Текст книги "Страна разных скоростей"

Часть 2
Михаил Эпштейн
Школа в общественном измерении

Глава 1. Почему мы проиграли?

…Это письмо я писал как частное к своим коллегам – учителям, выпускникам, родителям учеников нашей школы, в которой работаю уже двадцать лет. А написав его, понял, что происшедшее может быть актуально не только для нашего сообщества.

И решил опубликовать свои размышления более широко[90]90
  В дальнейшем это письмо действительно стало предметом широкого общественного обсуждения. См., напр., спец. выпуск газеты «Вести образования» (№ 11 от 11.06.2015 г.): http://edition.vogazeta.ru/ivo/info/N120.html


[Закрыть]. Как повод задуматься нам всем о нашем ближайшем будущем.

…Вот ситуация, которая, к сожалению, становится обыденной: в некоммерческую организацию приходит прокуратура, чтобы закрыть её или, как минимум, резко осложнить ей жизнь. Формальная причина прихода – организация получала гранты зарубежного фонда. Неформальная причина – ведёт она себя независимо: предлагает государственным органам варианты улучшения их деятельности на пользу граждан.

Поскольку для нашего государства такая дерзость оскорбительна, оно, вместо того, чтобы протянуть в ответ руку сотрудничества, наваливается на нарушителя спокойствия всей мощью принятых против некоммерческих организаций законов.

На сей раз прокуратура (в лице своего работника) пришла с проверкой в городской Центр развития некоммерческих организаций (ЦРНО). Этот специалист установил, что ЦРНО совершает сразу два тяжких правонарушения: получает гранты иностранных фондов и занимается политической деятельностью. Значит, под вывеской Центра свил гнездо «иностранный агент». Коли так, то пусть сотрудники организации выберут одно из двух: либо «с чувством, с толком, с расстановкой» будут некоторое время тонуть в море бюрократических проблем, либо самоликвидируются сразу.

ЦРНО – одна из старейших некоммерческих организаций города, помогающая другим некоммерческим организациям работать более эффективно, организующая диалог между их сообществом и городскими властями, между ними и бизнесом. Я считаю, что ЦРНО сегодня – один из краеугольных камней гражданского общества в Санкт-Петербурге.

Наша частная школа – одна из таких некоммерческих организаций. Мы уже много лет сотрудничаем с ЦРНО. А с некоторыми коллегами, причастными к этой работе, я дружу уже почти 30 лет. Я хорошо знаю их мотивы и прекрасно сознаю значимость для города этой организации. Конечно, никакие они не «иностранные агенты» – в каком бы смысле ни употреблялся этот термин. Они – люди, по собственной воле и разумению старающиеся сделать жизнь в России лучше.

В чём же именно состоит их «политическая деятельность»? ЦРНО инкриминируется стремление к активному взаимодействию с государственными органами, подготовка проектов законодательных актов, участие в экспертизе принимаемых законов и пр. Сегодня эта деятельность признана «нежелательной».

Я, как и коллеги из ЦРНО, считаю важным сотрудничать с зарубежными коллегами – на общую пользу. И не вижу, почему мы должны закрываться от окружающего мира. У меня множество партнёров и друзей в разных странах, и они – я это твёрдо знаю – хотят нам только добра. И наша собственная организация в 1990-е годы неоднократно получала гранты от зарубежных организаций, и мы использовали эти деньги для развития школы. Можно ли вследствие этого считать нас иностранными агентами?

Я вижу, что сейчас происходит в стране – опять, как в 1930-е и на рубеже 1940–1950-х годов, насаждается взаимная ненависть, одних людей заставляют навешивать на других ярлыки, препятствовать их деятельности и просто запрещать её.

Но почему я говорю так долго и пафосно о всем понятных вещах?

А потому, что в этой истории есть ещё одно – для меня крайне чувствительное – обстоятельство.

* * *

Дело в том, что тот самый работник прокуратуры, который пришёл в ЦРНО и способствовал присвоению ей статуса «иностранного агента», – выпускник нашей школы.

Что я по этому поводу чувствую и думаю?

Первое. Я считаю необходимым извиниться перед коллегами из ЦРНО и всем сообществом некоммерческих организаций города. Извиниться за то, что именно наш выпускник принимал участие в этом крайне неприятном событии на стороне прокуратуры.

Мы имели прямое отношение к его воспитанию в течение десяти лет. Значит, и на нас лежит часть вины за его выбор.

Второе. Я чувствую себя персонально виноватым в этой ситуации.

Виноватым, в первую очередь, перед нашим выпускником, работающим сегодня в прокуратуре. Очевидно, мы не смогли в школе так выстроить работу, чтобы помочь ему понять, в чём ценность гражданского общества. Не рассказали ему доходчиво о репрессиях коммунистического режима, об атмосфере, царившей тогда в стране, о роли следовательских и судебных органов, о механизмах, запускавших и поддерживавших эти действия. Мы не создали условия, в которых у ребят накапливался бы опыт гражданского участия в жизни школы, города, страны. Мы не смогли, пока он учился в школе, привить ему чувство радости от свободы – своей и других, и необходимости эту свободу отстаивать.

Этот парень с детства хотел быть юристом. И мы не смогли предупредить его о тех нравственных сложностях, с которыми он неминуемо столкнётся, работая в прокуратуре в такое время.

Третье. Я не считаю правильным замалчивать эту ситуацию. О ней нужно говорить и делать выводы.

Многие считают, что конкретный исполнитель не виноват. Мол, понятно, что это заказ системы, а сотрудник прокуратуры только исполнил то, что ему велело сделать начальство.

Но.

Я не считаю правильным всё списывать на систему. Всегда находятся конкретные исполнители. Помните, как у Е. Шварца в пьесе «Дракон»: «Меня так учили…» – «Всех учили. Но зачем же ты оказался первым учеником?»

Да, конечно, в тех далёких репрессиях виноват Сталин и коммунистическая партия в целом, но при этом были и те многочисленные конкретные соседи и сотрудники, кто «стучал», и те многочисленные конкретные следователи, которые издевались над людьми в застенках и получали от этого удовольствие.

Всегда есть конкретные люди, которые могли, каждый в своей ситуации, сделать что-то по-иному.

Удобно делать гадости, прячась за спиной «системы». Но я думаю, что в этих случаях страна должна знать своих «героев» в лицо. И важно называть публично всех причастных: и того сотрудника, который счёл правильным осложнить жизнь большому числу людей, и ту школу, в которой он воспитывался.

Может быть, если бы это было сделано в своё время, не было бы такого явного возврата в прошлое сейчас.

Наконец, четвёртое. Мы должны всерьёз задуматься над тем, что нужно изменить в работе школы в связи с этой историей. Этот юноша учился у нас десять лет. И был весьма прилежным и успешным учеником – с точки зрения знаний по школьной программе.

Но ситуация с его участием в «деле ЦРНО» в очередной раз показывает, что успешности в знаниях мало: важно помочь школьнику принимать нравственные решения в сложных ситуациях – например, когда встаёт вопрос о выборе между совестью и карьерой.

Нужно понять – как нам дальше работать в той общественно-политической обстановке, которая складывается сейчас в стране. Сложность в том, что мы попали в весьма противоречивую ситуацию.

Мы в школе не можем (фактически – не имеем права) активно и подробно знакомить ребят с современной политической обстановкой, не можем чётко формулировать свою точку зрения на происходящее – получится, что мы втягиваем детей в политические дискуссии, а ведь у них и у их родителей могут быть разные представления о происходящем.

Но мы не можем не думать о том, что воспитание ценности свободы должно занять больше места в образовательной программе школы. Мы не можем не предупреждать детей о том, в каком времени мы сегодня живём, с какими сложностями они будут сталкиваться. Они не жили в Советском Союзе, а мы – жили, и у нас есть опыт.

Иначе, боюсь, очень скоро мы тоже окажемся «иностранными агентами», и наши выпускники придут закрывать школу как неблагонадёжную.

Вот я и спрашиваю: стоит ли десять лет усердно обучать детей различным школьным премудростям, чтобы потом прокуроры руками наших выпускников разрушали то, что нам по-граждански и по-человечески дорого и ценно?

Более пятнадцати лет (и последние годы ежегодно) мы собираем конференции по альтернативному образованию. После публикации упомянутого выше письма к коллегам на очередной конференции развернулась дискуссия вокруг такой темы: виноват ли учитель в том, что происходит сейчас в стране в целом – и, в частности, в поведении наших учеников в новой общественной ситуации. Потребовалось и мне сформулировать свою позицию.

Я считаю, что я, в том числе, виноват.

Оснований для такого заявления есть несколько.

Но дело ещё и в том, что только такой ответ на вопрос «кто виноват?» позволяет мне что-то предпринимать по изменению ситуации. Все иные варианты ответа – устраняют меня от активной деятельности.

Попробую пояснить.

Кто виноват?

Кто во всём происходящем виноват – какие могут быть варианты?

1. Если думать, что во всем, что происходит сейчас в стране, виновата власть…

Что я могу тут сделать? Либо предпринимать усилия по низвержению властей с «престола» – чем бы мне по ряду причин заниматься не хотелось. Либо ждать – когда нынешний президент покинет свой пост естественным путем. Опыт жизни в Советском Союзе показал, что ждать этого момента можно долго. То есть в этой ситуации сделать сам я особо ничего не могу.

2. Если думать, что во всём виноваты США…

Что я тут могу поделать? Ну, не брать же в руки автомат Калашникова и идти воевать супротив мощной державы… Остаётся только причитать, что США – мировое зло. А самому-то делать опять нечего.

3. Если думать, что во всём виноват российский народ… вот он такой искони и его не изменить…

Ну, если за несколько попыток многих активных и умных людей в разные эпохи сделать российский народ более самостоятельным, свободным, независимым не получилось, то куда уж мне-то… Не от меня зависит изменение ситуации…

4. Если думать, что в ситуации виноват, в том числе, и я…

То вот здесь я могу попробовать действовать, взять на себя какую-то долю ответственности за происходящее и попытаться хоть как-то (хотя бы в моей зоне ответственности) менять ситуацию.

Можно пытаться понять – что происходит, что было не сделано или сделано не так (в том числе мной) и что нужно делать сейчас… и попробовать это реализовать…

* * *

Думать же о том, что всё, что сейчас происходит – это и есть, наконец, правильный путь к счастливому развитию страны – у меня не получается.

Очередная затяжная война; активная пропаганда ксенофобии, возврат идеологических схем сталинской эпохи; тотальный контроль и недоверие к людям в качестве главного механизм развития образования и других сфер жизни общества; возврат страха как важной составной части атмосферы, в которой мы вынуждены жить и работать… – это не то, о чём мечталось…

Понятно, что в российском обществе и любители сталинских методов управления, и ксенофобы, и люди, желающие контролировать мою личную жизнь, были всегда. Но, в общем, такое мировоззрение в течение некоторого времени удерживалось на периферии общественной жизни… Теперь же эти люди стали основными героями и начинают определять нашу жизнь.

В советских литературных и прочих произведениях о постреволюционных годах был такой сюжет: герой, участвовавший в революции, мечтавший о новой жизни, заметив, что в управление страной опять возвращаются старые люди и идеи, восклицал: «Зачем мы революцию делали, если всякая контра опять может мне указывать как жить?»

Ну, революцию конца 1980-х делал не я, но активно надеялся и в меру своих сил старался помогать становиться стране более свободной, людям более инициативными, самостоятельными, и в этом смысле – более европейскими.

В этой логике я воспринимаю происходящее сейчас в стране как поражение, может быть (хочется надеяться) временное, но всё-таки поражение. Наше общее и моё личное.

Потому что я надеялся, что мои дети и я будем жить и работать в стране с другой атмосферой. Пока не получилось. Мы проиграли. Наши дети опять живут в стране, в которой снова меряют её силу и мощь количеством оружия, а не уровнем жизни пенсионеров; в которой снова любые контакты с иностранцами подозрительны; в которой снова в политической сфере начинает преобладать лишь одна партия.

Я понимаю, что может быть иная точка зрения на происходящее в стране. И многие мои знакомые и коллеги с моей оценкой ситуации не согласны.

Я готов говорить от своего имени. Это у меня сложилось такое ощущение от происходящего в стране. Это у меня ощущение поражения. Это у меня складывается впечатление, что то, от чего мы, как казалось, последние 30 лет пытались уйти, снова и активно возвращается.

Но я всё же думаю, что некоторое количество людей ощущает нынешнюю ситуацию подобным образом, и в этом смысле есть некоторое «мы»:

– те, кто верит, что и правда – свобода лучше, чем несвобода,

– те, для кого «коллективный одобрямс» – чёткий признак того, что что-то здесь не так,

– те, для кого человеческая жизнь важнее геополитических амбиций,

– те, для кого многообразие и сложность – источники развития, а не преграда.

И эти «мы» – проиграли. В данный момент – проиграли. Но это означает, что нужно думать – как жить сейчас, и что можно и нужно будет делать, когда маятник снова качнётся в иную сторону. И как можно этому поспособствовать.

* * *

Я в силу своей специальности (педагог), да и собственных убеждений, считаю, что важнейшие «поля битвы» за «жизнь после того, как…» – это подрастающее поколение и учителя, которые помогают новому поколению становиться собой.

Во многом мы проиграли именно в битве за них. Молодежь, не жившая в Советском Союзе и не знающая, как это было – основная цель массовой пропаганды сегодня. А учителя, жившие в то время, но так и не научившиеся получать удовольствие от общения со свободными людьми – мощная сила, транслирующая призраки прежних идеалов новым поколениям. Тем и другим нужно помочь сопротивляться массированному оболваниванию. Не поможем молодым людям – потеряем завтра, не поможем учителям – потеряем шанс изменить наше общее послезавтра.

Ведь так цикл за циклом…

Понимая это, я со своими друзьями и коллегами последние 25 лет пытался делать что-то в этом направлении. Что-то получилось. Что-то – нет. Очевидно – могли сделать больше. В этом есть и часть моей вины. И часть причин нашего проигрыша.

Когда мы проиграли? В чём здесь и моя вина?

…Видимо, когда я решил, что свобода – это ценность, уже принимаемая всеми; успокоился, что теперь свобода – навсегда, и нужно не агитировать за неё, а спокойно делать своё дело, учиться жить в этой свободе, давать возможность детям и взрослым быть самим собой, принимая их такими, как они есть… Видимо, нужно было активнее информировать и разъяснять, создавать и предъявлять прецеденты свободы в образовании…

…Наверное, мы проиграли тогда, когда не смогли сделать финансово устойчивыми журналы и газеты для педагогов и родителей, которые публиковали тексты о реальном педагогическом опыте выращивания свободы в образовании, поддерживали педагогические сообщества, своей практикой выращивающие новое поколение свободных и самостоятельных людей.

Издававшиеся нами в 2000-е годы и расходившиеся по всей стране журнал «На стороне подростка», газета «Сельская школа со всех сторон», «Газета для родителей», газета «Детский сад со всех сторон» постепенно умирали с сокращением подписки. То, что постепенно умирают все независимые педагогические издания (а в 2014-м закрылось и наиболее значительное из них: газета «Первое сентября») – не утешает. Опыт показал:

– такие издания нужны людям, они, в том числе, позволяют им чувствовать себя не одинокими, знать, что подобно тебе думают и действуют ещё многие;

– мы можем делать педагогические издания качественными и востребованными, но важно было научиться делать их устойчивыми в новых условиях, когда старые формы распространения перестали работать…

…Вероятно, я проиграл, когда в 1990-е годы не смог убедить демократические партии в Санкт-Петербурге (например, «Яблоко» и «СПС») вложить силы и ресурсы в педагогическую работу с обществом (например, в обсуждение с гражданами того, что есть свобода, и, в том числе, свобода в образовании), в программы по поддержке учителей, в образовательные программы для подростков…

…Понимая необходимость исследования, разработки и продвижения идей и практики альтернативного образования в России, мы сделали ряд шагов – инициировали проект «Институт альтернативного образования им. Януша Корчака», сделали известным и в каких-то случаях действующим замысел сетевых исследовательских лабораторий, ежегодно собираем теперь уже международную конференцию по альтернативному образованию… Но привлечь партнёров и спонсоров к этой работе мы не смогли, и потому не смогли развернуть её более массово… Надеюсь – пока – не смогли…

…Свою роль в сегодняшней ситуации сыграло и то, что мы не смогли вовремя убедить бизнес выделить ресурсы на инфраструктурные программы для поддержки педагогических сообществ. В частности, я не смог объяснить предпринимателям важность, эффективность для нашего общего развития инфраструктурных социально-педагогических проектов. А ведь примеры таких больших проектов были (опыт фондов Сороса и Ходорковского как раз показывал возможную эффективность таких вложений[91]91
  Замечу, что со времён упомянутых программ фондов Сороса и Ходорковского столь масштабных проектов не было (проекты фонда «Династия» лишь косвенно затрагивали школьное образование).


[Закрыть]; но после того, как их выдавили из России, «поле» осталось пустым). В результате не выстроена общественная инфраструктура поддержки независимых инициатив в образовании. Вот все и привыкли зависеть от государства…

То есть успешные локальные проекты и у нас, и у наших друзей и коллег по стране были и есть, но сделать этот опыт более масштабным, охватывающим большее число людей, более устойчивым не получились. И то: об успешных проектах можно говорить, скорее, в отношении работы с детьми, а работы с педагогами – очень мало.

Кое-что нам и нашим коллегам, конечно же, удалось сделать. Так, скажем, пример программы «Школьная лига ˝РОСНАНО˝»[92]92
  Подробнее о некоторых её результатах и выводах из её опыта читайте в четвёртой главе.


[Закрыть], показал, что мы умеем реализовывать крупные проекты, которые помогают большому числу людей увидеть образ другой школы, других отношений между взрослыми и детьми; что удаётся помочь создавать сообщества педагогов, которые увлекаются новыми идеями и включаются в работу по их реализации в своих школах, начинают влиять на улучшение жизни в своём регионе.

И это хорошо.

Но мало для большой страны и, боюсь, поздновато… (хотя, конечно, лучше поздно, чем никогда).

И всё же дальнейшие шаги можно пытаться делать, опираясь на имеющийся уже опыт.

Что дальше?

Что делать дальше?

Вероятно, нужна большая коллективная работа по осмыслению создавшейся ситуации, по поиску возможных решений, конечно, выходящих за рамки сугубо педагогической работы.

В качестве возможного вклада в общее дело я буду здесь говорить о своём видении; о том, что уже происходит и, на мой взгляд, требует всяческой поддержки; о том, что я считаю важным делать, и что буду стараться делать в меру сил.

1. Нужно по возможности не молчать, а высказываться о происходящем, если и когда будут для этого условия. Думаю, что многим детям и коллегам-педагогам важно слышать, что может быть иная точка зрения на происходящее.

2. Нужно продолжать попытки убедить независимый бизнес поддерживать общественные инициативы в образовании, в том числе, инфраструктурные проекты в поддержку педагогических сообществ.

3. Важно исследовать и поддерживать существующие педагогические практики «человекосообразного» образования:

• описывая опыт педагогов и представляя его другим,

• содействуя соорганизации педагогических сообществ,

• организуя разработку образовательных технологий, пособий,

• организуя обучение своих коллег, в том числе молодых педагогов.

4. Нужно создавать образовательные пространства для детей и взрослых – пусть и кратковременные (каникулярные школы, конференции, учебные программы), где люди будут хотя бы на время оказываться в атмосфере нормальных человеческих отношений. Это позволит им и в дальнейшем верить, что нормальная жизнь в принципе возможна в образовании. Участвуя в подобных проектах, дети и взрослые смогут увидеть образ будущего (школы, общества), к приближению которого им хотелось бы приложить свои силы.

Повторюсь, такие проекты есть сейчас по стране. И это хорошо! Но, во-первых, они достаточно локальны и требуют поддержки; нужно, чтобы большее количество людей смогло включиться в них. А во-вторых, большинство таких проектов ориентировано скорее на детей (и чаще на детей наиболее успешных в обучении), а вот для педагогов таких системно организуемых пространств – мало.

5. Нужно изыскивать возможности организации международного сотрудничества.

Убеждён, что это жизненно необходимо. И потому, что у нас с зарубежными коллегами в педагогической сфере много общих проблем и взаимных интересов. И потому, что опыт диалога с коллегами – представителями других культур – принципиально важен для учителей, которые должны учить такого рода диалогам своих учеников. И потому, что теперь только личные дружеские человеческие связи и личный опыт совместных проектов смогут удержать от окончательного развала отношения между странами (а развал этот обычно приводит к весьма печальным событиям).

Что можно и нужно делать в этом направлении?

Развернуть работы по представлению имеющегося интересного, часто уникального опыта российских педагогов за рубежом. Он практически неизвестен, но на самом деле весьма актуален и интересен для наших иностранных коллег[93]93
  Для этого важно, в частности, осуществлять поиск и отбор текстов выдающихся отечественных педагогов, их перевод, организацию семинаров и конференций, международных летних школ и другую подобную деятельность. Такая работа позволит поддержать и многих ещё действующих в России исследователей и учителей, авторов оригинальных педагогических практик, оплачивая им работу по описанию и представлению своего опыта.


[Закрыть]. Ведь по-настоящему действенным международное сотрудничество становится тогда, когда оно взаимно обогащает участников.

Проводить поиск интересного зарубежного опыта, пособий, учебных материалов, переводить их на русский язык, обеспечивать свободный доступ к ним для российских педагогов.

Организовывать дистанционное обучение, методическую и иную поддержку российских педагогов через систему вебинаров, дистанционных курсов, сетевых лабораторий, библиотек и иных форматов сетевого взаимодействия.

Помогать учителям включаться в международные программы повышения квалификации и обмена опытом.

И – опять-таки – важно создавать те самые образовательные пространства, программы для взрослых и детей, участвуя в которых они смогут увидеть образ другого образования, другой школы, другой жизни, пожить в иной атмосфере… Возвращаясь с таких программ к своей повседневной жизни, их участники, может быть, смогут что-то частично воспроизвести в своей практике. Но, главное, такие программы станут отдушиной для людей, глотком чистого воздуха, так важного при жизни в спёртой атмосфере.

* * *

Понятно, что подобная деятельность может войти в противоречие с существующей политикой: независимые инициативы – не то, что нравится властям сегодня. Но пока есть какая-то возможность, в этих направлениях важно действовать.

Повторюсь – мои размышления базируются лишь на моей оценке сегодняшней ситуации. И она пессимистична. Далеко не все мои коллеги разделяют такую мою оценку. Что ж, тогда всё, что я выше описал, можно будет реализовывать в атмосфере поддержки и принятия; буду только рад оказаться не прав.

Если всё же попытки независимой мысли и действия будут в России ещё длительное время тормозиться, ограничиваться, то потребуется искать способ действия в этой ситуации.

Ещё раз подчеркну: я убеждён, что нужно искать возможность делать свою работу в партнёрстве с нашими зарубежными коллегами. Сейчас сложилась уникальная ситуация, когда во многих зарубежных странах, как и в России, ведутся дискуссии про обновление образования, эти попытки во многом схожи в своих основных линиях. Российским и зарубежным коллегам есть чем делиться друг с другом.

Пока в России не запретили частным лицам выезжать за границу, пока не запрещают частным лицам контактировать с иностранными коллегами – действенной помощью будет выход на участие в международных программах. Можно будет предлагать и помогать учителям приезжать на семинары, погружения, конференции, для того чтобы можно было встречаться с партнёрами и представлять свой опыт, знакомясь с опытом коллег.

Если ситуация будет совсем сложная – можно будет действовать через интернет. Если и его отключат, будем придумывать что-то иное.

Зачем? И на что можно рассчитывать?

Вернусь к смыслу того, зачем все эти действия нужны.

Мне представляется, что тот радостный «одобрямс», которым значительная часть российского народа встречает «инициативы» по возврату в Советский Союз, во многом (не только, но значимо) связан с тем образованием, которое продолжает преобладать в детских садах и школах. Образование это в серьёзной степени пронизано отсутствием уважения, не приучает критически мыслить и инициативно действовать, кооперироваться и вместе искать способы улучшения нашей жизни.

В существенной мере это связано, на мой взгляд, с непопулярностью идей свободы и уважения личности в среде педагогов. С их незнанием иных идей и способов организации образовательного процесса, невладением соответствующими педагогическими способами действия. С тем, что часто педагоги не знакомы не только с зарубежным опытом, но и с российским. С отсутствием механизмов поддержки (методической, информационной, организационно-финансовой) в их поисках и экспериментах.

Так, из поколения в поколение, передаётся один и тот же стиль организации жизни…

Я убеждён, что если мы хотим постепенно разорвать этот бесконечный круг несвободы, то начинать надо с педагогов.

Вернее так: я, конечно, понимаю, что это очень долгий путь, что кроме этого нужны и какие-то краткосрочные меры. Но без этого «постепенного перевоспитания», уверен, остальные меры не укоренятся. (И та лёгкость, с которой страна, несмотря на вроде бы глобальные перемены последних двадцати-тридцати лет, активно возвращается в пародию на СССР – тому свидетельство.)

В ближайшее время возможность реализации более-менее независимых инициатив в нашей стране, вероятно, будет всё более затруднительной. Но пока есть какие-то шансы поддерживать учительство и способствовать появлению нового поколения молодых педагогов, желающих работать с детьми – этим стоит заниматься.

Чем больше людей, поддерживая друг друга, продолжат уже сейчас в меру своих сил предлагать школьникам опыт достойной и интересной жизни, наполненной уважением к другим людям – тем существеннее будут меняться к лучшему господствующие в обществе взгляды.

Когда-нибудь страна снова вырулит на очередной виток возвращения свободы (она туда периодически выруливает – но, увы, каждый раз на короткий промежуток). И чем больше будет людей, которые смогут противопоставить унылой казёнщине свой осмысленный жизненный опыт, свою действенную практику – тем вероятнее, что новый виток свободы будет более долгим.