Текст книги "Похождения Сахиб-Фаранги"

Тегеран-1

Самолет Москва – Тегеран приземлился в столице Ирана в середине ночи. Со мной товарищ по имени С. Много денег и очень мало информации. Мы впервые в Иране. У нас неделя на знакомство с персидской культурой, поиск и закупку редкостей. В аэропорту царит знакомый нам совдеповский конторский дух. В Иране женщинам положено покрывать голову, и даже волосы стюардесс «Люфтганзы» убраны под фирменные косынки с логотипом авиакомпании. Оказывается, усатые военные здесь ходят, взявшись за руки. Мы проходим необходимые формальности и оказываемся в такси. Просим отвезти нас в самый скромный отель. Водитель утверждает, что цены двадцать долларов за номер не существует. Мы кружим по ночному Тегерану, проверяя самые дешевые гостиницы. Отель для бэкпекеров называется «Кхаям». В скромном номере нет телевизора, но есть Коран. Ранним утром мы спускаемся на завтрак. Нас предупредили, что на дворе Рамадан, еда возможна лишь на рассвете и поздним вечером. На завтрак положено вареное яйцо, сухая лепешка и чай с сахаром. Кроме нас, в гостинице живут новозеландец и азербайджанец. Для туриста из Новой Зеландии Иран – двадцать третья страна. «Сложно выбраться из другого полушария, – говорит он. – Если выбрался, надо посмотреть побольше». Новозеландец щелкает пальцами, перечисляя страны, которые посетил за два месяца. Азербайджанец жалуется на иранцев. Дескать, они фашисты – не любят азербайджанцев. Он занимается челночной торговлей – летает туда-сюда. Да, в Дели тоже был много раз. Вот щас, когда лететь собирался, взял флакон с шампунем, новый, запечатанный. Отодрал уголок этикетки, сделал иголкой дырочку маленькую. Шприцем вытянул весь шампунь. Хорошо промыл водой и заполнил флакон первоклассным коньяком. Дырочку от иголки запаял. Уголок этикетки обратно приклеил. Так вот, эти гады иранские нашли флакон. Разобрались таможенники, что к чему, и коньяк конфисковали.

– А у нас багаж не открывали. Ничего не проверяли, – говорю я.

– Это потому, что ви не азербайджанцы. Если бы ви били такие черные, как я, они бы вас тоже проверяли. Они, бля, фашисты проклятые, арии, бля, недобитые.

Позавтракав, мы отправляемся по делам. В нашем районе торгуют автомобильной резиной и запчастями. Рядом овощной рынок. В архитектурном плане Тегеран – унылое место. Безликие фасады типовой застройки увешаны коробками кондиционеров. Старых зданий почти нет.

Нам нужны булатные клинки. Понятия не имею, можно ли в Иране иметь дело с холодным оружием. За браконьерский лов рыбы здесь казнят, вешая на подъемном кране. Кредитные карты в Иране не в ходу. На перекрестке Чахар-Истамбул мы меняем доллары на риалы. Много риалов – это туман. Валютные обменщики стоят рядом с открытыми чемоданами. В чемоданах горы туманов.

Согласно восточному цеховому принципу, торговцы, работающие в одной сфере, держатся рядом. Это удобно. Тегеранских антикваров можно найти в районе бульвара Манучери, поблизости от британского посольства. На одном конце улицы предлагают старину, на другом – сантехнику. Ближе к англичанам находится несколько солидных галерей. Здесь торгуют европейским фарфором, дорогими коврами, мебелью и предметами интерьера. В стеклянных витринах лежат подсвеченные сасанидские[192]192
  Государство Сасанидов (Сасанидский Иран) – античное и средневековое государство, образовавшееся на территории современных Ирака и Ирана в результате прихода к власти персидской династии Сасанидов. Существовало с 224 по 651 год.


[Закрыть] инталии и луристанские бронзы. Дальше галереи мельчают, превращаясь в лавки, торгующие чепухой. Лавки старьевщиков сменяются магазинами, предлагающими смесители и унитазы. Мы бодро пробегаем от англичан до сантехники. Оружия почти нет. Зато есть вывески на русском: «Куплю Фаберже, икону, золото». Мы прочесываем лавки и галереи по второму кругу. Ловим на себе удивленные взгляды местных старьевщиков – таких дилеров тут еще не видели. Им не вполне ясно, понимаем ли мы правила игры. Оказывается, лавок тут больше, чем могло показаться. Во дворах и пассажах по-соседству мы наконец натыкаемся на какое-то оружие. Вот бебуты[193]193
  Бебут – один из основных типов кавказских кинжалов тюркского происхождения. Клинок изогнутый, двусторонней или односторонней заточки, длиной до 50 сантиметров, чаще всего с долами.


[Закрыть] и шашки персидской казачьей бригады. Вот ржавый катар и жалкий тальвар. Все это нам не надо. Предложение совсем не похоже на то, к чему мы привыкли в Индии. Скудно и дорого. Я пытаюсь разобраться, чем же тут можно поживиться. Сортирую сабельную фурнитуру. Выбираю обоймицы[194]194
  Обоймица – средняя часть оправы ножен, обычно в виде металлической, охватывающей ножны полоски с кольцом для подвешивания.


[Закрыть] и устья шамширных ножен. Достаю увеличительное стекло. Погружаюсь в изучение резных печатей. Глиптика[195]195
  Глиптика – искусство резьбы на цветных полудрагоценных и драгоценных камнях, геммах.


[Закрыть] потрясающего качества. Что-то старое, а что-то нет. Разобраться с разбегу сложно. Наконец нам демонстрируют шамшир хорошего булата. Клинок старый, но золотой декор выглядит сомнительно. Цена очень высока. Покупаю лаковые миниатюры на маленьких игровых карточках. Подобный материал мне попадался раньше. Впечатлений много. Мало еды. Калории, полученные за завтраком, исчерпаны. Питания не предвидится до вечера.

Нам попадается замечательный магазин. Тут немного вещей, но есть особенные. Седой высокий дед знает толк в железе. Он достает тяжелую коробку и выкладывает на прилавок изящные предметы полированной стали – щипцы для ногтей с пилочкой; чудные мусаты – стальные бруски с ручкой для правки клинков; огнива – чакмаки, украшенные резными головами животных; панели с просечной каллиграфией, тонкой, как кружева; ножницы, которые можно использовать как кинжал. Некоторые предметы раннего каджарского времени, что-то XVIII и, возможно, XVII века. Все из стали. Все в ухоженном состоянии. Ни пятнышка ржавчины. Я очарован коллекцией и не скрываю восхищения. Пододвигаю к себе особенно славные предметы. Что-то просто не могу выпустить из рук. Я не знаю ни слова на фарси и пытаюсь разговаривать с дедом на языке предметов. Указываю на интересные элементы и одобрительно киваю. Наш английский весьма ограничен. Он разделяет мой восторг и спокойно сообщает, это все – «нот фо сэйл». Грустно. Однако случается важное – мы опознаем друг друга. Я распознаю в нем носителя древней культуры железа. Он видит, что я одержим схожей страстью. Похоже, нас завораживают одни и те же вещи. Он позволяет мне купить чакмак, украшенный головой лебедя. Я пытаюсь общаться с дедом. Указываю на стальной предмет, украшенный насечкой золотом. Спрашиваю: «У нас говорят “насечка”, в Индии говорят “кофтгари” – как сказать на фарси?» Дед загадочно улыбается, берет клочок бумаги и карандаш. Сначала пытается писать справа налево. Сразу понимает свою ошибку и уже уверенно пишет слева направо. Пишет печатными буквами по-русски – «талокобъ». Удивительно!! Русский в старой транслитерации. Возможно, деда учил писать белогвардеец! Я не слышал такого слова раньше, но, похоже, дед понял меня и талокоб – это название техники на фарси. Спустя много лет я обзаведусь книгой Манучери Хоросани и узнаю, что насечку золотом в Иране называют талакуб. Я выхожу от волшебного деда ошарашенный и воодушевленный. Мы натыкаемся на торговца фруктами, покупаем бананы и сплющенные персики. Это наш обед. Закуриваю и понимаю, что, кроме меня, не курит никто. Курить неприлично. Рамадан. Отправляемся обследовать Центральный базар. Это самая древняя часть Тегерана. Столицы еще не было, а базар уже существовал. Высокие своды сложены искусной кирпичной кладкой и местами украшены керамической плиткой. Базар – это город в городе. Здесь есть мечеть, школа, могилы святых, еда, своя политика и правда. Древние стены и современные постройки. Структура рынка складывается из расте (ряда) и далане (коридора). Как и положено, все распределено по отраслям. Ковры с коврами. Стекло со стеклом. В расте кузнецов больше нет, никаких кузнецов. Здесь теперь торгуют ювелирными изделиями. Украшениями и серебряной посудой. Однако вот два магазина с репликами персидских доспехов. Базубанды и шлемы в золоте. Стальные каламданы[196]196
  Каламдан – пенал, обычно в форме продолговатой узкой глубокой шкатулки с закругленными торцами; корпус с чернильницей выдвигается из футляра или закрывается сверху крышкой. В Средние века преобладали бронзовые каламданы, украшенные резьбой и инкрустацией; в XVIII–XIX веках в Иране и Азербайджане широкую популярность приобрели лаковые каламданы с сюжетной и орнаментальной росписью.


[Закрыть] с просечными крышками. Все новое. Я интересуюсь, есть ли что старое. Сабли, ножи? Мне демонстрируют шамшир, собранный из разных частей. Только перекрестье в композиции старое. Показывают еще одну саблю – здесь старый неинтересный клинок, рукоять и ножны новые. Делать нечего, уезжаем с базара с пустыми руками. У нас мало времени. Окно возможностей закрывается через несколько дней.

Смеркается. Антикварщики посоветовали нам отличный ресторан. Как и наш отель, он называется «Кхаям». Похоже, в этой поездке шутник Омар Хайям[197]197
  Гийяс-ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн-Эбрахим Хайям Нишапури, Омар Хайям (1048–1131) – персидский философ, математик, астроном и поэт. Внес вклад в алгебру построением классификации кубических уравнений и их решением с помощью конических сечений.


[Закрыть] все время где-то рядом. Мы заказываем баранину, чай и кальян. Обсуждаем увиденное за день. Тегеран пока не оправдывает наших надежд. Нужно проверять регионы. Формат нашей поездки позволяет немного. Можем успеть посетить еще один город. Шираз? Тебриз? Язд? – нет. Разумеется, Исфахан. Проведем еще день в Тегеране и улетим в Исфахан. Приносят нашу баранину. Седло барашка здесь выглядит совсем не так, как мы привыкли. Это не просто спина барана, порубленная поперек, где вам приходится отделять кусочки от неудобных костей. Вовсе нет. Здесь это продолговатый кусок мяса без костей вовсе. Похоже, анатомия барана предполагает лишь два таких кусочка вдоль спины. Еда бесподобна. Чай из пузатого фарфорового чайника разливается в маленькие стеклянные стаканчики. Бодрый парнишка-официант раздувает уголек кальяна. Я неожиданно одурманен сизым ароматным дымом. Кайф.

На следующее утро мы мечемся по Тегерану в поисках блошиного рынка. Раз в неделю старьевщики собираются на многоярусной автомобильной парковке. Это настоящая шумная барахолка. Тряпки, открытки, грампластинки, китайский ширпотреб. Я решительно настроен что-нибудь купить. Нахожу классную шкатулку, декорированную в технике кхатамкари – это микромозаика из кости, дерева и металла. Говорят, что в квадратном сантиметре кхатамкари может помещаться до двухсот деталей. Еще у продавца коробки есть пара стальных мелочей в моем вкусе. Мне кажется, он в опийном дурмане, но я гоню от себя эту мысль – в благополучном Иране такое маловероятно. Продавец дает мне визитную карточку. У него есть свой магазин. Мы должны к нему зайти. Мы делаем заключительный круг по парковке. Делать нам здесь нечего. Странные мохнатые шарики привлекают мое внимание. Это безоары – волосатые образования, которые находят в желудках млекопитающих. В древности считалось, что безоар обезвреживает яды и помогает одолеть недуги. В средневековой Европе диковинные шары оправляли в оправы из драгоценных металлов. Бояре Милославские заказывали для юного царя Федора Алексеевича чашу из безоара, опасаясь отравлений. Я покупаю мохнатый объект размером чуть больше шарика для пинг-понга, и мы покидаем барахолку. От знакомых бахаистов у меня есть номер телефона тегеранской художницы. Мы созвонились и договорились о встрече. Она работает в Музее современного искусства. Музей расположен в парке Лалех на севере Тегерана. Дорога занимает два часа. Взять такси было ошибкой; поехав на метро, мы бы добрались быстрее. Художница оказывается самостоятельной хрупкой девушкой лет тридцати. Она ждет нас уже час. Но все нормально, она не в претензии. Девушка и искусствовед, и поэт, и музыкант, и дизайнер, и все на свете. Мы сидим на скамеечке в парке рядом с музеем. Оказывается, в собрании музея есть картины Ван Гога и Кандинского, Энди Уорхола и Джаспера Джонса. Ядро коллекции сформировала императрица Фарах[198]198
  Фарах Пехлеви (р. 1938) – вдовствующая императрица Ирана, супруга шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. Единственная из трех жен шаха была коронована в качестве императрицы и стала первой императрицей, коронованной в Иране со времен арабского вторжения в VII веке.


[Закрыть]. Исламские революционеры сохранили собрание, ничего не продав и не уничтожив. Однако музей после событий 1979 года был долго закрыт для посещений и возобновил выставочную деятельность лишь двадцать лет спустя. Девушка горит художественным энтузиазмом. Она открывает папочку и демонстрирует нам свои работы. На листочках формата А4 черной тушью нарисованы вагины. Изображения половых органов окружены завитушками арабской графики. Это мои стихи, поясняет художница. Я мычу что-то вежливое и признаюсь, что никогда не видел такого искусства. Она воспринимает это как похвалу. Да, она бывала за границей – на биеннале современного искусства в Египте. Мы гуляем. То ли девушка провожает нас, то ли мы ее. Мы разговариваем о положении женщин в Иране. Наша спутница сообщает, что ее уже задерживала полиция за внешний вид. Я интересуюсь, что же может быть не так с внешним видом. Оказывается, есть стандарт длины брюк.

– Вот и сейчас слишком коротки, – сообщает наша спутница и показывает на свои щиколотки.

– И что же произошло дальше, после того как полиция забрала тебя за неправильную длину брюк?

– Ничего особенного. Они звонят родителям. Приехал отец и забрал меня.

В это время мы проходим через крытый базар. Под потолком висят гигантские кровать и трон. Я подозреваю, что эти предметы используют во время шиитских мистерий в первые дни месяца Мухаррам[199]199
  Мухаррам – первый месяц мусульманского календаря, один из четырех запретных месяцев, о которых говорится в Коране.


[Закрыть], интересуюсь у нашей спутницы – что это такое? Но она не знает или не хочет объяснять. Мы прощаемся.

Исфахан

На следующее утро мы прилетаем в Исфахан. Наученные местным таксистом, горячо торгуемся за цену номера в гостинице. Как ни странно, цена действительно падает в два раза. В результате мы живем в качестве значительно более высоком, чем в тегеранском «Кхаяме». В номере имеется непременный Коран и фотография Исфахана зимой, с куполами и крышами, припорошенными снегом. Сейчас середина октября. Стоит сухая теплая погода, +23 градуса. Снег на фотографии выглядит неубедительно, как плохая компьютерная графика.

Когда-то на востоке Исфахан называли Нефс-Э-Джахан – половина мира. Центр искусств и ремесел был известен далеко за пределами Ирана. Ибн Сина[200]200
  Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн аль-Хасан ибн Али ибн Сина (известен на Западе как Авиценна, 980–1037) – средневековый персидский ученый, философ и врач.


[Закрыть] проводит последние четырнадцать лет жизни (с 1023 по 1037 год) в Исфахане, на службе у местного эмира. Половина трудов ученого гибнет в пожаре во время осады города армией Газневидов[201]201
  Газневиды – тюркская династия эмиров и султанов города Газни, правившая в 961–1186 годах.


[Закрыть]. В XIII веке город опустошен монголами. В 1387 году сдался на милость Тимура, вскоре возник конфликт между горожанами и завоевателями. Согласно преданию, восстанием руководил кузнец Али Кочап. Восстание подавили с редкой жестокостью. По приказу Тимура из голов семидесяти тысяч жителей Исфахана сложили башни.

Город обрел былое значение во времена шаха Аббаса Великого, на рубеже XVI и XVII веков. Шах строил мечети и мосты, разбивал сады, вел успешные войны. Боролся с суннитами и поощрял христиан. Изящный мир Исфахана этого времени великолепно воплощен в работах Ризы Аббаси[202]202
  Риза-йи-Аббаси (1565–1635) – персидский художник.


[Закрыть] – гениального рисовальщика, работавшего при шахском дворе. Художник отличался странным и буйным нравом. Он уделял много времени атлетическим занятиям, сбегал из дворца и проводил время с уличными борцами. Это не мешало ему виртуозно владеть кистью и поднять иранское искусство на новую высоту. Риза Аббаси изображал влюбленных, придворных, шейхов и суфиев. Одним из его излюбленных мотивов стало изображение европейцев. Так, на работе Ризы Аббаси из коллекции Детройтского института искусств изображен португалец в широкополой шляпе. Молодой человек в фиолетовом кафтане полулежит на пестрых подушках. Он протягивает чашу с вином любопытному щенку. Рядом стоит китайский кувшин с изображением журавля.

С Исфаханом связывают знаменитые на весь мир клинки «Ассад Улла». Считалось, что шамширы с именем «Ассад Улла» на голомени сочетали в себе твердость и гибкость. Кто-то считает, что Ассад Улла – это имя мастера, другие полагают, что Ассад Улла – это не имя производителя, а что-то вроде знака качества. Клинки, промаркированные именем «Ассад Улла», изготавливали в Дамаске, Стамбуле и в других местах на Ближнем Востоке вплоть до конца XIX века.

Центральная площадь Исфахана считается одной из самых крупных в мире. Шах Аббас, очевидно, претендовал на весьма значительное место во Вселенной. В начале XVII века площадь именовали Накш-Э-Джахан – «украшение мира». Правильный прямоугольник пятьсот на сто шестьдесят метров ограничен зданиями двух мечетей, шахского дворца и главного базара. Это древняя модель имперской концентрации власти духовной, светской и торговой. При Пехлевидах это место называли площадь Шаха. После исламской революции стали называть Имам-Майдане – «площадь Имама». В старину на площади устраивали скачки и играли в поло.

Мы обследуем галереи базара и лавки вокруг площади. Здесь идет бойкая торговля сувенирами. Разумеется, ковры, медные сосуды и тарелки, покрытые расписной эмалью. Старины почти нет. Клинков «Ассад Улла» здесь давно никто не видел. Тем не менее нам демонстрируют паршивую афганскую саблю. Такая сабля нам не нужна.

Стариной владеют старики. Маленький веселый дед держит магазин в углу площади Имама. Он демонстрирует нам вырезку из газеты. Пытается говорить по-французски, по-немецки. Он борец. При шахе он был чемпионом по борьбе. У деда есть хорошие вещи. Мне попадается неплохой седельный топор, без рукояти, но с остатками серебряного декора. Еще берем пару красивых стальных крюков. Крюки крепились на поясе, на них размещали пороховницы, огнива, сабли. Довольно быстро становится ясно, что денег мы здесь не потратим – нет материала.

Гуляем по району Гульбахар. Вдруг я вижу оружейный магазин на противоположной стороне улицы. Подходим ближе, я понимаю, что это вовсе не магазин. Вероятно, это хусейния или такия – место сбора верующих в дни Ашуры[203]203
  Ашура – комплекс обрядовых действий в исламе, который проходит в первой декаде первого месяца мусульманского лунного календаря Мухаррам.


[Закрыть], траура по событиям в Кербеле[204]204
  Шииты отмечают Ашуру как траур и проводят комплекс обрядовых действий: траурные церемонии и обряды в знак памяти о мученической гибели в 680 году (или 61 году хиджры) сына Али, внука пророка Мухаммада – имама Хусейна, его брата Аббаса и войска из семидесяти шехидов в результате сражения с войсками халифа Язидана в битве при Кербеле.


[Закрыть]. В Индии такое место называют имамбара. Двери открыты. Мы заходим внутрь. Тут пара усатых мужчин, они общаются и не обращают на нас внимания. Здесь размещена целая выставка ритуальных предметов. На стенах висят зеленые знамена, штандарты, аламы, множество плеток с железными цепями, прямые мечи, покрытые изречениями, и огромная раздвоенная сабля – зульфикар. Какие-то из этих предметов были не раз обильно обагрены кровью, но не в ходе битвы, а во время ежегодных траурных шествий. В первые десять дней месяца Мухаррам сильно верующие шииты приходят в неистовство. Порой наносят себе серьезные увечья.

Отправляемся смотреть мосты и мечети. Город производит приятное впечатление. Здесь много зелени и старинных построек. Над рекой Зайенде-Руд в XVII веке соорудили ряд замечательных мостов. Арки моста делили течение реки на несколько потоков, отводя воду для орошения садов и парков. Как и в древности, мосты являются любимым местом прогулок и встреч жителей Исфахана. Горожане любезны и доброжелательны. К нам периодически подходят с желанием пообщаться.

– Хелло, мы студенты. Изучаем право и юриспруденцию, можно с вами поговорить? Откуда вы? Как вам нравится в Иране?

– Мы из России, Санкт Петербург, мы художники, мы очень далеки от права. Нам хорошо в Иране.

Прощаемся со студентами, берем такси и отправляемся смотреть чудо света.

Персы знали толк в гибкости. Образец чудесной персидской эластичности уже много столетий можно наблюдать в окрестностях Исфахана. Знаменитые качающиеся минареты – Манари-Джунбан – венчают усыпальницу персидского суфия Абдуллаха ибн Мухаммада ибн Махмуда Сагалана, известного как Аму Абдуллах. В определенное время сотрудник комплекса усыпальницы поднимается по винтовой лестнице в тесное помещение наверху минарета. Зрители, собравшиеся внизу, через небольшие стрельчатые окошки видят, как человек упирается в стены постройки плечами, затем он начинает раскачиваться всем корпусом, передавая движение минарету. Амплитуда колебания тридцать – сорок сантиметров. Это только половина чуда – в резонансе начинает раскачиваться и второй минарет, где, видимо, никого нет. Со времен сефевидов башни гнутся и не ломаются. Для тех, кто отказывается верить глазам, на минаретах укрепили колокольчики, при колебаниях издающие мелодичные звуки. Чашу с водой ставят на зеленую ткань, покрывающую гробницу, по поверхности воды расходятся концентрические круги волн. Многие считают, что секрет в рецепте раствора, на котором закреплены кирпичи и синие изразцы. Другие думают, что все дело в системе деревянных балок. Мне хочется верить, что вибрацию создает сам святой Аму Абдуллах – гонит волны, качает стены и человечка на семнадцатиметровой высоте. В скромном кафе у подножия усыпальницы можно выпить чашку эрзац-кофе. Говорят, что раньше можно было покурить кальян с видом на суфийскую святыню. Ко времени нашего визита курение кальяна в святом месте было запрещено местным имамом.

Мы покидаем Исфахан. Вокзал расположен на некотором удалении от города. Водитель почему-то не знает дороги. Добираемся до места лишь за несколько минут до отхода поезда. Нас не пускают на перрон. Оказывается, как иностранцы, мы должны зарегистрироваться у дежурного по вокзалу. Мы довольно быстро находим нужный кабинет и вписываем свои имена в толстую казенную книгу, получаем требуемые отметки в билеты. Бежим, вскакиваем в вагон за секунду до отправления. Поезд идет на север по пустынной местности, огибая каменистые холмы.

Пассажирам демонстрируют иранское кино. Это драма. Кто-то куда-то едет. Происходит землетрясение. Падают дома. Какая-то девушка контужена – она потеряла память. Родственники ищут девушку в разных местах. Она почему-то живет в маленьком домике в пустыне.

Половина пассажиров с интересом смотрит на экран. Пейзаж за окном ровно такой же, как в кино. Вот и домик, похожий на жилище героини фильма, потерявшей память. В темноте мы добираемся до Тегерана.