Текст книги "Страна разных скоростей"

«Микроуровень»: антишоковое устройство общества

При любых порядках, при любых «стратегиях разных скоростей», стране всё равно суждено жить в мировой атмосфере стремительных перемен. Психическое здоровье людей и моральное здоровье общества будет определяться личными способностями справляться с вызовами постоянных встреч с непредсказуемым, незнакомым, инакомыслящим, инакодействующим; с новшествами, выдвигающими к тебе странные требования и предложения.

Общество, учащееся выдерживать лавину потрясений, должно быть пронизано образовательными структурами, которые создаются и заполняются не столько профессионалами, сколько помогающими друг другу людьми. Здесь есть к чему присматриваться и о чём размышлять; но я позволю себе не быть оригинальным в такой теме. Удовлетворюсь несколькими идеями-иллюстрациями из уже упоминавшейся книги Элвина Тоффлера[73]73
  Тоффлер Э. Шок будущего. М., 2002.


[Закрыть].

«Анклавы прошлого и анклавы будущего» – так обобщённо характеризует Тоффлер необходимые структуры по адаптации людей к современной динамике жизни.

Он обсуждает возможность «анклавов», действующих по принципу «работай – учись – и – играй»: своего рода музеев будущего, обучающих людей справляться с универсальными вызовами новых социальных технологий и со своими собственными личными «завтра». Вот несколько проектных ходов:

…Астронавтов, летчиков и других специалистов часто тренируют, помещая в тщательно смоделированную ситуацию и среду, в которой им в будущем реально придётся работать. Нет причины, почему тот же принцип нельзя было бы расширить. Перед переводом работника на предприятие, находящееся в другом месте, ему и его семье нужно показать подробные фильмы об округе, где они будут жить, школе, куда будут ходить их дети, магазинах, где они будут делать покупки, может быть, даже об учителях, продавцах и соседях, с которыми они встретятся. Мы можем снизить их тревогу по поводу неизвестности и заранее подготовить их к решению многих проблем, с которыми они, по всей вероятности, столкнутся.

…Для людей, которые проходят в одно и то же время через схожие жизненные изменения, можно создавать временные «ситуативные группы».

…Можно поддерживать добровольных консультантов, вооружённых собственным недавним опытом и работающих как волонтёры или за минимальную плату.

…Можно создавать «дома на полпути» – некие буферные зоны, где человек мог бы начать осваивать новый образ жизни, не порывая резко с предыдущим.

Не в меньшей степени варианты решений Тоффлер ищет и в «анклавах прошлого»:

«Ни одно общество, мчащееся навстречу грядущим бурным десятилетиям, не сможет обойтись без специализированных центров, в которых темп перемен искусственно сдерживается. Это такие особые территории или заповедники прошлого, в которых реорганизация, новизна и выбор намеренно ограничиваются. Такие возникающие сообщества не следует высмеивать; их нужно субсидировать как форму психического и социального страхования. Во времена чрезвычайно быстрых перемен более широкое общество, весьма вероятно, может совершить непоправимую, катастрофическую ошибку. Распространяя анклавы прошлого, мы увеличиваем шансы, что будет тот, кто в случае массового бедствия соберёт осколки. Чем динамичнее общество, тем нужнее субобщества, перед которыми ставится специальная задача оставаться в стороне от новаций».

Вечно ругаемые инерция и «ретроградство» системы образования могут быть в чём-то повёрнуты таким образом, чтобы сделаться её преимуществом. Любая самая обычная школа может послужить в какой-то мере «анклавом торможения перемен», берущим ребят под свою защиту от нервного истощения, которым бывает поражена немалая часть взрослого населения. И прямо наоборот: школьные (а, впрочем, и библиотечные, музейные, производственные, офисные и многие иные) пространства могут выполнять роль тех самых тренировочных центров «работай-учись-и-играй» по правилам завтрашнего дня.

Так могут складываться простейшие элементы «антишоковой» системы образования, растворённой в обществе и ориентированной на взрослых не меньше, чем на детей, на складывающиеся группы – в той же степени, как на одиночек, на семьи – равно как и на предприятия.

Множество таких структур и проектов представлено в современном мире; возникают они и в России.

Итак, вот общая модель гибкой адаптации людей к темпам ускоряющейся жизни: система взаимодействия анклавов прошлого и анклавов будущего. Ключевое слово – взаимодействие; та самые «диагональные» связки между разными укладами жизни и стилями мышления. При этом личные стратегии (позволяющие каждому регулировать нагрузку перемен относительно самого себя), стратегии образовательные, стратегии общественные также должны переплетаться, опираться друг на друга.

Средний уровень»: «кризисный менеджмент» в общественном пространстве

Система поисковых отрядов «Лиза Алерт» по розыску пропавших детей; волонтёрские команды по тушению лесных пожаров; «Город без наркотиков»; некоммерческие организации, помогающие сиротам и выпускникам детских домов; «Живой город», «Архнадзор» и прочие движения по защите историко-культурной среды городов – все они решительно и самоотверженно берут на себя и те функции, которые вроде бы должны выполнять государственные структуры. По мере того, как казённые учреждения продолжат всё хуже справляться со своими обязанностями, роль таких волонтёрских структур будет часто становиться решающей; иногда – даже с точки зрения выживания людей.

При почти гарантированном кризисе системы управления в России и неисключённом её полном коллапсе, определяющую роль в степени катастрофичности/конструктивности хода дел как в конкретных местностях и регионах, так и в стране в целом сыграют следующие обстоятельства:

– будут ли способны какие-либо организованные группы брать на себя ответственность за развитие событий,

– будут ли они учитывать наиболее острые проблемы и ключевые интересы разных социальных слоёв,

– смогут ли они договариваться с необходимыми партнёрами и вырабатывать совместные здравые решения?

Наличие в стране десятков команд и сообществ из ответственных и зачастую самоотверженных людей, развернувших успешные прецеденты масштабных социальных действий, позволяет надеяться, что у позитивного решения главных вопросов будет шанс. Слаба среда взаимодействия таких сообществ, ничтожно их политико-экономическое влияние, мал опыт решения многоаспектных, комплексных вопросов. И всё же результативные и систематические организаторские действия в кризисных реалиях окажутся возможными скорее не в логике бизнеса, не в категориях политической борьбы или администрирования, а по правилам и нормам общественной деятельности. Люди политики и бизнеса часто будут необходимыми соучастниками позитивного развития событий, но модератором взаимодействия с большей вероятностью будут становиться люди общественных инициатив.

Возможно ли создание специальной среды для культивирования их лидерских умений? Как ни странно, аналогичный опыт в стране был. Можно вспомнить центры НТТМ («научно-технического творчества молодёжи») в годы перестройки, создававшиеся как «инкубаторы» будущих предпринимателей. В этих центрах активные люди:

• учились ведению бизнеса в СССР – где никакого бизнеса ещё не было, и рассказать о том, «как надо его вести», никто не мог;

• налаживали деловое взаимопонимание и приобретали необходимые связи;

• переводили заявленный в центрах НТТМ формат «предприимчивого изобретательства» в формат «изобретательного предпринимательства»;

• создавали среду, притягивающую актуальные бизнес-идеи, которые могли подхватываться участниками сообщества.

Просуществовали центры НТТМ недолго, но образовательный эффект остался весьма заметен; оттуда вышло немало успешных бизнесменов. Напрашивается жанр аналогичных центров, где в центр внимания помещены были бы не правила бизнес-мышления, а логика социального действия.

Ещё один аспект. Лидерам общественных инициатив часто потребуется усиление инструментами анализа и проектирования территориального развития. Причём нужны будут не рецепты решений, а опыт разработки адекватных подходов к социальным, культурным и экономическим проблемам. (А на фоне торжествующего сегодня шаблона безнадёжно-негативных оценок российского общества даже непредвзятая исследовательская установка относительно его ресурсов и возможностей в каждом конкретном месте выступает нетривиальной задачей.)

Этим сближается сюжет лидерства в общественных инициативах с тем, что принято именовать социокультурным подходом. Его особенность в ориентации на тесную связь между задачами комплексного развития территорий и процессами, происходящими в сфере социальных коммуникаций, ценностями и традициями местного сообщества, опытом людей; он нацелен на поиск мест стыковки инновационных проектов и особенностей привычного уклада жизни, типовых решений и конкретных человеческих возможностей.

На таком фоне и может намечаться формирование новой «смысловой среды» для обсуждения культурных и деловых оснований развития российского общества, образов его позитивного будущего.

Уровень оценки: фильтр детского взгляда

«Все мы под Богом ходим», – вспоминает время от времени верующий человек; и для него образ благополучной страны определяется не показателями богатства, не боевой славой и не мерой технического прогресса, а тем, насколько достойной выглядит жизнь людей его родины в глазах Всевышнего.

Увы, по критериям «божественного взгляда» нам согласия не достичь; каждый к ним относится уж очень по-своему. Невелики шансы и на диалог-согласие старших поколений: каждый слишком сросся со своей оценкой «образов прошлого» и слишком оценки эти полярны между собой. «Деревья прошлого» мало кому не закрывают «лес будущего» (да и небесный свод), так что вряд ли сегодняшним российским гражданам суждено признать общие цели и ценности.

Но есть ещё один, довольно надёжный способ выбора критериев: ощутить происходящее детским взглядом и чувством, оценить окружающую среду как образовательную, формирующую детскую личность. О том, чему явно не место в детской жизни, смогут договориться почти все, вне зависимости от идеологических предпочтений.

Как-то сразу понятно, что страна-свалка, страна-руина, страна-озлобленность, страна-истерика – это то, чему явно не надо быть «питательной средой» для маленьких россиян.

Если так, то «природные» окрестности больших городов должны как-то избавиться от толстого слоя мусора, их покрывающего. Если так, то о деградировавших посёлках надо беспокоиться не только в части обеспечения заработком их обитателей, но и того, как избавить их жизнь от обстановки разрухи. Если так, то дворовые площади современных многоэтажек надо отнимать у стоянок автомашин и отдавать деревьям и жителям. Если так, то телеведению потребуется возвращать благопристойность. Это отнюдь не сложно: при развесистой демагогии о диалектике творческих свобод, все понимают, что такое плохо. Такой факт наглядно подчёркивает, например, отличие телеканала «Культура» от прочих. Когда захотели сделать какой-то канал нравственно безвредным – это легко получилось. Если же влияние остального телевидения на общество остаётся во всех смыслах развращающим, то это показатель не «сложности современного мира», а низменных расчётов власть имущих. Для того, чтобы любой телеканал выглядел для детей не вреднее «Культуры», не требуется ничего, кроме политической воли.

Но интернет?.. А вот это, действительно, из разряда сложностей современного мира. Только есть разница между водкой в магазине (которую можно покупать и не покупать, выбирать её или другие товары) – и водкой, льющейся из крана, проведённого каждому на кухню. Про магазин можно дискутировать, а краны пора законопачивать.

Ещё одна важнейшая тема: хватит запугивать детей, хватит всей средой публичного пространства формировать из них трусов и невротиков.

Плакатами и радиовоплями об угрозах терактов заполнены стены вокзалов и транспортный эфир даже в тех регионах, где отродясь не видели ни одного террориста. Правда, в тех же областях тысячи людей ежегодно гибнут в пьяных семейных драках, в автокатастрофах, в подростковых стычках – отчасти подпитанных той невротизацией, что нагнетается навязчивой «борьбой» с мифическими ужасами, далёкими от местной действительности.

«Я хороший, мир хороший, все друг другу помогают!» – примерно под таким девизом должен входить маленький ребёнок в большую жизнь, чтобы стать психически здоровым, активным и социально адекватным человеком. Для психологов это едва ли не аксиома. Очистить звуковое и зрительное пространство страны от нагнетания угроз, образов зла, шизофренических истерик, ожидания неминуемых бед – важнейший фактор педагогической гигиены.

Когда взрослые люди начнут размышлять о пространстве своей жизни как о таком, где детское измерение должно преобладать – то о многом им станет договариваться гораздо легче. В таких обстоятельствах и в самих себе люди быстро замечают добрые изменения. Здесь я бы воспользовался цитатой Т. В. Бабушкиной, замечательного отечественного педагога, не так давно ушедшего от нас: «Взрослый, душевно живущий рядом с ребёнком, обладает даром вернувшегося времени. Он как бы возвращается сквозь время назад и имеет счастливую (подчас трудную) возможность снова пережить или дополнить его. Человек, думающий о судьбах Детства, может прокладывать своё собственное время через всеобщие уроки и уравнивающие обстоятельства; он умудряется сохранять личностно-значимое, то, что особенно ценит – и может пытаться привнести свои ценности в современную ситуацию, чуть меняя её к лучшему»[74]74
  Бабушкина Т. В. Что хранится в карманах детства. СПб, 2013.


[Закрыть].

* * *

Таким получился лирический итог главы.

Дополню его ещё и юридическим.

Конституция Российской Федерации начинается с преамбулы. В ней указаны те основания и обстоятельства, которые послужили поводом к созданию Конституции и предопределяют её содержание[75]75
  Вот текст преамбулы отечественной Конституции: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации, соединённые общей судьбой на своей земле, утверждая права и свободы человека, гражданский мир и согласие, сохраняя исторически сложившееся государственное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость, возрождая суверенную государственность России и утверждая незыблемость её демократической основы, стремясь обеспечить благополучие и процветание России, исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, сознавая себя частью мирового сообщества, принимаем Конституцию Российской Федерации».


[Закрыть]. В преамбуле заявлены три позиции, которые призвана утвердить российская Конституция:

• права и свободы человека,

• гражданский мир и согласие,

• незыблемость демократической основы суверенной государственности России.

Так что прочитанная вами глава – лишь обсуждение того, как двигаться в сторону тех ценностей, что указаны в качестве базовых для всех российский законов.

Глава 5. Образование и революция

Вероятно, таково общее правило: чтобы сделать некую сферу сложных явлений значимой для многих, нужно найти простые основания или для понимания её, или (как минимум) для грамотного использования.

Великие открытия могут долго оставаться герметично скрытыми в мире науки, элитарного искусства или философии до тех пор, пока не прояснятся или их основания, или чёткие алгоритмы применения – тогда они запускают революционные перемены в общественной жизни миллионов людей.

Преподаватели физики и химии любят напоминать, что самые великие шаги в понимании Вселенной были сделаны именно тогда, когда учёные добрались до рассмотрения её элементарных частиц.

Так и в истории образования действуют два двигателя: прецеденты успеха, опыты уникальных свершений – и поиски достаточно простых и, в силу этой простоты, прочных и воспроизводимых моделей организации учебной жизни.

Попробуем в этой связи взглянуть на несколько вещей: на два идеала простоты в подходах к методам обучения, на два идеала грамотности, а также на два идеала той социальной мобильности, которая может определяться образованием.

Мы увидим, что выбор между этими идеалами носит далеко не только «школоведческое», но весьма многоплановое значение для жизни страны.

1.

Два имени из истории педагогики известны миллионам людей, никогда не вникавшим ни в какие образовательные теории и методики. Они знамениты как имена-легенды, образы-легенды. Это Януш Корчак, уходящий со своими воспитанниками в газовую камеру, и Иоганн Генрих Песталоцци, «спаситель бедных и отец сирот», вечно неустроенный швейцарский чудак (которого, по преданию, так и дразнили: «чудак чудаков из страны дурачков»), опекавший бесприютных детей и заводивший в течение долгой жизни все новые педагогические предприятия после того, как рушились прежние.

Но всемирная слава по-своему подшутила с их наследием, затмив драматизмом биографии суть того, что было открыто, сделано, провозглашено ими. Лишь малая часть из слышавших о Януше Корчаке знакома с его педагогическими воззрениями. И уж совсем немногие подозревают о решающей, ни с чем не сравнимой роли Песталоцци как создателя теоретических основ народного образования, общедоступной начальной школы и провозвестника ключевых идей дошкольного воспитания.

События и исторические анекдоты, связанные с его судьбой, описаны во многих книгах, о них, наверное, не забывают сообщать своим студентам преподаватели педагогических дисциплин.

Но многие ли из рассказчиков добавят, что значение этих давних сюжетов далеко не просто историческое? Что вся картина главных школьных и дошкольных открытий в прошедшие два с половиной столетия вплоть до сегодняшнего дня – это преимущественно реализация той программы, которую первым ясно увидел и осознал Песталоцци? Что именно им эта программа была четко определена, очерчена, задана во всех важнейших узловых точках?

2.

Песталоцци так перечислял главные задачи начального образования:

– найти во всех разделах человеческой деятельности и знания твёрдые и надежные основы;

– простым и доступным всем путём укрепить душевные силы детей для овладения любыми знаниями;

– придерживаться спокойного и кажущегося равнодушным выжидания результатов начинаний, которые должны развиваться постепенно сами по себе.

Сегодня эти тезисы продолжают звучать столь же непривычно, «далеко от жизни», как и двумя столетиями ранее.

Но попробуйте вспомнить знакомых вам по-настоящему талантливых воспитателей или учителей начальных классов. Не покажется ли вдруг, что в русле примерно такого мировоззрения (осознанно или куда чаще интуитивно) они и действуют? Что примерно в такой «воспитательной атмосфере» и живут дети во многих наиболее счастливых и благополучных семьях?

Главная задача – не обучить, даже не воспитать (в привычном морализаторском понимании), а «укрепить душевные силы детей». Тогда остальное – приложится. Тогда можно придерживаться «спокойного и кажущегося равнодушным выжидания результатов».

Укрепляются же душевные силы детей на основе того типа образования, который Песталоцци назвал «элементарным», всю жизнь уточняя его реалии и подробности в ходе собственной практики.

Слова природосообразное и элементарное в сочинениях Песталоцци повторяются сотни раз. Но то, как эти слова рассматривает автор, едва ли не противоположно нашему привычному их пониманию.

Природосообразное – это именно то, что отделяет человека от его животной природы: «Истинная сущность человеческой природы – это совокупность задатков и сил, которые отличают человека от всех прочих существ на земле». Природосообразное для человека – это собственно человеческое, это едва ли не в первую очередь его способность к преодолению импульсов «природного» эгоизма:

«…Каким бы священным и божественным в своих основах ни был ход природы в развитии рода человеческого, но, предоставленный самому себе, он первоначально носит чисто животный характер. Человечество должно позаботиться о том, чтобы оживить ход природы, внеся в него человеческое и божественное начала. В этом цель идеи элементарного образования, в этом цель благочестия и мудрости».

3.

А элементарное действие, согласно Песталоцци – это… всегда сложное действие. То есть такое, в котором неразрывно соединяются силы человеческого сердца, человеческого ума и человеческого мастерства. Лишь целостность «воздействия на сердце, ум и руку» в каждом педагогическом приеме, в каждой «элементарной клеточке» педагогических событий позволяет расценивать их как элементарные – то есть способные «захватывать человека, воздействуя на силы его природы во всей их совокупности». Поэтому для Песталоцци природосообразность и элементарность – две стороны одного явления.

С другой стороны, элементарное – это те самые твёрдые и надежные, простые и доступные основы, которые могут ненавязчиво становиться привычными, приобретать черты ежедневной нормы.

«Элементарное образование учит ребёнка мысля любить и любя мыслить. Но природа обеспечивает развитие любви ещё до развития мышления. Элементарное умственное образование должно начинаться не с обучения законам мышления, а с развития мыслительных способностей. Оно заботится о том, чтобы энергично оживить в ребёнке эти способности, приучить его повседневно ими пользоваться. Подобно этому элементарное нравственное образование, применяя свои средства для обеспечения достоинства нашей внутренней природы, возвышая нашу душу, не начинается с изложения правил благочестия и добродетели. Оно с той же заботливостью старается энергично оживить в детях элементы всех высочайших помыслов – любовь, благодарность, доверие – и сделать для детей привычным повседневное их приложение к жизни».

Те методы обучения, «атомами» которых служат такие приёмы и такие события, которые одновременно обращены к способностям сердца, ума и рук, – элементарны и природосообразны.

Можно ли помыслить основы и принципы начального образования как-то иначе? Можно, не раз пробовали.

Но так – получается, а так – нет.

Мы можем примерить ключевые правила «элементарного образования» (да и многие из дидактических принципов Песталоцци) к большинству современных методических поисков.

Чем наиболее резко выделяются наиболее успешные, наиболее адекватные детям методы, созданные нашими современниками? Чем отличаются они от распространенной массовой практики начального образования?

Именно тем, что соответствуют законам, впервые открытым Иоганном Генрихом Песталоцци.

4.

Впрочем, все мы хорошо знаем, что большинство начальных классов в нашей стране живёт по другим правилам.

…На этом уроке мы порассказываем детям о нравственности, здесь занимаемся физкультурными упражнениями, здесь ученики неподвижно сидят за партой, «интеллектуально развиваясь», ну а на отдельном занятии могут поковыряются с поделками.

По каждому поводу у нас отдельный предмет, своя методика и утверждённый учебник.

Так просто, логично, удобно для массового воспроизведения.

В совокупности всё это должно интегрироваться во всестороннее развитие.

Получается так себе.

И, в меру нашего доверия Песталоцци, легко объяснить, что «интегрироваться» всё это и не сможет, поскольку разрушено на элементарном, «молекулярном» уровне, переведено из живой материи в мёртвую.

5.

Мысли Песталоцци по-прежнему кажутся мыслями чудака, странными парадоксами.

Для российской школы привычно считать, что одни дети способны развивать интеллект (для них школа и создана), ну а кому-то (неудачникам, жертвам интеллектуального отбора) придётся идти работать руками. Песталоцци без устали твердит о гибельности такого разделения. Он обсуждает «гениев ограниченности» – и не спорит, что их в достаточной мере производит и привычный ход вещей. Что и без всякой природосообразности многих удается научить. Только два очень разных образования получают люди, обученные «противоестественным» методом – или же природосообразным.

Песталоцци утверждает: без опоры личности на память о единстве сердца, ума и мастерства, без опыта такого единства невозможен внутренний мир человека ни с самим собой, ни с другими людьми.

Впрочем, Песталоцци ясно отдавал себе отчет в том, что оба эти подхода к образованию ещё не одно столетие будут существовать рядом друг с другом, проникать друг в друга, открыто разрушать и тайно преобразовывать, сталкиваться и соперничать…