Текст книги "Оккупация"

Глава 10

Ровно гудел двигатель служебного «Нисана», впереди и сзади ехали машины сопровождения. Они сидели на заднем сидении и вяло переругивались. Удивительное дело, но в общении с Дымовым Дюгонь, сам того не заметив, успел растерять все свое генеральское величие. То ли от уважения к способностям этого чудного экстрасенса, то ли от манеры Вадима всех и сразу делать себе ровней. Вот и этих мозгляков, которых следовало бы по-хорошему выдрать, а после упрятать в кутузку на пару годков, он приласкал и отпустил на все четыре стороны. Еще и услугу медицинскую оказал, за которую иные зарубежные папаши, не артачась, выкладывали по десятку тысяч долларов. Дюгонь знал расценки «Галактиона» и понимал, что своей эффективностью медицинский центр во многом обязан Дымову. Кто знает, не появись среди персонала «Галактиона» этого всемогущего экстрасенса, может, и не было бы никакого лечебного центра. И уж, конечно, никто бы в мире ведать не ведал, что в далеком уральском захолустье работники скромного оздоровительного учреждения берутся за лечение любой напасти. И не просто берутся, а действительно спасают, наперед гарантируя результат! Этим же обкуренным недоделкам Вадим помог совершенно бесплатно, жертвуя собственным временем и собственными силами. Спрашивается – чего ради?!..

– Как же мне надоело объяснять всем одно и то же! – Дымов досадливо поморщился. – Честное слово – запишу как-нибудь на магнитофонную пленку и буду раздавать кассеты.

– Сейчас уже больше на диски пишут. – Проворчал Дюгонь.

– Ну, на диски запишу.

– Да ты пойми, чудила! – Дюгонь и сам не заметил, как перешел с Дымовым на «ты». – Эти козлики, если уж давать строгое определение, являются малолетними преступниками. Они старика чуть было не угробили, деньги воровать пришли, а вор, сам знаешь, где должен сидеть.

– Ну, во-первых, они не козлики, а люди, во-вторых, деньги они вернули, а в-третьих, для меня преступники – всего-навсего плохо воспитанные дети.

– Дети?

– Именно дети. Если разобраться, все люди – дети, будь даже им за пятьдесят!

– Это что же, намек?

– Никакой не намек, просто с людьми надо работать, их надо поднимать, гладить по шерстке и воспитывать. Если этого не делают школа с родителями, значит, должно побеспокоиться общество.

– А ты, значит, их воспитываешь?

– А я, значит, воспитываю. – Вадим вздохнул. – По-вашему выходит: чем хуже, тем лучше? Мол, хлебнет человек лишку, почешет в затылке и возьмется за ум? Только всегда ли так получается? А если науке побеждать он не обучен? Если собственных сил и собственного умишка у него – всего-навсего дохлая пригоршя?… Нет, генерал, без побед – пусть даже самых крохотных – человек никогда не повзрослеет. Так и останется глупым закомплексованным ребенком. И в чем же тогда смысл работы правосудия – в заурядной мести или все-таки в перевоспитании?

– И в том, и в другом. – Буркнул Дюгонь.

– Это только так кажется. А на деле выходит одна голимая месть. Только вы мстите слабакам и интеллектуалам, а волки из примитивных да матерых чувствуют себя как раз неплохо.

– Плох закон или хорош, но это закон!

– Ну, закон мы все, положим, понимаем в меру своей испорченности. Одни воруют гектарами и живут на свободе, других сажают за жалкую щепотку. Опять же ошибок в уголовном кодексе – как листьев в лесу. Взять, скажем, ту же статью о невменяемости, – это же полный бред! Человек на протяжении нескольких лет может резать людей, как баранов, а после выйдет на свободу, прикрывшись справкой о своей полной или частичной невменяемости.

– Сумасшедший не может отвечать за свои поступки.

– Да ну? Тогда уж надо быть последовательными! Пьяный человек тоже по всем показателям невменяем, но те же судьи зачтут алкогольную невменяемость, как отягчающее обстоятельство. Хотя в трезвом виде это может быть расчудесный человек. Таким образом, закон игнорирует то, что алкоголизм или наличие восприимчивой к алкоголю ДНК – тоже подобие болезни. Тем не менее, за это вы судите, не моргнув глазом. На мой взгляд, это не закон, а полное беззаконие. Вернее, пародия на закон…

– Погоди, погоди! Во-первых, сужу не я, а во-вторых, этак можно убрести черт-те куда! – Дюгонь в сердцах пристукнул по собственному колену. – И потом – мы же не об алкоголиках говорим, а о тебе! Ну ладно, решил поморжевать – это я еще могу как-то понять, хотя, если верить агенту – ты там какой-то чемпионат по нырянию устроил.

– Так уж и чемпионат!..

– А как ты думал! Он тоже не лыком шит – время засекал. Говорит: ты десять раз потонуть был должен.

– Может, у меня жабры? – фыркнул Вадим. – Может, я двоякодышащий, откуда вы знаете?

– То же мне – двоякодышащий нашелся!.. Лучше скажи, зачем к киоску поперся?!.. Ты меня прости, Вадим, но иногда мне кажется, что я имею дело с ребенком. И на зоне в игрушки играл, и тут. Спрашивается, чего ради я собираюсь доверить тебе столь важное задание?

– Как это чего ради? Сами ведь знаете: лучше меня пока никого нет.

– Так уж и никого!

Вадим пожал плечами, загадочно улыбнулся, и генерал тотчас насторожился.

– Чего молчишь? Или знаешь кого?

Дымов не ответил. Напрасно прождав минуту-другую, Дюгонь с напором произнес:

– Конечно, я тебе не хозяин, и все же было бы неплохо, если бы ты уяснил одно простое правило: законы, какими бы они ни были, не обсуждаются. Это, если хочешь, тоже закон. Базис, на котором строится все наше общество.

– В том-то и беда, – Дымов вздохнул. – Законы не обсуждаются, уставы с приказами не оспариваются, история не пересматривается… Живем, как зомби – куда послали, туда и топаем. Не сворачивая и не останавливаясь. А ведь путь-дорожку можно корректировать, тебе не кажется?

Дюгонь побагровел.

– Ну, это, положим, не нам судить! Не было бы законов, был бы хаос.

– Верно, хаос – это еще хуже. Но про «хуже» я спорить не собираюсь, я хочу говорить о том, что лучше, только и всего. – Вадим глазом примерился к гигантской бородавке на подбородке Дюгоня, тут же разглядел и первопричину – крохотную язвочку в нижней части пищевода. Сканирование, конечно, было беглым, но даже при такой скоростной диагностике Вадим редко ошибался. Позже пойдут шипиги на пятках, сыпь по всему телу. Ну, а закончится все и вовсе плачевно.

Конечно, это было хулиганством, но Дымов давно уже не задумывался над подобными вещами. Прав был Дюгонь: законов и правил для него действительно не существовало.

Отточенным движением лимба он смахнул бородавку с лица генерала. Все равно как лучом лазера. Тут же и прижег язвочку пищевода. А чтобы Дюгонь не разволновался прежде времени, провел местную анестезию. Получилось грубовато, зато быстро. Бедолга генерал даже моргнуть не успел. Наверное, дома только и поймет что к чему и то – не сразу…

– А в Крыму беспредел кто устраивал! Не ты ли?

– Уже и про это успели пронюхать. – Вадим хмыкнул. Ту давнюю командировку в Крым он помнил прекрасно. Выезжал для обмена опытом на местный курорт, а ввязался в самую настоящую бойню. Впрочем, особенной войны он не устраивал, но кое-кого наказал крепко. Заодно переполошил местных криминальных тузов, в результате чего трижды вынимал из себя пули. Буча вышла, конечно, не самой большой, однако эхо докатилось аж до Москвы с Киевом.

– А ты как думал! Мы, чай, тоже умеем работать. Всю твою биографию вдоль и поперек прошерстили. Или думал – пальчики стер, следы замазал – и все?

– Честно говоря, именно так я и думал.

– Нет, братец ты мой! Не все ты за собой прибрал. Да и свидетелей много оставил.

– Что же мне – убивать их было?

– Но ведь зампредисполкома исчез! А те шестеро из команды Лысого? Чем тебе вообще не понравились местные управленцы?

Дымов поморщился.

– Видишь ли, Афанасий, Россия – страна большая, но вот теплых морей у нее практически нет. В тех же штатах – практически все побережье, а у нас полтора моря и все.

– Почему это полтора?

– Да потому что в реалиях даже еще меньше. – Вадим поморщился. – Мест же, где чудесным образом сочетались бы горы, леса и воды, в России и вовсе мало. Алтай – замечательный край, но лишен моря, Байкал – тоже не плох, но уж больно холодный. Вот и остается один Крым.

– Да не наш же он! – возмутился генерал. – Давным-давно отошел к Украине.

– Верно! – рассердился Дымов. – Крым – не наш, Каспий – тоже, Арал – вовсе осушили к чертям собачьим! А беречь-то это все – кто будет!

– Чего ты раскипятился? – удивился Дюгонь. – Я-то тут причем?

– А при том, что не мешало бы прогуляться на берега Крыма и посмотреть, что с ними творится. Ты лежал когда-нибудь голым пузом на гравии?

– Это еще зачем?

– А затем, что весь Кавказ уже булыжниками усыпали. Теперь то же самое делаем с крымскими берегами. Спрашивается, кто привлек к ответственности тех умников из правительства, что дали добро на вывоз Коктебельского песка? Это, кстати, еще при союзной власти началось, так что не отопрешься.

– Тебе что, и песка уже жалко? – Дюгонь фыркнул. – Да поезжай в Казахстан и вывози его миллионами тонн.

– Песок песку – рознь. – Дымов покачал головой. – Крымский песок наполовину состоял из перетертых полудрагоценных камней. Аметисты, халцедоны, сердолики и прочее добро. За один вечер загорающие набирали камушков на пару колец и кулон с сережками. Кроме того, такой песок не дает мути, быстро оседает при любом волнении. Значит, и вода будет чистой, прозрачной. И вот в один прекрасный день этот редкостный песок какие-то купчишки из Кремля решили использовать, как компонент для замеса в водостойких сортах бетона. Возможно, тебе это не очень интересно, а я вот, уж прости, не вижу принципиальной разницы между убийством человека и гибелью побережья.

– Выходит, это ради песка ты уничтожил полдюжины людей?

– Я не уничтожал, я только оборонялся, – тихо возразил Вадим. – Тем более, что убивали там не только меня. Кое-кого пришлось защищать, вот и использовал крайние меры. Иного они бы не поняли.

– Догадываюсь. – Дюгонь коротко кивнул. – Потому и не дал ходу полученной информации. Но именно тогда я положил на тебя глаз.

– И до сих пор не разочаровался,

– Представь себе, нет. Ты, конечно, аутсайдер, однако и аутсайдеры стране нужны.

– Что ж, спасибо.

– Пожалуйста! – Дюгонь поежился. – И все равно, этих молодцев, что грабили киоск, следовало отдать ментам. Майор, с которым я беседовал, был очень на нас обижен.

– Ничего, переживет.

– А если завтра эти архаровцы снова кому-нибудь голову проломят?

– Очень сомневаюсь. – Вадим с ухмылкой взглянул на соседа. – Сеанс был, конечно, ускоренный, но результаты он даст неплохие, можешь мне поверить. Лет пять эти ребятки к наркоте точно не притронутся, да и старика-киоскера будут боготворить.

– Это еще почему?

– Да так, найдется причина…

Набычившись, Дюгонь ждал некоторое время продолжения, так и не дождавшись, шумно вздохнул:

– Ладно, не хочешь говорить – не говори. Но я давно хотел тебя спросить…

– Не надо, Афанасий. О своем прошлом я предпочитаю не распространяться.

– Есть хвосты или чего-то боишься?

– Нет, не боюсь, просто тебе это ни к чему. Это мое прошлое, понимаешь? И ни тебя, ни Потапа с Сергеем оно не касается.

– А глонов?

Вадим косо взглянул на генерал.

– Их тоже не касается, но они, к сожалению, о нем знают. Потому и стараются держаться от меня подальше.

– Видишь ли… – Дюгонь снова поежился. – Это не праздное любопытство. Я просто подумал…

– Подумал, что глоны, мой прошлый мир и технический взлет Томусидо могут быть как-то связаны?

– Верно.

– Я тоже держу это в голове. Если что-то подобное всплывет наружу, обязательно дам тебе знать.

– Что ж, и на том спасибо. – Дюгонь машинально потер подбородок, но отсутствия бородавки не заметил. – Нам просто нет нужды что-либо скрывать друг от друга. Тем более, что наши коллеги из европейского содружества снова сплоховали.

– Это как?

– А так. Отправили в Томусидо опытного резидента и сели в галошу.

– Он погиб?

– В том-то и дело, что нет. Границу, судя по всему, пересек благополучно, даже на связь в положенное время вышел, но вот незадача: тамошние специалисты в один голос уверяют, что с ними беседовал кто-то чужой.

– Не очень понимаю?

– Да я и сам не очень-то пойму… Только видишь ли, есть у них специальная служба идентификации. Возникла сразу после возвращения первой партии пленных. Видимо, возникли определенные подозрения, вот и стали практиковать усиленную проверку. Словом, процедуру переговоров они взяли под особый контроль и теперь дружно уверяют, что на связь с ними выходил не резидент, а кто-то другой. – Заговорив чуть тише, Дюгонь со значением повторил: – Некто, завладевший его голосом, интонациями и памятью.

– Любопытно… И что же из этого следует?

– Только то, что СИСТЕМА потеряла еще одного агента.

– Следующими, надо полагать, будем мы?

Генерал от СИСТЕМЫ сокрушенно вздохнул:

– Хотелось бы, чтобы на этот раз обошлось без потерь.

– Что ж, спорить не буду… – покосившись в сторону генерала, Дымов рассудил про себя, что без бородавки Афанасий Николаевич выглядит значительно симпатичнее.

Глава 11

Как обычно он открыл замок мысленным импульсом, даже чуть придержал металлический язычок, чтобы избежать громкого щелчка. Устройства замка он, разумеется, уже не помнил, но в этом не было и нужды, – гиперчувствительность метатела в равной степени позволяла совершать хирургические операции и слесарные работы любого уровня. При желании он мог и приварить тот же язычок к стальному пазику косяка, а мог и вовсе превратить весь замок в единую спекшуюся болванку. Собственно, один раз он такое уже вытворял – все в том же Крыму, когда понадобилось обезвредить группу затаившихся в подвале боевиков. Отказавшись от идеи жесткого столкновения, Дымов попросту перекрыл единственное оконце бетонной плитой, а металлические двери намертво приварил к дверному косяку. В итоге ребятишки так и не сумели выбраться наружу, благополучно дождавшись прибытия машины с бойцами ОМОНа…

В прихожей Вадим стянул туфли, не включая света, осторожными шажками прошел в гостиную.

Аллочка уже спала – прямо на диване, свернувшись калачиком, руками обняв пухлую подушку. Неважная, замена мужчины, но все-таки лучше, чем ничего. Горел на тумбочке ночничок, раскрытую книжку прижимало женское зеркальце, и ровно гудел установленный на рабочем столе компьютер. Как многие красивые девушки, Аллочка была чрезвычайно рассеянной. Забыть на прилавке сдачу или не выключить компьютер – для нее было самым обычным делом. Впрочем, девушек любят не за хорошую память и даже не за ум. Как детям требуются домашние животные, так и мужчине нужна своя родная половинка – существо, которое можно погладить и приласкать, которому можно пожаловаться на головную боль и тупого начальника, которое любило бы подарки, сделанные не кем-нибудь, а тобой.

Сунув купленный букет в фарфоровую вазу, Вадим туда же плеснул воды, покосившись в сторону спящей подруги, подумал, что надо обязательно купить ей что-нибудь плюшевое и большое. Например, австралийского мишку или кота. И чтобы обязательно была шкодливая мордашка. Такое ей должно понравиться.

А вообще его однокомнатная берлога здорово переменилась за последние полгода. На подоконнике появились горшочки с цветами, кактусами и разлапистыми растениями, на книжной полке с некоторых пор поселились фарфоровые куколки, миниатюрные матрешки и забавные фигурки из литого стекла. И, разумеется, всюду теперь были салфеточки и скатерки, коврики и самодельные подушечки. Даже на главном компьютерном блоке он неожиданно обнаружил керамическую бутылочку с засушенной веткой. Надо понимать – что-то вроде местной экибаны. Как ни крути, а женское присутствие не заметить было невозможно.

Присев за стол, Вадим усталым взором окинул свою комнатку. Почему-то сейчас она показалась ему особенно маленькой, приплюснутой сереньким потолком, до предела загруженной мебелью. Наверное, так оно и было в действительности, хотя раньше он подобных изъянов не замечал. Это другим можно внушать все, что угодно, а себя не обманешь. Да и как обманешь, если собственное метатело по кубометрам ничуть не меньше, чем эта конуренка. Зато ни одного глона. Попробовали бы они сюда сунутся – в этакую теснотищу! Так что определенные плюсы здесь все же имелись. Это было не чье-нибудь, а его собственное жизненное пространство – в буквальном смысле слова. И проникновение в квартиру кого-либо постороннего представлялось абсолютно невозможным.

Впрочем… Оставались и на его территории очажки злостной оппозиции. К примеру, вон тот легкий полевой вихрь возле люстры. Этакий энергетический смерч в детскую руку толщиной, берущий начало в земной глуби и уходящий в небесную высь. Само собой, квартира Дымова не входила в список его целей, – она лишь случайно оказалась на пути электромагнитного вихря. Лишенный разума, энергетический волчок не желал никому зла, но совершал его ежедневно. Потому и лампы, что регулярно вворачивались во второй от окна плафон, с удивительной регулярностью перегорали. Происходило это раз в неделю, а то и чаще. При этом совершенно не имело значение качество ламп – хоть российскую ставь, хоть европейскую, – волчок с одинаковым аппетитом пережевывал любую нить накаливания, ломал стекло, заставлял испаряться инертный газ…

Подняв голову, Дымов прищурился. Так и есть, неутомимый волчок никуда не пропал – оставался все на том же месте, задевая одним краешком бирюзовый плафон, вершиной же вворачиваясь в потолок, беззастенчиво пронзая стоящий у соседей телевизор. Судя по всему, тот вечно пребывал в немощном состоянии, каналы отражал с помехами и каждый месяц норовил сжечь предохранители. Такой уж это был волчок. Энергетический омут, не слишком ласково обходящийся с электрическими приборами…

Напрягшись, Вадим заставил волчок немного отплыть в сторону – и даже не отплыть, а слегка изогнуться. Контрзавихрение, организованное собственным метателом, на миг-другой даже заставило «омуток» заметно поблекнуть, но это, конечно, нельзя было назвать победой. Сопротивление было явственным и могучим. Стоило Дымову ослабить усилие, и, вновь разгоняясь в бессмысленном вращении, смерч вернулся на привычное место. Все равно как потревоженная гитарная струна. Вадим не расстроился и не разозлился. Все было вполне естественно. Это вам не колдун местного разлива, – Ее Величество Планета! Ну, а с ней не больно-то потягаешься. Зато именно в таких аномальных точках Вадим давно уже наловчился подзаряжать собственную силу энергией Земли. При этом эффект получался двойной, если не тройной, и будущие проекты вечных двигателей Дымову виделись в использовании именно этих микровихрей, где дармовую энергию земного шара использовали исключительно комары да мухи.

Кстати, одна из представительниц мушиного племени и впрямь крутилась подле люстры, каждую секунду ныряя черным тельцем в освежающий «омуток». Дымов заворожено следил за ней взором. Вот она поплыла медленнее, еще медленнее – ни дать, ни взять – угодила в вязкий клейстер, а вот и вовсе застыла на месте. Мысленно Вадим поаплодировал самому себе. Была полная иллюзия остановленного времени. Впрочем, оно, в самом деле, остановилось. В этой комнатке и на этом крохотном пятачке. Пусть ненадолго, но Дымову удалось организовать крохотную паузу. Но вот он сморгнул, и муха вновь заскользила вокруг люстры – все быстрее и быстрее.

Тряхнув головой, Дымов достал подаренный генералом мобильник и, чуть поколебавшись, набрал нужную комбинацию цифр. Выглядело это несколько по-детски, но раз просили, почему бы не откликнуться на просьбу?

Трубку поднял сам Дюгонь. Значит, действительно, ждал звонка. Может быть, даже волновался.

– Але, господин генерал? Докладываю: я дома, со мной все в порядке. Так что можете спать спокойно, а заодно и цербера своего убрать из-под окон. Незачем мучить человека, пусть выспится, как все нормальные люди.

В трубке послышалось сердитое сопение.

– Значит, ты его разглядел?

– Брось, Афанасий! Это же бессмысленно. Со мной такие штучки не проходят. Да и ни к чему все это. Любую опасность я учую намного раньше твоих агентов.

Прежде чем ответить, Дюгонь выдержал солидную паузу. Наверняка подбирал достойный ответ.

– Хорошо, – откликнулся он, наконец. – Людей я уберу, но дай слово, что в случае чего немедленно свяжешься со мной или моими секретарями.

– В случае чего – свяжусь, – послушно пообещал Вадим.

– И еще… – Дюгонь снова замолчал. – Еще я хотел спросить…

– О бородавке? – пришел к нему на помощь Дымов.

– Да, черт возьми! Куда она подевалась?

– Тебе действительно ее жалко?

– Причем тут – жалко или не жалко! Пойми ты, наконец, что так такие дела не делаются!

– Так… Такие… – передразнил Вадим. – Какая-то тавтология, братец, Афанасий. Кстати, а как они делаются?

– Ну, не знаю… Можно было поговорить со мной, спросить разрешение.

– Вот тебе раз! Я-то думал, мне спасибо скажут, а оказывается, я же и виноват! Разрешения, видите ли, не догадался спросить!

– А может, я к ней привык! – загрохотал в трубке генеральский бас. – Может, она мои мысли в нужное русло направляла!

– Ну, извини, Афанасий, я не знал. – Вадим мысленно хохотнул. – Впрочем, дело ведь не в бородавке, а в том, что заставляло ее потихоньку расти. Боюсь, через пару лет, твоя невинная миома разрослась бы в серьезную бяку. Да и с язвой пищевода шутить не стоит.

– У меня что, язва? – растерялся Дюгонь.

– Была, – поправил его Вадим. – Я ее убрал, но если желаешь, могу восстановить все, как было.

– Чертов эскулап!

– Это, надо понимать, ты меня все-таки благодаришь?

Дюгонь снова яростно засопел в трубку.

– Ты что, Афанасий, обиделся?

– Ладно, проехали. За язву спасибо, а людей я уберу. И не забывай, завтра общий сбор. Шматов с Мироновым тоже будут.

– Я помню.

– Тогда машину за тобой я пришлю, спокойной ночи!..

В трубке послышались короткие гудки. Отключившись, Дымов откинулся в кресле, ладонями стиснул пылающие виски. Все было, как всегда. С наступлением вечера, голова начинала привычно гудеть. Ждать чего-то иного после серьезных перегрузок было бы глупо, а в этот раз он явно переусердствовал. Работал параллельно с милицией, малолетками и стариком киоскером. Еще и агентика в кустах держал под контролем. Вот и разрядился. Все равно как старенький автомобильный аккумулятор.

Поближе придвинув к себе плоский цифровой экран, Дымов вошел в привычный мир окон, скользнул проверенной программкой по рубрикам и тут же себя остановил. В самом деле, если завтра сбор, то все эти игры уже ни к чему. Оставим лечебные проблемы «Галактиону», а сами займемся иными тайнами… Со вздохом, он выключил компьютер и обернулся.

Разумеется, Аллочка уже проснулась. Обнимая все ту же подушку, она широко распахнутыми глазами глядела на него – человека внезапно исчезнувшего из ее жизни и также внезапно появившегося. Все такая же юная и красивая, вызывающая у него одновременно умиление, восторг и сексуальные позывы.

– Ты насовсем? – шепнула она неокрепшим со сна голосом.

– Увы, золотце, – он изобразил виноватую мину, – нас снова разлучают.

– Когда? – печально поинтересовалась она.

– Скоро. – Вадим взглянул на часы. – Всего-то и успеем, что пару раз крепко обняться.

– А поговорить?

– Беседовать нам придется во снах. – Он улыбнулся. – Ты ведь уже знаешь, что это возможно. Так что я буду тебя навещать. Так часто, как только смогу.

– Не обманешь?

– Слово лекаря!

– Тогда иди ко мне! – совсем как ребенок она потянулась к нему руками. С готовностью поднявшись, Вадим скинул с себя пиджак, начал расстегивать пуговицы рубахи. Он еще шел к Аллочке, а взбурлившее метатело уже плескалось волнами, гладило девушку по щекам и спине, щекотало маленькие грудки. И не к месту подумалось, что женщины жаждут не столько связанных с сексом ощущений, сколько чувственного соития. Иными словами – момент слияния двух тел и двух аур являлся тем главным, ради чего человек барахтается и выживает, качает мышцы и зарабатывает деньги. В чем-то это походило на погружение в водную среду. Пруд, море или океан – любая вода отождествлялась для Дымова с женской сутью. Она обволакивала его, чтобы сделать частью себя, и это дарило поистине фантастические мгновения. Этих же мгновений требовала от него сейчас Аллочка. Увы, ему так и не удалось ее образумить. А ведь он действительно давал ей шанс. Думалось, что за время его отсутствия она найдет себе более молодого и привлекательного. Однако не нашла. Решила дожидаться его. А женские ожидания обманывать было опасно…

Опустившись перед ней на колени, он с нежностью потерся носом о ее щеку, поцеловал в мягкие податливые губы. Аллочка прикрыла глаза.

– Как же я по тебе соскучилась! – пробормотала она.

– Не выдумывай, я же приходил к тебе. Чуть ли не каждую ночь!

– И все равно это был не ты…

Прижимаясь к ней разгорающимся телом, Вадим подумал, что Аллочка, безусловно, права. Женщину – даже такую юную, как она, – трудно ввести в заблуждение, а сон, каким бы реальным он не казался, всего-навсего еще одна красивая иллюзия. И в этой наводимой издалека иллюзии рядом с Аллочкой действительно был не он, а некто другой. Дымов посылал к ней всего-навсего свою зыбкую энергетическую оболочку, которую приходилось сбрасывать с себя, словно старый пообтершийся плащ. Ее и сбрасывать было не жалко. Как змеиную кожу, как перегоревшую изоляцию, как луковую иссохшую шелуху. И эту выхолощенную суть дистанционного подарка она, конечно же, сумела разглядеть. Наверное, потому что действительно его любила…

* * *

Уже позднее, когда на утро они прощались в прихожей, в голову Дымову сами собой пришли никогда не читаные стихи:

 
Во второй половине двадцатого века
Два хороших прощаются человека —
Покидает мужчина родную жену,
Но уходит он не на войну…
 

Вадим даже не заметил, что проговорил рифмованные строчки вслух. Удивленно взглянул в глаза Аллочки.

– Неужели сам сочинил? Вот уж не ожидал от себя такого!

– Это Друнина, дурачок. Юлия Друнина.

– Так ведь я же ее не читал никогда!

– Ну и зря. Очень хорошая поэтесса.

– Вернусь, обязательно ознакомлюсь. – Вадим погладил Аллочку по голове. – Но ведь как к месту вынырнуло!

Подняв к нему лицо, девушка невесело улыбнулась.

– Не совсем к месту.

– Это еще почему?

– Видишь ли, там еще и второе четверостишие имеется.

– Грустное?

– Плохое.

– Тогда не говори. – Дымов прижал Аллочку к себе, на минуту зажмурился. Он и впрямь не хотел знать продолжения, но оно пришло к нему непрошенное, как это обычно и бывает с любой информацией.

 
Ждет его на углу, возле дома, другая,
Все глядит на часы она, нервно шагая…
Покидает мужчина родную жену —
Легче было уйти на войну…
 

Дымов отстранил от себя Аллочку, потерся носом о ее щеку.

– Не бойся, малыш, никакая другая меня не ждет.

Его очередному озарению она ничуть не удивилась. Только спросила:

– Честно-пречестно?

Вадим кивнул и тут же не без смущения припомнил о Мадонне. Уж она-то, верно, продолжала ждать. И будет, конечно, ждать всю оставшуюся жизнь. Хотя… Напомнила о ней Аллочка очень вовремя. Пожалуй, стоило рассказать про нее Дюгоню. Рассказать, пока еще оставалось время…