Текст книги "Похождения Сахиб-Фаранги"

Панчал

Никогда не давайте меч человеку,

который не умеет танцевать.

Приписывается Конфуцию

В начале 2000-х я познакомился с семьей Панчал. Глава семейства Суреш Панчал – лохар – потомственный кузнец и оружейник. Многие поколения семьи Панчал служили правителю княжества Бунди. До конца XX века старик Суреш, как и его покойные отец и дед, получал зарплату от махараджи – восемь рупий в год. Зарплата, получаемая от махараджи, носила почетный характер. Сумма была установлена столетия назад и никогда не менялась. Члены семьи гордятся давними связями с княжеской семьей и неким пистолетом, изготовленным дедом Суреша для Рагхубира Сингха. В наши дни семейству принадлежит мастерская по заточке инструмента и маленький ювелирный магазин.

Старик Суреш – мастер фехтования и кушти[162]162
  Кушти – вид борьбы в Индии. Отдаленно напоминает вольную борьбу.


[Закрыть], он гуру акхары Бунди. Семейство Панчал проживает в родовом хавели XVII–XVIII веков постройки, неподалеку от городских ворот. Суреш провел в хавели капитальный ремонт. Укрепил перекрытия железными швеллерами и бетоном там, где это было нужно. Тем не менее часть дома осталась без изменений, сохранив оригинальные деревянные перекрытия и ставни на крошечных окошках.

Когда мы только начинали общаться, никто в семье толком не говорил по-английски. Старший сын Суреша Амит только делал первые шаги в иностранном языке. Прошло несколько лет, дети Суреша подросли и подучили язык. Общаться стало значительно проще. Прибавилось тем для разговоров.

Суреш – настоящий коллекционер. Он любит бумагу и железо. В плоских картонных коробках и папках с тесемками у него хранятся старые миниатюры тонкой работы, древние гороскопы и тантрические рукописи. Среди бумаг можно увидеть несколько французских гравюр XVIII века, неведомыми путями попавших в индийскую глубинку. В пыльных чемоданах хранятся катары и пешкабзы XVII–XVIII веков. Как положено, под кроватью лежат тальвары и кханды.

Когда мы впервые вышли на тему покупки и продажи клинков, старик вдруг поинтересовался, есть ли у меня лицензия. Я честно сказал, что у меня нет лицензии, но у моих знакомых в Дели есть. О какой лицензии идет речь, я на всякий случай уточнять не стал. Дед тактично не стал интересоваться деталями. Спустя годы я услышал от Амита историю, приключившуюся с отцом, и понял природу вопроса про лицензию.

Как-то в 80-х годах Суреш собрал свои коллекционные материалы и отправился в Джодхпур, чтобы продать несколько сабель. Случилось самое неприятное – нечистоплотные партнеры сдали Суреша полиции. Сабли отняли, Суреша задержали. Но не тут-то было – он вырвался и убежал. Убегая от преследования, забрался на скалистую гору в окрестностях Джодхпура, откуда его физически не могли снять. Несколько дней он провел в глухой обороне, доведя до истерики всю местную полицию. В результате сведения о происходящем дошли до его раджпутских покровителей. За Суреша вступились могущественные люди. Он избежал тюрьмы, но лишился большой части коллекции.

Спустя семь лет после нашего знакомства я попросил Суреша показать несколько фехтовальных приемов. Старик смутился и сначала отказывался, но потом все-таки поддался на уговоры и велел сыну принести саблю.

То, что продемонстрировал Суреш, совершенно меня ошарашило. Прежде всего это не было похоже на спорт. Дхарма-ражпута – божественная обязанность бескомпромиссно защищать свой род – сформировала интересную и диковинную технику. Старик владел средневековым мастерством защиты и нападения. В его глазах вдруг зажегся незнакомый мне и опасный огонь. Суреш босиком носился по мощеному внутреннему двору, нанося сокрушительные удары по невидимым противникам. Похоже, враги нападали со всех сторон. Шансов у них не было никаких. Тяжелый породистый тальвар легко и точно рассекал воздух в радиусе трех-четырех метров. Я рефлексивно попятился и укрылся за железными перилами лестницы.

Это, очевидно, был комплекс, отработанный поколениями и закрепленный Сурешем в тысячах тренировок. После демонстрации приемов с одним тальваром старик взялся за два и продемонстрировал великолепную технику владения парой. Движения его были легки и уверенны.

Знания и умения в области физической подготовки и фехтования Суреш получил в юности, на местной акхаре. Акхара – это сложное понятие. Это и арена, и спортзал, и народная дружина. В разных городах Индии акхара понимается немного по-разному. Во многих местах упор сделан на занятия кушти – традиционной борьбой. В некоторых городах атлеты отрабатывают упражнения на вертикально вкопанном столбе – малла. Эти упражнения напоминают и трюки стриптизерш, и легкоатлетические комплексы на козле[163]163
  В Иране подобное явление называется зурканех – «дом здоровья». Акхара и зурканех имеют много общих черт. Зурканех – это и здание, где проходят тренировки, и древний вид спорта.


[Закрыть]. На акхаре Бунди занимаются кушти, общей физической подготовкой и много внимания уделяют фехтованию.

В течение нескольких последующих лет мне посчастливилось получить у Суреша несколько уроков фехтования. Мне никогда не хватало самоорганизации для регулярных занятий спортом, и я не ставил перед собой задачи серьезно овладеть мастерством древних фехтовальщиков. Скорее понимал ценность возможности прикоснуться к древней традиции и чувствовал необходимость пройти некую инициацию, получить магическую передачу от старого оружейника. Вместе со мной к тренировкам приступила моя супруга Светлана и наш товарищ из Санкт-Петербурга, увязавшийся с нами в поездку по Раджастхану.

Во время первого занятия на каменном полу Суреш концом палки нарисовал воображаемый квадрат и крестом разделил его на четыре части. Следовало внимательно переступать из клетки в клетку, соблюдая определенный порядок и ритм. Выход за контуры квадрата означал поражение. Это немного напоминало игру в классики, известную нам по детским забавам. Следовало сначала приучить ноги ступать куда следует, а потом уже думать о руках, голове и противнике.

Основой основ фехтовального комплекса северо-запада Индии является пентра – четыре шага, которые дополняются приемами с саблей или двумя. Суреш опускал букву «н», и в его произношении «пентра» звучала как «петра». Пентра является основой ритма и баланса классического индийского фехтования.

По вечерам тренировки проходили во дворе хавели Панчалов, а по утрам мы встречались на городской акхаре, расположенной на берегу озера. Там, в тени деревьев, стоял небольшой храм, посвященный Шиве, оформленный как типичная раджпутская беседка чхатри, и каменный сарай, где хранилась ржавая штанга, гири, бамбуковые палки и мугдары[164]164
  Мугдар – тяжелая тренировочная дубина, отдаленно напоминающая кеглю. Мугдары крутят, забрасывая за спину. С подобными дубинами занимаются и иранские силачи – пехлеваны. В Иране мугдар называют миир. Дубина может весить 5, 10 и даже 15 килограммов. Мугдары изготавливали из плотного тяжелого дерева, иногда украшали росписью и инкрустацией. Мугдары, которыми пользовался Суреш, не отличались изяществом и скорее напоминали поленья с ручками.


[Закрыть]. Имелись турник и брусья, сваренные из железных труб. Перед храмом каждый год вскапывали площадку для борьбы кушти и ритуально посыпали землю лепестками цветов. Как мне торжественно сообщил Суреш, под землей акхары находится легендарный садху, основатель воинской традиции Бунди. На этом месте он впал в состояние самадхи и был погребен.

Каждое утро на акхару приходил пожилой брамин, он совершал пуджу перед Шива-лингамом и поливал из шланга растения и землю у сарая. Брамин совсем немного занимался с гантелями и долго красовался перед зеркалом, как настоящий культурист. Кроме старика брамина и Суреша с сыновьями, акхару посещали лишь два-три энтузиаста, и то нерегулярно.

Раньше Суреш учил обращаться с тальваром только сыновей. Мы стали первыми учениками Суреша «со стороны». Когда мы занимались во дворе дома Панчалов, этого никто не видел. Но когда группа из трех иностранцев стала постоянно появляться на акхаре, это немедленно привлекло внимание местных подростков. Группа молодых людей сначала наблюдала за нами из-за кустов, но затем они набрались смелости и заняли турник и брусья, чтобы быть к нам поближе. Их определенно заинтересовало, чему может научить иностранцев человек, которого они давно знали как точильщика ножниц. Молодые люди держались в сторонке и наблюдали за нами явно скептически. Они тихонько переговаривались и смеялись, вероятно, комментируя наши неловкие попытки размахивать палками. Один из молодых людей стал показывать друзьям приемы восточных единоборств. Он, вероятно, занимался карате или чем-то подобным, а может быть, просто много смотрел телевизор.

Мы тем временем старательно шагали и махали палками, стараясь повторить движения мастера. Суреш ровно и упруго рубил вокруг себя воздух, снова и снова шел в атаку. Он, похоже, не уставал. Дыхание у него оставалось ровным.

Прыгая с бамбуковой палкой в руках по четырем квадратикам, я не проявил никакой сноровки, ноги мои путались, я терял ритм и порядок. Наш товарищ из Петербурга был еще хуже меня. Он совершал нелепые движения и демонстрировал крайнюю неуклюжесть. Чудо как хороша в фехтовании оказалась моя жена Света. Она с легкостью усваивала все движения, которые нам демонстрировал Суреш, и точно их повторяла. В юности она занималась танцами, и освоить пентру для нее не составило труда. Света быстро поймала ритм и уловила секрет баланса. Она ловко порхала в заданном квадрате, а ее бамбуковая палка описывала красивые траектории и оказывалась именно там, где ее хотел видеть Суреш. Через две недели регулярных тренировок Суреш торжественно вручил Свете тальвар. Старик сиял, чрезвычайно довольный успехами своей ученицы. «Теперь ты моя дочь, – заявил он. – У тебя хорошие данные для фехтования, может быть, ты воплощение рани Джханси[165]165
  Имеется в виду Лакшми Баи (1835–1858) – национальная героиня Индии, рани (княгиня) княжества Джханси, одна из руководителей Сипайского восстания, символ индийского сопротивления деспотизму англичан.


[Закрыть], великой женщины-воина?» Я по-прежнему размахивал палкой и путал шаги. Доверить мне размахивать саблей было бы явно преждевременно.

Я уехал по делам в Джодхпур, Света осталась тренироваться с Сурешем. Спустя неделю я вернулся в Бунди. По просьбе старика мы остались еще на день, чтобы совершить совместную пуджу в храме Дурги, расположенном на вершине холма. Это почему-то было важно для Суреша. Мы тепло попрощались с нашим гуру и на поезде уехали в Дели.

На следующий день мы безмятежно шли под арками Канаут-плейс. Наверное, был выходной день, потому что в центре Дели прогуливалось много нарядных горожан. У нас было хорошее настроение, мы чувствовали себя расслабленно и уверенно. Но вдруг случилось что-то, чего я не видел, не чуял и не предполагал. В одной руке Света держала вспоротую сумочку, а другой рукой удерживала за запястье молодую женщину с очень злыми глазами. Женщина была одета в шальвар-камиз и выглядела как обычная делийская девушка из среднего класса. Еще мгновение мы мерили друг друга взглядами, а затем Светлана разжала руку и отпустила женщину. Та немедленно растворилась в толпе. У Светы ничего не пропало, рефлексы и фехтовальные тренировки последних недель позволили ей поймать воровку за руку, даже не отдавая себе в этом отчета.

Шастравидья – искусство владения оружием – развивалась в Индии столетиями, впитав лучшее из воинских техник завоевателей и породив массу региональных школ. Наиболее известные из них – это керальский калари-паяту и сикхская гатка. В Манипуре практикуется чеиби-гатка – техника, близкая к бирманскому воинскому искусству. Тамилы практикуют силамбам. Своя школа существовала и в Центральной Индии, у маратхов. Понятия «гатка» и «шастравидья» часто связывают исключительно с сикхской традицией – это неверно. Древняя техника фехтования, взятая за основу сикхами, ранее, вероятно, практиковалась раджпутами и была дополнена персидскими приемами. В наши дни общины сикхов в разных концах мира создают фехтовальные секции. Однако никаких секций раджпутского фехтования я не встречал и о таких не слышал.

Суреш, похоже, являлся редким носителем раджпутской воинской традиции.

Старик знал то, чего не знали другие оружейники Раджастхана. Знал, как пользоваться оружием и как обучить этому сыновей. Суреш знал, как закрепить клинок в каменной рукояти, используя гур – тростниковый сахар, и чуну – известку. Знал, как распознать интересный джавар.

Джавар и кашиш

Разобраться, что такое булат, непросто. Вокруг понятия «булат» кипят страсти. В Интернете и специальной литературе можно найти десятки определений булата, часто противоречивых. Уверенно можно сказать одно – это древняя разновидность стали, как правило, имеющая на поверхности характерный узор[166]166
  Булат часто путают со сварным дамаском. Рисунок дамаска определяют чередующиеся сорта стали, из которых сформирован «пакет» сварного материала.


[Закрыть]. Рисунок булатной стали обусловлен дендритной структурой металла и кристаллизацией карбидов железа – цементита, аустенита, перлита. В Индии узор – рисунок на поверхности булатной стали – называют джавар.

Булат отливали, а затем проковывали при красном калении, то есть при температуре не выше восьмисот пятидесяти градусов. Проблема производства булатной стали беспокоит множество кузнецов и металловедов по всему миру. Энтузиасты сегодня изготавливают сплавы, подобные историческому булату, в России и Северной Америке, в Сербии, в Китае, в Индии и т. д.

Секрета больше нет, а тайна осталась. Фольклор и легенды сохраняют обрывки утраченных знаний и рецептов. Так, я слышал, что драгоценные булатные клинки закаляли в крови рыжих мальчиков, а еще старики говорят, что в старину в Индии булат отливали в кузницах, расположенных на башне или у обрыва. Когда слиток булата только начинал застывать, его сбрасывали с большой высоты. Делалось это будто бы для того, чтобы кристаллизация металла произошла в условиях измененной гравитации.

Для знатока и коллекционера старинных клинков важно уметь распознать интересный булат. Клинок может быть отполирован до зеркального состояния, тогда, возможно, для проявления узора его нужно протравить. Клинок может быть покрыт грязью и ржавчиной, краской или лаком. Тогда его нужно расчистить, не повредив оригинальную поверхность. Мне давно хотелось узнать старинный рецепт травления клинков.

– У вас есть кашиш?

– Гашиш?

– Нет не гашиш, а кашиш. Лорд Эгертон писал, что для проявления джавара используют кашиш. Тот кашиш, который нужен, чтобы проявить джавар, он зеленый.

– А-а, этот кашиш. Нет. У меня нет. Кашиш – большая редкость. Лучший кашиш – лахорский.

– Вы когда-нибудь видели кашиш?

– Да, видел. Очень давно не видел. Он зеленый. У одного старого человека в Джайпуре есть кашиш. С прежних времен. Нет, он не продает. Он делает джавар. Берет десять тысяч рупий за один предмет.

– Можно с ним познакомиться?

– Нет, он старый человек. Не хочет ни с кем знакомиться.

– А что это – кашиш? Из чего он сделан?

– Я не знаю. Он зеленый. Лучший кашиш из Лахора. Я слышал, его делают из сока какого-то растения.

– А как вы проявляете джавар?

– Мы используем лимон. Если лимон не помогает, используем кислоту. Разводим ее водой.

– Это плохой способ.

– Да, плохой. Надо побольше воды. Если клинок очень хороший, мы ничего не делаем. Не трогаем. Или идем к этому старику. Плохо будет, когда он умрет.

Общаясь с оружейниками и коллекционерами, я пытался выяснить секреты некоторых процессов. Рецепты были либо утрачены, либо хранились в тайне. Если дети оружейника работают в банке или в страховой компании, они уже почти ничего не знают. Я практически смирился с тем, что никто ничего не помнит, но при случае интересовался, есть ли в наличии минерал заг, или зеленый кашиш. Никто ничего толком не сообщал. Кто-то не знал, а кто-то не хотел сдавать дедовские тайны. Старик Суреш присматривался ко мне десять лет, прежде чем начал открывать секреты.

– Мистер Суреш, у вас есть кашиш, которым делают хороший джавар?

– Нет. Сейчас нет.

– А раньше был?

– Да, раньше был. Зеленый.

– А вы знаете кого-нибудь, у кого есть кашиш?

– Да, знаю. Есть один человек. Но кашиш это не главное, если ты хочешь сделать хороший джавар.

– А что самое главное, мистер Суреш? Хороший булат?

– Да, хороший булат – самое главное. И хороший человек. А еще понадобится фитагри и кальти-сора. Ну и кашиш. И анар. И еще кое-что.

– А что это за фитагри и кальти-сора? У вас они есть?

– Сейчас ничего нет. Вы с Пулкитом пойдете на базар и все купите.

– На базар?

– Да, на базар.

– Мистер Суреш, вы покажете, как делать хороший джавар?

– Да, хорошо.

Я был воодушевлен. Знаменитая субстанция где-то совсем рядом, и, похоже, мистер Суреш склонен показать, как использовать кашиш и как получить толковый джавар. Триста метров до базара мы с Пулкитом промчались на мотоцикле. Крошечная лавка располагалась у городских ворот, напротив величественного хавели. Я десятки раз проходил мимо, каждый раз восхищаясь почерневшем дворцом. Задрав голову, я разглядывал резные окошки и карнизы, совершенно упуская из виду дома напротив. В узкой лавке торговали иранскими финиками, чищеным миндалем. Баночками с маслами, какими-то минералами, травами и черной солью. Лысый дедушка – хозяин лавки – знал Пулкита и спрашивал про отца. Наш визит его забавлял. Да, у него все есть. Дедушка вытащил из-под прилавка несколько мешков.

– Кашиш, вот он – зеленовато-белые комочки. Самый лучший, лахорский.

Дед разминает комочки пальцами и отправляет на чаши весов. Кашиш – это сульфат железа. Здесь он в виде неоднородных бело-зеленых минералов с примесью черных точек. Еще мы берем кристаллы – белые и розовые – большими кусками и пакет с белым порошком. Несколько килограммов за тысячу двести рупий. Это похоже на квасцы. Это и есть квасцы и еще что-то.

Через несколько минут мы уже в мастерской раскладываем перед Сурешем пакеты с нашими приобретениями. Он все одобряет.

– Да, это то, что надо.

Он покажет, как этим пользоваться, прямо сейчас. Мы обсуждаем клинки и выбираем те, на которых хотелось бы проявить джавар. Пулкит отправляется на крышу сделать разные приготовления. Мастерская Панчалов соседствует со старым колодцем баори. Много лет назад в колодце утопилась женщина. Баори осквернен и проклят. Им не пользуются. Древние ворота всегда заперты на замок. Баори окружен городской застройкой, и с улицы его не видно. Зато видно с крыши мастерской Панчалов. На крыше Пулкит разводит огонь и раскладывает мешки с кристаллами и порошками. Древние суеверия, связанные с про́клятым баори, совершенно не беспокоят Пулкита и Суреша. Кузнецы долбят кристаллы и готовят свою кухню. Суреш крошит в металлическую плошку пару гранатов. Пулкит выглаживает клинок гладкой стальной скобой. Инструмент выкован из очень твердого булата, без существенного рисунка. На огне греется жестяная банка с водой. Суреш засыпает в горячую воду измельченные кристаллы фитагри и кожу граната. Помешивает палочкой. Раствор булькает и приятно пахнет. Суреш снимает жестянку с огня и ставит в сторону, берет подготовленный Пулкитом клинок, поливает его водой и трет золой. Ладонью размазывает серую пасту по поверхности клинка и смывает водой. Повторяет операцию несколько раз и ставит чистый клинок на просушку. Надо думать, сталь обезжирена. Суреш аккуратно берет клинок за основание и, удерживая вертикально, поливает ароматным раствором. Наступает волнительный момент. Мы обступаем Суреша и вглядываемся в мокрую сталь. Проходит пара минут. Как в фотопроцессе, на поверхности клинка проявляются едва заметные линии и разводы. Старик посыпает влажную поверхность порошком кальти-сора и втирает кристаллы в поверхность. Опять ждет пару минут и вновь смывает водой. Подходит момент использовать кашиш. Зеленые комочки раздроблены и растворены в теплой воде. Суреш поливает клинок зеленой жидкостью и ладонью разгоняет по поверхности. Опять ждет. Смывает и оставляет просохнуть. Мы пьем чай. Мистер Суреш рассказывает о булате. Он называет его фулат.

– Лучший фулат – из Ирана, – сообщает Суреш. – У иранских клинков красивый джавар, и они очень твердые. Чтобы сделать джавар видимым, мы используем фита-гри.

– Это тот же фита-гри, что используют парикмахеры в Индии? – спрашиваю я.

– Да. У парикмахеров всегда есть фита-гри. Если они поцарапают или порежут клиента, они прикладывают к ране кристалл фита-гри. Это останавливает кровь и убивает микробов. Но фита-гри бывает разный. Разного цвета и разных свойств. Если ты ищешь джавар, хорошо иметь разные сорта.

– Мистер Суреш, а для чего нужен гранат?

– Мы всегда используем гранат. Мой отец и дед использовали гранат. Точнее, нужны только белые шкурки из внутренностей граната. Зерна и сок не нужны.

– А зачем нужен кальти-сора?

– Фита-гри и гранат проявляют джавар. Кальти-сора закрепляет узор джавара. Кашиш влияет на цвет джавара, делает его красивым.

Я лихорадочно записываю рецепты на клочке бумаги. Суреш просит меня не рассказывать об этом кому попало в Индии.

– Можешь рассказать дома, своим друзьям, – добавляет старик.

Мне хочется воспользоваться моментом и узнать побольше. У меня с собой старая рукоятка от кинжала из потрескавшегося рога и плохонький клинок, подходящий по пропорциям. Я приобрел их в разных местах, но они вполне могли бы составить одно целое. Мне не хотелось использовать современный клей или эпоксидку, чтобы зафиксировать клинок в ручке. Я вытаскиваю свои предметы из рюкзака и показываю их Сурешу.

– Мистер Суреш, расскажите, пожалуйста, как монтировали клинки в древности. Как зафиксировать клинок тальвара с помощью чаппори, мне понятно. Но как вклеивали клинки кинжалов в каменные рукоятки и рукояти, вырезанные из кости? Ведь нефрит и слоновая кость могут треснуть, если влить внутрь расплавленный чаппори.

Суреш вертит в руках мои предметы и вставляет черенок клинка в отверстие рукояти. Черенок болтается в полости рукояти. Пустое пространство должно быть чем-то заполнено.

– Да, чаппори не годится, – говорит старик. – В случае с костью и камнем используют другой способ. Мы смешиваем чуну и гур.

– Что такое гур, мне известно, это тростниковый сахар. А что такое чуна? – спрашиваю я.

– Все верно, гур – это тростниковый сахар, его очень любят дети. А чуна – это известка. Нам понадобится старая чуна.

– У вас все это есть?

– Гур у нас найдется. А за чуной вы съездите с Пулкитом.

– На базар?

– Нет. Не на базар. – Суреш смеется. – Увидишь, – добавляет он.

Я опять усаживаюсь на заднее сиденье мотоцикла позади Пулкита. На этот раз мы направляемся в сторону, противоположную базару. Пару минут мы петляем по узким средневековым улочкам и останавливаемся у полуразрушенного хавели. Слезаем с мотоцикла. Пулкит достает из кармана складной нож и заранее припасенную старую газету. С куска обвалившейся стены он ножом соскребает старую штукатурку. Стену белили известкой много раз, слой пористый и довольно толстый. Может быть, пара миллиметров. Она не белая, а серая. Эта штукатурка определенно напитана эманациями бывших жильцов разрушенного дома. Помимо гашеной извести, в этом составе точно содержится песок. Пулкит ссыпает смесь в кулек, свернутый из газеты. Мы садимся на мотоцикл и несемся обратно домой. Через несколько минут Суреш разворачивает кулек и высыпает его содержимое в металлическую плошку. А вот и гур. Маслянистые кусочки желто-коричневого цвета. Суреш подцепляет палочкой клейкий кусочек тростникового сахара и отправляет его в плошку со старой известкой. Энергично размешивает смесь, разминая куски сахара. Комковатая смесь становится все более жидкой и единообразной консистенции, напоминая сметану. Удивительным образом меняется и цвет. Теперь он не желтовато-коричневый, а скорее зеленый. Похоже на цвет хаки. Через некоторое время Суреш протягивает мне плошку.

– Возьми, потрогай, – говорит он.

Я беру металлическую емкость в руки и с удивлением обнаруживаю, что она горячая. В плошке происходит какая-то химическая реакция с выделением тепла.

– Теперь надо действовать быстро, – говорит Суреш.

Той же палочкой, которой он размешивал смесь, он смазывает полость внутри роговой рукоятки, стараясь промазать все углубления. Понемногу добавляя зеленой кашицы, заполняет полость до краев. Затем аккуратно промазывает черенок клинка и погружает его в рукоять. Своими ловкими морщинистыми пальцами удаляет излишки смеси и устанавливает кинжал, вертикально зажав рукоять между стеной и тяжелым ящиком с инструментами.

– Завтра посмотрим, что у нас получилось, – говорит старый мастер.

Эмоции переполняют меня. Азарт познания похож на веселую лихорадку.

– А еще какой-нибудь способ есть? – спрашиваю я.

Суреш смеется.

– А ты жадный, – говорит он и добавляет: – Но это хорошая жадность. У тебя есть монета?

Я роюсь в карманах и достаю двухрупиевую монету. Протягиваю ее Сурешу. Он принимает монету и, не рассматривая, откладывает в сторону. Вновь берет в руки кусочек квасцов – фита-гри – и коробок спичек. Зажигает спичку и помещает кристалл в пламя. Спичка быстро тухнет. Отцу на помощь приходит Пулкит. Он берет мою зажигалку, лежащую рядом, зажигает и подносит пламя к куску фита-гри в отцовских руках. Кристалл плавится, как пластик, и капает на каменный пол мастерской. Суреш быстро хватает монету и впечатывает ее в каплю расплавленных квасцов. Где-то минуту давит на монету пальцем. А потом предлагает мне взять монету. Я делаю попытку отковырять теплый металлический кружок от пола, но это невозможно. Монета крепко приклеена к полу.