Текст книги "Голос бездны"
Автор книги: Андрей Ветер
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)
Она улыбнулась, её лицо просветлело.
– Вас никто не ждёт дома?
– Нет, – покачал он головой, – я убеждённый холостяк и убеждённый бабник.
– Расскажите мне о себе, Сергей, – она хотела отвлечься.
– Что именно? Что вас интересует?
Она пожала плечами в ответ.
– Ну, тогда так, – он наполнил две рюмки текилой, – для начала мы выпьем за наше знакомство и перейдём на «ты». Я обожаю переходить на «ты». Есть в этом какая-то гипнотическая прелесть, в одно мгновение люди вдруг превращаются из посторонних и холодных друг для друга людей в достаточно близких, пусть даже совершенно не знающих друг друга, но всё же сблизившихся до поцелуя.
– Вполне может быть, что в этом есть прелесть.
Они опорожнили рюмки, и Сергей поманил Ларису к себе.
– Прошу на поцелуй, барышня.
Она улыбнулась и подставила свои губы.
– Теперь рассказывай.
– Значит, про меня что-нибудь? – Сергей задумался. – При первом обозрении я не обнаруживаю ничего, что могло бы привлечь ко мне твоё внимание. Похвастать особенно нечем. Родился в Москве, вырос за границей при родителях – они были в длительной командировке.
– И что же дальше? – спросила Лариса, наполняя рюмки.
– Дальше был интернат, три года интерната. Кровавые драки на заднем дворе школы, знакомство с проститутками, мелкие кражи, жестокие наказания за них.
– Ты воровал?
– Воровал. Брал какую-то чепуху, сейчас и не вспомню.
– И всё же, что ты крал?
– Тебе правда любопытно? Я крал кассеты для магнитофона, фотокарточки с голыми девицами, журналы с портретами музыкантов, книжки из библиотеки тырил.
– Книжки? – удивилась Лариса.
– Да. Про индейцев.
– А я воровала у матери деньги, – сказала Лариса. – Нагло воровала, иногда половину кошелька вытаскивала.
– Неужели мать не замечала пропажи? – удивился Лисицын.
– Замечала. Пару раз отлупила меня по лицу, но я так и не призналась. Она требовала, чтобы моя сестра рассказала ей, куда я прятала украденные деньги, но Ритка молчала, как партизан.
– У тебя есть сестра?
– Да, на четыре года младше меня.
– А тебе сколько? – Сергей прищурился, предвидя, что Лариса начнёт кривиться, не желая открывать возраст, но она ответила сразу:
– Мне исполнилось сорок.
– Не может быть, – он был искренне удивлён.
Глядя на Ларису, он ни за что не сказал бы, что она была на пять лет старше его.
– Ты потрясающе выглядишь, – он взял её руку и нежно поцеловал кончики пальцев, – преклоняю перед тобой голову.
– Преклоняй, – она театрально указала рукой перед собой.
Лисицын немедленно бросился со стула вниз, упал на колени и размашисто ткнулся головой о пол. Приподняв голову, он взглянул на женщину исподлобья.
– Ноги разрешишь поцеловать?
– Разрешу, – она сбросила тапочки, но Сергей отрицательно покачал головой.
– Так не пойдёт, – произнёс он заметно заплетающимся языком. – Я прошу ноги, а не чулки. Сбрасывай это барахло, я сквозь тряпки не целуюсь.
Лариса смотрела на него несколько секунд, затем приняла решение и поднялась. Завернув подол юбки, она показала Лисицыну верх своих ног.
– Я в колготках.
– Значит, скидывай колготки, – засмеялся он, грозя пальцем, – иначе не буду целовать ноги.
Она неторопливо, поигрывая бёдрами, принялась снимать колготки. Большие пальцы зацепили краешек тонких трусиков и потянули их вниз.
– Это ошибка, – кокетливо улыбнулась она, – ты же просил колготки.
– Ну…
– Баранки гну! – она переступила с ноги на ногу, освобождаясь от колготок, как змея от старой чешуи. – Можешь целовать.
Сергей положил руки на холодные женские ноги. Сколько разных ног видел он за свою жизнь, перед сколькими он склонял голову в искреннем порыве. Нет, пожалуй, таких ему видеть и трогать не приходилось. Лариса была совершенна. Он осторожно провёл ладонями по нежной коже с нарисованными голубыми прожилками.
– Чудесное творение… У тебя красивые пальцы…
Он прикоснулся к ним губами, и она засмеялась.
– Щекотно!
– У тебя всё красивое, Лариса. Мне даже жутковато. Индейцы обязательно сказали бы, что в тебе живёт вакан.
– Что это такое?
– Вакан это то, что не поддаётся осознанию, что превыше человеческого разума, то есть чудо, – задумчиво ответил Сергей.
– Значит, ты увлекаешься краснокожими?
– Увлекаюсь? Да, можно сказать и так. Этим летом мне посчастливилось.
– В каком смысле?
– Я попал на Пляску Солнца, – Лисицын вернулся на стул.
– Что такое Пляска Солнца?
– Это грандиозное действо. Древний праздник степных индейцев. Священная церемония. Люди собираются вместе для того, чтобы принести себя в жертву.
– То есть как? Они убивают себя? – Глаза женщины вспыхнули. – В наше-то время?
– Нет, не убивают. Они танцуют, поют песни, произносят молитвы. Но, помимо этого, многие привязывают себя к священному столбу. Точнее сказать, не привязывают… Танцоры прокалывают свои груди, просовывают под кожу палочки и привязывают к этим палочкам ремни. Другой конец этих ремней прицеплен к верхушке шеста, вокруг которого им предстоит танцевать. Таким образом, ремни связывают танцоров со столбом. Малейшее движение приводит к тому, что продетые сквозь грудные мышцы палочки теребят рану и заставляют литься кровь. Во время танца участники не просто шевелятся, но отклоняются всем корпусом назад, насколько позволяют им ремни. При этом грудные мышцы оттягиваются ремнями неимоверно. Кажется, что они вот-вот лопнут. Я никогда не думал, что кожа на груди столь крепка, что может выдержать человеческий вес. Процедура очень болезненная. В конце концов они должны рывком освободиться от ремней. Случается, что человек сам не может освободиться, то ли он ослаб за время пляски, то ли кожа у него чересчур крепкая, одним словом, не получается у него. Тогда на спину ему прыгает кто-нибудь из друзей, и они уже двойным весом натягивают ремень. Тут уж никакая кожа не выдерживает.
– Всё небось кровью залито?
– Не так сильно, как ожидаешь, хотя грудь, конечно, у каждого в крови. Шрамы от Пляски Солнца остаются навсегда. Это уважаемые шрамы, их ни с чем не перепутать.
– Ничего себе праздничек.
– Да уж, это всем праздникам праздник, – согласился Лисицын. – На него не всегда попасть можно. Чаще всего такие пляски проходят подальше от посторонних глаз, но есть и такие, куда туристов допускают. Я попал именно на такую Пляску Солнца.
– Зрелищно, судя по твоим словам, – Лариса опустила веки, будто пытаясь представить картину только что услышанного.
– Ты любишь зрелища?
– К сожалению, люблю, – она внезапно помрачнела.
– Почему «к сожалению»? – Лисицын придвинул стул поближе к собеседнице. – Тебе кажется, что это неправильно? Что в этом постыдного?
– Постыдного ничего.
– Тогда в чём дело? Почему ты расстроилась?
– Потому что я слишком люблю зрелища. Я езжу по всему миру в поисках зрелищ, в поисках ощущений. И теперь я уже не справляюсь с этой жаждой. Я не могу утолить её. Мне мало, мне мало! Мне хочется больше и больше! Я хочу попасть в цирк Древнего Рима, чтобы увидеть там гладиаторские бои, увидеть кровь, услышать вопли многотысячной толпы…
Она схватила бутылку и сделала несколько больших глотков прямо из горла.
– Я знаю, что ты любишь такие вещи, – спокойно сказал Лисицын. – Я видел тебя на фотографии, которую сделали во время пожара в центре города. Ты там стоишь и смотришь, зачарованная огнём.
– После этого пожара мне подумалось, почему я не Нерон… И мне стало страшно, Серёжа, – она протянула к нему руки, – а сегодня…
– Успокойся, что с тобой? Что-нибудь стряслось? Ты чем-то огорчена, я вижу. Расскажи мне, в чём дело.
– Нет, я не могу, я не хочу… – она затряслась всем телом.
– Ладно, успокойся. Давай я уложу тебя спать.
– Я не желаю спать, я не усну. Расскажи что-нибудь ещё… Нет, лучше поцелуй меня… Нет, сперва отключи телефон. Не хочу никого слышать, ни с кем разговаривать… Теперь подойди ко мне. Поцелуй меня быстрее…
Прорвавшийся за окном снегопад бросался на стекло под завывание ветра. Краем глаза Лариса видела окно, и ей казалось, что снег вылепил на стекле очертания человека, похожего на Володю. Конечно, этого не могло быть, этого никак не могло быть, но Лариса задрожала ещё сильнее от пронзившего её ужаса.
Мир, всё из чего состоял мир, каждая его клеточка, любимая, благоухающая клеточка – всё надулось, наполнилось изнутри напряжением и вот-вот могло лопнуть, разбрызгав повсюду огонь и лёд. Мир пошёл кувырком. Требовалась немыслимая сила, чтобы удержать его, вернуть в нормальное положение, в нормальный ритм. В противном случае он грозил раздавить Ларису взвившимся молотом, который она не видела, но ощущала.
***
Было совсем рано, за окном висела тёмно-синяя утренняя тишина, когда Сергей выбрался из-под одеяла и направился к телефону, намереваясь позвонить Артёму. Но едва он надавил на кнопку, которую отключил накануне по просьбе Ларисы, раздался звонок. Он взял трубку, но не рискнул ответить, не зная заведённого в доме порядка и боясь поставить Ларису в неловкое положение мало ли как она преподносила себя другим.
– Ларис, телефон, – он поднёс трубку к ней.
– Алло? Да, Ритуля, – она говорила вяло, продолжая пребывать в состоянии дремоты. – Что? Я не понимаю тебя, повтори… Что там у тебя стряслось? Володя?.. Как ты сказала? Убит?..
Она скосила глаза на Сергея. Глаза были огромные, настороженные.
– Я скоро приеду к тебе… Ритка, ты меня слышишь? Телефон? Да, он выключен был, у меня гость ночевал…
Бросив трубку, Лариса села на кровати, согнув колени и положив на них голову.
– У моей сестры погиб муж.
– Тебе надо ехать туда?
– Она говорит, что сейчас не нужно, тело в морге. Но как же я оставлю её одну?
– Разумеется. Может, тебя подвезти?
Она взглянула на него, подумала с минуту и кивнула. Она выглядела усталой, но спокойной. Она ни о чём не сожалела. Единственное, почему она согласилась на предложение Сергея, была её «вольво» – лучше было не приезжать туда сразу на этой машине. Мало ли что.
– Будем собираться? – спросил Лисицын, натягивая трусы.
– Сначала выпьем кофе.
– Если только у тебя есть в зёрнах. Я растворимый не признаю.
– Есть у меня и в зёрнах, – вдохнула она и легла в постель.
Сергей присел рядом.
– Тебе дурно?
– Нет, – она едва заметно покачала головой.
Она скользнула рукой вниз по телу. Её тело выглядело изысканной мраморной статуей, в которую вдохнули жизнь. Всё в ней было словно выверенным до миллиметра, нигде ничего лишнего, ни единой складки, ни единого грамма. Ей не могло быть сорок лет, и она не могла быть человеком. Люди такими не бывают. Лисицын вздохнул, глядя на неё. Она слегка повернула голову, скосила на него глаза.
– Я понравилась тебе? – спросила она с отчаянием, неизвестно откуда пришедшим.
– Ты не можешь не понравиться, но ты не можешь и нравиться. Я смотрю на тебя сейчас, и понимаю, что сейчас ты мне нравишься. Как картина. Но я прикасаюсь к тебе, и ты перестаёшь быть картиной. Сейчас у меня замирает сердце и перехватывает дыхание, но когда я трогаю тебя, у меня встаёт член… Мне хочется любоваться тобой. По-моему, это может длиться вечность, никогда не наскучит. Но тебя нельзя трогать.
– Я так не могу, – тихо ответила Лариса, – я хочу ощупать руками всё, что мне нравится. Когда же я перестаю наслаждаться только глазами, я хочу всё это потрогать, затем мне хочется всё проглотить, сожрать, измельчить зубами и превратить в часть меня самой, чтобы не разлучаться с этой красотой… Я очень несчастна, Серёжа, я не умею наслаждаться жизнью, я не умею любить…
Мне было очень хорошо с тобой, но это никогда не повторится потому, что во второй раз мне будет этого уже мало…
Она раздвинула свои красивые ноги, словно дразня Лисицына, и он отвернулся.
– Может, мне лучше уйти?
– Ты обещал отвезти меня к Рите. Но больше ты ко мне не приходи.
Помолчав, она добавила:
– Если хочешь, я сделаю тебе ещё приятно… ртом… Но ты в меня не входи…
– Спасибо, давай лучше собираться…
– Прости меня, не обижайся, у меня что-то не в порядке с нервами, – она перекатилась на кровати и обняла его за талию.
– Я всё понимаю…
Любовь – это обмен прихотями
Борис Борисович Брусов умилённо покачал головой, разглядывая коньяк на свет, в то время как Артём Шаровик с любопытством смотрел на его лицо. Ему нравился этот добродушный старикан, млевший от всего изящного и производивший впечатление безобидного седовласого существа. Но он слышал, что Брусов был не так прост, как казался. О нём говорили, что он был вершиной одной из так называемых финансовых пирамид, которые с лёгкостью создавались и с такой же лёгкостью исчезали вместе с деньгами вкладчиков, чтобы возникнуть опять под новым именем и повторить всё заново. Однако Брусов никогда не возглавлял официально ни одну из тех пирамид. Он был пенсионером, жил в просторной квартире из трёх комнат, квартире, безусловно, изящной во всех отношениях, но вовсе не шикарной. Зато множество московских особняков, принадлежащих, как утверждали документы, самым разным организациям (в том числе и музеям), к которым Брусов не имел ни малейшего отношения, встречали Бориса Борисовича, как встречают только своего подлинного хозяина.
Артём осмотрелся.
В особняке, где собрались на приём блистательные гости, отныне должна была располагаться картинная галерея. Вдоль стен, покрытых лепниной и мозаикой девятнадцатого века, стояли обтянутые серой тканью стенды с громадными фотографиями, выполненными в чёрно-белых тонах. Яркие наряды собравшихся людей, густые краски на губах и глазах, сверкающие драгоценности, искрящиеся хрустальные бокалы – всё это сочно выделялось на фоне чёрно-белых фотографических форм.
Артём увидел Татьяну Расшуганову сразу. Рядом с ней находился Лисицын. Артём прекрасно знал, что Сергей всегда пользовался успехом у женщин, и потому немного ревновал Татьяну к Лисицыну. С каждым днём тлеющий в его сердце огонь обещал перерасти в пылкую влюблённость.
Татьяна давно уже стала частью сверкающего богемного мира, добилась той особой известности, когда имя не мелькает на страницах столичной хроники, но знакомо почти всем слоям светского общества. Изящная и поэтичная от природы, она любила роскошь и всё, что ей сопутствовало, жадно стремилась ко всему, что красиво и незаурядно. Будучи солисткой Большого театра, она привыкла к вниманию публики и направляла всё своё актёрское мастерство на то, чтобы нравиться. Она блистала умом, не переносила на дух глупцов и открыто высказывала им своё презрение, каков бы ни был их возраст и титул.
На этом приёме она появилась в сопровождении Николая Брусова, сына Бориса Борисовича. Николай изнывал той любовью к ней, которая мучает почти незаметно, но беспрестанно, вынуждая то и дело возвращаться мысленно к Тото (так она позволяла называть себя близким знакомым). На днях он сделал ей предложение, но она не ответила ему, обещав подумать неделю-другую. Она встречалась с Николаем регулярно и вела себя на людях так, как должна вести себя благопристойная невеста, однако в этот раз, едва войдя в двери, Татьяна выпорхнула из его рук и невесомо полетела сквозь толпу, обмениваясь приветствиями направо и налево, в конце концов остановившись перед Лисицыным, с которым не виделась более полугода.
– Тото, – он едва заметно потянулся к ней за поцелуем, – ты успеваешь бывать повсюду.
– Я соскучилась по тебе, – она прислонилась щекой к его щеке и чмокнула губами возле его уха.
– Ты стала целоваться, как истинная светская львица, – заметил Лисицын.
– В каком смысле?
– Ты целуешься, не целуясь. Просто приближаешь голову и чмокаешь воздух, как все они, – он повёл глазами по сторонам. Они подбегают друг к другу и начинают лопотать: «Дорогая, как я счастлива!» – «Ты очаровательна, душечка!» – «Ах, ну что за прелесть твои брильянтики!»
– Неужели я похожа на них? – она скромно сложила губки бантиком.
– Конечно, ты на них не похожа, Тото, ты гораздо…
– Гораздо что?
– Гораздо милее… Поверишь ли, но я помню вкус твоих губ… Настоящий вкус…
– Это было давно, Серёжа, – шепнула она. – Это было так давно, что этого, можно сказать, вовсе и не было…
За её спиной появился высокий мужчина. Это был Николай Брусов.
– Тото, я тебя потерял! – его голос звучал строго.
– Извини, что я сбежала, – она всплеснула руками и состроила невинное выражение. – Позволь представить тебе Сергея Лисицына.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Мы знакомы, – произнесли они в один голос и засмеялись.
В дальнем углу зала собралась небольшая толпа, все вслушивались в голос Бориса Борисовича. Между гостями ловко скользили девушки с круглыми подносами. Они были одеты в строгие чёрные костюмы, двигались плавно, никого не задевая, улыбчиво заглядывая каждому в глаза. Приблизившись, Лисицын увидел Артёма, и тот шагнул к нему.
– Сергей Владимирович, я видел, что вы разговаривали с Татьяной.
– Что с того? Ты ревнуешь?
– Я ревную, – кивнул Артём. – Кроме того, мне тоже надо с ней встретиться. Я ей деньги обещал.
– Что? – остановился Лисицын. – Какие деньги? О чём речь?
– Сергей Владимирович, ничего страшного. Поверьте, я лишь хотел проявить себя мужчиной… Позаботиться… знаете ли…
– Ну и как? Сколько ты пообещал ей?
– Три тысячи зелёных…
– Идиот, – Лисицын постучал Артёма по лбу. – На кой чёрт они ей сдались?
– Видите ли, у неё есть брат. Этот брат попал в неприятность.
– Что за неприятность?
– Этого я, Сергей Владимирович, знать не знаю. Но ей нужны деньги…
Лисицын поморщился. Два года назад Олег Расшуганов, брат Татьяны, действительно попал в крупную переделку, стал наркоманом. Сергей узнал об этом от самой Тани. Но всё осталось далеко в прошлом, Таня давно не вспоминала о брате, даже не упоминала его имени. Лисицын не интересовался его судьбой, но был уверен, что Олег, скорее всего, погиб каким-то образом, как часто случается с кончеными наркоманами… Оказывается, вовсе не погиб и снова влип в грязную историю…
– Она прямо так и сказала, что ей нужны деньги для брата? – не поверил Сергей словам Артёма.
– Нет, она даже и не говорила прямым текстом, что ей деньги нужны, – Артём почесал затылок. – Но я понял… Не дурак же я в самом деле. Я чувствую интонации… А она так сказала… Одним словом, я предложил ей денег, спросил, какая сумма ей нужна…
Лисицын хорошо знал Таню и усомнился в том, что она, гордая и самодостаточная, могла обратиться за деньгами к недавнему знакомому; и уж тем более не могла ни с того ни с сего поведать о страшных неприятностях своего брата. Это несколько насторожило Сергея.
– Значит, ей нужны деньги, и ты оказался в первых рядах, кто посулил ей помощь.
– Сергей Владимирович, вы поймите меня, она же такая…
– Ты уже дал ей что-нибудь?
– Я отдал ей две тысячи. У меня было отложено на кой-какую покупку. Третью тысячу я хотел у вас одолжить.
– Шиш тебе с маслом. Ты своих денег в глаза не увидишь, это во-первых. А во-вторых, её брата ты тем самым не спасёшь, а лишь отодвинешь его смерть ненадолго. Я не знаком с Олегом, но слышал о нём от Тото. Он превратился в полный нуль, а был отличным музыкантом. Ему бессмысленно помогать.
– Почему же?
– Он снова вляпается в историю, как только почувствует, что нож от его горла чуточку отодвинулся. Тото прекрасно это понимает. Впрочем, она сильно любит брата. Возможно, это её единственная искренняя любовь… Но я не намерен помогать в этом. Кроме того, я никогда не даю в долг. И тебе не советую.
– Почему вы говорите, что я не увижу этих денег? Вы намекаете на то, что она не слишком порядочна в этом отношении? – Артём расстроился и не пытался скрыть своих чувств. – Вы же сами рассказывали мне, что Татьяна – очаровательный человек.
– Очаровательный. Она очаровывает всех и вовсю пользуется своим очарованием. Все выстраиваются в очередь, чтобы иметь возможность проявить свою готовность служить ей. Но я люблю, чтобы отношения были честными.
– Но разве она…
– Нет, она тебя не подставит, не будет рассказывать о твоей наивности, может быть, даже наоборот. Но ты останешься с носом. Это у неё в крови. В своё время, когда она ещё училась в школе, кто-то одолжил ей на поездку купальник для репетиций. Она его взяла. Заметь, что она ничего не воровала, но по возвращении она его не вернула. Повсюду она утверждала, что ей его подарили. Шум был, но все скоро забыли об этой мелочной истории, Тото очень легко, без малейшего труда расположила к себе всех сомневавшихся в её честности своей обворожительной улыбкой.
– Вы тоже верите, что она может не вернуть что-то?
– Я знаю это. На себе испытал. Книги давал ей и деньги тоже, правда, небольшие суммы… Ерунда, конечно, но в голове остаётся, накапливается…
– Как же так? Она же… Я бы никогда не подумал…
– Я уверен, дружок, что она и сама не думает, что ворует, – успокаивающе похлопал Сергей по плечу своего друга. – Просто она искренне считает, что ей все приносят всё в качестве подарка. Наверное, она права в чём-то.
– В чём же? – совсем упавшим голосом спросил Артём.
– В том, что дураков надо доить. Если у мужиков отвисает челюсть при появлении этой девчонки, если они готовы усыпать её дорогу цветами, то почему она должна отказывать им в этой глупости. Она же никого не принуждает. А то, что с неё никто не потребовал ни разу ничего обратно, так это не её проблема.
– И как же мне теперь быть? Деньги-то я уже дал ей.
– Спросишь назад, как вы условились.
– А мы никак не условились.
– Ну и дурак.
– И всё же я обещал ей, я должен достать недостающую сумму, – стиснул кулаки Артём.
– Я тебе не дам, так что на меня не рассчитывай, благородный сэр рыцарь. Что же касается денег, то у неё есть такие приятели, которым ничего не стоит такой суммой задницу подтереть и не заметить отсутствия этих денег. Вон сейчас возле неё увивается сын Брусова, это не мелкая сошка, а птица с широким размахом крыльев. Почему ты думаешь, что она у него не возьмёт нужную сумму?
– Почему?
– Ей не интересно одалживаться у него. Ей нужны люди помельче, чтобы они ощущали себя, как ты, героями, настоящими мужчинами, чтобы отрывали эти деньги от сердца. Ей нужно, чтобы всё было по-настоящему, а не между прочим… А теперь пошли в машину, я тебя подброшу.
– Спасибо, Сергей Владимирович, я останусь тут ещё ненадолго.
Лисицын пожал плечами:
– Оставайся хоть до утра, но помни, что у нас завтра большая чистка у главного.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.