Текст книги "Сверхдержава"

ГЛАВА 2
ЛЕСНАЯ ДЫРА

– Сюда, быстро, – сказал человек в зеленой форме и показал стволом на землю – чтобы никаких сомнений не было, куда именно.

Ага. Ну, все ясно. Лечь на землю, мордой в траву. Руки на голову. Зажмурить глаза, оскалить зубы. Может быть, даже пустить от страха струйку – в последний раз удобрить землицу. Сделать последнее дело в жизни – маленькое, но хорошее. И считать, конечно. Считать еле уловимые шаги. Шаги человека, который отходит назад, чтобы прицелиться и влупить по тебе из гранатомета. Превратить тебя в газообразное состояние.

– Я не лягу, – хрипло сообщил Краев. – И она тоже. Стреляй так как есть. Посмотри в наши глаза перед смертью.

– Ты совсем сбрендил, Коля? – поинтересовался человек. – Ты решил, что я вас расстреливать сюда привел?

– А что, нет?

– Чума тебе в глотку! – выругался парень. – Это бараны на тебя так дурно действуют? Или под дурака косишь?

– Сам ты баран! – заявила Таня. – Тебя под прицелом подержать, ты бы и не так сбрендил!

– Я уже пять лет под прицелом гуляю, – огрызнулся человек. – Так, слушайте меня! Быстро встаем на этот хренов кусок земли! Предупреждаю – это лифт. И если какая-нибудь хренова баранина испугается и вздумает побежать, когда лифт начнет двигаться, то обещаю – влеплю пулю в задницу.

Он встал на одному ему известный пятачок земли и замер, широко расставив ноги. Краев и Таня скромно притулились рядом.

Ага, знакомая конструкция. То же, что было в подземелье у Агрегата, только замаскировано травкой-муравкой. И опять трое пассажиров – неизвестный тип в роли Салема, Таня в роли Лизы и Краев в роли Краева. Сейчас начнет дергать и трясти, потом погаснет свет, а потом, глядишь, разденут и погонят в душ. Что было бы весьма кстати после такой пыльной дороги. Интересно, Таня заглянет ко мне в кабинку, чтобы потереть спинку? Вероятно, нет. И слава Богу. Мне нужна только Лиза. Милый мой Лисенок – где ты теперь?..

Этот лифт, в отличие от заплесневевшего подъемника в городе чумников, был в полной исправности. Краев не успел моргнуть глазом, как все трое оказались внизу, в длинном прямом коридоре, освещенном желтым сиянием лампочек-спотов.

С дальнего конца коридора навстречу Краеву двигалась долговязая нескладная фигура. Николай узнавал ее походку. Этот человек всегда передвигался так, словно находился в третьей стадии опьянения. Болтающиеся руки, мотающаяся из стороны в сторону голова. Человек качался при ходьбе, как при четырехбалльной морской качке.

Для полноты картины должны были также наличествовать оттопыренные уши, позаимствованные, вероятно, у маленького слона, тонкие бледные губы и крючковатый нос. Человек шел вперед и Краев убеждался, что все имелось в полном комплекте – и уши, и губы, и нос соответствующей формы. Глаз, правда, сохранился только один – второй был прикрыт черной пиратской повязкой. И физиономия постарела – этот человек всегда был склонен к морщинообразованию, а теперь лицо его и вовсе изошло тектоническими складками. И все равно это был он – собственной персоной.

Бессонов.

– Привет, Коля! – Бессонов раскрыл руки, очевидно, ожидая, что Краев кинется к нему в объятия. – Господи, как давно я тебя не видел! Ты прекрасно выглядишь, старина! Ну просто мальчик! Германия пошла тебе на пользу.

– Здравствуй, Люк, – растерянно произнес Краев. – А что ты здесь делаешь? Я думал, ты там, с ними…

– С кем – с ними?

– С Давилой и прочей компанией.

– Нет. – Голова Бессонова мотнулась в очередной раз, рот разъехался в улыбке от уха до уха, обнажив редкие, частично золотые зубы. – Я давно не с ними, Коля. Ты был не дурак, Коля – ты удрал первым. Я сбежал через несколько месяцев после тебя, и далось мне это гораздо труднее. Они, правда, помнят обо мне, не могут забыть почему-то. Но только вот не могут найти меня, старого пакостника. Пока не могут.

С этими словами Бессонов преодолел расстояние, оставшееся между ним и Краевым, и облапил Николая тощими обезьяньими руками. Обнимаемый Краев стоял и моргал глазами. Он не мог сказать ничего, потому что не знал: верить тому, что слышит, или нет.

Леонид Бессонов был одним из его лучших друзей – еще в том, допрезидентском, дочумном прошлом. Друзья звали Бессонова Люком в честь Люка Бессона, почти однофамильца, известного французского кинорежиссера. Люк Бессонов славился не только экстравагантной внешностью Кощея Бессмертного, он также был талантливым психологом, специалистом по заглядыванию в человеческие умы. Он аккуратно и умело вскрывал души, спрятанные в консервные банки комплексов и стереотипов. Бессонов коллекционировал и систематизировал пороки и достоинства, раскладывал характеры по полкам и прикреплял к ним маленькие ярлычки с номерами. Он препарировал неразрешимые проблемы на глазах у их обладателей, расчленял их на отдельные части и показывал, как с ними справиться. И самое главное: он составлял тесты – хитроумные анкеты, кажущиеся простыми наборами предложений, слов или геометрических фигур, которые нужно было отметить или не отметить крестиками. Это казалось безобидной игрой, но Краев знал: ничто не могло укрыться от бессоновских тестов, проникающих до самых глубинных душевных слоев как излучение урана. Тесты были уникальной технологией Бессонова. Никто не знал, как он их составлял, каким образом расшифровывал, но они раздевали человека до самых костей.

Каким был Бессонов в жизни? Безусловно, приятным. Профессионал общения с людьми, он мог найти подход к любому. Но была у Бессонова еще одна особенность: нелюбовь к лицемерию. Люк давно перешагнул через ту стадию собственного развития, когда лицемерие могло добавить что-то к освоению окружающих его человеческих ресурсов. Он был неординарным интеллектуалом, но умудрялся оставаться естественным и свободным человеком. Он видел глубинную грязь, накопившуюся в душах людей, но не делал из этого трагедии. Он был ироничен, но никогда не использовал свое выдающееся чувство юмора в качестве оружия нападения. Его некрасивая телесная оболочка не отталкивала людей – светлая аура облагораживала ее и делала Бессонова одним из самых лучших собеседников на свете.

Таким вот был Люк.

Краев сам привел его в команду Давилы. Это было необходимо прежде всего самому Николаю – он хотел удостовериться, что совершил правильный поступок, войдя в эту компанию и работая с этими людьми. И Бессонов не отказался. Краев был окрылен согласием Бессонова – он знал, что старый добрый Люк не может ошибаться. Именно Люк нашел того, кто являлся теперь самым влиятельным человеком в мире. Выбрал Петра Ивановича Волкова среди десятков писателей – анонимных кандидатов, не подозревающих, для чего им пришлось заполнить анкеты. И вот оказывается, что Бессонов ушел из команды. Да что там ушел – удрал, и до сих пор скрывается в лесном подземелье. Ну да, Давила не был близким другом Люка. Бессонова не выпустили бы из России так легко, как Краева. Что ему оставалось делать? Только уйти в подполье.

– Как же так, Люк? – грустно пробормотал Николай. – Как ты мог так ошибиться? Ты же никогда не ошибался… Почему ты сразу не понял, что все кончится так гнусно? Ладно, я – дурак, параноик… А ты должен был понять…

– Э, нет, милый мой! – Бессонов отстранился, покачал узловатым пальцем перед лицом Николая, не переставая улыбаться. – Передо мной стояла ясная задача – выбрать оптимальную кандидатуру из тех, кого вы мне предложили. И я с этой задачей справился. Разве плох наш президент? Умен, даже мудр. Интеллигентен, спокоен. Обладает твердым, но не жестоким характером, умеет находить компромиссы и в тоже время проводить собственную линию. Достаточно демократичен. Любим народом – не показушно, а истинно. Это замечательный президент, Коля! Нам очень повезло. Повезло…

– Ну так в чем же дело, почему ты сидишь в этой земляной дыре? Почему не пойдешь к нашему замечательному президенту и не скажешь: «Здравствуйте, Петр Иванович! Это я, Леонид Бессонов, вы должны меня помнить». И он, конечно, вспомнит тебя – не сможет не вспомнить человека, который ткнул в него корявым пальцем и сказал, что именно он станет президентом. И конечно, обеспечит тебя теплым местечком у себя под боком. Или, по крайней мере, предоставит тебе свободу…

– Есть одна проблема, – сообщил Бессонов. – Маленькая, я бы сказал, проблемочка, не дающая мне возможности осуществить твое замечательное предложение. Дело в том, что я считаюсь повстанцем. Точнее, лидером повстанческого движения на территории Российской Федерации.

– Считаешься? А на самом деле как?

– А на самом деле так оно и есть. Поэтому президент не может предоставить мне свободу большую, чем у меня есть. Он может только отнять ее у меня. А я, Коля, люблю свободу. Есть у меня такая слабость.

Подозрительный шум раздался в конце коридора – там, откуда только что появился Бессонов. Шум перешел в топот быстрых ног – и вот уже к Краеву неслась знакомая фигурка – летела, почти не касаясь земли. Она умела летать. Она бросилась на Краева, чуть не сшибив с ног Люка, некстати оказавшегося на пути, и повисла у Краева на шее. Краев стоял и сопел носом. Скупая мужская слеза почти стекла с его правого глаза, но он заморгал ее быстрым движением век.

– Ты живой, – Лиза внимательно осматривала Краева, даже, кажется, обнюхивала его – не попахивает ли мертвечинкой? – Живой. И ты здесь. Я не верила. Я думала, что все будет гораздо хуже. Думала, тебя расстреляют прямо там, около машины.

– Ну, что ты, Лисенок. Это не входило в их планы. – Краев крепко держал Лизу за руку – все еще боялся, что она вдруг снова исчезнет. – Я только не могу понять – почему эти сволочи пытались убить вас? Убить без суда и следствия? Приволокли с собой полумеха…

– Они решили, что мы – повстанцы. – Салем подошел в развалку, держа на плече длинный металлический ствол – то ли огнемет, то ли даже портативную ракетную установку. Диана следовала за ним. – Или что имеем склонность к тому, чтобы стать повстанцами. Наша группа давно была у них на плохом счету. Короче говоря, с нами решили не церемониться.

– А теперь? Что теперь? Вы по-прежнему утверждаете, что вы – не повстанцы?

– Нет в России никаких повстанцев, – высокая фигура Крюгера выросла за спиной Салема. – Есть только люди, которые владеют информацией о том, что происходит в этой стране на самом деле. Тот, кто знает слишком много, и есть самая нежелательная личность для тех, кто занимается профессиональным оболваниванием. Обараниванием. Не знать ничего лишнего – вот лучший способ жить в этой стране безбедно и безопасно. Животрупы ненавидят «правильных» и мечтают пустить их кровушку широкой рекой. Террористы и подпольные эмигранты шуруют по бараньим городам, спасаются от метаморфов из Инкубатора, охотящихся за ними. Иногда террористы убивают этих полумехов, параспосов, бегунов-долгоногов. Убивают и вставляют им в глотки цветочки зверобоя, потому что верят, что таким образом окончательно прерывают их жизнь. Но они не опасны – ни животрупы, ни террористы, ни эмигранты. Потому что деятельность их питается мифами, созданными ими же самими. Их нетрудно выловить и переделать потом в Инкубаторе в тех же метаморфов. Опасен тот, кого переделать уже нельзя, тот, кто владеет настоящей информацией. С такими не церемонятся, их не отлавливают. Их просто убивают.

– Как вы попали сюда? Вы знали Бессонова раньше? Почему вы молчали? Почему не сказали мне?

– Мы не знали о нем ничего. А если бы и узнали – не поверили бы. Бессонов вышел за территорию лжи. А мы еще тешились своими мифами – последними из возможных.

– Это я привел их сюда, – сказал тип в защитном костюме – тот, кто конвоировал Краева и Татьяну. – Ребятки оказались в беде, в седьмой зоне их переловили бы в два счета. Кроме того, я решил, что они созрели. Вполне созрели для того, чтобы попасть в Лесную Дыру. Твое появление, Краев, стало катализатором их прозрения. Я связался с Бессоновым и получил разрешение на их транспортировку. Через восемь часов они уже были здесь.

Человек стянул свою матерчатую маску одним движением руки и кинул ее в сторону. Ухмыльнулся в светлую бороду, подмигнул Краеву.

– Савелий! Ты?

– Я. Что, все еще думаешь, что я тебя расстреляю?

– А Вася? Он тоже…

– Тоже. Он остался в седьмом Врекаре. Присматривает за порядком.

– И много вас здесь, в этом убежище?

– Немного. – Люк улыбался. – В основном я. Это моя резиденция, я принимаю здесь гостей. Наши люди есть везде.

– Ваши люди – это чумники?

– Чумники. И не чумники. Всякие люди.

– Не чумники? То есть «правильные»? Но как же они могут быть вашими людьми? Ведь они же…

– Кто они? Бараны? Ты это хочешь сказать? Нет никаких баранов. Вот, к примеру, она. – Бессонов показал на Таню. – Она, по твоим понятиям – барашек, человек, не способный к агрессии. Но на самом деле она склонна к поступкам, никак не укладывающимся в нормы, предписанные официальными рамками. Больше того скажу тебе – в определенных условиях она способна засветить тебе в морду так, что мало не покажется!

– И что же это за условия?

– У меня затекли ноги, – сообщил Люк Бессонов. – К тому же здесь дует сквозняк и пронизывает мои старые кости. Вам, молодежи и псевдомолодежи, этого не понять. Посему предлагаю прервать скоропалительные дебаты и прошествовать в более удобное место – в Лесную Дыру. Там каждый получит то, что хочет. Я – теплый шерстяной плед на колени. Таня – горячий душ, кофе и сэндвич с курицей. Савелий – возможность выспаться после последних изматывающих суток. Крюгер и Диана получат по стаканчику напитка – прохладительного или горячительного, в зависимости от их желания. Салем – доступ к компьютеру. А вы, Николай и Елизавета, получите мой личный презент – отдельную комнату со всеми удобствами. Думаю, вам будет что обсудить. Вечером мы соберемся в кают-компании, и тогда ты, Коля, получишь ответы на свои вопросы. Может быть, ты узнаешь то, что никогда бы не пришло тебе в голову самостоятельно. Потому что правда имеет свойство быть настолько невероятной, что вымысел кажется рядом с ней сухой догмой. Адью, друзья. До встречи.

Бессонов поплелся вдаль, раскачиваясь и цепляясь руками за стены.

Сколько лет ему было? Пожалуй, уже за шестьдесят. Краев стоял и смотрел ему вслед, обнимая за плечи Лизу. Ему снова пообещали сказать правду. ВСЮ ПРАВДУ. Правды как таковой в этом мире не существовало – Краев уже давно убедился в этом. Но он надеялся хотя бы получить новую информацию. Информацию, более пригодную для использования, чем то, что подсовывали ему до сих пор.

Он надеялся на это. И боялся этого.

ГЛАВА 3
НОВАЯ ПРАВДА

Лесная Дыра оказалась намного симпатичнее и удобнее, чем подземелье Агрегата. И это понятно – много ли нужно было Агрегату, намертво привинченному к своему постаменту? Здесь же, в убежище Бессонова, трудно было представить, что находишься под землей. Комфортабельный двухэтажный бункер был оснащен по последнему слову техники. Как объяснил Бессонов, на нижнем этаже находились лаборатории, мастерские и технические службы, а на верхнем – жилые комнаты, кухня и спортзал.

Бессонов собрал гостей в месте, напоминавшем небольшой лекционный зал. Правда, вместо кафедры он водрузил на возвышающийся помост кресло. Сел в него, закинув ногу на ногу, и уставился на своих слушателей единственным глазом. Остальные расселись на диванах.

– Не смущайтесь, друзья мои, – Бессонов улыбнулся тепло и обаятельно – так старый вампир улыбается молоденькой девушке перед вечерней трапезой. – Каждый из вас знает немало о специфическом социуме, называемом Сверхдержавой. Более того – каждый из вас составил из вас собственное мнение на этот счет, и изменить его будет не так-то просто. Поэтому я начну с простого вопроса, и задам его самому старшему из вас. Николай, что ты можешь сказать о ситуации в стране? Коротко, в двух словах?

– Это болезнь, – сказал Краев. – Во всем виновата болезнь. Наверное, это наказание божие – якутская лихорадка. Вирус сидит во всех нас. Я не знаю, кому больше повезло – тем, у кого вирус встроился в гены, или тем, у кого этого не случилось. Первые обречены на беззащитность, вторые – на вымирание, если им вовремя не будет сделана иммунозащита. А государство обречено на ложь. И я, в принципе, могу понять государство. Оно сделало все, чтобы спасти людей от чумы – вакцинировало население страны. Но эта мера была только первым шагом, теперь государственная машина делает следующие шаги, чтобы спасти свою страну. Оно вынуждено лгать – чтобы с одной стороны сохранить равновесие между чумниками и «правильными», и, с другой стороны, не выдать эту тайну внешнему миру. Ложь во имя спасения. Вот, пожалуй, и все.

– Отлично, Николай. Для короткого частного расследования – просто отлично! А теперь позволь тебя спросить: почему ты сбежал из этой страны восемь лет назад? Только честно.

– Не хотел делать прививку, – честно ответил Краев.

– Почему?

– Не знаю. Чувствовал, что что-то не так.

– А теперь тебя вакцинировали?

– Да. Давила собственной рукой вкатил мне в загривок дозу вакцины.

– Молодец Давила! – Бессонов хватил себя кулаком по колену. – Заразил своего бывшего лучшего друга! И после этого, наверное, еще щебетал о том, как рад тебя видеть и о том, как замечательно, что ты вернулся?

– Как – заразил? – неясная догадка ледышкой скользнула в душу Краева.

– А вот так. До того, как тебе сделали прививку, организм твой был чист. Не было в нем никакого вируса.

– Это понятно… Но причем тут прививка? Вирус – вот он, летает в воздухе! – Краев помахал руками. – Передается воздушно-капельным путем. Все мы заражены. Прививка – это просто чтобы я не сдох. Чтобы все мы не сдохли…

– Мне прививку не делали, – сказал Бессонов, скрестив руки на груди. – И как видишь, я не сдох, и не собираюсь дохнуть. Давиле тоже не делали прививку, и Домогайко не делали. И люди из чумной полиции, которые стреляли в вас – тоже непривитые. Они не бараны и не чумники, они просто люди. Всем тем, кто реально управляет этим государством, прививку не делали. Они оставили себе, избранным, возможность быть просто людьми. Быть агрессивными и в то же время не сидеть в чумных зонах на игле «иммунозащиты».

– Но почему же они не заражаются якутской лихорадкой? У них что, есть какие-то особые методы профилактики?

– Вирусом якутской лихорадки нельзя заразиться, – четко проговорил Бессонов. – Нельзя, потому что такого вируса не существует. И никогда не существовало в природе.

– Подожди, Люк… – Краев чувствовал, что его затягивает в яму, заполненную гнилостной вонючей жижей. – Но ведь «правильные»… У них же изменен генетический набор. И это изменение – действие вируса…

– Все правильно. Есть вирус, который изменяет геном человека, и делает человека послушным чужой воле. Только этот вирус не передается от человека к человеку. Он вообще не заразен. Единственный способ, которым можно подцепить этот вирус – подставить свою шею под инъектор и получить дозу «прививки». На самом деле это не прививка, Коля. Это штамм вируса.

– То есть как?.. – Краев схватился за шею. – Они мне не прививку, а сам вирус впрыснули?

– Именно так, Коля. И не тебе одному. Эту гадость ввели всей стране. Вирус был создан в лаборатории искусственным путем. Уточняю – в лаборатории твоего старого знакомого Эдуарда Ступина. Сей микроорганизм – настоящее произведение искусства. Того искусства, которое называется генной инженерией. Эдик назвал этот вирус «СЭМ» – в честь себя, любимого, Ступина Эдуарда Михайловича. «СЭМ» делает сознание податливым как пластилин. Добрый дядя врач впрыскивает в твою кровь вирус, гладя тебя по головке, и ты благодарен ему за то, что он спас тебя от чумы, которой никогда не было. Три дня уходит на то, чтобы вирус размножился, распространился по всему твоему организму и изменил твои хромосомы. И всего лишь через три дня ты становишься милым и послушным мальчиком, готовым полуфабрикатом для восприятия чужой воли.

– А чумники? Как же они?

– Им тоже впрыснули вирус. И он точно также встроился в их гены. Только у чумников есть один маленький дефект – они не поддаются кодирующему излучению. Тому излучению, которое все россияне получают через «Телерос». Это не особенность генного набора чумников – скорее, особенность их психологии. У чумников слишком сильная воля, слишком выраженная индивидуальность. Сознание их шутя справляется с подсознательным давлением вируса, который призывает подчиняться…

– Подожди! – Салем поднялся в полный рост, поднял руку, физиономия его побагровела от возмущения. – Мне кажется, что ты пудришь нам мозги, профессор. Я был там – в городах, где резвилась чума. Эпидемия ползла от дома к дому, и люди дохли, как мухи.

– Много ты видел умерших от якутской лихорадки?

– Немного, – сказал Салем, несколько смутившись. – Но видел. Их было бы куда больше, но мы не дали этой заразе расползтись. Мы отлавливали всех и делали им прививки. Но я слышал, что в тех городах, куда мы опоздали, вымерли все поголовно.

– Ага, поголовно, как же! Я видел, как Давила давал указания. Он не прятался от меня, потому что я был в полном курсе происходящего. Жукову приносили сводки – сколько человек умерло за день в каждом городе Сибири, и он с удовольствием пририсовал по два нолика к каждой однозначной цифре. Там, где от болезни скончались пятеро, получалось пятьсот – в таком виде все это шло в прессу и в телевидение. Более того, в левых газетенках и в Интернете специально нанятые поганцы нагнетали истерию – мол, истинные цифры умалчиваются, в действительности погибших на порядок больше…

– Но люди все-таки умирали от чего-то!

– Это была эпидемия гриппа, Салем. Грипп новой гонконгской разновидности – протекал он довольно тяжело, но умирал от него один из двух тысяч, а никак не все подряд, как при вымышленной «якутской лихорадке». Эпидемия пришла в Сибирь из Китая, с нее все и началось. – Бессонов встал из кресла, захромал по помосту словно нетрезвый журавль. – Жуков воспользовался эпидемией, чтобы испытать свою тайную биотехнологию. Вирус «СЭМ», который вводился под видом прививки, был изготовлен Ступиным еще за год до того, как началась президентская компания. Ступин много лет работал над противогриппозными средствами, первоначальной целью его было создать вирус с генным набором, близким к одной из человеческих хромосом. Такой микроорганизм не мог бы терпеть других вирусов в теле человека и убивал бы их – как нежелательных конкурентов. И Ступину удалось создать такой штамм – универсальное противовирусное средство. До сих пор в мире такого не существовало. Эдик испытал свое чудесное лекарство на животных, и в тот момент, когда Давила схватил его за руку, пытался продать его за границу.

– Помню я этот момент, – пробормотал Краев. – Давила выглядел так, словно сорвал жирнейший куш. Так оно и оказалось.

– Жуков изолировал Эдуарда от внешнего мира, – продолжал Бессонов. – Посадил его работать в секретном учреждении, снабдил самой лучшей аппаратурой, и, самое главное, предоставил ему возможность испытать свой биопрепарат на людях. Естественно, первыми подопытными были заключенные, в основном отпетые убийцы. И тут обнаружилось уникальное побочное действие препарата: преступники становились смирными и послушными, как отличники с первой парты. У них значительно снижалась агрессивность.

– Снижалась или исчезала совсем? – поинтересовался Крюгер.

– Именно снижалась. И еще один эффект: подопытные становились в десять-двадцать раз восприимчивее к гипнозу, чем обычные люди. Вот так-то, дорогие мои. Противовирусный препарат оказался отличным средством для исправления закоренелых преступников. Президентская компания уже шла вовсю, Давила работал с будущим президентом, а параллельно контролировал исследования с «СЭМом». Он привлек к делу специалистов по психотехнике и они начали изучать условия, при которых обработанные «СЭМом» люди лучше всего воспринимали то, что вдалбливалось в их головы. А потом президента выбрали и Давила занялся новой деятельностью – начал наводить порядок в стране. По-своему, конечно.

– Не понимаю, – упрямо сказал Краев. – Я помню это время – да, Жуков был влиятельной фигурой. Да, после выборов президента в стране начались жуткие беспорядки. Но никто не позволил бы ему использовать психотропный препарат, к тому же перестраивающий генетику, в качестве инструмента всеобщего умиротворения. Не так уж плохи были тогда дела у нового президента – народ в большинстве своем верил ему, силовики поддерживали его безоговорочно. И они справились бы с разгулом бандитизма и беззакония. Справились бы все вместе – МВД, ФСБ, армия. К чему нужно было затевать варварский эксперимент над гражданским населением?

– Да, они бы справились, а заодно навели бы порядок в нашей стране – сделали то, что давно уже пора было сделать. Думаю, что через пять лет наша страна, при новом умнице-президенте, пришла бы к стабильности и процветанию – у нас были для этого все предпосылки. Но Давилу это не устраивало. Он чувствовал, что теряет влияние. Он начал понимать, что президент Волков – слишком сильная и самостоятельная фигура. По-другому быть и не могло. Я не случайно выбрал именно Волкова – я понял, что нужно уравновесить разрушительные действия Давилы. И тогда Давила сделал свой ход: он направил в Сибирь, в центр эпидемии начинающегося гриппа, группу преданных ему людей, и они привезли «научное» заключение, что там появилась новая смертельная вирусная болезнь – якутская лихорадка. Давила начал бешеную деятельность. Он перекрыл границы страны, добился объявления чрезвычайного положения. Он создал некие «противоэпидемические силы». Салем, ты участвовал в этом, ты знаешь, как это делалось. Отлавливали и вакцинировали всех, «баранов» оставляли жить на прежнем месте, а чумников гнали на запад – пока не перезаразили вирусом «СЭМ» все население и не отделили злых козлищ от смирных агнцев. После этого чумникам объяснили, какие они заразные бяки и запихнули их в города-изоляторы. Навсегда.

Краев оглядел свою компанию. То, что он услышал, поразило его до глубины души. Но эти люди были потрясены еще больше. Губы Крюгера дрожали, но он все же сдерживался, успокаивая Диану. Лиза склонила голову до колен, закрыла ее руками. Громила Салем беззвучно матерился, по лицу его текли слезы, капали на джинсы, оставляя маленькие темные пятнышки. Трудно сказать, что шептала Таня, обратив взор в потолок. Может быть, она молилась своему мифическому Учителю и просила его наставить ее на путь истинный? Савелий единственный сидел спокойно и чистил ногти спичкой. Он уже знал все это. Знал давно.

Краеву было легче. Он не знал ничего восемь лет – только догадывался, что происходит что-то мерзкое. Этим людям, ставшим для него дорогими, пришлось сейчас гораздо хуже. Сказки, в которые они верили восемь лет, оказались полным дерьмом.

– А президент? – тихо спросил Краев. – Как же он? Почему он допустил такое? Почему он не скрутил Давилу? Вначале это было не так трудно сделать.

– Президенту сделали прививку – одному из первых.

– И он оказался бараном?

– Да. Умнейшим, интеллектуальнейшим бараном. Не так уж он сильно изменился после того, как в нем поселился «СЭМ», но в его голове появился новый пунктик. Волков зациклился на том, что необходимо уничтожить в людях агрессивность. Я думаю, он догадывался, что дело в стране нечисто. Но то, что произошло, вполне соответствовало его новым моральным установкам. Люди в стране стали чистыми душой, как ангелочки. Какая ему была разница – было это результатом якутской лихорадки или действием генной инженерии? Волков стал «правильным» и действовал теперь в интересах «правильных». Он бросил силы на развитие экономики и образования. Он занялся обороной и довел ее до совершенства – отгородил страну от внешнего мира непроницаемым забором. Волков занялся построением новой страны, удобной для проживания новых людей. И он преуспел в созидании – ты сам видел это. Все неприятные вопросы Волков оставил для Давилы. Чумников, полицию, террористов, преступников… И вакцинацию, конечно. Они составили неплохой тандем – Волков и Жуков. Белое и черное, явное и тайное, вода и огонь. Они создали Сверхдержаву – самое сильное государство в мире.

– Нет. – Салем вытер слезу и погрозил Бессонову пальцем. – Ты не прав, умник! Государство наше только кажется таким крепким. На самом деле равновесие неустойчиво, нарушить его можно легким толчком. И тогда весь мир набросится на нас и завоюет! Разорвет на части!

– Кто это тебе сказал? – поинтересовался Люк.

– Агрегат. Он все знает.

– Что такое агрегат? Разумный мусоросборник? Стиральная машина с голосовым модулятором?

– Агрегат – это человек. Он живет в нашей зоне. Он старый. Он скрывается ото всех. Он – тайный мозг нашего сообщества…

– Имя у него есть, у этого Агрегата?

– Это профессор Фонарев, – сказал Краев. – Помнишь такого? Теперь он чумник. Весь уже разваливается, но пока живой. Более или менее… – Краев хмыкнул. – Мозги, однако, не потерял. Он действительно много знает…

– А, Фонарев! – язвительно сказал Люк. – Старый стукач Виктор Александрыч! Помню такого. Готов поспорить на миллион рублей, что в вашей зоне только половинка от Фонарева – верхняя. Нижняя половинка его уже ни на что не пригодна. К тому же у него нет рук. Он кушает и гадит через трубки…

– Откуда ты знаешь? – Салем изумленно уставился на Бессонова.

– А чего тут знать? В каждой зоне есть такой Агрегат. Старый пердун из команды Давилы. Есть у Ильи Георгиевича Жукова такая милая традиция. Когда кто-нибудь из старой его гвардии начинает загибаться – к примеру, от рака или от сердца, и лежит при смерти в больнице, приходит к нему Давила – за руку немощную подержать, посочувствовать. И шепчет этот пациент в самое ухо Давилы: «Илья, помоги! На одного тебя надежда!» Верят ведь в Жукова, как в Бога. Знают, хрычи старые, что имеет он доступ к самым тайным технологиям, которые и мертвого с того света выдернут. «Хорошо, – понимающе говорит Давила. – Попытаемся что-нибудь сделать. Из уважения к вашим заслугам… Но вы должны понимать, что это наложит на вас определенные обязательства»… «Да, конечно!» Тем, кто умирает, все равно, что будет после их воскрешения. Многие и дьяволу душу готовы отдать, только бы пожить еще хоть денек. Пациента везут на операционный стол. А очухивается он уже ополовиненным. Такая вот метаморфоза. Был профессор Фонарев – стала голова профессора Доуэля. А дальше – дело техники. Выкопают подземелье под очередной чумной зоной – под видом профилактических работ. Поселят там воскрешенного. Наладят связь со штабом чумной полиции. Создадут возможность прослушивать и проглядывать территорию всей зоны. Была такая возможность у вашего Агрегата?