этом виноват?

А взять, к примеру, алтайский ИД «Алтапресс». Года два назад, будучи там на выборах, я им предлагал денег за политическую рекламу определенных кандидатов. Практика общепринятая – и зачем я делаю эту оговорку?.. А, затем, что денег у меня не взяли. Мы, говорят, журналисты и политическую рекламу не публикуем. Неинтересно это нам.

И что ты думаешь, до сих пор неплохо себя чувствуют.

Ю. Ч. Ничего, если я ремарку сделаю, в прошлую тему? Насчет правды и прочих химер? Мне все-таки кажется, что нормальный человек годам к сорока просто обязан обзавестись неким мировоззрением. Инструментом, с помощью которого он правду добывает, зерна от плевел очищает. И могу предположить, что в большинстве случаев то, что ты получаешь для себя, никоим образом не может быть вмещено в телевизионный сюжет или самую громадную заметку. То, что ты думаешь на самом деле. Любое упрощение – вранье. Как-то так.

Теперь в продолжение. Если взять новейшую историю красноярской журналистики, это сплошной перечень побед менеджеров над журналистами. Только в начале это был внешний конфликт, который перерос во внутренний. Отдельно они были, менеджеры и журналисты. Можно припомнить десятки историй, когда редакция газеты создавала рекламную службу, которая через месяц начинала осознавать, что они тут главные кормильцы, а остальные – у них на содержании. Нет ни одного издания, которое бы не прошло через это. «Комсомолец», «Вечерка», «Красраб». Но это еще полбеды. Все-таки противостояние было – добро и зло, деньги против репутации. Но потом-то конфликт стал внутренним. Когда каждый осознал – можно писать так, как тебе кажется верным. И получить по морде. При этом репутация не пострадает. Можно писать так, как велено. Получать деньги. Но недолго. Давай без иллюзий. Допустим, ты сошел с ума, с неизбежностью стал олигархом и политиком и озадачился своим имиджем. Ты нанимаешь людей, которые хвалят тебя за деньги. Каких людей? Да непременно людей с репутацией. Чтобы нобелевский лауреат рассказывал, каким он тупнем себя считает в твоем присутствии. Какой-нибудь Каспаров кричал, что выигрывал у тебя только в подкидного дурака, а в шахматы ему ловить нечего. Так вот – и с газетами так же, и с журналистами. Единственное, что имеет цену – это репутация. Аналогия напрашивается с эскорт-услугами. Там небось тоже опытные работники недоумевают – они же все могут, все умеют, а востребованы молодые.

Касаемо же Алтая, могу тебе напомнить опять-таки сотни проектов, которые пытались создавать в Красноярске. И в 99 случаях из ста выяснялось, что единственной осознанной и продуманной деталью проекта было стремление получить много денег. Или очень много. И сразу. Готовность собирать урожай до того, как ты какие-то зерна в землю закопал. Может быть, наша региональная особенность? Ни у кого не хватает терпения создать газету, до такой степени, чтобы она до собственной репутации доросла. Ну какой идиот поверит, что ты его любишь искренне, если ты ему прайс на услуги подсовываешь? Собственно, мы сами себя скушали. И если порыться в биографии, так и найдешь тот момент, когда в тебе менеджер убил журналиста.

А. А. Кстати, раз уж ты вспомнил «Комсомолец». Сколько человек там работало? Около десятка? Человек восемь журналистов, редактор и машинистка. Тогда еще были машинистки. Ах нет, еще фоторепортер и художник. И человек из рекламы, он нам однажды кроссовок принес на всю редакцию. По бартеру. А так вроде ничем особо не запомнился… Еще помню, как-то корову нам привезли, только что сбитую поездом, тоже по бартеру, и Паша Виноградов ее в пустом кабинете топором рубил, а мы растаскивали.

При всем при этом мы там писали реально что хотели, и тираж был под четыреста тысяч. Но, честно говоря, за те деньги, как Рудик выражался, шапку зимнюю только можно было купить. Или несколько бутылок спирта «Ройяль».

Я это к тому, что к сорока годам или раньше у нас любой журналист с неизбежностью должен становиться сам себе менеджером, ему ж семью кормить надо. Иначе будет всю жизнь в джинсовых куртках бегать по пресс-конференциям и стрелять сигареты трясущимися пальцами. Я не знаю ни одного случая в новейшей истории, то есть где-то с начала девяностых, когда можно было заработать приличные деньги исключительно журналистикой. Говорят, в «Комке» такое было, но очень давно, и я не застал. И «Комок» в этом смысле – скорее исключение.

С другой стороны, это рынок, и никто не обязан оценивать работу журналиста выше рынка. Не нравится зарабатывать 20 тысяч в месяц – иди чесальщиком-мотальщиком…

А о проектах раз уж мы заговорили… Помню, одно очень экспертное федеральное издание в Екатеринбурге кастинг проводило на главного редактора местной вкладки. Задача была – выйти на самоокупаемость в течение четырех месяцев. Любым способом причем. Странная задача для экспертного издания. То есть недальновидно это как-то. Бизнес по-русски. Украсть ящик водки, водку вылить, бутылки сдать, деньги пропить.

Так если федеральные издания, у которых денег уже есть, плевать хотели на собственный авторитет, чего ждать от людей попроще?

Ю. Ч. Про корову, разделившую судьбу Анны Карениной, было для меня неприятной новостью. Мясца-то не досталось. Видимо, невыносимо трудился, пока вы жизнью жуировали. Вот еще повод не любить журналистов.

Андрей, я же совсем не против кормления семей, лозунга «жить как-то надо» и прочих неизбежностей. Просто надо мухи от котлет отделять. У Суворова, который Резун, по этому поводу хорошо сказано. Не нужно трогать тех, кто за социальную справедливость. Грех обижать блаженных. И не нужно трогать тех, кто на черных авто ездит. А убить надо тех, кто за социальную справедливость и на черных авто. Если ты кормишься на этом огороде, поскольку к полезному труду не способен, веди себя соответственно. Ты оказываешь информационные услуги, и твой главный принцип – клиент всегда прав. Наверное, тебе неприятен был бы официант, который стал бы спрашивать – почему ты с такой рожей приперся, а что, дома тебя не кормят и прочее. Вот так же неуместны проявления журнализма в сфере оказания информационных услуг. Вообще-то этим тезисом я в лицо преподавателей вузовских тыкал – чтоб скромнее были, оказывая образовательные услуги. А вот и для себя сгодился.

Теперь про экспертные издания и сообщества. Как ты догадываешься, ни того, ни другого в Красноярске нет по причинам вполне объективным. Науки здесь отродясь не бывало, то есть научных школ, имеющих авторитет. Экспертами здесь становятся настолько причудливые личности, что само это понятие стало обидным. Как «журналист». Возьми даже последний выброс «онолитики». Кандидатура нового губернатора. Казалось бы, что может быть проще? Есть три закона, которые регламентируют назначение. Есть три корпорации, которые владеют краем. И есть проблема личного имиджа президента. Все. Аналитик выстраивает три линии: как должно быть по закону, в чем интересы групп, каковы особенности пиара Медведева на теме кадров. Если есть точки пересечения – хорошо. Нет – еще лучше. Аналитик работает с тенденциями, личности обсуждаются только в шоу-бизнесе.

А. А. А кто у нас за социальную справедливость и на черных авто?.. Это, кстати, не вы там в Законодательном Собрании в разгар кризиса на импортных «тойотах» катаетесь? Скрепки из-под налогоплательщиков выдергиваете? Правильно про вас Тарасов написал в «Новой газете» – все лучшее себе, любимым. И карандаши, и ручки. И бумага небось мелованная.

Вот, кстати о «тойотах» и о скрепках. Объясни мне, пожалуйста, с каких пор если не журналистским расследованием, то проявлением гражданской позиции стало считаться регулярное посещение сайтов госзаказа и выполнение последовательности операций «скопировать – вставить»?

А Суворов, который Резун, вообще мой любимый автор, если что. Правда, его в «Новой газете» не печатают.

Да, и по поводу выплеска аналитики. Я даже, ты знаешь, не очень удивился, когда в программе «Дела» отставку губернатора по горячим следам прокомментировали депутат Пащенко и какой-то экстрасенс. Причем экстрасенса показывали дольше. Он там еще на картах погадал, кто будет новым губернатором. Выпало – москвич.

Я это все к тому, что свободу слова душит не одна пара рук, принадлежащих предположительно власти. Еще ее душит тупость говорящих и слушающих, еще ее душит жадность медиамагнатов так называемых, Мэрдоков наших дерьмовых, сорри за непростой каламбур. А только горлышко отпустят на секунду – ворона каркает во все воронье горло. Ну потому что ворона есть ворона, не летать ей, что называется, ясным соколом, не петь ей, как говорится, соловушкой, не дристать ей, уж простите, сизым голубем…

Ю. Ч. Что уж так буквально-то. Это символы все. «Тойоты», кстати, символично серые. Читай – скромные. А скрепки – да, непозволительно цветные. И правильно нам на это указали, со всей гражданской суровостью. Не берусь судить о сложностях операций с сайтом (кстати, не так все и просто, ты забыл функцию «выделить»), но предложил бы рассматривать реакцию общества и сообщества как промежуточный диагноз. Да, «за неимением горничных любят дворников», но это не может порочить дворников, образно говоря, это характеризует тех, кто любит. Сейчас очень сильно философскую мысль скажу, только ты не обижайся. Мне кажется, мы вступаем в период раннего средневековья. Когда всяких вер, суеверий, поверий и прочих штук с корнем «вера» неизмеримо больше, чем знаний, или носителей знаний. С этой точки зрения любое сомнение в непогрешимости и святости людей и явлений (демократии, рынка, президента) воспринимается как ересь. Причем без всякой злобы даже и со стороны потерпевших, а с одним лишь изумлением. Поскольку эта капля ереси не способна ни в коей мере поколебать громадный храм Веры-Во-Все-Что-Скажут. Мы-то золотые люди, только и делаем, что о народе заботимся. Но кто-то кое-где у нас порой не желает замечать очевидного. Никого переубеждать не собираемся. Как говорил старик Геббельс, мы только информируем, а переубеждением занимается гестапо.

А. А. Мне нравится идея насчет раннего средневековья. Она оптимистичная. Ведь за ранним средневековьем последует позднее, а там и Возрождение, и Новое Время. Жаль, мы не доживем до того момента, как сограждане откроют для себя все преимущества самостоятельного чтения книг и соблюдения правил личной гигиены. Но кто-то не то что доживет, а прямо тогда и родится. С особым цинизмом…

Ю. Ч. Мы движемся в другую сторону. Людьми торгуют? Еще как. Экономика наша – это не типичное собирательство? Религия – не напоминает идолопоклонство? Может, мы вообще последние, кто по письменному разбирать может…

«Наш Красноярский край», январь 2010