Текст книги "Голос бездны"
Автор книги: Андрей Ветер
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
Оглядываясь назад, Рита не могла сказать с уверенностью, что при известии о гибели мужа она почувствовала себя раздавленной горем. Нет, она просто растерялась поначалу, затем испугалась. Она давно жила за его счёт, он был добытчиком, спокойным, но властным. Он знал, что для чего нужно, редко советовался с ней. Рита привыкла к такому образу жизни и никогда не задавалась вопросом, можно ли жить иначе. Вопрос возник сам собой, когда после поминок она осталась сидеть в доме одна. Денис ушёл, сказав, что ему нужно побыть наедине с собой, и Рита впервые задумалась, как ей жить теперь и могло ли всё сложиться иначе, если бы она когда-нибудь в прошлом вдруг захотела этого. Теперь, правда, это не имело значения. Всё сложилось так, как сложилось.
– Не могли бы вы вспомнить получше, – сел перед ней Кривошеин, неугомонно потирая руку о руку, – не могли бы вы, любезная Маргарита Львовна, припомнить, что было в тот вечер, когда Владимира… когда он погиб? Вы сами выходили на улицу, к подъезду?
– Я вышла, когда он уже умер. Там было много людей.
– Там не было портфеля? Может быть, он лежал подле него? Вдруг вы подняли его машинально и отнесли в дом?
– Не помню. Всё могло быть, но я не помню. Вы уж меня извините. А там что, на самом деле что-то очень важное? – виновато улыбнулась она.
– Ох! – не выдержал Кривошеин и вскрикнул, хватаясь за голову. – Там такое, что мы все… Видите нас? Мы пришли к вам за своим спасением, Маргарита Львовна. Нас в прямом смысле слова убьют за пропажу этих бумаг.
Он поднялся со стула, толкнул его нервно, и стул опрокинулся. Кривошеин вздрогнул и обернулся на звук. Его глаза помутнели, он пнул стул ногой, и изо рта его вырвалось некое подобие рычания.
– Успокойтесь, – Рита предостерегающе вытянула руки.
– К чёрту «успокойтесь»! – закричал он в ответ. – Что такое? Что происходит? За что это свалилось на мою голову?
– Виктор Степанович, – подступил к нему один из парней, предчувствуя, что Кривошеин мог вовсе потерять над собой контроль. Виктор отличался крайне неуравновешенным характером, а с того дня, как ему довелось увидеть взрыв автомобиля на улице, у него то и дело случались беспричинные приступы бешенства.
– Виктор Степанович, я прошу вас…
– Пошёл к дьяволу! Всех удавлю! Где чемодан? Ищите, скоты, ищите! Землю ройте! Стены ломайте! Ничего топтаться на месте, козлы тупые! За что деньги получаете, гады?!
Он раздвинул руками подступивших было к нему мужчин и бросился к ближайшему шкафу. Распахнув дверь, он вцепился в лежавшие внутри вещи и мощным движением вывалил всё на пол.
– Что вы делаете? – оторопела Рита.
– Молчать! Всем молчать! Всем искать! Убью! Заткните ей глотку!
Помощники Виктора стали неуверенно рыться в шкафах и заглядывать в выдвижные ящики столов. Один из мужчин надавил Рите на плечи, заставляя её сесть на стул.
Вдруг Виктор замер, уставившись на разбросанные по столу бумаги. Его рука потянулась вперёд и взяла несколько фотоснимков.
– Что это? – выдохнул он и тяжело бухнулся на стоявший рядом стул. – Откуда это?
Он растерянно оглянулся на Риту и показал ей фотоснимки.
– Кто это?
– Это моя сестра, – едва слышно прошептала она и опустила глаза. Признаться, что вместе с сестрой на фотографиях был запёчатлён и её сын, Рита не осмелилась.
– Ваша сестра?
– Да.
– То есть вы знаете её? Вы знакомы с этой женщиной?
– Да.
Кривошеин вдруг глупо засмеялся. В его голове что-то перевернулось, что-то растаяло и потекло горячими потоками в обратную сторону, ход мыслей мгновенно сменился. В одно мгновение позабыв о цели своего приезда, Виктор принялся разгребать бумаги на поверхности стола и подбирать все лежавшие там фотографии с Ларисой.
– Вы её знаете! Какое чудо! Вы просто не понимаете ничего, бормотал он, поглядывая на оторопевших своих спутников. – Не понимаете ничего. Что вы так тупо таращитесь на меня?
– Виктор Степанович, это имеет отношение…
– Отношение? Вы ничего не смыслите, идиоты! Это – моё спасение, моя жизнь!
Все промолчали, переглянувшись. Никто ничего не понял.
– Где она? – подошёл он к Рите. – Где ваша сестра?
– Лариса?
– Её зовут Лариса? – улыбнулся он. – Чудесно. Я нашёл её. Где она сейчас?
– Я не знаю…
– Где ваша сестра?! – заревел он бешеным голосом и стиснул Рите горло.
– Виктор Степанович, – бросился к нему один из сопровождавших, – разве эта женщина может помочь нам с документами? Зачем она вам?
– С документами? При чём тут документы?! Это совсем другое! Поехали! Спускайтесь вниз, я иду следом… Скажите мне немедленно, где ваша сестра? Она нужна мне…
– Я не знаю… Я думаю, что она могла поехать к нам на дачу… В Полущёково… Пожалуйста, отпустите меня…
Но Виктор уже сам разжал пальцы.
– Полущёково? Не может быть, чтобы Полущёково… Я прекрасно знаю, где находится Полущёково. У меня там дом. У меня там театр.
– Театр? – растерянно переспросила Рита.
В её голове всё смешалось. Она хотела разговаривать, чтобы разобраться хоть в чём-нибудь, но никак не могла совладать с собой.
– Мой театр! Прекрасный театр, замечательный театр… Там все наряжаются в портки и сарафаны. Я люблю экзотику…
– Ваш театр? В котором все наряжаются в сарафаны? – Рита проговорила это сильным и скорым шёпотом, выпучив глаза.
Она боялась пришедших людей. Она боялась их холодных глаз, сжатых губ. Она боялась сильных пальцев этого обезумевшего мужчины, который выдавал себя за сослуживца покойного мужа… Он не мог быть сослуживцем Володи, не мог! Или мог?.. Странно всё, непонятно… Теперь ещё театр в Полущёково.
Рита молитвенно сложила руки на груди:
– Объясните мне…
– Да, театр… Но как же могло случиться, что я не видел там никогда Ларису?.. Значит, она уехала в Полущёково…
– Пожалуйста, объясните мне толком… Я ничего не понимаю… Какие-то сначала документы, теперь Лариса… Как это всё… Зачем вы пришли в мой дом? Что за документы вы искали?
– К чертям собачьим документы! Они пропали! Я погиб! Но я спасусь через другое… Лариса, моя божественная… Как долго я мечтал о ней и не верил, что это возможно… Нам надо срочно ехать…
– Что вы хотите сделать с ними? – бросилась к нему Рита и вцепилась в его руку. Её губы и подбородок запрыгали.
– С кем? – обернулся к ней Кривошеин.
– С моим сыном и Ларисой…
– Мне дела нет до вашего сына. Мне нужна эта женщина… Лариса нужна… Какое чудное имя! Надо срочно ехать. Я не могу потерять её…
Театр разнузданности
Весь день Денис не знал, чем исправить мрачное настроение Ларисы. Она сидела в кресле-качалке, укутавшись в плед, и молчала.
– Чаю хочешь? – то и дело предлагал племянник.
– Отстань, я уже сто раз пила твой чай, – огрызалась женщина, и лицо её делалось грубым.
Ближе к обеденному часу Денис услышал на противоположном конце дачного посёлка громкие песни. Он сразу вспомнил о том, что где-то там располагался какой-то модный, как говорил ему отец, театр русского фольклора.
– Лара, может быть, пройдёмся туда? – мотнул он головой.
– Зачем? – мрачно отозвалась она из-под пледа.
– Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Там весело, шумно. Праздник какой-то.
Она хотела отказаться, но вдруг поняла, что мальчик был прав. Ей необходимо развеяться, ей необходимо выйти за пределы дома, который она уже начала воспринимать как тюрьму.
Она лениво поплелась за Денисом.
Дом, представший её взору, был огромен. Внутри располагалась просторная прихожая, а за ней – громадная горница. За столом сидел живописный мужичок с окладистой бородой и латал красную рубаху.
Мальчик вошёл в комнату первым. Бородач указал на стул возле себя:
– Присаживайся, молодняк.
Денис сел.
– У вас тут что, театр?
– В некотором роде театр. К празднику мы готовимся.
– Что же сейчас за праздник? – Денис мысленно пробежался по календарю. – Середина декабря. Никаких вроде праздников нет.
– У нас есть. У нас каждую неделю праздник, – серьёзно ответил мужик.
– Как же так? Просто воскресенье отмечаете?
– Не «воскресенье», а «неделю». Раньше на Руси именно так говорили. Неделя – это ведь день, когда не делают ничего. Понимаешь, молодняк? День неделания. В этот день отдыхали от работы, то есть вели себя праздно. Потому и говорят «праздник».
– Как же вы тут праздновать собираетесь?
– Как в старину. Ряженые всякие, пляски, хулиганства разные. Приходи, посмотришь. Ты здешний?
– Я с того конца улицы.
В двери появилась Лариса.
– Что тут у вас?
– Это моя тётя, – поторопился сказать Денис. – Мы приехали на несколько дней.
– Что тут у вас? – повторила свой вопрос Лариса.
– Коляду сегодня гулять будем, – весело сообщил мужик, улыбаясь сквозь лохматую бороду.
– Коляду?
– Ну да! – Мужик тряхнул бородой. – Как вас звать-то, гости?
– Лариса и Денис. У вас тут театр, что ли? – Лариса осмотрелась. – Костюмов полно.
– Навроде театра. Один добрый человек деньгами нам помогает. Он тутошний, Кривошеин Виктор Степанович, может, слыхали?
– Нет. И что ж у вас за театр такой?
– Праздники людям показываем и заставляем их участвовать. Просто так никому глазеть не позволяем. Наши праздники имеют особую цель. Мы стараемся растормошить людей. Но мало кто понимает, чем мы здесь занимаемся.
– И кто-то, вы говорите, даже поддерживает вас деньгами?
– Да, Кривошеин. Он любит иногда приезжать сюда с друзьями и просит нас позабавить их. Барин такой сегодняшний. Нам не жалко, мы всегда готовы. Мы просто развлекаем его, потому что он так хочет и платит за это. Он содержит весь этот театр, но появляется редко. У нас есть реальная возможность проводить здесь настоящие круговерти, как, например, сегодня.
– У вас есть зрители?
– Любители русской экзотики. На нас многие приезжают поглазеть, но веселимся мы всё же для себя. Зрителей, конечно, хватает, но мы их всех предупреждаем, что просто пялиться никому не позволим. Хотите с нами гулять, так будьте добры по полной программе, как мы. А мы колядуем на всю катушку, спуску не даём.
– То есть? – Лариса понемногу успокоилась, разговаривая с бородачом. Нервозность её, беспокойные воспоминания о недавних событиях отступили.
А мужичок с удовольствием рассказывал о своём театре:
– У нас придверные стоят, как в старину, чтобы не выпускать никого, пока не завершатся игрища. Другие выволакивают зрителей к месту действия. Так что увильнуть не получится.
– А чего увиливать-то? – не поняла Лариса. – Разве вы работать тут заставляете?
– Нет. Но кнутом по спине пройтись можем.
– Зачем? Мазохисты, что ли?
– Отнюдь нет.
– Тогда я не понимаю, – сказала Лариса, рассматривая висящие на стенах наряды.
Мужик оперся локтями о стол, чмокнул губами и стал неторопливо объяснять:
– Такие вот гулянья, игрища, так сказать, предназначаются для того, чтобы вызвать определённые эмоциональные переживания и физические ощущения. Так уж повелось издревле. Это же не просто веселье, тут много ритуального. Мы же не для денег устраиваем гулянья, мы по-настоящему. Те, которые приходят просто попялиться на нас, обязательно будут мешать, поэтому я заранее предупреждаю, что каждый может попасть в круг, каждого могут вытащить за руки, каждого могут отлупасить полотенцами за отказ принять участие в игре. Так что… Смысл коляд всегда заключался в том, чтобы заставить участников испытать неподдельный страх, стыд и даже физическую боль. Конечно, мы никому кровь не пускаем, никого не насилуем, мы же просто ряженые. Но в том-то и смысл – рядиться для того, чтобы создать атмосферу раскрепощённости, возбуждения, веселья.
– Вы, если я правильно поняла, сектанты, – сделала вывод Лариса.
– Никак нет, голубушка, – мужичок отрицательно покачал головой.
– Тогда зачем вам это?
– А зачем вам это? – мужичок дотронулся пальцем до золотой серьги в ухе Ларисы.
– В каком смысле «зачем»?
– Ну вы же не просто так нацепили эту безделушку.
– Во-первых, это не безделушка, а очень дорогая вещь, – Лариса сверкнула глазами.
– Дорогая? Чем же?
– Я заплатила за неё большие деньги.
– И всё? В этом вся её ценность? Тогда выбросьте её.
– Вы сошли с ума.
– Ничуть. Вы же можете потерять её? Ну, скажем, чисто теоретически?
– Допустим.
– Вот вы потеряли ваши серьги. Раз – и нет их, испарились, своровали их. Изменится ли ваша жизнь? Станете ли вы смотреть на мир иными глазами? Не думаю. Стало быть, ничегошеньки ваша побрякушка не содержит в себе. С вас могли содрать вдвое меньше или вдвое больше денег за неё, но ценность её от этого не уменьшилась бы и не увеличилась бы. Нужности нет в этой безделушке. А всякая ценность определяется нужностью.
– Пусть так, но при чём тут ваши коляды? – раздражённо спросила Лариса.
– Вы знаете, что такое инициация, что такое посвящение?
– Допустим.
– Коляда и есть инициация, только проходит она в форме неназойливой, не устрашающей, а забавной. Это очень важно.
– И кем же становятся ваши участники после посвящения?
– Собой. Становятся собой и остаются собой. Одним словом, будет желание, милости просим вечером на наш огонёк, – мужик запустил руку в бороду и почесал подбородок.
– Пошли, – Лариса обняла Дениса и вывела его на улицу.
– Мы придём к ним? – спросил он.
– Как хочешь, милый, – тихо ответила она, всматриваясь вперёд.
– Лара, ты боишься? Ты думаешь, что тебя найдут здесь? Прошу тебя, не бойся ничего. Я сумею тебя защитить! – Голос Дениса прозвучал, как звон металла. – Отец хранил здесь ружьё. Я убью всякого, кто посмеет обидеть тебя.
Лариса внимательно посмотрела на своего юного любовника, и губы её дрогнули, словно скрывая улыбку.
***
Лисицын подъехал к Полущёкову и сразу увидел «вольво». Знакомая машина стояла, не дотянув до посёлка сотни метров. Она была заметно припорошена снегом.
«Видно, опять что-то забарахлило, давно, похоже, стоит здесь», – решил Сергей, медленно проезжая мимо запорошённой снегом машины. Он находился в превосходном расположении духа, хотя физически ощущал себя гораздо хуже, чем ему хотелось бы. «Жигулёнок» укачал его, вновь подкралась отвратительная тошнота. Но Сергей успокаивал себя тем, что теперь уже добрался до цели.
Смеркалось. Впереди мерцали жёлтые сполохи.
– Что у них такое происходит? Неужто пожар? – забеспокоился Лисицын.
Но вместо пожара он увидел на противоположном конце улицы три громадных костра и пляшущих вокруг них людей. Помимо танцующих, стояло множество зрителей. За фигурами людей различались очертания нескольких автомобилей.
«Туристы, что ли, какие? – удивился Лисицын. – Что они позабыли в этой глуши?»
Он медленно проехал вдоль улицы ближе к кострам и остановил автомобиль. При его приближении люди стали быстро исчезать с улицы, словно утекая толпой внутрь просторного дома.
Сергей вышел наружу, оставив ключи в замке зажигания и не заперев дверь. Он намеревался лишь спросить, в каком из домов сейчас жил кто-либо, надеясь таким образом без труда вычислить, где затаилась Лариса. Но все, кого он только что видел, быстро исчезли за дверью. Он прошел между кострами и обратил внимание на то, что возле каждого из них было воткнуто в землю по длинной метле.
– Да это у них тут спектакль какой-то… Колдуют или гадают…
Он не успел предположить ничего больше, как в доме поднялся визг. Лисицын прошмыгнул внутрь, и в ту же секунду за его спиной лязгнул тяжёлый засов.
– А вот и покойничек подходящий!
На Сергея навалились со всех сторон, свалили с ног и ловко спеленали по рукам и ногам простынями.
– Вы что вытворяете, сволочи?
– Потерпи, красавчик, мы всех предупреждали, что праздник на широкую ногу поставлен, – кто-то жарко дышал в ухо Сергею.
– Вязать-то зачем? Разве я убегу?
Чьи-то руки ловко ослабили ремень на джинсах Лисицына и расстегнули «молнию».
– Какого хрена? Штаны-то зачем снимаете? – начал возмущаться Сергей, но ему в рот затолкнули толстый солёный огурец, и ему осталось только мычать.
– Покойнику полагается молчать, братец, – пояснил кто-то за спиной. – А штаны мы не снимаем, чуток приспустим только для забавы… Мазните-ка ему лоб и щёки мёдом.
Распоряжение было исполнено в считанные секунды. Поверх мёда налепили солому, лицо Лисицына исчезло.
Лёжа неподвижно на доске, он был не в силах что-либо предпринять. Его подняли и понесли из сеней в просторную и шумную горницу.
– А вот мы покойничка доставили, целовать-прощаться девок сейчас заставим! Выходи какая помоложе да понеопытнее! Мертвяк не жадный, что хошь пощупать даст, ничего для девки не пожалеет! Клянусь моей бородёнкой!
Поднялся жуткий визг.
Сквозь стебли соломы Сергей видел, что вдоль бревенчатых стен громадной горницы стояли длинные деревянные лавки, плотно заполненные зрителями. Виднелись и грубые табуреты, из которых состоял первый ряд, своего рода партер. Люди повскакивали со своих мест, смеясь и крича, причём шумели все искренне. Со всех сторон к зрителям метнулись причудливо разодетые фигуры. Одни из них были сильна размалёваны, другие прятали свои лица под масками. Ряженые принялись беспардонно хватать за руки молоденьких девушек и выволакивать их на открытое пространство.
– Подходи, налетай, расхватывай, красавицы, покуда разрешаем!
Сергей почувствовал, как в его расстёгнутые штаны проникла мягкая холодная ручонка. Она сопротивлялась, но чья-то более сильная рука заставляла девичью ладонь ощупывать мошонку Лисицына.
– Уж какой славный у нас покойнишек, ядно загляденье, приговаривал хрипловатый бас с театрально-деревенскими интонациями. – Няужто тябе, красуха, не по нраву евойное хозяйство? А ты всё ж ядно обзнакомься получше! Пошшупай яво, он у нас волшебный.
Отовсюду гремел дружный хохот. Краем глаза Сергей видел сквозь стебли соломы раскрасневшееся личико совсем молоденькой девушки. Одежда на ней была отнюдь не деревенская, а из какого-то очень дорогого столичного магазина. Впрочем, в доме было много людей, носивших модные костюмы. Исходя из этого, Лисицын сделал вывод, что публика собралась богатая; значит, и представление для неё устраивалось не обычное.
Сергей перевёл глаза на девушку. Она жмурилась от накатившего на неё стыда, но поделать ничего не могла, стиснутая с двух сторон ряжеными.
– Таперяча шмокни его губками!
– Нет, я не могу! Не могу! – верещала девушка, но крепкие руки склонили её голову и ткнули ртом в пах Лисицына.
Он почувствовал её сжатые губы. Когда она подняла голову, на глазах у неё дрожали слёзы.
– А ну, подавай сюды следушую! – гаркнул басок.
Вторая девушка сопротивлялась только для вида, она явно уже имела дело с мужчинами, несмотря на свою молодость, и потеребила предоставленные мужские органы не только без стеснения, но с каким-то даже вызовом.
– От да молодуха! Кряпка дявчушка и похотлива! Теперь цалуй покойнишика, поцалуй яво родимого! Вдуй в няво жисть, штоб стоял, ровно дуб!
– Вот и поцелую, а то думаете, что покраснею?
– А нам, весельчакам, думать не к месту!
Девушка улыбнулась, показала белые зубы, нагнулась, и Лисицын почувствовал на себе горячий рот, смело облизывающий его крайнюю плоть. Положение его было странным (не то шут на посмешище у зрителей, не то тренажёр для сексуальных уроков), но, невзирая на это, он не мог не откликнуться на ласку нежных женских губ.
– От бесстыжа тёлка! – захохотал хриплый бас. – Гляньте, люди добрые, як она яво раштерепонила! Волочите следушую! Ой, красотка, пошастливилось тябе, на готовенькое идёшь!
Но красотка явно не хотела идти на «готовенькое», так как это самое «готовенькое» торчало теперь вертикально на виду у всех, обмануть собравшихся и скрыть свой поцелуй было просто невозможно.
– Я не могу! – звонко кричала девушка. – Да прекратите вы в самом деле! Оставьте меня! Как вы можете! Я приехала с женихом, сейчас он вам устроит!
Но жених никак не реагировал на такое беспардонное отношение к своей невесте. Она либо выдумала его, либо он уже целиком втянулся в веселье и не считал целование «покойника» оскорбительным занятием.
Из дальнего угла затараторили наперебой два голоса, приправленные звуками двух деревянных трещоток:
Как-то помер мой Максим,
Горе-горем, но хёр с ним.
Положили его в гроб,
Крышкой закрывали,
Хёром забивали.
Стали было хоронить,
А у Максима хёр стоить!
Жил-был, шевелил,
Померев, не прекратил!
Нехитрым куплетам вторил оглушительный топот ног – кто-то яростно приплясывал, бойко колотя пятками по полу.
Сергея пощупали и поцеловали ещё две девицы, и эрекция его сделалась полной.
– Довольно с него, он уже совсем ожил. Распустите узлы, пусть на ноги встанет, – услышал Лисицын распоряжение сзади, и связывавшие его простыни ослабли.
Он вытащил из рта уже изрядно надоевший солёный огурец и сплюнул накопившуюся слюну.
– Ну, весельчаки, спасибо за ласковый приём, – пробормотал он.
– Ты ещё скажи, что не сладко было, – приблизилась к нему красная картонная маска, оклеенная длинным конским волосом. – Глянь, как у тебя дуля торчит!
Сергей устроился на корточках в углу, дожидаясь, когда можно будет застегнуть джинсы и принять нормальное положение. Лицо его по-прежнему было облеплено мёдом и прилипшей к нему соломой.
Со стороны сеней пронзительно заиграла деревенская гармонь.
– Теперича на повинную сюда самых раскрасавиц!
Возле стола остановился мужик с глиняным горшком на голове, надетом будто шапка.
– Ты, баба, гулялась-ибалась?
– Ясное дело, приходилось, – ответила женщина, улыбаясь немного смущённо, – небось не малолетка я.
– Отвечай на вопрос, болтунья-потаскунья, – хлестнули её по юбке соломенными плётками, – гулялась-ибалась?
– Да, гуляла, – кивнула гостья, всё ещё улыбаясь.
– Слова отвечай, дура! Гулялась-ибалась? – Мужик снова стегнул её соломенной плетью по юбке, и удар, судя по звуку, был не из лёгких.
– Гулялась и… е… балась, – потухшим голосом ответила женщина. Глаза её затравленно шныряли из стороны в сторону, всячески стараясь избежать встречи с чьим-либо взглядом.
– Ступай дале веселись, телесами потрясись, – мужик с горшком на голове громко поцеловал растерявшуюся женщину в щёку и провёл ладонью по её юбке. – Руку кто засунет, с тебя не убудет.
– Хулиганство какое-то в самом деле, – бормотала освобождённая гостья.
– Других смотреть-слушать забавно? – захохотал кто-то из ряженых. – Над другими потешаешься, а сама стесняешься?
На какое-то время Сергей будто впал в забытьё, полностью выбросив из головы причину, по которой приехал сюда. Его окружал не поддающийся описанию разгул, перешагнувший за все рамки приличия, но не превратившийся в разнузданное буйство и оставшийся задорным действом. Здесь присутствовало множество людей, приехавших, судя по всему, просто поглазеть на этот спектакль. Сергей ни на секунду не сомневался в этом. Слишком откровенно они удивлялись всему происходящему, выказывали искреннюю весёлость и смущение, вытягивали шеи, чтобы разглядеть что-то, и втягивали головы, чтобы не попасть на глаза ряженым и не быть вытащенными в центр.
– А ну выходи, кто хочет про любовь свои спеть, девкой али парнем прихвастнуть, кто лежал в яме и торкался хулями! – Вдоль лавок расхаживала старушонка, и голос её звучал задорно, здоровенная клюка с привязанными к верхнему концу бубенцами и парой новеньких лаптей бойко постукивала о дощатый пол. – Выходи, не стыдись, с нами вместе порезвись. Рот и жопа – две дырки общего тела, для одного дела. Срамота – не срамота, коли глаза чистые.
Лисицына удивляло, что весь разыгрывавшийся спектакль давно перешёл за грань спектакля, все присутствовавшие сделались его участниками, хотели они этого или нет, хотя большинство из них не понимало сути происходящего. Никто из организаторов ничего не пояснял, не втолковывал, а просто вовлекал в непонятные игрища гостей, сокрушая их скованность наглыми выходками, распуская узлы их закомплексованности. Если для этого требовались матерные слова, эти слова вырывались наружу без колебания. Если для этого нужно было задрать женскую юбку и спустить трусы, хозяева шли на это, не раздумывая ни секунды.
– Хитры, черти, ох хитры, – улыбнулся Сергей, осматриваясь.
На него давно уже никто не обращал внимания, кроме той девушки, которая трогала его второй по счёту и столь бесцеремонно поработала языком над его крайней плотью.
И тут Лисицын окончательно пришёл в себя.
– Мужики, – рявкнул бородач с горшком на голове и поднял руку с соломенной плёткой, – дайте-ка мне вот ту проблядушку!
Его рука указывала на Ларису Губанову. Сергей поднялся на ноги и застегнул ремень. Лариса огляделась, неуверенно улыбаясь и обмениваясь взглядом с сидевшим рядом Денисом. Зрители со второго ряда нетерпеливо подталкивали её в спину, со всех сторон дудели рожки и звенели бубенцы.
– Я должна выйти к вам? – спросила Лариса.
– Сюда, сюда выходи, – закивал человек с горшком. – А ну признавайся мне, любишь ли ты рожу свою?
При этих словах Денис вскочил и закричал:
– У неё лицо, а не рожа, дурак! У неё лучшее лицо на свете!
Дениса мгновенно вернули на место взвившиеся отовсюду руки.
– Любишь ли ты рожу свою, гулящая? – повторил вопрос мужичок.
– Люблю.
– Оно и понятно, красивая рожа. А теперь признавайся мне, с этим крикунком ты гулялась-ибалась?
Сердце Ларисы бешено заколотилось в груди. В одно мгновение её охватило нестерпимое желание выставить себя напоказ, закричать во всё горло, что этот «молодой крикунок» был ей не просто любовником, но и родным племянником. Ей захотелось сбросить с себя одежду и заняться с ним любовью на столе, чтобы их совокупление стало всеобщим достоянием, чтобы со всех сторон понеслись возгласы одобрения. Никогда прежде у неё не возникало желания выставлять себя напоказ, она не могла понять, что двигало эксгибиционистами, но сейчас ей безумно захотелось, чтобы незнакомые ей люди увидели её раздвинутые ноги и входящего в её лоно Дениса. От накатившего чувства у неё закружилась голова.
«Я схожу с ума!» – пронеслось у неё в голове.
На секунду её ум сделался ясным, как солнечное летнее утро. Она увидела себя со стороны, отчётливо разглядела последние свои безумные шаги, словно написанные кровавыми иероглифами на снегу.
– Говори слова! – вывел её из оцепенения голос и звонкий удар соломенной плётки по ногам. – Гулялась-ибалась?
Лариса зажмурилась и громко произнесла всё, что от неё требовалось, и прислушалась к себе. По телу разлилось тепло. Она открыла глаза и увидела смотревшего на неё Дениса, его щёки пылали огнём.
«Почему ему стыдно за эти мои слова? Быть со мной не стыдился, а назвать всё своими именами не хочет, краснеет. Странные мы все люди, странные, дурные, необъяснимые. Может быть, ничего не случилось бы со мной, если бы можно было не бояться всегда говорить то, что на душе, если бы не скрывать сокровенного, если бы не страшиться, что за проявление любви сгноят за решёткой. Ведь я люблю этого мальчишку, люблю до головной боли, но не имею законного права любить его. Что за уродливый мир создали люди? Что будет со всеми нами, если мы не будем такими, как собравшиеся в этой странной избушке?»
– В рот брала? Ярилу сосала? – Вопрос заставил её посмотреть на мужичонку.
– Брала и сосала, – кивнула Лариса.
– Пенку глотала?
– Глотала.
– О любви говорила?
– Говорила.
– Молодец, баба, не зазряшная у тебя красота! – похвалил мужичок и потрепал Ларису по затылку, с удовольствием рассыпая её чёрные волосы.
– А теперь, гости дорогие, поднимайтесь на ноги, – влетели в помещение две приземистые фигуры в натянутых поверх голов мешках с дырками для глаз и нарисованными громадными улыбающимися ртами, – поднимайтесь и брысь на улицу пляски плясать! Не то вениками зашибём!
Каждый с грохотом поставил на пол по кадке с крутым кипятком и выхватил оттуда по два распаренных берёзовых веника.
– Берегись!
Они принялись носиться по горнице, нахлёстывая направо и налево, разбрызгивая ароматные обжигающие капли, нанося удары по плечам и спинам всех без разбора. В избе поднялся страшный визг и смех, сопровождаемый непечатными прибаутками ряженых.
Сергей выскользнул из дома вслед за Ларисой и схватил её за локоть.
– Лара! Остановись!
Она обернулась. На лице выразилось удивление, затем – паника.
– А вот и я, – Лисицын торопливо срывал с лица солому.
Лариса бледнела на глазах.
– Что тебе надо? – Она сорвалась с места и пустилась бегом сквозь шумную толпу.
Следом за ней помчался ничего не понимающий Денис.
– Лара! – кричал он.
– Скорее, бежим, Дэн! Этот человек преследует меня!
Сергей припустил за ними, но его тут же сбили с ног ряженые с вениками.
– Ха-ха-ха!
– Заплетайтесь в хоровод! – голосил кто-то издалека.
Сергей поднялся на ноги, потирая плечо. Посмотрев мрачно на ряженых, он погрозил им пальцем без намёка на шутку и сказал:
– Всё, мужики, игрушки закончились, если кто подойдёт ко мне, башку отверну.
– Какого рожна вы сюда приезжаете, больные такие? – крикнул ему вслед один из ряженых. – Торчали бы в своей Москве!
Сергей пропустил мимо ушей их слова, выискивая глазами Ларису и Дениса.
***
Виктор Кривошеин выпрыгнул из машины и остановился. Его сердце учащённо стучало в груди, просясь выпрыгнуть наружу. Виктор зажмурился, пытаясь удержать свои чувства. Он сгорал от нетерпения увидеть Ларису. Больше его ничто не интересовало. Деревенская улица перед ним кишела шумным людом, чуть подальше пылал большой костёр, пела гармонь, гремели свирели, рожки, дудочки.
– Это и есть тот самый театр, на который вы деньги даёте, Виктор Степанович? – спросил водитель, оглядываясь.
– Он самый, только нам сейчас не театр нужен, – Кривошеин медленно двинулся вперёд, вертя головой туда-сюда. – Где же она? Ох, совсем некстати здесь эти гулянья…
Где-то среди этих людей могла находиться Лариса, и от понимания этого Виктор дрожал. Неужели его мечта сбывалась? Неужели судьба хотела, чтобы он всё-таки повстречал эту пленительную красоту и познал её?
Виктор остановился. Прямо на него бежала Лариса в сопровождении рослого мальчугана. Она то и дело оглядывалась, явно убегая от кого-то.
– Наконец-то! – выкрикнул Кривошеин.
Лариса оступилась и упала ему на руки. Виктор стиснул зубы радикулит ещё напоминал о себе.
– Теперь я вас так просто не выпущу! – проговорил он в самое лицо женщины и увидел перед собой её наполненные ужасом глаза.
– Прошу вас, – выпалила она, поднимаясь. – Что вам надо? Кто вы?
Виктор прижал её руки к своим губам.
– Ангел мой! – прошептал он.
Лариса не понимала ровным счётом ничего. Этот высокий мужчина не был знаком ей, но он, судя по всему, знал её. И не просто знал, а целовал ей руки.
– Вы чего-то опасаетесь? – спросил он мягко.
– За нами гонится какой-то человек! – крикнул Денис, указывая рукой в толпу. – Помогите нам, пожалуйста.
– Не бойтесь ничего, – спокойно сказал Кривошеин, – я не дам вас в обиду.
Он повернулся к трём сопровождавшим его крепким парням.
– Ребята…
Он не успел продолжить, как из пляшущей людской массы вынырнул Сергей Лисицын.
– Серёга, откуда ты здесь? – удивился Кривошеин и сразу же перевёл влюблённые глаза на Ларису.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.