Текст книги "Оккупация"

Глава 7

По слухам Вальрам был городом столь же большим, сколь и красивым, однако судить об этом они не могли. По улицам их снова везли ночью, а убранство столичного барака, было ничуть не лучше жилища, что отводили им в городке Мальдун. Разве что лавки были несколько пошире, а воздух – чуть свежее. Впрочем, особой чистотой не пахло и здесь. Оно и понятно, гладиаторы во все времена были расходным материалом, тратиться на который представлялось верхом нелепости.

– До чего все-таки смешная штука – жизнь! – лежащий на деревянной лавке Танкист задумчиво лицезрел потолок. – Еще месяц назад парился в Усть-лаге, валялся на шконках, мечтал о пляжах и шоколадных девушках. А вот освободился, дурень, и сразу полетел в эту дыру.

В последней схватке на арене Мальдуна ему рассекли щеку и выбили пару передних зубов, однако оптимизма у бывшего зека отнюдь не убавилось. Единственное, о чем он сокрушался, так это о гибели Валерия Васильевича.

– Имел я на него зуб, – признавался он, – а зубы вот взяли и вышибли. Выходит, хорошего мужика потеряли. Опять же на воле потом мог пригодиться. Все-таки не мышь серая, – президент фирмы!

– Да ты ведь говорил, что не любишь шоколад.

– Зато люди любят. И я бы не отказался пай в торговлишке иметь. Пусть даже и шоколадом… – Танкист забросил руки за голову, протяжно вздохнул. – Хотите, верьте, хотите, нет, а ведь меня здесь могло и не быть.

– Действительно с трудом верится, – хмыкнул Виктор.

– В натуре говорю! Еще недавно даже не догадывался, что полечу в Томусидо. Да чего там! Месяц назад вообще не знал, что есть на свете такое царство-государство. А тут браток один нашептал в ушко, я и клюнул.

– Что нашептал-то?

– Да информацию скинул насчет товара. Мол, и движки здесь круче германских, и цены легкие, и конкурентов нет. Короче, полный Клондайк! Вот и защемило ретивое, возмечтал о кренделях небесных. Обратился к братве, растолковал тему. Мне, понятно, деньжонок подкинули, я и рванул. Спрашивается – за каким таким хреном? Оказывается, только для того, чтобы снова угодить на нары. – Он невесело рассмеялся. – Хотя, если вникнуть, какие тут нары! Смех один! Кругом дерево реальное, клопов нет, тепло и никаких тебе ярусов. У нас, помню, на отдельных койках только паханы лежали. А перхоть – либо под нарами спины мозолила, либо на самом верху…

– В Дайкирии, насколько я знаю, тюрем вообще нет. – Сказал Виктор. – Ни тюрем, ни колоний.

– Это как же? – Танкист изумился. – Типа коммунизма, что ли?

– Да нет, хуже. Женщин здесь продают либо в рабство, либо в наложницы, а с мужчинами подавно не церемонятся. Если вор – отсекают руки, если убийца – ссылают на галеры либо в гладиаторы.

– Ну, а правит кто?

– Правят высокородные князья и каргалы. Считается, чем больше войск, тем выше чин. Князьям разрешается иметь до десяти тысяч войска, а каргалам – до пяти.

– А пахан главный есть?

– Заправляет всем великий мафат. Насколько я знаю, он у них вроде царя, хотя власть имеет исключительно номинальную. То есть, если страна воюет или празднует, мафат и впрямь может приказывать, а во все остальные времена страной заправляют местные феодалы – те же князья с каргалами, сотники-суфаны и прочая знать. При этом – если ты из рода шерхов, то имеешь преимущество перед обыкновенным дайком.

– Чем же они круче?

– Ну, это мне точно не ведомо, – Виктор пожал плечами. – Что-то вроде российских дворян плюс какая-то наследственная генетика.

– Знаю! – Танкист пренебрежительно махнул рукой. – Кто лизал зад, тот и вылазил в дворяне. У нас сейчас тоже любую шваль в воры принимают. Заплати лимон, и коронуют. Надо надумать, и шерхи твои – из того же теста.

– Не скажи… – Виктор покачал головой. – В последнюю войну с Аксаутией, считай, только шерхи и сумели отстоять страну. Тогда и армия взбунтовалась, и мафат из дворца сбежал, и аксауты уже у самых границ стояли. Еще немного, и кончилось бы время дайков. Вот тогда-то шерхи и восстановили порядок. Создали сотню неистребимых и прошлись по Дайкирии с огнем и мечом.

– Всего-то одной сотней?

– В том-то все и дело! Если верить слухам, их всего горстка была. То есть, может, история и привирает, но дайки говоря, что один шерх стоит целого воинства. – Виктор пожал плечами. – Как бы то ни было, но с той самой поры в местной гвардии состоят исключительно шерхи. Уж не знаю, чем они так сильны, но в Дайкирии с тех пор наступило относительное спокойствие.

– Враки! – Танкист в голос зевнул. – Всяк кулик хвалит свое болото, вот и эти рады сочинить. Больше-то чем хвастать? Нечем. Дикари – они, Витек, и есть дикари.

Слышать это из уст татуированного Танкиста было забавно, но Виктор даже не улыбнулся.

– Не знаю… Наши шахматы тоже не в Англии с Германией придумали.

– А где же?

– Да на Ближнем Востоке! В той же Индии с Персией в них играли еще, когда в Европе пороха не знали. И кстати, не шахматами это у арабов называлось, а чатурангой.

– Ну и что? Где они теперь твои арабы? Лупят их европейцы в хвост и в гриву!

– Это надо еще посмотреть, кто кого лупит. Войны на востоке никогда не заканчивались в один год…

– Ладно, это все пустой базар… – Танкист встрепенулся на своей лавке, оживленно замахал руками. – Эй, Рамах, шагай сюда, потолкуем за жизнь. А ты, Витек, придвигайся поближе, поможешь, если что. Поспрошаем у него про Вальрам с шерхами. Авось, выведаем какую-нибудь халяву.

– Что еще за Рамах? – Виктор хмуро покосился на ковыляющего к ним косолапого дайка.

– Ну, ты даешь! Это же родной брат Шурыма!

– Ты разве знаком с ним?

– Да я тут, считай, всех уже знаю! И брата Шурыма, и друзей его. – Танкист с превосходством фыркнул. – Вон тот кабан с медным ошейником – это Кнох, а тот, что без пальцев на левой руке – знаменитый Сапшо. По повадкам, конечно, бакланы, но, в общем, пацаны правильные. Самый же прикол в том, что у них и впрямь вместо татуировки пальцы режут. Одна ходка – значит, без мизинца. Две ходки – безымянный рубят.

– А когда пальцы заканчиваются, что делают? – поинтересовался Потап Шматов.

– Такого здесь не бывает. – Хохотнул Танкист. – Это у нас на зонах гниют до самой старости, а тут каторга – вполне натуральная. Либо в каменоломнях ишачат, либо на арене мечами машут, либо с чудовищами воюют.

– Какими еще чудовищами?

– Это уж я не знаю… Вон, у Виктора лучше спроси. Говорят, нечисти тут хватает: хараны какие-то, галинды… Короче, здешний каторжный люд особо не заживается. – Танкист подмигнул Шматову искрящимся глазом. – Ну, а нам, я так прикидываю, лишняя дружба по любому не помешает…

Миронов, слышавший этот разговор, только покачал головой. Сам он успел перессориться со всеми соседями. С тем же обладателем ошейника даже хорошенько подрался. Зато и заставил себя уважать. По крайней мере, на пайку их больше не покушались. Брат Шурыма – он, может, и брат, да только после гибели плечистого дайка с россиянами вновь перестали считаться. Разве что Танкиста задирать опасались. Видно, и впрямь угадывали в зеке былой опасный опыт. Вроде и тощий, и без зубов, а глазки поблескивают, как у матерого хищника. Впрочем, хищником он и был – во всяком случае, в недавнем своем прошлом…

Перевернувшись на спину, Сергей погрузился в воспоминания о прошлой жизни. Странная штука, даже самые суровые милицейские будни казались теперь раем. Вспоминались заваленные товаром магазины, полки с продуктами, красивые девушки, разгуливающие по улицам. Почему никогда прежде он не ценил той жизни? Чего ради ссорился с товарищами, раздражался по поводу телепередач и газетных статей?…

Миронов прикрыл глаза ладонью, без особых усилий перенесся в былое. Барак, в который их поселили, был более просторный. Здесь и пахло значительно лучше – свежими опилками, соломой и коровьим навозом. Последний у Миронова всегда ассоциировался с деревенскими домиками, с настилом из досок, зарослями крапивы и звонкими струями молока, бьющими в сияющее ведро. Пастораль, от которой щемило сердце и сами собой наворачивались на глаза слезы. В самом деле, корова – это вам не свинья. Был такой случай в жизни Сергея, когда им, несмышленым студентам, предложили поработать месяц в свинарнике. Уже на входе ребяткам стало дурно, а выдержать застоялый запах нечистот во внутреннем помещении оказалось под силу лишь двоим – тому же Миронову и его другу Шматову. Все прочие от работ отказались. Зато потом, когда их перевели в коровник, они дышали полной грудью и никак не могли надышаться…

– А ну, подъем! – к нарам подошел Шматов. Распахнув глаза, Миронов скривил было недовольную мину, но живо припомнил, что сегодня очередной бой на арене. Так что пришлось с кряхтением подниматься.

– Давай, давай, лежебока! – Капитан качнул деревянной палкой, встал в боевую позицию. – Сначала я нападаю, ты защищаешься, потом меняемся ролями.

Подобрав рейку, заменявшую ему меч, Сергей приблизился к другу. Надо отдать должное Потапу – суровость он проявлял не только по отношению к Сергею, но и к себе. Иначе не затянулись бы раны капитана столь быстро. Шматов тренировался ежедневно и с некоторым даже остервенением, не давая себе ни малейшей поблажки. Сцепив зубы, заставлял себя ходить по бараку и дворику, скрупулезно отсчитывая положенное число шагов. Когда все прочие лежали на лавках, крутил руками, сжимал и разжимал пальцы, мотал головой и совершал махи ногами. Окружающие над ним посмеивались, однако с каждым днем смеялись все меньше. Потому что тоже не забывали о близящихся состязаниях. И время от времени к Шматову добровольно выходил кто-нибудь из дайков. Не для того, чтобы посрамить европейца, а для урока. И Потап никому не отказывал, живо обучая вышибать из рук деревянное подобие меча, демонстрируя основные способы защиты. Попутно и сам совершенствовал технику, поскольку понимал, что в рубке местным мастерам он значительно уступает. Но еще больше его беспокоили навыки Сергея. Кисть, плечи, основы движений – все следовало ставить Миронову практически с нуля. Особенно сложно давались Сергею кистевые выхлесты. У Шматова они выходили легко и резко, за счет чего и получалось блокировать чужие удары, одним круговым движением вышибать вражеские мечи. А уж за стремительными выпадами Потапа уследить было вовсе невозможно. По сути дела это был двойной и тройной прыжок, заканчивающийся гимнастическим шпагатом – молния, от которой увернуться было просто немыслимо. Единственный совет, последовавший от наблюдавших за тренировками дайков, заключался в том, что удар Шматова направлялся чересчур низко. Увы, в мире, в котором он фехтовал ранее, не водилось ни щитов, ни панцирей, ни кольчуг, а потому любой даже самый легкий укол в корпус уже приносил очко. При этом бойцы старались не бить по рукам и ногам, а удар в шлем считался досадным недоразумением. Нынешние реалии ставили все с ног на голову. Отныне целить имело смысл как раз в шею, лицо, ноги и руки…

Сергей едва успел вскинуть над собой рейку, – как обычно Шматов атаковал без предупреждения.

– Да куда же ты ее так задираешь? Всего-то чуток и разверни кисть. Пусть противник машется, а твое дело – беречь силы. Не ленись отступать, тогда удар провалится, а это еще лучше, чем отбить его. Все равно как в боксе. Можешь подловить руку на излете и тут же атакуй. Кроме того, жесткий отбив – не самая простая вещь. И шпагу можешь потерять, и кисть покалечить… – Потап досадливо вздохнул. – Ты же айкидо занимался, вот и используй ту же самую технику. Обращай энергию противника вспять. Пусть проваливается и промахивается, – твое дело угадать намерение и упредить на полсекунды. Не препятствуй движению чужой шпаги. Наоборот, следуй за ней, как тень. Где надо – подтолкни или уведи в сторону.

– Тебе хорошо говорить, – тяжело выдохнул Миронов. – При такой скорости – попробуй уследи!

– Скорости везде одинаковые, – произнес Шматов и в очередной раз вышиб рейку из руки Сергея, – и в боксе, и в айкидо, и в фехтовании. Главное – поймать нужный ветер. Все равно как в парусном спорте. Не будет ветра – застрянешь на месте.

– Какой же ветер в фехтовании?

– Ветер – это, прежде всего, твой соперник. Он дует, – ты движешься. Чем сильнее он дует, тем быстрее работаешь ты, а значит, быстрее приходит победа. – Скользящим шагом Потап передвинулся чуть в сторону и тут же изобразил молниеносный удар в горло Миронову, на возврате подрубил колено и правую руку. – Все! Ты трижды покойник…

– Эй, мушкетеры! – крикнул с лавки Танкист. – У нас же сегодня арена, успеете еще намахаться.

Миронов внутренне с ним не согласился. Перед выходом на помост атлеты разогреваются до последней минуты. Кроме того, думать о предстоящем поединке спокойно не получалось. Разгулявшееся воображение рисовало картины одну хуже другой, и снова всплывали в памяти окровавленные тела, безумные глаза, человеческие обрубки. Как ни крути, а тренировка представлялась тем спасительным омутом, в котором можно было спастись от тяжелых мыслей.

Глава 8

– Забавно, но поначалу жители Гарлаха полагали, что вся нечисть приходит извне. Потому и стали возводить сторожевые башни. Это всего лишь первая, – англичанин кивнул в сторону огромного, с каждым шагом приближающегося к ним строения. – Еще пара таких же башен построена на западной и южной окраине города.

Вадим с любопытством осмотрел каменную громадину. Легко было представить себе, сколько понадобилось рабочих рук на то, чтобы собрать из тяжеленных кубов столь немаленькую конструкцию. Подъехав чуть ближе, он разглядел, что каменные блоки подогнаны довольно плотно. Возможно, их обтесывали прямо тут, а может, привозили из далеких шахт. Очередной секрет, позаимствованный у древних майя, шумеров и поселенцев острова Пасхи. Подумать только – сколько валунов перевернули любопытные ученые, пытаясь разобраться в тайнах древних построек. Пожалуй, проще было оформить командировку в сегодняшнюю Дайкирию, где подобными забавами баловались до сих пор.

Сообразив, что хозяин не прочь чуть задержаться, Рыцарь самовольно подошел к каменной кладке, потянувшись к пучкам выпирающей из щелей травы, начал рвать ее и меланхолично пережевывать. Вадим же, подбоченившись, продолжал озирать огромную башню, пытаясь представить себе тех, кто ее строил, на глаз прикидывая высоту сторожевого поста. Судя по всему, здесь было никак не меньше сорока метров. В равной степени поражали и камушки. Те, что гнездились в основании башни, по весу явно приближались к трем тоннам. Такой пустячок не поднимешь и вдесятером. Даже кантовать – семь потов сойдет, а о том, чтобы возложить на пятиметровую высоту – даже говорить не приходится. И таких валунов здесь насчитывалось изрядное количество. Дымов мысленно сравнил объем выполненных работ с собственной энергетикой и тут же припомнил князя, с которым ему пришлось повстречаться в гостинице. Кажется, он называл себя Рагесом из племени шерхом. Но главное заключалось в том, что князь обладал метателом, какого здесь не было ни у кого. Поэтому, если башню строили не рядовые дайки, а всесильные шерхи, то подобная работа была им вполне по плечу. Конечно, сам Вадим никогда не пытался перекатывать подобные камешки, однако после памятного случая, когда практически в одиночку ему пришлось удерживать над собой оседающий свод торгового центра, возможности метаполя он стал представлять себе более полно.

– Послушайте, Стив, – начал он. – Что вы знаете о местных шерхах?

– О шерхах? – англичанин взглянул на него с прищуром. – А почему я должен о них что-то знать?

– Да потому, что вы сами о них не раз упоминали. Кроме того, вы все же представитель разведки.

– А вы – разве нет?

Вадим усмешливо шевельнул правой бровью.

– Сказать по правде, вся эта возня со спецслужбами, техническим шпионажем и секретами неведомо от кого – меня всегда забавляла. Ей-богу, живем как дети! И это в третьем просвещенном тысячелетии!

– А, по-моему, вас снова заносит в крайности. Без разведки, господин Дымов, никогда не будет крепкой государственности, и игра в секреты – вещь исключительно вынужденная. Что поделать, если страны по сию пору грызутся друг с другом?

– В том-то и закавыка, что подсознанием мы изначально объединены, а вот разум нас разделяет.

– Что, что? – Стив Бартон наморщил лоб, не сразу осмыслив сказанное Вадимом.

– Мы, дорогой Стив, живем в парадоксальное время. Вот уже на протяжении нескольких тысячелетий человеческий ум возводится в ранг величайших достижений природы, но он до сих пор не в состоянии создать такой малости, как единая человеческая семья.

– Это все утопия, Дымов. Не забывайте, что мы с вами живем мире исключительно реальном, и рычагов, действительно объединяющих людей, не так уж много.

– И все-таки они есть!

– Верно, это страх, желание насытиться и сила. А светлые идеи, о которых вы толкуете, были, есть и будут привилегией отдельных продвинутых личностей. – Бартон хмыкнул. – Да и то лишь по достижению преклонных лет.

– Вы так думаете?

– Уверен! Чем, скажем, занимался ваш любимый Толстой в молодости? Да тем, что насильничал, убивал и напивался до потери пульса. А куда он стал призывать потом?… Согласитесь, скользкая позиция – сначала грешить, а после проповедовать святость. По-моему, отдает лицемерием.

– Может быть, и так, но там, где людям угрожает глобальная опасность, глупо отмежевываться друг от друга. – Дымов пожал плечами. – Есть, в конце концов, мировые религии, Совет общественной безопасности, ООН и СИСТЕМА. Почему бы и другим общественным силам не способствовать всеобщему единению?

– Об этом вы расскажите моему начальству. – Бартон усмехнулся. – А я человек маленький и рассуждать могу лишь в заранее оговоренных рамках.

– Оттого и грыземся, что за рамки шагнуть боимся. Вот и шерхов поспешили записать в секретнейшую категорию.

– А как вы хотели? Существа, которые не боятся ни пуль, ни радиации, которые в одиночку способны расправиться с ротой спецназа, заслуживают того, чтобы к ним относились с уважением. – Стив некоторое время помолчал. – Честно говоря, я и вас успел записать в шерхи.

– Это почему же? Оттого, что я способен работать с человеческой психикой?

– Может, и поэтому.

– Значит, шерхи – тоже телепаты?

– Вот уж об этом не имею ни малейшего понятия… – Стив Бартон рассеянно колупнул отверстие в каменной кладке, задумчиво уставился на собственный палец.

– Видите ли, сдается мне, что они вообще не люди. Конечно, информации о них собрано ничтожное количество, но и той малости, что удалось нам добыть, достаточно чтобы к определенным выводам. Во всяком случае, наши специалисты выдвинули две основные версии: либо это генетическая мутация, либо…

– Все то же извечное колдовство, – закончил за него Дымов.

– Можете смеяться, но это действительно так. Будь на месте дайков развитая цивилизация, я бы не постеснялся упомянуть версию андроидов, но поскольку дайки – всего-навсего неграмотные варвары, то данная версия…

– Назад! – гаркнул Дымов. Гаркнул так, что англичанин поперхнулся. Опасности Вадим еще не видел, но он ее почувствовал. И даже не осмыслив толком, что же на них надвигается, выпростал все свои лимбы, в один миг обратившись в бушующий вихрь. Все происходило на рефлекторном уровне, и вздыбившееся метатело само оттолкнулось от башни. Немудрено, что англичанин здорово перепугался. Бартон не видел и не мог видеть, что же творилось в действительности. Он лишь ощутил, что неведомая сила сгребла в охапку его и двух верблюдов, бесцеремонно отшвырнув в сторону на десяток-другой метров. Рыцарь еще как-то сумел удержаться на ногах, а вот его соплеменник, испуганно фыркнув, упал на колени.

А в следующую секунду из отверстия, в которое Стив Бартон только что совал свой палец, выскользнуло змеистое черное тело. Огромные камни пошли трещинами, и такие же гибкие тела начали стремительно выныривать из камней справа и слева от рокового отверстия. Казалось, огромная домна дала течь, и из дыр «вытекают» не змеи, а расплавленный чугун. Правда, там, где черные струи соприкасались с землей, не возникало ни пара, ни луж. Все также извиваясь, антрацитовые тела ринулись в направлении спутников.

– Галинды… – только и успел пролепетать Бартон. Вадим склонен был ему верить, так как англичанин поведал ему об этих тварях достаточно подробно. Если хотя бы часть того, о чем рассказывал Стив, было правдой, убегать прочь от башни – представлялось бессмысленным.

Подтверждая худшие из его предположений, громко закричал один из сопровождавших путешественников верблюдов. На глазах ошеломленных людей, не замедляя волнистого движения, черная змея вонзилась в бок несчастного животного, в одно мгновение пробуравила его насквозь. Крича от боли, верблюд повалился на землю, забил мускулистыми ногами, а в него уже впивались новые черные ленты. Точно отточенные иглы, они с легкостью входили в шерстистое тело верблюда, безжалостно потроша его, вырывая клочья мяса и шерсти, дробя кости и зубы, превращая некогда сильное и красивое существо в нечто кровоточащее и задыхающееся. Впрочем, верблюд уже не задыхался, – от легких животного, верно, мало что осталось. Он лишь подрагивал конечностями и конвульсивно раскрывал пасть, из которой подобием языка выглядывали округлые головы змей. На какое-то время бедное животное задержало галинд, но очень ненадолго. В то время как четвертый верблюд, испугано завывая, мчался по пыльной дороге, черные змеи уже покидали изъеденное тело, явно нацеливаясь на двух оставшихся всадников.

Закрыв глаза, Стив Бартон беззвучно молился. Губы его немо шевелились, лицо было устремлено к небу. Именно поэтому он не увидел, как выгнулась дугой первая из приблизившихся змей. Задействовав экран, Вадим попросту перерубил ее пополам. Вернее, попытался перерубить, поскольку жесточайшей силы удар галинда выдержала. Это было невероятно, но прочность ее была сравнима с титаном, и, соприкоснувшись с тварью вплотную, Дымов с ужасом ощутил, что не может ни разорвать ее, ни даже просто остановить. Извивающаяся тварь с легкостью выскальзывала из цепких пут метаполя, попутно умудряясь прожигать в нем болезненные дыры. Боль это причиняло немыслимую, но именно эту боль Вадим и обратил против ближайшей рептилии, окутав ее змеевидное тело трепещущим пламенем. Металл – структура крепкая, зато и нагревается с завидной быстротой. Здесь же, как выяснилось, крылось и единственное слабое место в защите галинд. Сила скручивания змеи резко возросла, но Вадим сразу понял, что это всего лишь предсмертная судорога. Оставив рептилию, он поднял перед собой руки и, слив часть энергетического кокона в тесное пространство между ладонями, создал ослепительный сгусток плазмы. Взмахом он послал огненный шар в тело погибшего верблюда. Собственно говоря, к этому времени тела как такового уже не существовало. Шкура бездыханного животного вздувалась и опадала от множества заполнивших его змеистых тел. В эту самую массу Вадим и угодил своим губительным снарядом.

В иных условиях следовало бы отступить подальше, но даже предупредить Бартона Дымов не имел возможности. Вспышка света полоснула по глазам, мертвый верблюд в мгновение ока превратился в яростно гудящий факел. Каменные черви кромсали его шкуру, пытаясь вырваться наружу, но чудовищная температура плавила их тела, заставляла свиваться в бессильные клубки. Лишь парочка лент успела выскользнуть вон, чтобы знакомой дорогой ринуться обратно к башне. Но не затем Вадим городил огород, чтобы прощать этим хищникам потерю верблюда. Еще пара сгустков поменьше сорвалась с его ладоней, живо нагнав удирающих галинд. Огонь подпалил их с хвоста и живо свернул в два брызжущих искрами клубка. Хорошо, хоть погибали галинды абсолютно беззвучно. Вполне достаточно было и криков умершего верблюда.

Чувствуя в ладонях легкое жжение, Вадим медленно опустил руки. Слегка ныло под теменем, в висках тюкали знакомые молоточки. Несколько запоздало он ослабил напряжение метаполя, удерживавшее до сих пор верблюдов в неподвижности. Для животных это тоже был шок, и, дрожа всем телом, Рыцарь немедленно попятился от башни.

– Все, кончилось, богатырь! Ты молодец, не струсил! – Вадим бодро похлопал животное по шее. – Вы тоже можете открывать глаза, профессор! Могу вас поздравить, галинды удрали, смерть на некоторое время отложена.

Увы, англичанин успел открыть глаза гораздо раньше. А значит, успел полюбоваться и на сожжение верблюда, и на гибель хищных рептилий. Вадим мысленно подосадовал на то, что вовремя не догадался «отвести» взор Бартона в сторону. Зато и отвертеться теперь от вполне законных вопросов не получится. Конечно, можно было бы «насильственно» подчистить память Бартона, но к подобным вещам Дымов старался прибегать по возможности реже. Не использовал он этой возможности и сейчас. И, конечно, дождался вполне предсказуемой реакции. Внимательно исследовав останки уничтоженных змей, Бартон повернул голову и тихо проговорил:

– Выходит, я был прав…

– Что именно вы имеете в виду?

– Вы не человек, вы – шерх.

Вадим пожал плечами, отнекиваться и разубеждать англичанина он не собирался.

– Может, и шерх, не знаю. Вся закавыка в том, что я понятия не имею, кто они такие – эти шерхи.

– Вы лжете! – негромко, но твердо произнес Бартон.

– Идите вы к черту, Стив! – Дымов поморщился. – А впрочем, думайте, что хотите. Мне, если честно, все равно.

Англичанин смерил его пристальным взором, но промолчал. Вадим чувствовал, что на языке Бартона крутится тысяча вопросов, но в бывшем горемычном пленнике дайков явно заговорил агент спецслужбы, – не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, какие тактические приемы выстраивает в своей голове спутник, дабы «сработать» с Дымовым наиболее эффективно.

– Бросьте, Стив! Не надо меня ни вербовать, ни пытать въедливыми допросами. Достаточно с вас и того, что вы путешествуете со мной и не считаете меня при этом своим врагом.

– А вы действительно не враг?

– Для вас – нет. В настоящее время мои интересы совпадают с интересами СИСТЕМЫ, а что это за организация, вы, я думаю, знаете лучше меня. – Вадим мысленно плюнул на все требования секретности. – Вас интересует Дайкирия, меня – тоже. Вы хотите выбраться отсюда живым, представьте себе – и я против этого не возражаю.

– Значит, вы тоже человек СИСТЕМЫ? – Бартон пожевал губами, словно пробуя на вкус ошарашивающую новость. – Интересно, очень даже интересно… Выходит, контора Дюгоня действительно подросла за последние годы. Что ж, вынужден признать свое поражение. Во всяком случае, вербовка живого шерха нам еще ни разу не удавалась…

Подняв руку, Вадим, которому беседа о спецслужбах уже порядком наскучила, поспешил перебить Бартона.

– По-моему, впереди крепостные стены. Если это Гарлах, то мы уже у цели.

– Скорее всего, Гарлах, и все же не забывайте: въехать в город не столь уж сложно, а вот выехать…

– Выедем, Стив, обязательно выедем! – Дымов пристукнул пятками по бокам верблюда, и, взбодренный его голосом, Рыцарь резвой прытью понесся к городу.