Текст книги "Голос бездны"

Часть третья. Паутина страстей

А ты милый, чернобровый, присунься блызенько!

Из старинной песни

Точка отсчёта

Виктор Кривошеин был высок, плотен, казался довольно приятным благодаря добродушному выражению, которому никогда не позволял сходить с лица при посторонних. Улица была исключением, так как её всегда заполняла толпа, то есть людская масса, бурлившая, согласно представлениям Кривошеина, за пределами его мира, следовательно, и за пределами круга, включавшего посторонние лица. Толпа всегда была для Виктора толпой, безымянной и безликой.

Он вышел из приземистого чёрного «шевроле» и повёл плечами. На лбу залегла пара морщин, не столько от возраста, сколько от привычки сводить брови во время размышления. Дела неотступно следовали за Кривошеиным, и напряженная мысль не переставала пульсировать в его голове ни на секунду. Он пошевелил губами, будто пережёвывая остатки пищи, потрогал гладко выбритый подбородок и машинально взглянул на часы. Остановился перед просторной витриной цветочного магазина. Кривошеину был нужен букет побольше, даже не букет, а целая корзина цветов. Он не испытывал любви ни к розам, ни к пионам, ни к полевым ромашкам, но он никогда не забывал купить букет, отправляясь на свидание. Цветы заменяли ему пышный павлиний хвост, который требовалось ритуально распушить перед избранницей, исполняя церемониальный танец ухаживания. Сегодня Кривошеин ехал к женщине, которой намеревался сделать предложение. Была ли это любовь? Вряд ли. Скорее, это следовало назвать хорошо продуманным деловым решением. Впрочем, его избранница не ждала от Виктора любви, она хотела материальной надёжности, а Кривошеин хотел исполнительной супруги, в меру умной и привлекательной. Они устраивали друг друга, и поняли это давно, оставалась формальность…

Выходя из магазина, он снова взглянул на часы, и в ту самую секунду на противоположной стороне улицы прогремел взрыв. Звук оказался настолько силён, что Кривошеин сразу оглох. В окружившей его ватной тишине он увидел словно нарисованные стрелы дыма и вертящиеся в воздухе обрывки металла, похожие на истерзанный картон. На фоне серого осеннего неба мягко кружился целый рой каких-то лёгких клочков, мелкими чёрными штрихами взвились ввысь болты и гайки.

Ударившая в лицо воздушная волна заставила Виктора закрыть голову руками и откинуться назад, в результате чего затылок его стукнулся о широкий косяк. Из-за спины пёстрой гирляндой высыпались цветы, и Виктор догадался, что позади него опрокинулся служащий магазина, кативший коляску с уложенными в неё букетами.

Над головой Виктора что-то шмякнулось, витрина ответила звонким шлепком, и Виктор понял, что слух вовсе не пропал, но сделался каким-то избирательным. Запрокинув лицо, Кривошеин увидел прилипшую к стеклу кисть человеческой руки, похожую на резиновую хирургическую перчатку, наполненную водой. Пальцы нелепо шевелились, словно силясь сжаться в кулак, но не сжались. Кровавые лохмотья на основании кисти взболтнулись, размазывая по воздуху жидкие красные нити. В следующее мгновение витрина мягко покрылась белой паутиной крупных трещин и начала рассыпаться.

«Как же медленно бежит время, – пульсировало в голове Виктора. – С какой силой должна была лететь эта рука, чтобы разбить толстое стекло? Или что-то ещё попало в витрину? А ведь красивая была витрина, ёлки-палки! И сколько же им тут убираться теперь придётся! Да о чём это я?..»

В ту же секунду мир пришёл в активное движение, зашумел, посыпался звонкими осколками, загудел вспыхнувшими языками пламени, наполнился испуганными криками, лязгом падающих железок. Виктор Кривошеин сжался в комок, откатываясь по асфальту от падавших сверху стеклянных крошек. Он раскрыл рот, чтобы выругаться, но смог выдавить из себя лишь неясное шипение.

Вдоль тротуара проскакало вниз по улице, высоко подпрыгивая, автомобильное колесо. Неподалёку от Виктора корчились пять фигур. Почему-то сразу запомнилось, что пострадавших прохожих было именно пять. Ближайшее к нему тело лежало в большой луже крови и едва заметно шевелило правой ногой. Кто-то протяжно стонал. Пассажиров взорвавшегося автомобиля не было видно, скорее всего, останки их тел раскидало по всей улице. Поднявшийся внезапно ветер пустился гонять вдоль стен клочья синтетической набивки из растерзанных сидений машины. Из-за угла высыпала толпа любопытных, все хватались за голову, в ужасе прикрывали глаза ладонями, но не расходились. Толкая собравшихся, к месту происшествия бежал какой-то военный, сверкая золотом пуговиц и тёмными стёклами очков. Откуда-то вылетела грязно-жёлтая собака и принялась безумно лаять на горящую машину, испуганно приседая и пятясь.

– С вами всё в порядке? – услышал Виктор женский голос над самым своим ухом и обернулся.

Перед ним стояла женщина в просторном белом платье. То есть сперва Виктор увидел ноги, стройные длинные ноги в белых чулках и в белых же остроносых туфельках, затем его взгляд скользнул по плескавшемуся вокруг этих ног подолу платья, и лишь потом он рывком поднял голову и увидел тяжёлую копну чёрных волос. Волосы густо шевелились на ветру и то и дело закрывали бледное женское лицо с горящими чёрными глазами.

– С вами всё в порядке? – повторила свой вопрос незнакомка.

– Да, да, конечно, всё отлично, – возбуждённо затараторил Виктор. Его глаза безумно вращались, левая щека подрагивала. – Надо признаться, что такие удачные дни выпадали на мою долю не слишком часто за мои сорок пять лет.

– Вы называете это удачей? – спросила женщина, сдерживая волнение и поглядывая на место взрыва.

– А то как же? – Виктор встал на четвереньки и увидел, что его серый плащ испачкался в луже.

– Ничего себе удача, – проговорила незнакомка, переводя взгляд с одного окровавленного тела на другое. По её лицу пробегали тени смешанных чувств.

– Ещё бы не удача! – Виктор выпрямился и замахал руками. – Вы только взгляните на меня, стою себе на обеих ногах, весь целёхонький. Разве это не удачный исход? Мне тоже могло бы что-нибудь оторвать, например ухо или палец, а то и глаза вышибить. Так ведь нет. Всё на месте. Ни единой царапинки. Представляете?

Незнакомка внимательно посмотрела на Виктора, как бы оценивая, вполне ли он в своём рассудке, и вновь обвела взором картину катастрофы. Купленный Кривошеиным пару дней назад «шевроле» понуро стоял неподалёку от взорванной машины, выставив на всеобщее обозрение исцарапанный борт и оконные каркасы с выбитыми стёклами.

– Пожалуй, вы правы, – сказала незнакомка и повернулась, чтобы уйти прочь.

– Послушайте! – закричал Виктор Кривошеин, отряхиваясь. – Послушайте, куда же вы? Как вас зовут? Позвольте я провожу вас! У меня машина…

– Благодарю, но если ваша машина это вон тот «шевроле», то полагаю, что вы не скоро сдвинете его с места. Кроме того, я сама за рулём. Ещё раз благодарю вас.

Со всех сторон доносились приближающиеся милицейские сирены.

– Подождите! – Кривошеин никак не мог придумать, что бы ещё сказать, чтобы задержать женщину. Он не хотел, чтобы она уходила. Он не мог оторвать глаз от её лица. – Я, кажется, немного не в себе… Не уходите… Я хочу подарить вам цветы… Ой, чёрт, все мои цветы погибли!

– Ваши цветы?

– Да… Собирался… на свидание. У меня была назначена встреча… Но теперь уж не до того. Послушайте, может, мы посидим где-нибудь? Выпьем кофе? Или хотите коньяка? – Он засуетился, как-то нелепо расставил ноги и руки, будто желая поймать незнакомку в невидимые сети.

– Вам надо домой, почиститься, – она по-прежнему посматривала через его плечо на место взрыва. – В таком виде вас просто никуда не пустят. Да и вообще после всего этого…

– Да, да… Но где я вас найду потом? Как же я отыщу вас? Как вас искать? Кто вы? Как вас звать? – Он нервничал, сам не понимая причины. В голове начинала пульсировать тупая боль. Его распирали сразу тысячи чувств.

– Если судьбе будет угодно, мы ещё встретимся, но думаю, что этого не случится, – она повернулась к нему спиной и бросила эту фразу через плечо, уходя быстрым шагом.

Виктор жадно шагнул к ней, но в глазах помутнело, он взмахнул руками. Улица перекосилась, поднялась стеной, ударила вздыбившимся асфальтом Кривошеина в лицо.

***

– Гражданин…

Виктор открыл глаза.

– Вот и славненько…

Перед ним сидела на корточках пухлая девушка в белом халате и с флаконом нашатыря в руках.

– Да он в порядке, – справа подошёл длинный парень, тоже в белом, – у него там крохотная царапина, я уже посмотрел.

– Вы потеряли сознание, у вас был шок, – пухленькая говорила медленно, чтобы Виктор усвоил её слова.

Виктор осмотрелся. Он полулежал, прислонившись спиной к стене дома. Его ноги перегораживали весь тротуар. На штанинах темнели подозрительные пятна.

– Вы можете встать? Хотите в больницу?

Он отрицательно покачал головой, и от этого движения его замутило.

– Я сняла с вас плащ, – сказала девушка и указала рукой куда-то в сторону, – он весь засыпан стеклом, его надо хорошенько вытрясти, но лучше выбросить…

– Ленка! Кончай трепаться, здесь помощь нужна!

Виктор остался сидеть один. В глазах плавали цветные круги. Вместо девушки над Кривошеиным нагнулся милиционер.

– Как вы себя чувствуете?

– Как будто проскакал на голове вдоль всей улицы.

– Это пройдёт. Вы ударились лицом при падении. Вы могли бы сообщить, что вы видели? Вы что-нибудь помните?

– Я помню оторванную руку. На ней болтались кровавые сопли…

Вечер встреч

Сергей Лисицын сидел в кресле, закрыв глаза и вслушиваясь в ровный гул двигателей самолёта. Перелёт был долгим и нудным, если учесть тот факт, что Сергей летел один, знакомиться ни с кем из попутчиков не пожелал и провёл весь путь в полном молчании, нарушая его лишь для того, чтобы попросить у стюардессы порцию виски, когда сбрасывал с себя дремоту.

В течение трёх месяцев он колесил по дорогам Америки, изнывая от летней жары и безостановочной болтовни двух американских коллег, взявшихся познакомить его с красотами и достопримечательностями их любимой родины. Его до основания вымотала их нарочитая бодрость, выраженная в неугасаемых резиновых улыбках и регулярных предложениях подкрепиться очередной сосиской и запить её холодной сладкой водой, которую в Америке почему-то принято называть ледяным чаем.

– Почему ты не улыбаешься, Сергей? – они не уставали повторять один и тот же вопрос каждый день. – Тебе не нравится Америка? Почему? Мы знаем, что у вас в России повсюду грязные дороги и никому не платят зарплату. Почему тебе не нравится Америка? У вас в России плохо. Много разбойников, много беспорядка.

– У нас беспорядка не больше, чем у вас. Просто у нас порядки разные. А что до бандитов, то и вы этим добром ничуть не обделены. Просто мы с вами чуток поменялись местами. Раньше у вас был Дикий Запад, теперь он у нас. У нас в каждом уважающем себя городе на центральных улицах непременно устраивают перестрелки. Любой крупный бизнесмен считает себя обязанным иметь телохранителей, даже если они ему не нужны. Это своего рода шик, признак принадлежности к определённому социальному классу…

Имя Сергея Лисицына было хорошо известно в России. Московский журнал «Плюфь» не сильно отличался от других глянцевых изданий, таких было много. Зато рубрика «Твёрдый знак» была уникальной, и сравнить её было не с чем. Второй год подряд на Лисицына была мода. Его всюду приглашали, он был не просто желанным гостем, многие считали лестным для себя пожать ему руку и постоять бок о бок с ним перед объективами фотокамер. В то же время имя Сергея Лисицына заставляло многих холодеть, ибо его «Твёрдый знак» был тем самым столбом позора, на котором никто из обывателей не пожелал бы увидеть своей фамилии.

Лисицына пригласили в США на проходивший в августе ежегодный симпозиум работников прессы. Американцы всегда любили заморские диковинки, будь то люди или музейные экспонаты. На них смотрели, о них много говорили, но к ним быстро теряли интерес, если диковинки обходили вниманием саму Америку, ибо больше всего на свете американцы любят свою страну, где нет, как им кажется, недостатка ни в чём. Они упиваются собственной самодостаточностью и не желают знать ничего о мире за пределами государственной границы. Когда же до них докатился-таки слушок о знаменитом русском журналисте, которого обожал и одновременно страшился весь высший свет России, коллеги из Лиги независимых репортёров не могли устоять перед соблазном встретиться с ним на своей территории. Сергей согласился.

Теперь он возвращался домой. Душистый, но нестерпимо жаркий воздух прерий остался далеко позади и представлялся Лисицыну пусть ярким, но всё же кратковременным сном. Россия властно тянула к себе.

Встретить Лисицына в Шереметьево приехал Артём Шаровик.

– Сергей Владимирович, я рад вас приветствовать! – почти закричал он, приветственно раскинув руки. Он был откровенно счастлив возвращению Сергея Лисицына.

– Здесь уже здорово похолодало, – Сергей поёжился, глядя на тёмную улицу.

– Начало ноября, скоро зима.

Они прошли на автомобильную стоянку.

– Багажом, я смотрю, вы не богаты, – сказал Артём. – Неужто ничем не соблазнились там?

Они сели в машину. Снаружи забарабанил мелкий дождь. Сергей сразу почувствовал себя дома. За стеклом лилась вода, бежала грязь, брызгалась слякотная неуютность, и от этого на душе стало как-то по-родному легко.

– Ну что там Америка? Хорошо?

– Ерунда, – искренне ответил Сергей.

– Неужто совсем никакое впечатление? – не поверил Артём.

– Во-первых, Америка – это страна тупиц. Всех, кто у них есть с мозгами, американцы купили за рубежом… Ты не отвлекайся, на дорогу посматривай. Во-вторых, Америка – это бескрайняя деревня, сплошные пустыни, фермы и автомобильные дороги. За три месяца, пока я там был, у меня сложилось твёрдое убеждение, что сущность Америки составляют дороги. Не будет дорог, не станет и Америки. Я имею в виду цивилизацию, а не дикую природу, конечно.

– Да бросьте вы, неужто там ничего нет, кроме дорог? А где же у них тогда кино снимают? Куда же все небоскрёбы подевались?

– Есть, дружок, и небоскрёбы, есть и навесные шоссе в три яруса, но их мало. В кино показывают в основном крупные города, такие как Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго, но они настолько же не Америка, насколько Москва – не Россия. Это островки нагромождённой цивилизации. Правда, в отличие от нас, таких островков у них много. В целом же Америка – страна одноэтажная, как очень метко заметили когда-то Ильф и Петров.

– Многим нравится там.

– О вкусах не спорят.

***

Второй день в Москве.

После обеда Сергей вышел из дома и сел за руль своего «жигулёнка».

– Ну, Зебра, покатаемся маленько? – погладил он руль автомобиля. – Застоялась ты без меня? А я по тебе соскучился, хочешь – верь, хочешь – не верь.

Сергей выехал из-под навеса, устроенного во дворе, на мокрую улицу и удовлетворённо вздохнул.

Сидя за рулём, он отдыхал. Так бывало не всегда. Временами Лисицыну не сиделось в автомобиле, мысли одолевали настолько, что он бросал Зебру и ехал городским транспортом, где духота, шум и общая сутолока создавали иногда обстановку, наиболее подходящую для успокоения. Но сидя за рулём сегодня, он приходил в себя, вживался в родную атмосферу. Всё казалось таким же, как до отъезда в Америку, но Лисицыну требовалось прочувствовать, убедиться, что в столице всё осталась на своих местах. Он разъезжал по городу без всякой цели, сворачивая наугад, иногда попадал в тупики или в тесные дворики, где и развернуться толком нельзя.

Он продолжал колесить…

Уже смеркалось, когда он нырнул в очередной неизвестный ему переулок.

В переулке стоял джип с раскрытыми дверьми. Проезжая мимо, Сергей увидел, как два здоровых парня выволакивали на улицу третьего, заломив ему руки. Было ещё достаточно светло, но лиц Лисицын не разглядел. Никто из троих не обратил внимание на проскочивший мимо «жигуль». Сергей свернул за угол и остановился. В животе похолодело, руки взмокли, но это был не страх. Это был Голос. И Голос заставил его нажать на тормоз.

Сергей крайне редко встревал в уличные разборки, хотя драться умел отменно. За его спиной лежали десять лет активных тренировок. Последние пять лет он не появлялся в зале, но память жила в каждой клетке тела. От случая к случаю он навещал старых товарищей по спортивной жизни и с большим удовольствием участвовал в спаррингах. Организм легко включался в боевой режим, руки и ноги работали автоматически, быстро выпадая вперёд, нанося удары, перенося вес тела с ноги на ногу, словно подвижную жидкую массу. Впрочем, с противником одной весовой категории и одного уровня, но регулярно тренирующимся, Сергею приходилось туго.

– Подзапустил ты себя, парень, – смеялись в таких случаях друзья. – Глядишь, так и жирком заплывёшь вскорости.

– Ваша правда, ребята…

Сергей редко ввязывался в уличные драки, можно сказать, что этого практически никогда не случалось. Но в этот раз всё его существо потребовало вмешаться в происходящее. Что происходило возле джипа, Лисицын не знал. Он не успел разглядеть ничего толком.

Выйдя из «жигулёнка», Сергей лёгкими шагами завернул за угол дома. Двое крепышей уже вытащили третьего, тоже крепкого, но явно не столь богатырского сложения, как нападавшие, парня из машины.

– Эй, братцы, что стряслось? – спросил Лисицын, приближаясь к ним быстро и беззвучно.

Крепыши не ожидали появления постороннего. От неожиданности они даже вздрогнули. Ближайший из них выпустил воротник жертвы, и в его руке тускло блеснул «Макаров». Сергей мысленно матернулся. Разборки – разборками, внутренний голос внутренним голосом, а ствол в руках человека с такой рожей не предвещал ничего хорошего.

– Чё тебе, чувак? – голос бандита был похож на рычание тигра.

– Вали отсюда, – рявкнул второй.

– Может, помощь нужна? – Сергей продолжал шагать вперёд. Он двигался быстро и уверенно, словно робот. Остановиться он не мог ни на секунду. Ещё три шага – и он будет у цели. Рука с пистолетом начала подниматься вверх.

– Не суйся не в своё… – крепыш вытянул руку перед собой. Он знал, что любой человек должен был остановиться как вкопанный, увидев направленный на него ствол. Его уверенность в этом была непоколебимой. Он не мог представить иного. Он даже не собирался стрелять, его палец лежал на спусковом крючке, но кисть была расслабленной. Бандит знал, что каждый нормальный человек отступит, когда на него направлено оружие.

Внезапный удар ногой полностью нарушил его равновесие. Ничего подобного он не ожидал, ни к чему подобному не был готов. Он не успел ничего заметить, не успел ничего понять. В его глазах застыло, как фотография, лицо Лисицына, выражение которого не изменилось, даже когда он подпрыгнул и махнул правой ногой снизу вверх и слева направо. Вложенная в это движение сила развернула бандита, рука с пистолетом рассекла холодный воздух, описывая широкую дугу, и размашисто саданула стоявшего сзади напарника по переносице. Пока бандит с покалеченным лицом падал навзничь, парня с пистолетом настиг второй удар. В этот раз он пришёлся между лопаток. Сделав перескок с ноги на ногу, Лисицын вложил в этот второй удар всю свою мощь. Секунду он держался на левой стопе и провожал взглядом из-под поднятой правой ноги отлетающую фигуру бандита, затем выпрямился, ощутив землю под обеими напряжёнными ступнями, и взглянул на жертву бандитского нападения.

– Как ты, приятель? – спросил Сергей, делая шаг в сторону поверженных врагов.

Жертвой оказался человек одних с Лисицыным лет. Он быстро встал на ноги, бросился к бандитам, опередив в этом Сергея, подхватил с асфальта «Макаров» и направил его на распластавшихся налётчиков.

– Сейчас мы их… – Сергей не успел произнести слово «скрутим», как раздались два выстрела.

Что бы там Лисицын ни думал делать, теперь это не имело значения. Незнакомец, только что бывший в роли жертвы, в одно мгновение превратился в несдерживаемого мстителя и дважды нажал на спусковой крючок. Тела дрыгнулись. Обе пули попали в головы.

– Бежим отсюда! – выкрикнул незнакомец и толкнул растерявшегося Лисицына в бок.

Сергей двинулся следом, на ходу соображая, что он, судя по всему, стал свидетелем, а то и соучастником убийства.

– У меня машина, – машинально сказал он.

– Лучше и быть не могло, – бросил незнакомец, не сбавляя шаг. Он вытащил из-за пояса подол рубашки и тщательно протёр им пистолет, после чего швырнул его через плечо к джипу. – Мне чертовски повезло, что вы проезжали мимо.

Они сели в «жигуль» и рванули прочь со всей возможной прытью.

– Что случилось? – спросил Сергей, немного придя в себя. – Вы их знаете? Чего они хотели?

– Я их не знаю, но они хотели меня пришить, – убеждённо ответил незнакомец, – иначе не притащили бы меня на эту глухую улицу.

Его лицо сделалось холодным и стало похоже на восковую маску.

– Как же вы так? – Сергей не нашёлся что сказать. – Надо было их связать, что ли… А вы сразу стрелять…

– Ничего не поделать, – услышал Лисицын в ответ. – У меня рефлекс. Я не умею раздумывать. Я бывший спортсмен, привык стрелять по движущейся мишени.

– Но ведь вы теперь…

– А кто видел? Кто знает? Кроме того, подумайте, куда бы мы их потащили? Эти парни не из карманников, вы же понимаете… Они работают на кого-то. Их бы вскоре выпустили, может быть, даже уже завтра. Они нашли бы не только меня, но и вас тоже. Не думаю, что такие гориллы обладают большим интеллектом, но запомнить номер автомашины и вычислить по нему владельца, то есть вас, они бы сумели.

– Оно, конечно, верно…

Выехав на Бульварное кольцо, Лисицын припарковался. По улице прогуливались люди, пылали огни рекламных вывесок, качалась туда-сюда гостеприимная дверь универмага.

– Это называется, я решил подышать воздухом московских улиц, – хмыкнул он.

– Забудьте обо всём, – спокойно сказал незнакомец.

Глядя на него, Сергей отметил про себя, что его попутчик обладал железными нервами. Его лицо оставалось бесстрастным, глаза смотрели прямо перед собой, руки, несколько минут назад пустившие в человеческие (пусть и бандитские) головы пули, спокойно лежали на коленях.

– Забудьте обо всём случившемся, – повторил попутчик. – Если со мной что-то произойдёт, я не упомяну о вас, не беспокойтесь. Я обязан вам жизнью.

Он открыл дверцу, быстро вышел и через несколько секунд растворился в толпе.

***

У тротуара стояла серая «вольво». Дверь водителя беззаботно распахнулась, и на проезжую часть выпорхнула женщина в короткой дублёнке. Тряхнув густыми чёрными волосами, она вытянула одну руку, прося проезжающую машину остановиться.

Сергей нажал на педаль тормоза, но проскочил на несколько метров дальше. Он увидел лишь затылок незнакомки, но у него сразу создалось ощущение, что женщина на редкость хороша собой. Объяснить свою уверенность Лисицын не смог бы никак, просто понял это. Подав машину задом, он дотянулся через соседнее сиденье до ручки и опустил стекло. Нагнувшаяся к окну женщина была роскошна. Охотничий нюх не обманул Сергея.

– Вас подбросить?

– Если не затруднит. Я буду крайне признательна, – она села рядом с ним.

– Вам куда?

– Барыковский переулок.

– Это тот, где Барыковская богадельня стояла? – попытался завязать разговор Сергей.

– Не знаю ничего про богадельню, а вот пивной бар там сейчас имеется на углу, – улыбнулась попутчица.

– А что у вас с машиной? – полюбопытствовал Сергей. – Зачем вы оставили её?

– Второй раз уже такое, – посетовала попутчица. – Позвоню в сервис из дома, как назло, я оставила дома мобильный телефон. Глохнет машина без всякого повода, менять надо.

– А моя Зебра бесперебойно пашет.

– Какая зебра?

– Эта самая, – Сергей ласково погладил панель управления, – я её Зеброй зову. Представляете, однажды пришлось поиграть в догонялки с одним знакомцем, в результате чего я оказался в кювете. А знакомец мой вдобавок из пистолета палить начал, крышу продырявил. Но Зебра моя живучая оказалась.

– Вы бандит, что ли? – засмеялась женщина.

– Боже упаси! Разве я смахиваю на бандита?

– Бандиты нынче разные. Есть и на вас похожие.

– Откуда вы знаете? – улыбнулся Сергей.

– Кино смотрю, – ответила она и тут же спросила: – Кто же вы, если не секрет?

– Журналист.

– И гоняетесь за вооружёнными преступниками? Они, должно быть, интервью не хотели давать вам?

– Вроде того.

– Для кого же вы пишете, журналист?

– Журнал «Плюфь» читали? Вот на них-то я и горбачусь. Рубрика «Твёрдый знак».

– Хотите сказать, что вы – Сергей Лисицын? – удивилась женщина.

– Он самый. А что вас так смущает? Вы представляли меня в чёрном смокинге и на белом лимузине?

– Вообще-то… Уж точно не на «жигулёнке», – она, похоже, смутилась. – Не поверю, что у вас не хватает средств на что-нибудь более солидное.

– Я люблю мой драндулет, – Сергей взглянул на попутчицу, – ну, теперь дело за вами. Как вас величать?

– Лариса.

– Будем знакомы, Лариса, – Лисицын протянул ей руку.

– Я думала, вы другой, – она энергично ответила на пожатие, – но не знаю, какой именно. Вообще-то я думала, что вас не существует в действительности.

– Почему же?

– Очень уж разные у вас темы, а иногда вы вообще противоречите сами себе. Вернее… Не знаю, как бы это… Одним словом, вы пишете так, будто у вас нет ничего своего, вы ничего не отстаиваете.

– Стопроцентное попадание, Лариса. Меня на самом деле нет, я на самом деле ничего не отстаиваю. Я человек бессовестный, потому как могу без малейшего сожаления поднять руку (фигурально, конечно, выражаясь) на самое святое. Для меня нет ничего святого.

– Тогда я не понимаю, как вы пишете, ведь что-то должно вами двигать.

– Заработок. Я должен зарабатывать себе на хлеб.

– Но ведь вы пишете искренне, от сердца, это чувствуется. Вы же не поддакиваете всяким политиканам и прочим там разным… Вы не скандалите. Вы высказываетесь всегда искренне, но запросто разрушаете иногда собственные идеи.

– Всякая идея ложна, поэтому её можно разрушить без особого труда. А разрушать – мой долг и мой стиль. Я занимаюсь тем, что сижу и жду, как охотник в засаде. Я ем, пью, травлю анекдоты с соседями, но всё время жду чего-то. Я не охочусь на какую-то жертву, у меня нет точной цели, поэтому моё попадание неизбежно. По мне, хороша любая дичь. Скандал в верхних эшелонах власти, бандитская разборка, эстрадная тусовка, да мало ли всего… Мне важен не конкретный человек, а идея человека, идея человека-животного, идея человека-полубога. Я охочусь за всеми.

– Горе всякому, кто попадётся вам на мушку? – ухмыльнулась Лариса.

– В каком-то смысле.

– И вам никого не жаль?

– Нет. Я никого не убиваю. А когда человек даёт основания для того, чтобы его выставили посмешищем, то это его вина, а не моя.

– Вы бы и меня смогли по косточкам разобрать? – обольстительно улыбнулась Лариса.

– Вполне. Вы представляете собой замечательный экземпляр. Женщина редкой красоты. От одного взгляда на вас начинает сосать под ложечкой. Оступись вы хоть на полшага, это будет отличный повод для ваших знакомых, чтобы начать мести языками. Я же не просто пользуюсь тем, что человек оступается. Я превращаю это в событие космического масштаба… А вот и ваш любимый Барыковский переулок. Кстати, у меня в этом переулке друзья живут – семья Коруковых. Знаете таких?

– Коруковы? Нет, не знаю. Всех знать невозможно, даже если они и очень хорошие люди… Может быть, хотите заглянуть на чашку кофе? – Лариса смотрела спокойно, без кокетства.

– Я обязательно воспользуюсь вашим предложением, но в другой раз. Дом я знаю…

– Квартира тридцать, – добавила Лариса, – пока можете пройти просто так и подкараулить меня под дверью, но скоро обещают установить у нас домофон.

– Ежели я приеду, это меня не остановит, – заверил Лисицын.

***

Виктор Кривошеин встретил Сергея в согнутом положении. Держась обеими рукам за поясницу, он сразу же вернулся к дивану и расположился на подушках.

– Тебя, как я погляжу, опять скрутило? – посочувствовал Лисицын.

– Глотаю таблетки горстями, – ответил Виктор.

– При чём тут таблетки? У тебя же радикулит.

– Наука не стоит на месте, таблетки и от этого дерьма помогают.

– Витя, дорогой мой, здоровье есть лучшее удобрение для счастья. Неужели ты пытаешься устроить своё счастье каким-то иным способом? Всё за денежками бегаешь? Шею не боишься свернуть? Она у тебя и без того непрочная.

– Кончай душу травить, – Виктор указал на стул, – присаживайся, в ногах правды нет.

– А в чём она есть? В заднице, что ли? И давно ты так лежишь?

– Третий день, – Кривошеин заскрипел всем телом.

– Когда-то многоуважаемый Карамзин сказал, что здоровье, столь малоуважаемое в юных летах, делается в зрелости истинным благом. Неужели ты ещё не почувствовал этого, Витюша? А ещё один очень неглупый человек сказал, что здоровье никогда не может потерять своей цены в глазах человека, потому что и в довольстве и в роскоши плохо жить без здоровья.

– Завязывай бряцать своей эрудицией, Лис. Ты похож на рыцаря, который громыхает золотыми доспехами. Ты лучше скажи, как твоя поездка? Насмотрелся на америкашек?

– Сыт ими по горло. Рассказывать ничего не буду, потому как ты сам Америку видел. Впрочем, мне удалось посмотреть то, о чём ты и думать не думал.

– Что ж такое я упустил? – Виктор с любопытством шевельнул бровями, и складки между ними сделались выразительными.

– Я попал на Пляску Солнца!

– Фестиваль, что ли? Не слышал о таком.

– Как-нибудь расскажу, когда к слову придётся. Это очень крутое действо. Барабаны, бубны, кровь… – Лисицын откинулся на спинку стула и увидел среди лежавших на столе журналов незнакомое название. – Что за журнальчики читаешь? Новое что-то запустили? «Город» какой-то. Что-нибудь типа «Столицы»?

– Да вот случайно глаз остановился на нём, название незнакомое, дай, думаю, полистаю.

– Ну и как? Столичные сплетни? – Сергей помусолил без малейшего интереса цветные страницы и бросил журнал на столик.

– Понимаешь, Сергей, я его купил случайно, но на самом деле не случайно, – Кривошеин задумался, подбирая слова.

– Поясни.

– Месяца два назад я был свидетелем террористического акта.

– Любопытно.

– На моих глазах взорвалась машина. Я выходил из цветочного магазина и находился в каких-нибудь десяти шагах от взрыва. Просто не представляю, как я остался жив. Но дело не в этом. Я ударился головой о стену и потерял сознание. Но до того, как у меня потемнело в глазах, я увидел женщину.

– Красивую?

– Не то слово. Шикарную. Настоящую женщину. Уж я всяких особей перевидал и перетрахал, но такую встретил впервые.

– Познакомился?

– Не успел.

– Значит, Витя, не держать тебе её в своих объятиях, – улыбнулся Сергей. – Не пойму лишь, каким боком тут журнал вписался?

– Самым обыкновенным. Посмотри-ка, там есть фотографии с репортажа о пожаре в центре Москвы. Много фотографий. Видишь?