Текст книги "Все засмеялись, а Гитлер заплакал. Публицистика"

Международное разделение труда – это реальность. Экономическая самодостаточность – это миф. Тем не менее, есть масса людей, отрицающих реальность и поддерживающих миф. Их мотивы понятны – хочется верить, что «принцессы не какают», а твоя родная страна может все, пусть и в потенции.

На сегодня положение России немногим лучше Киргизии: у нас практически нет товаров, конкурентоспособных на мировом рынке, в привычном понимании слова «товар» – то есть что-то в коробке и упаковке. Даже автоматы Калашникова лучше нас делают китайцы. Зато у нас есть минеральное сырье и дешевая электроэнергия в большом количестве. Конкурентоспособно и то, что производится благодаря дешевой электроэнергии – минеральные удобрения, алюминий. Конкурентоспособен – по сравнению с Европой – сам россиянин. Он меньше просит. Это значит, что в России выгодно размещать так называемые отверточные производства, что уже и делается. «Кока-кола», «Пепси», «Нисан», «Тойота», «Форд», «Дэу» – все эти ребята уже работают у нас. Но их пока очень мало, ничтожно мало – благодаря опять-таки всепоглощающей и вездесущей коррупции. Пока мы не в ВТО, наша коррупция – это наше внутреннее дело. После присоединения к ВТО в стране автоматом начинают действовать нормы, защищающие права предпринимателей. Это значит, что любой коррупционный скандал приобретает статус международного.

Таким образом, если все срастется, лет через десять Россия будет надежно оккупирована иностранным капиталом, вы и ваши дети будете работать на каком-нибудь «Сименсе» или в «Райффайзенбанке», в гастрономе у дома будет аргентинская свинина и канадское молоко, вот только купить их сможет не каждый. Как выразился Олег Дерипаска, «потребители – они потому потребители, что где-то еще и работают. Если они не будут получать зарплату, они потребителями быть перестанут». Надо полагать, г-н Дерипаска не имел в виду свои алюминиевые заводы – им никакая конкуренция в ближайшие годы не грозит, соответственно, оттуда никого и не уволят. Возможно, Дерипаска имел в виду ГАЗ, который также его собственность. При снятии таможенных пошлин на ввоз иномарок наши автозаводы, скорее всего, обанкротятся. Бесчеловечный потребитель воскликнет: «Туда им и дорога!» Но будет ли он прав?.. Что, если завтра ему самому скажут: «Ты уволен»?

Та же участь ждет отечественный авиапром, о котором было проявлено столько заботы. «Аэрофлот» уже объявил, что отказывается покупать ИЛы и ТУ, а переходит на Boeing и Airbus. С одной стороны, за державу обидно. С другой – может быть, летать будет не так страшно, как сейчас?

Новую работу могут искать себе те, кто сегодня делает российские телевизоры, холодильники, скорее всего – мебель, совершенно точно – шины, косметику, одежду и обувь. С приходом всемирных торговых сетей типа «Ашан» и «Метро» в российские города, где нет миллиона жителей (в миллионниках-то они давно уже обосновались) закроется куча магазинов, магазинчиков, бакалей и булошных. Продавцы-то устроятся в тот же «Ашан», а вот куда деваться владельцам?.. Непросто, наверное, придется сельскому хозяйству: правила ВТО не запрещают его дотировать, они лишь запрещают дотировать его в возрастающем объеме. То есть, если на момент присоединения мы вбухивали в агропромышленный комплекс 3 миллиарда дотаций ежегодно, то больше – не имеем права. Это фактически означает окончательную гибель той деревни, которую представляют наши депутаты характерной внешности – деревни, в которой трудоспособные люди к труду не способны.

Короче говоря, нас ждут великие потрясения вместо великой России – и ведь уже не в первый раз такая байда…

Главный козырь отечественных противников вступления в ВТО – это поведение Соединенных Штатов. Ну конечно же. Во всем мире, благодаря существованию ВТО, таможенные пошлины носят скорее регистрационный характер и потому ничтожно малы – 0—2 процента – а в Штатах могут взять и зарядить 30-процентную пошлину на иностранный (в том числе русский) сталепрокат. И Вася не чешись. Законодательство США приоритетно в сравнении с международным – то есть их законы выше, чем законы всего мира. Ловко устроились!

Конечно, их пытаются прищемить остальные страны – участницы ВТО. Говорят, что так нехорошо, подают иски об антидемпинговой политике, эти иски рассматриваются… На сегодня тройка злостных нарушителей норм ВТО выглядит так: США, Китай, Япония. То есть, оказавшись наверху, они пытаются сохранить свой статус кво всеми, в том числе и недозволенными, мерами. Это все понятно – и, кроме отчаянных русских патриотов, никто и не ждал от Штатов высокоморального поведения. Другое волнует: а КАК они оказались наверху? Почему там не оказались, к примеру, мы? Чем мы хуже?

Можно вспомнить, что вот на их территории никогда не было войн. Ну хорошо, а Япония? Там вообще пара атомных бомб взорвалась, как мы помним. Что касается экономики – в начале прошлого века слова «японский» и «некачественный» были синонимами.

Может быть, дело в тяжелом социалистическом наследии? Ну хорошо, вот Китай был до недавнего времени социалистическим. А что там Мао творил – никакому Сталину не снилось. А сейчас это лидер мировой промышленности. Правда, большинство населения живет в жуткой нищете, которая нам опять же и не снилась – но это уже детали, правда? По крайней мере, эти нищие что-то ПРОИЗВОДЯТ. Да не «что-то», а вообще все. Весь мир обслуживают. И понадобилось им для этого – всего ничего. Наличие экономической политики государства.

У нас такой политики нет. Строим ли мы олигархический капитализм или военный социализм, не знает никто, включая президента. Соответственно, никакого вступления в ВТО не будет тоже – будет имитация вступления. Как невесело пошутил один из наших «западных партнеров», Россия не перестанет быть коррумпированной – она просто коррумпирует составителей списка наиболее коррумпированных стран, и те ее оттуда вычеркнут.

Есть два объяснения всей этой нашей истории с ВТО – разумное и безумное. Разумное состоит в том, что мы усыпляем бдительность западных партнеров до поры до времени, а потом внезапно объявим им священный джихад. На пару с другом Ахмадинежадом. А безумное объяснение такое: нашему президенту просто нравится тусоваться на всяких международных сборищах. Будь то ВТО, Киотский протокол, заседание исламских фундаменталистов или сионских мудрецов, ЕвразЭС или СНГ, Шанхайская организация сотрудничества или Евросоюз…

В гениальном фильме «Гленгарри Глен Росс» продавец недвижимости торжествует, получив подпись клиентов на чеке. В красках живописует, как убеждал их поставить эту подпись. Глава офиса морщится, слушая все это, а потом не выдерживает: «Ты вообще обратил внимание, как они живут?! У нас досье на этих клиентов с такого-то года. Они сумасшедшие. Они чокнутые! Им просто нравится общаться с продавцами».

Комок, 2007

И лицо у поколения будет собачье
Хороший левак укрепляет барак

Сорок лет назад началась культурная революция в Китае. Началась – не значит, что там и закончилась. Вся Европа в конце шестидесятых пережила культурную революцию вместе с Мао. Он был идолом. Студенческие бунты в Париже-1968 проходили под знаменем МММ – Маркс, Мао, Маркузе. Что творилось тогда в сознании европейцев, можно увидеть в фильмах Годара и Антониони, услышать в песнях «Битлз» и «Пинк Флойд». Студенческие волнения в Европе были подавлены, философы-марксисты вернулись с баррикад в кабинеты, кинорежиссеры вновь принялись снимать фильмы о любви и экзистенциальном одиночестве. А «песни протеста» выродились в панк – и это, пожалуй, самое большое культурное достижение культурной революции. Хотя и побочное.

Так вот, когда я смотрю те старые фильмы, с этими романтичными революционерами и ворами, с этими омерзительными буржуа, у которых кирпичный загар и тяжелые подбородки и абсолютно нет сердца, и с девушками в тельняшках или без тельняшек, я понимаю: никогда еще «Штирлиц» (то бишь западная цивилизация) не был так близок к провалу. Никогда еще человечество не шло к самоубийству такими широкими шагами и стройными рядами.

Возле города Пекина

Ходят-бродят хунвейбины…

Владимир Высоцкий

Термин «культурная революция» был предложен Лениным, соответственно, первая культурная революция была в России. Заключалась она в двух вещах – в борьбе с тотальной безграмотностью населения и в признании прежней «царской» интеллигенции не мозгом нации, а «говном нации». Со всеми вытекающими.

Вытекало примерно следующее: вся прежняя культура никуда не годится. Поэзию – с парохода. Философию – в отстой. Религию – на свалку. Пусть народ научится читать и прочтет, что Бога нет, а счастье на земле настанет тогда, когда последнего капиталиста удавят кишкой последнего попа. Это, конечно, грубая схема, но она работала.

Через сорок с хвостиком лет культурная революция случилась в Китае. Официально ее началом считается 15 мая 1966 года, когда было опубликовано постановление ЦК КПК, в котором товарищ Мао Цзедун изложил свои соображения по поводу «культурной революции». Сразу же была создана Группа по делам культурной революции (ГКР), в которую, кроме Мао, вошла его жена Цзян Цин. А в конце мая же в одной из пекинских школ появились первые хунвейбины – по-китайски «красная вохра». Позднее к ним добавились хунсяобины – что-то типа октябрят, и цзяофани – опричники-пролетарии. Лозунги, они же дацзыбао, у хунвейбинов были простые и доходчивые: «Грудью защитим Мао от врагов и проломим их собачьи головы!» Наши опричники все-таки были скромнее – собакам они уподобляли самих себя. Даже не собакам, а верным псам.

И вот, собственно, с мая 1966 года прекратились занятия во всех китайских школах и вузах. На десять лет.

Вот такая была культурная революция.

На первый взгляд – полная противоположность ленинской. У нас боролись с безграмотностью – в Китае ее поощряли. У нас рапортовали о многократном увеличении количества школ и институтов – в Китае за десять лет из семи тысяч НИИ осталось двести. И те-то выжили только потому, что работали на «оборону». У нас призывали уничтожать представителей старой культуры – а в Китае Мао вывесил дацзыбао «ОГОНЬ ПО ШТАБАМ!», что означало – «Бей СВОИХ, чтоб чужие боялись». Если посмотреть, кого же репрессировали в годы КР, то окажется, что это в основном была китайская элита – коммунисты, включая самых высокопоставленных, министры, генеральные прокуроры, председатели творческих союзов, военачальники… Причем процесс этот был практически бесконечным – вчерашний революционер сегодня оказывался оппортунистом и подлежал изгнанию в деревню, свиней пасти. И это не метафора. Из сорока миллионов хунвейбинов-активистов семь отправились в деревню вслед за теми, кого выбрасывали из городов пинками.

А всего от культурной революции, по некоторым подсчетам, пострадало около ста миллионов человек. Это ни в какое сравнение не идет с «Большим скачком», когда 30 миллионов крестьян просто умерло от голода, но все равно впечатляет.

И не то чтоб эти детки

Были вовсе малолетки, —

Изрубили эти детки

Очень многих на котлетки!

Владимир Высоцкий

Генеральный прокурор и профессор Лань был в числе отправленных на перевоспитание. Имел неосторожность опубликовать полемическую статью. Сперва ему на грудь повесили щит с надписью «Нечисть» и заставили в таком виде ходить по институту, а следом бродили улюлюкающие студенты. Ланю еще повезло: многих бывших «хозяев жизни» избивали до полусмерти, оплевывали, выдирали волосы с головы вместе со скальпом – это перед тем, как убить (убийство не считалось преступлением, если было совершено «в интересах революции»), обобрать до нитки или выслать в деревню.

В деревне Лань ухаживал за поросятами. Как он сам считает, «был в этой ситуации и большой плюс: милые поросята не могли „стучать“ на меня. В свинарник ко мне никто не заходил. Для тех, в чьи обязанности входил контроль за мной, воздух в свинарнике был слишком тяжел, да и грязи по колено». Здесь же, в свинарнике, он читал Тургенева, Гоголя и других ревизионистских авторов.

Помимо школ и вузов, было ликвидировано большинство театров, библиотек и прочих культурных учреждений. Многие из тех, кто остался на свободе, не выдерживали всеобщего презрения или внезапной бедности, и кончали жизнь самоубийством. Были уничтожены практически все храмы, включая православные (были в Китае и такие), бульдозерами срыты кладбища, сожжены иконы. Священникам сбривали волосы, лицо пачкали сажей, на головы водружали шутовские колпаки.

А еще большое значение приобрел красный цвет. В книжных магазинах продавались разные книги – малая красная и большая красная. Обе – с изречениями Мао. Хунвейбины и те, кто не хотел попасть им под горячую руку, красили свои дома в красный цвет. Были требования сделать красный сигнал светофора – революционный – разрешающим, а зеленый запрещающим. Был актуален дацзыбао «Даешь красный океан!» – но хунвейбинам, как тем синицам, пороху не хватило. А общее направление культурной революции называлось, разумеется, «красным террором».

Не баба – зверь, она теперь

Вершит делами революции культурной

Владимир Высоцкий

Это, понятно, жена Мао – Цзян Цин, что в переводе означает «Зеленая река». Она у него была четвертой, а он у нее – четыреста двенадцатым. Шутка. Всего лишь третьим законным мужем. У бывшей актрисы была одна мечта: стать женой первого человека в Китае. Мечта осуществилась. 48-летний Мао женился на 26-летней Цзян, и без сожалений упек предыдущую жену в психушку (туда же попал и предыдущий муж Цзян Цин; впрочем, это не настоящее имя – будучи актрисой, она звалась Лань Пин – «голубое яблоко» – а родилась и вовсе Ли Юньхэ. Что это значит по-китайски, пес его знает).

Цзян была женщиной очень хитрой. В отличие от предыдущих трех жен, она на протяжении десятилетий разыгрывала из себя скромную домохозяйку, не смеющую соваться в дела мужа. Да она и мужем-то Мао никогда не называла – только «Председатель» и на «вы». А развернулась лишь в шестидесятых. Сперва вызвала к себе министра культуры и попеняла ему на то, что простым людям невозможно ходить в театр – там вечно одни императоры, полководцы, красавицы и ученые мужи. Затем на митингах накачивала с трибуны толпы подростков. А затем и вовсе сколотила «Банду четырех» – это уже под конец культурной революции. Серьезно рассчитывала на то, что умирающий Мао завещает ей власть.

Но Мао тоже был не дурак и всегда умел свалить провалы на других, а победы приписать себе. Вот и свою жену он жестко критиковал за перегибы и отказывался с ней встречаться. Наложниц у него и без Цзян хватало, вплоть до рокового дня. И все-таки, читая избранные места из личной переписки супругов, иной раз испытываешь… сочувствие. Вот такой, к примеру, документ:

«Цзян Цин!

Лучше нам не видеться. Я столько лет беседовал с тобой, но ты многое оставила без внимания, так какой смысл еще встречаться? Есть марксистско-ленинская литература, есть мои книги, но ты их не изучаешь. Я тяжело болен, мне 81 год, а ты не входишь в мое положение. Вот умру, посмотрим, что ты будешь делать? В больших делах ты не советуешься, а по мелочам постоянно беспокоишь – вот такой ты человек. Подумай об этом хорошенько.

Мао Цзэдун

20 марта 1974 г.»

Умер он, однако, только в 1976, и неожиданно для всех. А через месяц после смерти Мао вся «банда четырех» была арестована. Цзян на суде говорила, что была всего лишь собакой председателя – «кусала тех, кого он приказывал кусать». Она была приговорена к пожизненному заточению, освобождена по болезни в марте 1991-го и через несколько дней повесилась.

Нам каждый день насущный мил и дорог,

Но если даже вспомнить старину,

То это вы изобретали порох

И строили Китайскую стену.

Владимир Высоцкий

Не надо думать, что Мао со своей КР придумал что-то новое (как и Ленин – до него). Революция как стремительная смена элит существовала задолго до рождения Христа. Настольной книгой Мао Цзедуна была «Книга правителя области Шан», написанная в третьем веке до нашей эры и считающаяся «библией легизма». Бывший писатель Лимонов считает ее «самой крутой книгой в истории». Там, собственно, все написано и про нашу революцию, и про китайскую, и про любую другую. Самая суть схвачена.

Естественные свойства человека, пишут авторы книги, это жадность, своекорыстие и себялюбие. Из этого и надо исходить. Ты можешь быть гуманным по отношению к другим людям, но отсюда отнюдь не следует, что они сами будут гуманными. А значит – долой пережитки конфуцианской морали, такие, как сыновья почтительность и братская любовь, уважение к старшим и благопристойность, любовь к музыке и вообще искусству, склонность философствовать, красноречие, бескорыстие, остроумие… Умный народ вообще опасен, поскольку его не так-то просто принудить заниматься тяжелым физическим трудом. А заниматься кому-то нужно. Вот, скажем, построить стену для защиты границ. Четыре тысячи километров длиной. Стену строили, как раз в эпоху легизма, два миллиона человек. Умерших от недоедания вмуровывали в эту же стену. Безотходное производство. Практическое значение стены для защиты от набегов оказалось нулевым, но это уже неважно.

Для тогдашнего императора Цинь Шихуанди построили также и дворец в столице – да такой, что в одном зале могло поместиться десять тысяч человек. А строили семьсот тысяч. А всего этих дворцов у Циня было около шестисот – каждую ночь он проводил в другом дворце, поскольку опасался покушений на свою жизнь. И рассылал по другим странам людей в поисках эликсира бессмертия – хотел жить вечно. И было у него десять тысяч наложниц, и одна из них его и прикнокала – иглой в ухо.

Но была и справедливость. Порядок был. Законы соблюдались. В чем вообще суть легизма – это от латинского lex, «закон». В центре мироздания – фигура Правителя. Правитель не подотчетен никому. Он издает Законы. За их невыполнение каждого (кроме Правителя) ждет суровая кара. Причем суровость не зависит от тяжести содеянного вообще никак. Самым легким наказанием была смертная казнь. Далее по вкусу: выламывание рёбер, разрыв колесницами, варка в большом котле, удушение, разрубание на части, разрубание пополам, четвертование, обезглавливание и после казни выставление головы на шесте в людных местах. Особо опасные преступления карались казнью не только виновного, но и всех его родственников в трёх поколениях. Мои родственники в трех поколениях – это с сотню точно наберется. А древние китайцы были куда плодовитее нас. Помимо родственников, можно было казнить и всех остальных – кто о чем-то знал, но не донес. Основной автор древнего трактата, Шан Ян, называл это «принципом коллективной ответственности». Мы же называем это круговой порукой.

По-настоящему революционным было то, что легистами отвергалось само понятие знати, аристократии, иерархии. Правитель, и только он, решал, кто у нас сегодня совесть нации, кто мозг, а кто говно. Шла непрерывная вертикальная ротация кадров. Сущая мелочь: звание высокого чиновника при легизме не возбранялось просто купить. Хотя деньги могли взять, а соискателя сгноить. В новейшей истории такие случаи тоже известны. В любом случае, все решала личная преданность.

Наверное, вы не очень удивитесь, если узнаете, что у такого государства было две главных цели – земледелие и война. Причем земледелие как подспорье войне. Потому что без войны народ распускается, и в его теле появляется шесть паразитов: стремление беспечно пожить на склоне лет, бездумная трата зерна, пристрастие к красивой одежде и вкусной еде, любовь к предметам роскоши, пренебрежение своими обязанностями, стяжательство. Читайте, запоминайте, записывайте. Это мудрость, освященная веками.

А если зуд, без дела не страдайте,

У вас еще достаточно делов —

Давите мух, рождаемость снижайте,

Уничтожайте ваших воробьев.

Владимир Высоцкий

Наверное, все согласны с тем, что мир, в котором мы живем, нельзя назвать не только нормальным, но даже более-менее приемлемым. Нас всех не устраивает наша жизнь, и мы все хотим сделать ее какой-то другой. До шестидесятых годов прошлого века было два пути – социалистический и капиталистический. Китай, а вслед за ним западные интеллектуалы, выбрали третий путь. Советский социализм и немецкий нацизм были признаны жестким тоталитаризмом, либеральная демократия – тоталитаризмом мягким. Герберт Маркузе писал, что обожествление рационального приводит к фашизму, а научные эксперименты – это пытки над природой. А потому – «чума на оба ваши дома». Одним из главных лозунгов европейской весны-1968 были до боли знакомые слова: «Мир станет счастлив, когда последний капиталист захлебнется в крови последнего бюрократа». Многие интеллектуалы пошли дальше. Ролан Барт объявил, что «язык – это фашизм». То есть упростил Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь». Ги Дебор, не только главный идеолог, но и активный участник «Парижской весны», написал знаменитую книгу «Общество спектакля» и призвал всех со спектакля уйти, заняться чем-нибудь живым и настоящим (позже покончил с собой). Деррида, Фромм, Адорно, Хабермас, Сартр и Камю – все они призывали отказаться от выбора из двух зол и выбрать что-нибудь третье. Все они вопили «Запрещено запрещать», славили ценность человеческой личности и естественным образом (если все вокруг ненастоящее, почему бы не взорвать бомбу? Кровь не врет! Винтовка это праздник!) эволюционировали к идейному оправданию террора. Красного, желтого, черного – какая, к черту, разница?

Обаятельные герои Годара и Антониони воровали без корысти, случайно убивали полицейских или просто каких-нибудь буржуазных свиней, лгали и предавали – но их было жалко, а этот мир, красиво разлетающийся на кусочки, жалко не было. Пустыню, такую живописную, такую невыразимо прекрасную – жалко. Сюда придут капиталисты и все испохабят. А капиталистов с их имуществом, со всеми этими тщательно и любовно сделанными стенами, лестницами, искусственными водоемами, рекламными плакатами, розовыми самолетами – не жалко.

Как же так – целое поколение было детей-цветов, призывавших заниматься любовью, а не войной, запрещавших запрещать – и не нашлось ни одного ребенка, который задал бы свои простые детские вопросы? Например, такой: а потом? Вот захлебнется в крови последнего бюрократа последний капиталист, а потом что? Мы домой пойдем? А где наш дом? Или – а кто же прольет эту кровь, в которой должен захлебнуться капиталист? Я? А если я не хочу? А если меня захотят убить, то кто за меня заступится? А если никто не будет работать, то что мы будем есть?

И даже ребенок непременно спросил бы – если такая огромная страна, как Китай, готовится к войне; если такая могущественная страна, как Советский Союз, готовится к войне (а мы ведь честно готовились, сразу после Второй мировой, к третьей – и окончательной); то ведь, наверное, эта война будет не внутри этих стран, а и в Европе тоже? Так чему же радуются эти дяди, которые считают себя умными? Может быть, им просто жить надоело, но при чем тут три поколения их родственников? И что плохого в стремлении беспечно пожить и любви к вкусной еде и красивой одежде? Не говоря уже о братской любви…

Вы знаете, такие вопросы можно и сейчас задавать, а ответов по-прежнему не услышать. Особенно у нас, где есть и хунвейбины, и цзяофани, и Великий Кормчий, и усиленные поиски «третьего пути». Пока жива в мире левая идея, ее непременным политическим следствием будет большая кровь, а эстетическим – полное безобразие. То есть, вполне по Достоевскому – выцарапать глаза Мадонне на холсте. Или подрисовать ей что-нибудь синим фломастером. И все это – в борьбе за справедливость, равенство и подлинность.

А выражение «культурная революция» стало нарицательным и сугубо положительным. Ну, разве что изредка мелькнет в прессе сообщение о том, что талибы в Афганистане совершают культурную революцию – недавно вот взорвали самый большой в мире памятник Будде. Памятник был в скале высечен, так они по нему – снарядами…

Козлы.

Комок 2006