Текст книги "Неизвестный Александр Беляев"

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Концерт М. А. Михайловой»

М.А. Михайлова – Каролина (Д. Чимароза «Тайный брак»), 1895(?). Фото из коллекции В.Н. Лапина.

Только скрипки и вино от времени становятся лучше. Эту истину, с печалью приходилось констатировать на концерте М.А. Михайловой. И тем с большей печалью, что голос г-жи Михайловой исключительной красоты. В среднем регистре она еще чарует. Многолетний опыт дает ей возможность справляться и с нотами верхнего регистра, но какою ценой. Это техническое «хождение по туго натянутой проволоке» значительно отнимает непосредственное наслаждение пением артистки. Невольно шевелится опасение, что голос «сорвется».

М.А. Михайлова – Людмила (М. Глинка «Руслан и Людмила»). Фото из коллекции В.Н. Лапина

И только в таких простых для исполнения вещах, как Глинкинский «Не щебече соловейко» артистка заставляет забыть о всех печальных истинах и с наслаждением отдаваться во власть ее чарующего голоса.

В лучах ее известного имени крепнут молодые артистические силы. В прошлом концерте принимали участие молодой скрипач г-н. А. С. Миллер, пианист г-н Волынский.

Г-н Миллер обещающий скрипач. Уже теперь он обладает более серьезной техникой, чем едва ли по заслугам превознесенный в Смоленске г-н Эрденко. Вместе с техникой г. Миллер соединяет и глубину, искренность переживания.

Полное недоумение возбуждает репертуар артиста. Соединимы ли возможность тонко чувствовать, глубоко переживать и удовлетворяться банальнейшими композиторами. Или г. Миллер в звук больше влюблен, чем в мелодию? Если выбор репертуара его вкус, это дурной вкус, не делающий чести артисту, если это «приспособление» ко вкусам провинциальной публики, это, в лучшем случае, заблуждение. (В худшем – потакание дурным вкусам во имя дешевого успеха).

Не дурна техника и у другого молодого артиста, пианиста Я. Волынскогo.

Но только зачем он играет Шопена? Зачем переводит на язык прозы лирические стихотворения? Разве Шопен имеет этот «деловитый», грубоватый слишком определенный характер? Подлинный язык Шопена – это трепетные прикосновенья и недосказанные слова. Его мелодия соткана из тоски о безвозвратном и мечты о невозможном.

Господа пианисты! (имею в виду всех, а не одного г. Волынского), если вы веселы и молоды, пускайте фейерверки вместе с Листом, смейтесь с Гайдном и Моцартом, но не играйте Шопена!

Шопен не для тех, кто доволен «собой, своим соседом и женой».

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 91 (24.4). – С. 2

А. Беляев (подп. Б.) «Девушка за стеной»
Сцены из А.Серафимовича

С обычным художественным, и на этот раз материальным успехом прошел вчера спектакль коршевцев. Хороша была «идеал-кухарка» г-жа Блюменталь-Тамарина.

Г-жа Валуева нарисовала красивый образ сильной, цельной, непосредственной Стеши.

Не удовлетворил элегантный дворник (г-н Бестужев) с его элегантной вязанкой дров. Адвокат (г-н Торский) слишком штампованный, но это, пожалуй, больше от автора.

Пьеса – разговоры на душеспасительную тему, о том, что «и прислуга – человек».

Скучно, как все душеспасительное.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 101. – 5.05

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Концерт Серебрякова»

Концерт большого артиста, имя которого известно на всю Россию и даже за пределами ее. Это должно быть большой радостью для провинции.

Увы, радость, часто, приходит поздно, когда она почти перестает быть радостью.

Г. Серебряков уже не обладает былой мощью своего голоса. Однако, его многолетний опыт и высоко развитый художественный вкус заставляют временами забывать о всесокрушающем времени.

Симпатичное контральто г-жи Носиловой, очень мягкого тембра, с чистым, открытым звуком, хотя и не очень большим диапазоном.

Г-жа Кочановская кроме хороших голосовых средств, обладает артистическим темпераментом, который является, разумеется, большим плюсом, но который надо несколько «выровнять». Задача трудная. «Обузданный» темперамент почти перестает быть «артистическим огнем» горячего, непосредственного чувства. Если же темперамент преобладает над артистом тоже худо, от этого может несколько страдать художественная цельность, что моментами и замечались в исполнении г-жи Kочановской, в некоторых ускорениях темпа. И все-таки, в искусстве лучше это «неровность» чувства, чем размеренность холодного расчета. Тем более, что рано, или поздно, само время «выровняет» темперамент больше, чем следует.

Г-жа Вилькорейская-Носкова обладает техникой, вкусом и элегической душой. По крайней мере, такие вещи как «Жаворонок» удаются ей лучше, чем Лист, хотя, по-видимому, ее симпатии больше склоняются к пьесам в духе этого композитора.

_________

В субботу и воскресенье, в театре Лопатинского уезда предстоят интересные гастроли артистов Императорск[ого] Москов[ского] Малого театра. Будут поставлены пьесы: «Волки и Овцы» Островского и Ассамблея Гнедича, с Падариным в заглавной роли Петра Великого.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913, № 113. – (23.05). – С. 2

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Лес»

Несчастливцев: «…у меня тоже душа широкая!»

Н.К. Яковлев – Счастливцев и Н.М. Падарин – Несчастливцев, Новый театр, 1898

Действительно ли широка душа у Несчастливцева? До сих пор мы не сомневались в этом.

Счастливцев и Несчастливцев – два антипода. Первый – ничтожество, человек с прожженной душой, «отца за полтинник продаст», словом, «из актеров самый каторжный».

Иное дело Несчастливцев. Правда, он не чужд «театральничанья», поза «проела» его до мозга костей, но душа у него, действительно, широкая.

Так представляли мы Несчастливцева.

Но не переоценивали ль мы этого трагика? Разве он не плоть от плоти Аркашки? Разве не одно и то же театральное болото вскормило их обоих.

Откуда Несчастливцеву набраться истинной высоты духа? Не есть ли все его величие лишь отблеск мишурной славы Велизариев? Не поза ли вся его «трагичность?».

Эти вопросы ставят г. Падарин своим исполнением Несчастливцева. «Душа у меня тоже широкая, а денег тебе, все-таки не дам!»

Эти слова можно поставить исходным пунктом в исполнении г. Падариным роли Несчастливцева. «Душа у тоже широкая» – это только слова. «А денег я тебе, все-таки не дам!» Это уже реальное поведение. Где же настоящий Несчастливцев?

«По делам их узнаете их!»

Даже тогда, когда Несчастливцев действительно, дает, он это делает с эффектом. И дает он не потому ли, что есть зрители его благородного поступка, что он увлекся ролью добродетельного человека с «широкой душой». Не больше ли здесь позы, чем искреннего порыва?

Так иронизирует г. Падарин над «широкой душой» Несчастливцева.

Был один момент в исполнении, когда г. Падарин одним штрихом, до основания, мог nepeвepнуть наше представление о Несчастливцеве.

Это когда Аркашка начинает рисовать пред Геннадием Демьянычем заманчивые картины кутежей на деньги так «нелепо», в «порыве великодушия» отданные Гурмыжской.

Г. Падарин – Несчастливцев только немного дает прорваться чувству позднего сожаления, тотчас подавляет его и, с негодованием (почти искренним) гонит от себя сатану-искусителя, Аркашку.

Этим моментом решался весь образ Несчастливцева. Прояви Несчастливцев хоть немного больше раскаянья, и его «широкая душа» разлетелась бы в прах. Пред вами было бы такое же «отребье человечества», такой же «прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы» актер, как и Аркашка. Даже хуже. Аркашка «стяжал» библиотеку и гордится этим, а Несчастливцев прикрывает свое ничтожество тогой величия.

Артист не сделал последнего шага. Но и без этого его Несчастливцев обладает широкой душой больше на словах.

Такое толкование роли имеет много основание, если видеть в Hесчастливцеве большинство трагиков того времени.

Провинциальные трагики, разумеется, больше внешне подражало «широкой душе» трагических «столпов», считая ее неотъемлемым качеством своего «высокого» амплуа, также, как «подражали» и эффектными «вышибаниями» в окно «под занавес» несчастных Аркашек.

Но весь вопрос в том, отражает ли Несчастливцев «собирательный тип» трагиков «под Рыбакова», или «самого» Хрисанфа Рыбакова?

Роль дает много оснований к первому предположению. «Боже, как я сыграл!» «Ты говорит, да я говорит, умрем, говорит!» В этом много мелкого самохвальства театрального ничтожества.

Но вместе с тем, известно, что Островский, эту роль рисовал с одного из трагических «столпов», который, действительно, имел широкую душу и отдавал нуждающемуся младшему собрату последнюю копейку. Хотя бы во имя заслуги этих «столпов», следовало бы г. Падарину в роли Несчастливцева, чаще показывать лицо «самого» Хрисанфа Рыбакова. В Несчастливцеве слились типы всех трагиков старого театра, от истинно-великого Рыбакова, до провинциального самохвала… И чтобы тип был воспроизведен во всей полноте, артисту не следовало слишком подчеркивать «позу» в ущерб «широкой душе». Нам кажется, г. Падарин был несколько повинен в этом.

Остальные исполнители бережно несли славные, старые традиции театра. Одна мелочь мимо которой не хочется пройти: у Аксюши очень изящная кофточка, очень милая прическа, но… из «Леса» ли это Островского?

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 123. – (6.6). – С.2.

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Последняя жертва»

Фото Елены Александровны Полевицкой (1881–1973)

Талантливый русский актер недолюбливает техники, всецело полагаясь на пресловутое «нутро».

Обладателями же законченной артистической техники у нас, обычно, являются не только талантливые, сколько умные артисты «холодного» расчета.

Приятное исключение в этом отношении составляет г-жа Полевицкая выступавшая 4 июля впервые в Смоленске.

К природным данным: талантливой натуре, благодарной внешности, прекрасному голосу и большому темпераменту артистка присоединила серьезную и разнообразную технику. Во всем: от тщательно продуманного исполнения и до мелочей туалета (серьги, брошки, прически и т. д.) чувствуется большая любовь к своему искусству.

Техника не отлилась, как это часто бывает, в несколько шаблонов, но чрезвычайно гибка и разнообразна в передаче самых тонких нюансов. Хорошая дикция.

Правда, голос, в своих модуляциях временами переходит в певучесть и речь приобретает ритмичность несколько выходящую за пределы обычного разговорного языка, но, возможно, что причина этого кроется не в артистке, а в языке пьес Ocтpoвcкоro.

Сцена из спектакля «Последняя жертва». Юлия Павловна Тугина – Е. А. Полевицкая, Михевна – Е. П. Шебуева.

Если язык Чехова обладает внутренней музыкальностью, то язык Oстpoвскогo по своему внешнему техническому построению приближается к белым стихам.

Монологи, напр., Катерины из «Грозы», или Любима Торцова обладают стихотворною певучестью, почти переходящею в правильную ритмичность. («А вот, ты послушай живая душа»… Из мон[олога] Любима Торцова), что не поддаться этой ритмичности часто значило бы уничтожить характерную музыкальность языка Островского. Поэтические образы и эпитеты («сокол мой ясный» и т. д.) этих монологов сближают их еще больше с белым стихом.

Сцена 2-го акта, с достойным партнером, г-ном Бороздиным, была проведана артисткой художественно. Не только поцелуй Флору Федуловичу, но и вся игра Юлии Павловны «от сердца» и потому «дорогого стоит». Флор Федулович одна из лучших ролей г-на Бороздина.

Не удовлетворял г-н Кручинин в роли Лавра Мироновича. Вина в этом не только артиста, но и режиссера, поручившего эту роль г-ну Кручинину не подходящему по своим природным данным к роли Замоскворецкого Монте-Кристо. Лавр Миронович – фантазер, мечтатель, большой ребенок, мягкий доверчивый, взбалмошный.

В исполнении же г-на Кручинина получилась какая-то сухая бюрократическая фигура, от которой, не смотря на английские бакенбарды отдавало и канцелярией, и прилавком и каким-то скверным aвaнтюристским душком. Нет, не похож Лавр Миронович на Монте-Кристо!

Г-н Ангаров хороший Дульчин.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 148. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Крылья смерти»

Вокруг женщины разгоpаeтcя борьба мужчины за обладание ею; они решают ее судьбу, передают с рук на руки, отнимают обратно. Такова «канва» пьесы. Идея протеста против порабощения женщины, против насилия над ее личностью. Трогательно, но несколько несвоевременно.

В наше время конфликты на почве «обладания женщиной» имеют тенденции к разрешению в иной плоскости: «свободного выбора самой женщины, поскольку она в этих вопросах приобретает право свое суждение иметь». Чтобы не стать в противоречие с таким положением вещей, автор берет не общее явление, а исключение. Его героиня – истеричка, совершенно лишенная воли, легко – поддающаяся внушению. Уже одно это слишком сужает идейное значение пьесы. Не высока и психологическая ценность пьесы. Главные действующие лица очерчены примитивно и прямолинейно. Огавский, какой-то «изверг естества», человек сверхчеловеческой воли, Люция – «совсем наоборот»; абсолютно безвольная, Савич – воплощение добродетели.

Г-н Ангаров не пожалел красок, даже, пожалуй, сгустил их излишне. Грубость – не сила. A y r-на Ангарова было больше внешней грубости, чем внутренней силы. Так кричать, как кричал он на несчастную Люцию в 1-м акте едва ли стал бы человек слишком уверенный в магии своих слов. Вообще в этой роли и, в особенности в сценах «гипноза», право не мешало бы кое-что позаимствовать у старичка Свенгаля. Г-жа Полевицкая играла с обычным искусством, хотя с ее исполнением этой роли нельзя согласиться во всем.

Люция – самая типичная истеричка, безвольная, «большое дитя», – как называет, ее Oгaвcкий. Истерия характеризуется неустойчивостью настроения, быстрыми их подъемами и упадками. У г-жи Полевицкой этого не было. Почти всю роль от начала до конца она провела с громадным нервным возбуждением, которое, в продолжение всей почти пьесы не сменилось реакцией, так естественной для истерички. Голос Люции звучал и вибрировал как туго натянутая струна, что также едва ли уместно как основной «тон». Уж если вспоминать «Трильби», то и Люции следовало бы дать больше «сомнамбулизма» Трильби.

Г-н Бороздин с честью вышел из трудного положения, – сыграть роль выходящую из его амплуа. Его Савич, был несколько вялый, но, зато и не слащаво-добродетельный. Каковы бы не были идейные и литературные достоинства пьесы за ней есть одна, заслуга она смотрится с интересом, а временами даже волнует. По крайней мере, убийство Oгавского, успевшего за 4 акта возбудить к себе сильнейшую ненависть публики, видимо, повлияло очень сильно, если вызвано даже прочувствованные возгласы: «Так ему и стоит!»

_________

Сегодня идет на сцене Лопатинскаго сада премированная на конкурс имени Островского пьеса С. А. Полякова «Лабиринт». В пьесе заняты г-жи Дымова, Струйская, Ангаров и Виктор Петка. (?)

Завтра идет в первый раз пьеса Бомарше «Безумный день или свадьба Фигаро».

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 154. – С.

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Театральные заметки»

Лиза Калитина – Е.А. Полевицкая (И.С. Тургенев «Дворянское гнездо»)

В последнее время поразительных результатов достигает искусство реставрации старых картин.

Попадает в руки реставратора – художника почерневшее от времени, запыленное, и испорченное позднейшими подмалевками полотно; и вот, – исчезает пыль веков, сходит бездарная подмалевка, очищается слой за слоем, пока перед восхищенными зрителем не воскресает шедевр искусства во всей своей свежести и чистоте.

Так драматический артист, силою своего творчества, воскрешает пред нами не только внешний образ, но и духовный мир прошлых поколений.

Воссоздать стиль, эпоху не представляет большого труда, но чтобы воссоздать «аромат эпохи», передать душу когда-то живших, для этого надо быть одетым в их костюмы повторять сказанные ими когда-то слова и воспроизводить их тексты. Для этого нужно творческой интуицией проникнуть в самую глубь их переживания и только таким путем, исходя «из центра к периферии» воссоздавать цельный образ.

Лиза Калитина – Е.А. Полевицкая (И.С. Тургенев «Дворянское гнездо»)

Так был, напр[имер], вызван к жизни образ тургеневской Лизы г-жею Полевицкою.

0б исполнении ею этой роли уже давался отчет и потому я остановлюсь лишь на одной маленькой детали, которая может нам приоткрыть завесу в тайники артистического творчества.

Лемм подарил Лизе новый романс, и она садится за клавесины и играет. Посмотрите на ее лицо. Оно все светится бессознательной радостью чистого существа. Лиза хочет доставить удовольствие Лемму, играет с оживлением, верит, что романс должен быть хорош.

Но романс не удачен.

И меркнет ее светлый взгляд. Ей больно за Лемма, как за себя, в ее глазах неуверенность, смущенность, она наклоняет голову…

Bо время игры романса, Лиза не сказала ни одного слова, но ее душа так красноречиво отразилась в этих переходах выражения лица, как не оказать многими, многими словами.

Чтобы «сделать» эту деталь, нужно почувствовать себя Лизой, нужно жить ее жизнью не только когда говоришь ее слова, но и в паузах, нужно угадать, что могла думать Лиза в данный момент.

Bсe это, повторяю, можно постигнуть лишь идя «от центра к периферии», от души к внешним проявлениям, идя «узкими вратами» истинного творчества.

Только «волею Божию артисты» идут этим путем.

Как это не печально, но актерская масса идет «широкими вратами» «oт периферии к центру», от внешних приемов в душе. Для таких актеров жизнь преломляется сквозь «актерствование», сквозь арсенал того, театрального «воспроизведения жизни», которое имеет такую специфическую окраску. Переняв все эти штампы, артист подходить к роли как портной готового платья к своему заказчику: какой «костюм» будет по плечу, – какие «штампы» нужны для данной роли. С опытом арсенал поз, интонаций и т. п. «на все случаи жизни» растет, и «делать» новые роли становится также легко, как набивать машинкой папиросы.

Это сокращает труд «быстротечной жизни», но имеет один маленький недостаток: все роли начинают походить друг на друга, как одна гильза на другую, каким бы «табаком» ее не начиняли.

Г-н Ангаров не может быть отнесен к числу таких актеров, но некоторой «периферичностью» страдает и его исполнение. Внешний облик у него всегда очерчен уверенной рукой опытного артиста, но его игра не говорит больше слов, а за словами не чувствуется сложности психической жизни, не вмещающейся в слова.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 151. – (11.7). – С. 2

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «За стенами»

Может, автор пьесы, принадлежит, очевидно, к числу тех людей, которые возмущаются социальными и расовыми «стенами» постольку, поскольку они разделяют влюбленные сердца.

Эсфирь, еврейка, и Иерген Гертинген, приват-доцент и христианин, любят друг друга, но дело осложняют их родители, которые никак не могут столковаться по поводу брачного обряда и религии будущего потомства.

Жених разрешает гордиев узел, заявляя, что его дети будут не евреи и не xpиcтиане, а «просто люди».

О том, в какую гимназию определять этих «просто людей», – приват-доцент, очевидно, не подумал.

С таким идейным убожеством автор соединяет и сценическое. Крохотная фабула растянута на четыре скучнейших акта. Самыми оживленными моментами пьесы были – обед в 1-м акте суп, языки, жирная телятина и в виде десерта скучный анекдот и послеобеденный кофе с ликерами в 4-м акте. Когда у автора иссякла кулинарная фантазия, он вызывал действующих лиц к телефону и они, оставив на время драматические разговоры, беседовали о предметах к пьесе не относящихся.

Не смотря на такую изобретательность автора, временами сон одолевал, по-видимому, даже суфлера. И тогда пульс пьесы окончательно замирал.

Актеры, при всем старании, не могли превратить ионсеновских манекенов в живых людей. Не чувствовалось подъема у г-на Боpoздина, не помог подъем г-ну Георгиеву, не вдунул в «доктора» жизни г-н Ангаров и не оживила марионеточную Эсфирь искренность г-жи Ангаровой…

Mapионетки четыре длинных акта двигались по сцене, пока спасительный занавес не избавил их от этого скучного занятия.

Пьесу переводили на русский язык целых два переводчика.

В наказание их следовало бы заставить перевести ее обратно на немецкий, уничтожив раз навсегда русский перевод.

_________

Сегодня труппа Д. И. Басманова ставит одну из пьес репертуара варшавских театров – польского автора Тадеуша Коньчинскаго «Крылья смерти» (Погибшие люди). Главные роли распределены между г.г. Полевицкой, Ангаровым и Бороздиным. Завтра общедоступный спектакль, повторяется пьеса «Дворянское гнездо» по роману И.С. Тургенева.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1913. – № 152. – (11.07). – С. 2