Текст книги "Похождения Сахиб-Фаранги"

1008 лет спустя

Следующий раз я собираюсь в Западный Тибет лишь восемь лет спустя. Со мной товарищ из Петрозаводска. Мы бегаем по Дели, делая последние приготовления перед поездкой в горы. Город охвачен протестами. Кажется, четверть горожан вышла на улицу и протестует против разгула коррупции. Участников акции можно опознать по громким голосам и активной жестикуляции. Некоторые активисты несут плакаты и флажки. Людей организовал и вывел на улицы известный общественный деятель. Везде его многочисленные портреты. Это круглолицый пожилой человек в шапочке – знаменитый борец с коррупцией Анна Хазаре, бедняк из Махараштры. Он объявил голодовку. Полиция имела глупость его арестовать. Однако у простого человека из Махараштры десятки миллионов сторонников по всей стране. Все они вышли на улицы. Власти готовы выпустить Анну Хазаре, но уже поздно. Теперь герой отказывается уходить из тюрьмы Тихар[217]217
  Тюрьма Тихар – главная тюрьма индийского города Дели, а также один из крупнейших тюремных комплексов Азии.


[Закрыть] до выполнения своих требований. Мы грузим свои рюкзаки в дряхлый автобус и с облегчением покидаем влажный и жаркий Дели, так и не выяснив, чем закончится противостояние бедного человека и властей. Наш автобус стремительно пересекает плоский Пенджаб и начинает взбираться по серпантинам предгорий Гималаев. Идут сильные дожди. За несколько дней до нашей поездки дорогу размыло и в пропасть упал автобус с пассажирами. Перевал закрыт. В ожидании, пока путь откроется, мы несколько дней провели в Манали, дегустируя местные деликатесы и отмокая в горячих источниках окрестных храмов. Выясняем, что дорогу, возможно, откроют на следующий день. Резервируем себе места в микроавтобусе.

Ранним утром мы у перевала Ротанг. Высота около четырех тысяч. Вершины гор закрыты облаками. За последние несколько дней здесь скопилась уйма транспорта. Наш микроавтобус нагло пристраивается в середину очереди, и водитель глушит двигатель. Застрявшие перед закрытым перевалом путешественники пьют чай, мерзнут и скучают. Многие провели тут уже несколько дней, питаясь быстрорастворимой лапшой в заведении Чамба-дхаба. Никто ничего не знает. Когда дорогу откроют, доподлинно неизвестно. Моросит дождь, и хочется надеть перчатки. Вода висит в воздухе и стекает с тающих ледников, уместны резиновые сапоги. Мы слоняемся по сырому склону, перепрыгивая через ручьи и лужи. Знакомимся с разными людьми. Вот группа монахов из Бутана. Несколько ученых лам с крепкими помощниками. Бутанцы едут на буддистскую конференцию в Лех. Они первый раз за границей. Времени нет, конференция открывается завтра. Сейчас монахи помолятся, и дорогу откроют. Ламы смеются и смотрят на нас как на диковинных зверей, у всех отличное настроение. Демонстрируем друг другу фотографии из памяти телефонов. У монахов фотки бутанских монастырей и важных учителей, у нас виды карельской природы. К нам присоединяется итальянец – наш попутчик из автобуса. Он ветеринар. Тоже демонстрирует картинки из телефона. Это фотографии разных собак. Больных и здоровых. Вот маламуты и хаски на соревнованиях в Норвегии зимой, вот десяток прооперированных собак в приюте для бездомных животных в Кейптауне. Итальянец лечит собак за деньги, а в свободное время бесплатно. Вот и сейчас он едет по волонтерской программе – лечить бездомных собак в Лехе. Я показываю итальянцу портрет своей собаки – Тикси. Мы успеваем пообщаться и выпить виски с индийскими спецназовцами, кормим их венгерской колбасой. Наш водитель заводит двигатель и машет рукой, пытаясь привлечь внимание пассажиров. Он почему-то точно знает, что перевал откроют с минуты на минуту. Наш микроавтобус несется по встречной полосе и мгновенно оказывается в голове колонны. Военные отодвигают заграждение, перекрывавшее движение. Путь действительно свободен. Мы вырываемся вперед, приближаемся к перевалу и въезжаем в туман. Здесь когда-то кончались индийские владения. Дальше безжизненная каменистая пустыня. Пропасти и розово-фиолетовые горы. За прошедшие годы проделана большая работа по улучшению дорожного полотна. Восемь лет назад требовалось два дня, чтобы добраться из Манали в Ладакх. Сейчас это расстояние можно преодолеть за день. В середине ночи мы добираемся до Леха. Многое в городе изменилось. Я не могу найти гостиницу, где когда-то жил. Сил на поиски нет, и мы останавливаемся в первом попавшемся кашмирском гестхаусе. Мы собирались провести в Ладакхе неделю, но из-за ожидания в Манали у нас остается всего три дня. У нас есть билеты на самолет в Дели. Если мы купим много железа, то не будем искушать судьбу и поедем обратно на машине или автобусе. Утром понимаю, где мы находимся, и ориентируюсь на местности. Гостиницы, где я жил в прошлый приезд, не существует. Нет и абрикосового сада. Здание снесено, а на его месте возникли два новых дома. Совершаем обход лавок и магазинов старьевщиков. Никакого изобилия. Цены выше всех разумных пределов. С такими ценами впору везти древности из Лондона в Лех, а не наоборот. Тем не менее я с удовольствием рассматриваю длинные прямые тибетские палаши и скольжу пальцами по искусной резьбе, покрывающей стальные ножны. Мне дают подержать в руках громадную коралловую бусину хорошей формы и без изъянов. А вот и брутальное тибетское копье – два с лишним метра длиной. Узкий четырехгранный наконечник на конусовидной втулке. Почерневший деревянный черен обвит кованой стальной полосой. Никакого декора. Чем-то подобным закололи Зоравара Сингха. Предмет совершенно в моем вкусе, но вывезти его отсюда сложно. Отчаявшись купить что-нибудь подходящее, отправляемся во дворец.

Ладакхскому царству тысяча лет. О том, что происходило в этих местах раньше, известно крайне мало. Здесь была окраина кушанского государства, здесь обитали бледнокожие дарды, описанные античными историками, а трудолюбивые муравьи добывали золото. Дворец короля Ладакха возвышается над долиной. Здание в тибетском стиле возвели в сложном XVII столетии. Короли Ладакха в это время маневрировали между политикой, культурой и религией. Джамьянг[218]218
  Джамьянг Намгьял (1595–1616) – правитель Ладакха, принял ислам и начал гонения на буддизм.


[Закрыть] – правитель из династии Намгьял – пытался воевать с мусульманским Балтистаном. В результате соседи, возглавляемые Шер-ханом Анчаром, вторгаются в пределы Ладакха, разрушая монастыри и святыни. Разбитый Джамьянг вынужден принять ислам и заключить мирный договор с Шерханом. Договор подкрепляется брачными союзами. Дочь правителя Ладакха выдают замуж за балтистанского хана. Джамьянг Намгьял берет в жены Гиял Хатун, мусульманскую принцессу.

Дворец Леха возведен предприимчивым Сэнге Намгьялом[219]219
  Сэнге Намгьял (1616–1642) – величайший правитель Ладакха. Став царем, проявил себя ревностным буддистом. Завоевал части Западного Тибета, наладил караванную торговлю с Кашмиром, Китаем и Тибетом, перенес столицу из Шея в Лех, где построил Лехский дворец.


[Закрыть], сыном Джамьянга и Гиял Хатун. Сегодня во дворце размещается музей. В некоторых частях здания идет ремонт. Кашмирские плотники устанавливают новые деревянные колонны с резными капителями взамен старых – истлевших. Наглядно видно, насколько качество современной резьбы уступает старой работе. Похоже, бревна привезены издалека. Такие деревья в Ладакхе редкость. В экспозиции музея почти ничего нет. Так как смотреть не на что, внимательно изучаю громадный каменный сосуд. Предмет вырезан из цельного куска черного камня почти тысячу лет назад. Гуляем по Леху. Здесь тоже демонстрации и протесты. Большая толпа с портретами Анны Хазаре движется от Пятничной мечети вниз по улице в сторону базара. Участников протестов сопровождает полиция. Все демонстранты – тибетцы. Они выкрикивают лозунги и бьют витрины кашмирских магазинов. Торговцы лихорадочно убирают товары, выставленные на улицу, и закрывают железные ставни. Полиция не вмешивается. Похоже на погром. От греха подальше сворачиваем на ближайшую улицу и пытаемся удалиться от зоны беспорядков. В глухом переулке вижу дохлого щенка. Мой товарищ замечает, что собака моргает, а значит, жива. Крупный рыжий щенок залез в канаву, накрытую железной решеткой, и застрял. Похоже, это случилось уже несколько часов назад. Грязный мокрый щенок обессилел, и его окончательно заклинило. Понимаю, что день идет к вечеру, скоро старики откроют заслонки и вода помчится по арыкам и канавам. Если ничего не делать, собака погибнет через час точно. Пытаемся поднять решетку. Это у нас не получается, наших сил недостаточно. Железные прутья крепко сварены и надежно закреплены в бетоне. Нужны инструменты или еще люди. Останавливаю группу крестьян, проходящих мимо с корзинами и другой поклажей. Знаками показываю им щенка. Пара мужиков берется помочь нам оторвать решетку. Мы трясем железо теперь уже вчетвером. Никакого эффекта. Однако крестьяне знают, что делать с тупой скотиной и глупыми молодыми животными. Одному из мужиков приходит в голову хорошая идея – попытаться протащить щенка несколько метров в обратном направлении, к выходу из канавы. Мы стоим на коленях и, просунув руки по локоть под решетку, пытаемся сдвинуть собаку с места. Обезумевший щенок сопротивляется, пытается кусаться и рвется вперед. Потихоньку, сантиметр за сантиметром, тащим его к выходу. Через пять минут возни, перемазанные и оцарапанные, вытаскиваем щенка. С обиженным визгом он убегает вниз по переулку. Никто не пытается его остановить.

На следующий день мы направляемся в монастырь Тикси. Нам надо найти нужный автобус и проехать двадцать километров на восток от Леха. У меня странный мотив – монастырь невидимо связан с моей любимой собакой, получившей имя Тикси. Я, вероятно, хочу закрепить эту связь. Мы добираемся до подножия горы на автобусе и взбираемся по тропинке на вершину, где расположен монастырь. Рассматриваем архитектуру и убранство храмов. Здесь много нового, но есть и старина. Замираем перед огромной фигурой Майтреи[220]220
  Майтрея («тот, кто есть любовь») – бодхисатва и будда будущего, который появится в конце данной кальпы с небес Тушита, где, как считается, пребывает в настоящее время.


[Закрыть], втиснутой в очень тесное пространство. С террас монастыря открываются прекрасные виды. Я вижу, что дорога, по которой мы приехали на автобусе, большой петлей огибает массив сельхозугодий и рощу со старыми плодовыми деревьями. Предлагаю моим спутникам на обратном пути сократить изгиб дороги и пройти через поля и рощу. Сверху это представляется простым делом. Мой товарищ кашляет – простудился на перевалах. Мы заходим в кабинет ламы-лекаря. Бритый пожилой монах с проницательным взглядом сидит на фоне стеллажей с банками и книгами. В банках коричневые пилюли. Каждая книга аккуратно обернута тканью. В кабинете пахнет лечебными травами. Мы излагаем нашу проблему. Лама уверенно открывает шкаф и достает пластиковый флакон. Это сироп от кашля на основе кодеина. «Это самое лучшее», – говорит лама. Покидаем монастырь и спускаемся с горы. Ищем тропинку и пытаемся идти напрямик через поля. Это вовсе не просто. Приходится перепрыгивать через канавы и продираться через колючий кустарник. Пару раз нам кажется, что пройти невозможно и нужно возвращаться. В итоге мы все-таки преодолеваем все препятствия и выходим к тибетской деревне с совершенно неожиданной стороны. У сложенной из камней ограды небольшой горой возвышается свалка. Тут сломанный детский велосипед и дырявый пластмассовый таз. Пара потрепанных седел для яков и огромный каменный горшок. Ровно такой же, как в музее Леха. Вероятно, сосудом времен раннего Ладакхского царства пользовались до недавних пор. Когда наконец донышко после тысячи лет использования треснуло, горшок отнесли на помойку. Я пробую сдвинуть артефакт с места. Предмет весит, наверное, килограммов шестьдесят. Оставляем наши находки и ищем путь через деревню к дороге, чтобы поймать автобус до Леха. Через час, в сумерках, на лехском базаре меня останавливает кашмирец – торговец стариной. Мы были у него в лавке вчера. Он знает, что мы ищем сабли. Сегодня он может что-то показать. Следуем за старьевщиком, не особенно рассчитывая на успех. Кашмирец молод, вежлив и энергичен. Вчера он пошел к одному человеку и взял у него сабли для нас. Обычно он таким товаром не торгует. Демонстрирует нам несколько тибетских мечей в ножнах и без. Клинки мечей выкованы из «грубого» дамаска с рисунком из чередующихся прямых или чуть волнистых линий. Западные специалисты определяют такой рисунок дамаска как hairpin pattern. Клинок одного из мечей очень интересен. Линии сварного дамаска струятся от рукояти к кончику клинка и загибаются, подобно волнам, образуя сплющенные концентрические структуры. Эти фигуры напоминают глаза или омуты. Такие мечи мне интересны. Обсуждаем цену и быстро приходим к согласию. Я покупаю два меча и часть упряжи для яка с хорошей работой по железу. В качестве бонуса сообщаю кашмирцу, что мне известна отличная свалка с тибетской стариной. Описываю ему седла и древний каменный сосуд. «Нет, я не могу ничего взять с помойки в тибетской деревне, – сообщает кашмирец. – Меня побьют». Я воодушевлен покупками и хотел бы купить что-нибудь еще. Наш новый знакомый советует посетить лавку его дяди в конце улицы.

Мастер продаж

Мы довольно быстро находим дядю. Это старый лис и большой профессионал. В небольшой лавке я сразу вижу любопытные предметы. Мое внимание привлекают китайские очки. Я сталкивался с такими предметами раньше, приценивался к подобным объектам в лавках Амстердама и Катманду. Это очки от солнца и пыли без диоптрий. Фильтры выточены из дымчатого кварца, известного как раухтопаз. Оправа изготовлена из белой бронзы. Обычно такие очки хранятся в футлярах, покрытых кожей ската. На известной[221]221
  Фотография номер VMZ 400.07.23.022. Этнографический музей Университета Цюриха.


[Закрыть] фотографии, сделанной Генрихом Харрером[222]222
  Генрих Харрер (1912–2006) – австрийский путешественник, альпинист и писатель, обершарфюрер СС. Наставник и друг детства далай-ламы XIV. Получил широкую известность благодаря книге воспоминаний о путешествии в Тибет «Семь лет в Тибете».


[Закрыть] на великом фестивале в Лхасе в конце 40-х годов, изображен Дундул Намгъял Тсаронг – один из командиров тибетской кавалерии. Его переносицу украшают точно такие же очки. Я, не обсуждая цену, выкладываю запрашиваемые деньги. Покупаю пару старых колец с бирюзой и классные ножны от тибетского кинжала. Цены отлично сбалансированы, и торговаться не приходится. Кашмирец рассказывает истории. Его семья живет на востоке Индии, в Даржлинге, с конца 40-х. В Лехе он открывает магазин сезонно – на два месяца в году. Настоящие сокровища он хранит дома, в Даржлинге. У него много редких тибетских вещей. Многие из этих предметов попали в Индию с беженцами. Когда далай-лама убежал от китайцев в Индию, все богатые люди последовали за ним. Князья и ламы. У бедных не было средств. Многие тибетцы попадали в Индию через Сиким. Они везли сокровища. Золото, книги и статуи Будды. Самые глупые везли бумажные деньги. Тогда у беженцев можно было купить самое лучшее. Отец кашмирца тогда купил много интересного. Многие не хотели ничего продавать и пытались спрятать сокровища. Закапывали их в землю. У кашмирца много историй. Он перечисляет голливудских звезд, с которыми ему приходилось иметь дело. Мой взгляд падает на пару неказистых железок, похожих на примитивные напильники. Лукавый старый лис не спеша достает предметы из-под стекла витрины и со значением кладет на прилавок. «Это инструменты великого ламы, – сообщает кашмирец. – Очень древние. Двести или триста лет. Вот здесь планеты». Он указывает на один из предметов. В поверхность железа инкрустирован ряд круглых точек из разных материалов. Коралл, бирюза, жемчуг, серебро, медь, бронза и еще что-то. Второй инструмент – грубый напильник. Навершия украшены крайне условными изображениями птиц. «Вот сюда, на планеты, клали драгоценные составляющие лечебных снадобий и растирали вот так». Кашмирец показывает, как великий лама растирал корешки и драгоценные камни. На этот раз звучит совсем не скромная цена. Догадываюсь, что покупки, которые мне позволил сделать кашмирец сначала, это лишь наживка, которую я успешно заглотил. Протестую против высокой цены, но уже догадываюсь, что без этих инструментов я Ладакх не покину. Пытаюсь сделать вид, что потерял интерес, и ухожу из магазина. Иногда такое поведение помогает скинуть цену. Но не сегодня. Цена не меняется. Еще раз осматриваю инструменты и отсчитываю деньги – столько же, сколько отдал за пару мечей два часа назад. Инструменты задержались у меня надолго. Спустя семь лет старый товарищ привел ко мне интересного человека с редким запросом. Нужен подарок для специалиста в области восточной медицины. У меня не было сомнений. Напильники великого ламы отправляются в новое путешествие.

Провал

Мои интересные занятия приняли будничный характер. Год за годом я посещал одни и те же места, сосредоточившись на покупке холодного оружия. Случалось, я приобретал два десятка клинков за пару дней в одном городе и, погрузив сумки в автомобиль, двигался дальше. В следующем городе меня ждали три кольчуги и еще десяток клинков. В следующем еще что-то. Вес багажа быстро достигал ста килограммов и продолжал расти. В таком случае поездки на автобусах и поездах становились невозможны. Я брал в аренду автомобиль с водителем. Останавливался в проверенных отелях и платил щедрые чаевые служащим, таскавшим мои тяжести из машины в номер и обратно. Зимой я регулярно ездил в Индию с семьей. Иногда к нам присоединялись друзья и родственники. Порой число наших друзей и близких в поездке достигало десяти человек. В одной из таких поездок по Раджастхану мы приехали в маленький городок веселой пестрой компанией. С нами друзья из Монреаля и два колоритных Алексея из Санкт-Петербурга. Мы поступили легкомысленно и никого не предупредили о своем приезде. В гостинице, где я обычно останавливаюсь, не нашлось достаточного количества свободных комнат. Мы не желаем размещаться в разных местах и с легкостью находим другой отель. Это совершенно новая гостиница. Открылась меньше года назад. Прекрасное старое здание на берегу озера. Мы занимаем почти все номера. Кроме нашей компании, в отеле проживает только одна пожилая дама из Финляндии. Мы ведем себя уверенно и шумно. Пьем виски, курим и весело хохочем. Заказываем все, что можно заказать в ресторане гостиницы, – чай и пиво. Мой товарищ Алексей недавно обзавелся планшетом с сенсорным экраном. Планшеты появились только в этом сезоне. В Индии ничего подобного еще нет. Алексей устраивается на лужайке перед отелем и играет в компьютерную игру. Он азартно давит разноцветных жуков. Жуки взрываются со смачным чмоканьем, на смену появляются новые. От планшета с жуками не может оторваться и моя семилетняя дочь. Она виснет на Алексее, заглядывает через плечо и подсказывает, кого давить. Официанты тоже заворожены и не могут отвести глаз от игрушки. Тем не менее все устали за день, и вскоре мы разбредаемся по номерам. Два Алексея живут в одной комнате. У них разная программа. Тот Алексей, что без планшета, всю поездку встречает рассветы. То есть просыпается рано утром по будильнику и идет в какое-нибудь прекрасное место, чтобы полюбоваться первыми лучами солнца. Второй Алексей тем временем безмятежно спит. Так произошло и на следующее утро. Один из Алексеев уходит очень рано. Я просыпаюсь чуть позже, завтракаю и ухожу по делам, оставив семейство в гостинице. Около полудня мне звонят друзья и сообщают о происшествии. Украден планшет. Пока один встречал рассвет, а второй спал, кто-то зашел в комнату и забрал игрушку. От такой новости я мгновенно прихожу в ярость. Я думаю, это мог сделать менеджер отеля. Собственно, кроме дамы из Финляндии, менеджера и нашей компании, в отеле никого нет. Бросаю дела и возвращаюсь в гостиницу, обуреваемый гневом. Ругаюсь и в лицо обвиняю менеджера в воровстве. Он все отрицает и держится невозмутимо. Я собираюсь вызывать полицию. Мудрый и опытный Алексей пытается меня остановить. Хоть он и лишился игрушки, с полицией сталкиваться не хотел бы. Тем не менее во мне кипят страсти и я не намерен оставлять сложившуюся ситуацию без последствий. Требую вызвать хозяев отеля и полицию. В течение получаса, пока мы ожидаем стражей правопорядка, я продолжаю кипеть и злиться. Наконец появляются представители власти и человек от хозяина отеля. Сначала два автомобиля, потом еще три. Теперь вся гостиница заполнена полицейскими. Приезжает сотрудник Министерства туризма региона и еще какие-то чиновники. Это редкое происшествие – только однажды в этом городке пропал фотоаппарат у иностранного туриста. В тот раз камеру у приезжего украла обезьяна. Шумной толпой мы все собрались на террасе отеля. Я рассказываю, что случилось. Пропал планшет – такой маленький компьютер. Полицейские задают вопросы. Менеджер бледен, однако стоит на своем. Он ничего не знает, ничего чужого не брал. Полицейские потирают руки. Мы будем его бить, сообщают они нам. Но сначала они желают досмотреть номер и вещи каждого из нас. Я пытаюсь протестовать. А как же privacy, говорю я. У меня тут семья, дети. Вы что же, будете копаться в вещах моих детей? Все внимание теперь обращено на меня. Возможно, это самое глупое, что я когда-либо говорил. «Ну, вас тут много, – поясняет офицер с хитрой улыбкой. – Может быть, случилось недоразумение, кто-нибудь что-нибудь перепутал или забыл». Становится ясно, что обыска не избежать. У меня под кроватью около ста единиц холодного оружия. Десять человек полицейских стоят на пороге моей комнаты. Все складывается крайне плохо. Я пытаюсь торговаться. Имейте уважение к моей частной жизни, требую я. Все-таки тут семья, дети. Давайте не все сразу, а кто-нибудь один. Полицейские совещаются, они по-своему тактичны. Один человек нельзя, сообщают мне. Можно два человека. Предполагаю, что, если мне не удастся никого подкупить, возможно, я выйду из комнаты в наручниках. Сообщаю о своих соображениях жене и друзьям. Прощаюсь со всеми на всякий случай. Открываю дверь и пропускаю в комнату двух усатых полицейских. Это офицер, говорящий по-английски, и сержант. На всякий случай прошу Алексея тоже присутствовать при досмотре. Мы заходим внутрь, и я прикрываю дверь. Любопытные полицейские рассматривают наши вещи. В поисках пропавшего планшета один из них заглядывает в открытую пачку сигарет и рассматривает недопитую бутылку виски. Сержант деловито проверяет маленький рюкзак и сумочку. Заглядывает под кровать и сразу видит три огромные длинные сумки. Сумки тяжелые. Чтобы вытащить их из-под кровати, ему приходится опуститься на колени. Мы с офицером наблюдаем. Стоя на коленях, сержант открывает застежку молнию. Сумка наполнена саблями, кинжалами и копьями. Каждый предмет обернут пупырчатым пластиком и клейкой лентой. Полицейский надрывает упаковку на длинном свертке. «Тальвар», – докладывает он. Берется за следующий предмет. По конфигурации понимает, что это. «Катар», – сообщает сержант. Открывает соседние сумки. Там узнаваемые свертки с кривыми саблями. Сержант глупо ухмыляется. Офицер изумлен и слегка сбит с толку. Он рассчитывал найти украденный планшет или пакет травы, а вовсе не склад оружия. Офицер морщит лоб и пытается осмыслить увиденное. То, что он видит, обозначает крамолу, деньги, власть и силу. Чьи-то большие и неслучайные дела. Наконец он формулирует вопрос.

– Где ты работаешь? – спрашивает он меня хмуро.

– В музее, – отвечаю я бодро.

Повисает пауза. Полицейский, похоже, не знает, что сказать дальше. Я вижу, что нестандартная ситуация несколько ошеломила офицера и, возможно, у меня есть шанс его загипнотизировать. Я пытаюсь перехватить инициативу.

– Мистер офицер, – обращаюсь я к нему с официальной интонацией, – я приезжаю в Индию каждый год, много лет подряд, потому что я люблю культуру этой страны. Я трачу здесь очень много денег. Мы останавливаемся в дорогих гостиницах. – Театральным жестом я показываю на сумки с оружием, озеро и дворец за окном. – Это все очень дорого стоит. Мы за все платим. Мы оставляем большие деньги в этой стране.

Лицо офицера проясняется. Ему нравится слышать про большие деньги.

– И у меня нет сомнений, сэр, – я перехожу на командно-приказной тон, – что вы сделаете вашу работу хорошо и найдете планшет быстро.

Полицейские со мной согласны, это возмутительно, что нас обокрали. Они больше не пытаются найти планшет в нашем номере, обыск закончен. Мы вместе выходим из комнаты обратно на террасу. В этот момент появляется высокое начальство. Пока мы общались, к гостинице подъехало еще пять автомобилей с полицией. Это какие-то заоблачные чины с большими звездами на погонах. Офицер, производивший обыск, что-то четко докладывает старшим по званию. Большого интереса его доклад не вызывает. Понимаю, что он ничего не сообщает об оружии у меня под кроватью. Благодарю небеса и всех святых за спокойный исход дела. Мы еще раз повторяем свой рассказ о пропаже для вновь прибывших полицейских. Исполненные величия начальники нам сочувствуют и обещают искать преступника. Рассказывают, что также был произведен обыск дома у менеджера отеля и никакого планшета не было найдено. Полицейские и чиновники покидают гостиницу. Обещают, что дадут нам знать, когда пропажа будет обнаружена. Тем временем освобождаются номера в отеле, где я обычно останавливаюсь. Мы собираем свое имущество и переезжаем. Менеджер, которого я подозреваю в воровстве, остается на своем рабочем месте, провожая нас гадкой улыбкой. Планшет так никогда и не вернулся к своему владельцу, а я понимаю, что чудом избежал больших неприятностей. На следующее утро я гружу свои сумки в машину и благополучно уезжаю в Дели.