Текст книги "Неизвестный Александр Беляев"

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Царь Федор Иоанович»

Б.С. Глаголин в роли царя Фёдора Иоанновича. 1899

Царь Федор одна из тех ролей, за которые решаются браться только крупные артисты.

Исполнители этой роли наперечет и когда видишь одного из них, невольно вспоминаешь и сопоставляешь с другими.

Орленев создает эту роль из одних нервов. Его Федор – истеричен, местами психопатичен. Подчас только и ждешь, что Федор, как и царевич Димитрий, упадет в припадке падучей.

Некоторые отдельные моменты в исполнении Орленева может быть ярче, чем у г. Глаголина, но эта «яркость» стоить всегда на самой границе, отделяющей эстетическое воспроизведение жизни от реалистического копирования ее. Там, где Орленев не переходит черту, он может глубже потрясти зрителя. Но часто это неприкрытое реалистическое воспроизведение психоза производить не эстетическое впечатление, слишком влияя на нервы. Впечатление получается как от известной репинской картины, – убиение Иваном Грозным своего сына: искусство переходит за грань допустимого реализма и в этой потрясающей правде отталкивает больше, чем притягивает.

Москвин, быть может, несколько разнообразней в переходах от одного настроены к другому.

Его Федор – дитя, умеющее отдаваться непосредственной радости и вспышке минутного гнева. Он не столько свят, как детски невинен.

Это – человек из плоти и крови. Москвин реалист и его творчество идет, как у Толстого, от перефеpии к центру. Толстой любит почти все душевные переживания человека описывать в их физических проявлениях.

«Кровь бросилась в голову» «почувствовал слабость в ногах» и т. д. и по этим описаниям вы заключаете о переживаниях героя. Также творит и Москвин.

Его образы нарисованы густыми реалистичными красками, в его царе-ребенке так много быта, эпоса.

Короче говоря, – Федор Орленева его – нервы, Москвина – плоть, Федор Глаголина – дух.

И мне кажется, такой подход к личности царя Федора наиболее интересен.

В Киевском Владимирском соборе есть несколько чудесных образов святых, написанных художником Нестеровым. Художник довел до необычайного совершенства изображение одухотворенности. В этих лицах отразился весь дух иноческого, аскетического древне-русского христианства. Когда вы смотрите на глубоко запавшие темные глаза, на восковый цвет лиц и на какую-то особенную, неземную, тихую радость, которою дышит все выражение лица, вы видите, что эти подвижники достигли «Ангельскаго чина», что их дух настолько победил тело, что оно само точно утратило физические свойства, стало прозрачно, как у небожителя, что чрез эту физическую оболочку благоухающая душа видна, как дика сквозь хрустальный сосуд.

Такими нестеровскими почти акварельными красками рисует г. Глаголин царя Федора. Федор – не дегенерат с неуравновешенной психикой. Окружающие его люди сами не могли разгадать его. Ни Иван Шуйский, ни подчас, сам Борис.

«Нет, он святой!» В этой фразе, как бы, пришли к окончательному выводу разноречивые представления о Федоре.

Ближе всех понимает его Ирина. О, когда она говорит: «слушайся своего ангела», этот призыв открывает вам дверь в душу Федора.

Сократ говорил, что каждый из нас имеет своего «демона», «духа», голос которого мы можем слышать.

Г. Глаголин так ведет всю роль, точно Федор действительно прислушивается к этому голосу Своего ангела. Когда вопрос идет о политике, голос ангела почти умолкает и Федор не знает, что делать, как поступить. Но поднимается вопрос о «черном и белом», о зле и добре и голос ангела звучит сильно и властно и Федор мягкий, безвольный, начинает противоречить самому Борису. По смотрите на Федора – г. Глаголина: он точно витает в мирах иных, он тихо говорит, будто прислушиваясь к невидимому голосу, он весь в обаянии своего ангела и сам он становится похожим на ангела, на светлого, бесплотного духа. И тогда становятся понятны все «изломы» в настроениях Федора: безволие не дает ему возможности настоять на том, чего требует голос ангела, В этом главная драма души Феодора.

В целом эта роль, в исполнении г. Глаголина производит глубокое и чарующее впечатление.

Рама для образа Федора, в лице остальных исполнителей, способна была лишь понизить впечатление.

Г-жа Струйская, с ее мягким тембром голоса более других попадала «в тон» Федору. Недурен был Борис. Но бояре. Сторонники Шуйского и весь его род.

Поистине, Борис знал, что делал, посылая их на казнь!

_________

Труппа Д.И. Басманова, как мы уже сообщали, кончает свои спектакли 27 августа и репертуар последних дней определился следующим образом: Сегодня идет по уменьшенным ценам пьеса Потапенко «Жулик»; в пьесе заняты: г-жа Будкевич, г.г. Аркадьев, Борин, Эйке. Завтра бенефис А.И. Аркадьева; идет новая пьеса Артуро Пинеро «На полпути». В воскресенье 26 августа идет прошедшая с большим успехом пьеса Гр. Ал. Толстого «Царь Федор Иоаннович» с Глаголиным в заглавной роли.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1912. – № 190. – (24.8). – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Доктор Штокман»

Ибсен – символист. Все его образы синтетичны, являясь обобщением целого ряда жизненных типов. И как во всяком символе, в образах Ибсена совмещаются несколько градаций синтеза. Доктор Штокман, прежде всего, просто честный общественный деятель, ратующий среди болотца глухого провинциального норвежского городка. В этой драме в значительной степени отразилась личная борьба Ибсена с норвежским обществом и с этой точки зрения драма имеет местное значение, представляя из себя едкую сатиру нравов современников и земляков Ибсена – сатиру, в свое время метко попавшую в цель.

Возвышаясь над этой идеей драмы, имеющей временный и местный интерес, мы видим, что «Доктор Штокман» захватывает гораздо более широкие круги общественных явлений, касаясь борьбы бескорыстного общественного деятеля с разлагающей средой торжествующего большинства, не умеющего в своей близорукости поступаться какими бы то ни было интересами сегодняшнего дня во имя лучшего устроения жизни.

В этом смысле «Доктор Штокман» является общечеловеческим типом.

Наконец, последний высочайший синтез драмы – это вечная как само общество борьба личности со средой.

Борьба, которая имеет целью ухо даже не интересы общества, а только торжество своей личности, самоутверждение своего «я».

Артисту, который приступает к роли доктора Штокмана необходимо прежде всего определить свое отношение к этим градациям синтеза и остановиться на одной из них и уже всю роль строить исходя из этого выбора, изображая доктора Штокмана или добродушным, честным, наивным как ребенок, норвежским доктором, или неподкупным общественным борцом, превыше своей выгоды ставящим общественный интерес, или наконец, ярым индивидуалистом, приносящим все, вплоть до общественных интересов в жертву своего гордого «я».

Артист Бороздин, создавая образ Штокмана взял, по-видимому, за основу Штокмана 2-й категории – бескорыстного борца за общественное благо. Но этот образ далеко не выдержан, так как артист, на протяжении всего исполнения, то нисходит к конкретному образу доктору из норвежского городка, то поднимался на высоты самоутверждающей себя личности.

От этого образ Штокмана получился неопределенный.

В мелочах, которые должны придать Штокману образ живого лица, артист изображал милого, добродушного человека, немного недалекого, и как почти все недалекие упрямого.

Когда доктор, например, решает в конце концов остаться в городе, чтобы бороться до конца, г. Бороздин дал только упрямство прямолинейной натуры «палка-человек» (Штокман).

Речь Штокмана к согражданам, в которой сам автор вложил такие горячие обличительные слова самоутверждающей личности против большинства, побеждающего не правом, а силой, была исполнена артистом не с сарказмом и даже не с иронией, а только с добродушной насмешкой.

Радость же по поводу того, что в воде действительно оказались вредоносные бактерии, была передана так, как радуется индивидуалист, которому, в сущности говоря, нет дела до бактерий и всего на свете и важно лишь то, что он оказался прав.

Тот же «Штокман 3-й категории», – индивидуалист чувствовался и в заботе Штокмана о том, чтобы ни одна буква в его статье не была переврана, а также и в «скромном» отказе от торжественных факельных шествий.

Мне кажется, главная ошибка исполнения состояла в том, что избрав за основу Штокмана – общественного деятеля, артист иногда заставлял иногда проявляться Штокману-индивидуалисту, отчего терялась цельность. Или образ индивидуалиста надо было нарисовать во весь рост, или не касаться его совсем. Борьба за свою личность – высокая задача и во имя ее можно оправдать многие жертвы, – вплоть до предпочтения личных интересов общественным.

Но, повторяю, если только это делается во имя идейного самоутверждения личности.

В противном случае все эти проявления индивидуальности превращаются в простой эгоизм, пятнающий и обесценивающий бескорыстный образ Штокмана. И тогда закрадываются сомнения, – так лишь бескорыстен Штокман, не важнее ли ему «доказать свое»? Не находит ли он в этом награды за все невзгоды, и не становится ли он в ряды тех «бескорыстных общественных деятелей», которые, в конце концов, если вскрыть тайные пружины их деятельности, оказываются весьма корыстными, получая награду лишь иной монетой: удовлетворением тщеславия, властолюбия, а иногда, – как бы «попутно», – и устроением своего собственного благополучия?

А раз закралось это сомнение, начинаешь обращать внимание и на то, что не договорил сам автор. Кажется странным, почему Штокман, побежденный большинством, уже ни разу не выражает беспокойства о том, что люди будут продолжать пить свое, что «он им еще покажет»!

На каком бы образе не остановился артист, необходимо, чтобы этот образ был цельный, – и тогда он должен возбудить симпатию.

Штокман г. Бороздина не возбуждает горячих симпатий и в этом главный минус исполнения.

________

Сегодня трупа Д.И. Басманова ставит одну из боевых новинок текущего сезона, пьесу Косоротова «Мечта любви». В пьесе выступают г-жа Будкевич, гг. Глаголин, Борин, Эйке.

________

Завтра бенефис талантливого премьера труппы Басманова Б.С. Глаголина. Для своего бенефиса даровитый артист ставит давно не шедшую на нашей сцене пьесу гр. Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович». Пьеса при участии г. Глаголина выдержала более 100 представлений на сцене Петербургского театра.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1912. – № 187. – (21.8). – С. 3

А. Беляев «К вопросу об открытии в Смоленске городской аптеки»

В одном из заседаний городской думы был поднят вопрос, затрагивающий интересы всех слоев населения, – об открытии в Смоленске городской аптеки.

До 1912 года открытие городом своей аптеки было сопряжено с большими трудностями, так как в этом отношении город подчинялся общим законам об открытии частными лицами аптеки (св. зак. т. XIII ст. 353–356). Получить «привилегию» на открытие аптеки являлось затруднительным в виду того, что вопрос об открытии разрешался не только соображениями чинов губернского врачебного управления, но и «письменным отзывом прочих содержателей местных аптек» о целесообразности открытия новой аптеки. Получить разрешение на открытие аптеки при таких условиях, естественно, было легче частной инициативе, как наиболее «приспособляющейся».

Изданный 12 февраля 1912 года закон предоставляет городам открывать аптеки явочным порядком, – по постановлению городских дум, сообщая о сем врачебному отделению за месяц до открытия.

Таким образом, в настоящее время для открытия городских аптек необходима только инициатива города.

В пользе же открытия городских аптек и для городского, и обывательского бюджета, не может быть сомнения.

Аптекарские цены – синоним дороговизны. Городская аптека, не преследуя исключительно коммерческие цели, могут значительно понижать таксу, что уже и делают многие городские аптеки. Новозыбковская (Чернигов. г.) городская аптека отпускает товар со скидкою 30 % с аптекарской таксы, петербургская – 25 % по рецептам врачей в 10 % по ручной продаже, челябинская нашла возможным продавать даже со скидкою в 50 %! Конкуренция этой аптеки оказалась столь опасною для частных аптек, что последние сами принуждены были понизить цены от 10 % до 25 % – таганрогская аптека отпускает товары со скидкою 50 % для городских служащих, 25–40 % – благотворительным учреждениям и 30 % по рецептам с надписью «для бедных».

Кроме того, роздано бесплатно медикаментов на 4747 руб.

Таким образом, существенная польза для обывательского бюджета от городских аптек не подлежит сомнению. Выиграет обыватель и в отношении качества аптекарских продуктов. Не говоря уже о перевязочных материалах, гигроскопической вате и т. п., разница в доброкачественности которых ясна даже для неспециалиста, если взять эти предметы в нескольких аптеках, но даже «внутренние» лекарства не отличаются доброкачественностью. Фальсификация проникла и в аптеки, куда услужливые европейские фабрики поставляют теперь массу дешевых суррогатов.

А это, для потребителя аптеки уже нечто более серьезное, чем такса.

Не может быть сомнения, что в городских аптеках такие случаи не будут иметь места. Возникает последний вопрос: как городские аптеки отзовутся на городском бюджете?

Пример городов уже обзаведшихся своими аптеками, очень утешителен.

Томская аптека, при городовом обороте в 38.400 р., имела за 1911 г. чистой прибыли до 5000 рублей. В 1912 году открыта вторая аптека.

В Челябинске аптека существует с 1902 г. Не смотря на колоссальную скидку в 50 %, аптека, покрытием всех расходов, получает нормальный процент на затраченный капитал.

В Новозыбкове при годовом расходе в 1911 году – 11,100 рублей, имела дохода 12, 056 р., т. е. работала без убытка.

Екатеринодарская городская управа свидетельствует, что городская аптека, существующая с 1906 года, является предприятием, приносящим прибыль.

Таанрогская – за 1911 год дала прибыль в 5242 руб. Открыта была в 1901 году с затратой 9000 руб., оборот 1911 года достиг 28,249 р.

Петербургская дала прибыли в 1911 году 18.400 руб., при обороте в 110 тысяч руб.

К этому нужно прибавить, что все городские лечебницы могут получать из городских аптек медикаменты по оптовой цене, – как это и существует во всех городах, имеющих аптеки. Это также составит заметный актив в городском бюджете.

Что касается затраты на оборудование, то, судя по тем же данным, это представляется в следующем виде:

Новозыбков истратил. 11380 р.

Екатеринодар". 9.600 "

Барнаул". 6.138,

Таганрог".. 9.017.

Томск". 7. 975 "

Таким образом, средняя цифра, потребная на оборудование может быть взята 10 000 руб.

Для Смоленска эта сумма вполне приемлема.

Остается пожелать, чтобы смоленское городское управление возможно скорее осуществило свое право и обогатило Смоленск еще одним полезным для горожан и доходным для города учреждением.

«Смоленский вестник». – 1912. – № 222 (4.10). – С. 2.

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Концерт великорусского оркестра Андреева»

Балалайка возбуждает к себе презрительное отношение со стороны «дипломированных» музыкантов. Этот взгляд имеет свои основания, если на балалайку (и домру) смотрели лишь с точек зрения их годности как оркестровых инструментов. Великорусские народные инструменты примитивны и не богаты выразительными средствами. Но это не дает еще право смотреть на народные инструменты, – балалайку и домру, как на нечто совершенно бесценное в музыкальном отношении, а игру на них как на занятие недостойное серьезного человека.

Музыкальный гений черпает лучшие свои темы из сокровищницы народного творчества, и из простых детско-наивных мелодий возникает «чудеснейшая» национальная музыка. Правда, такая эволюция не может произойти с самим народным инструментом, пока он существует как таковой и не превращается путем усовершенствования в нечто более совершенное, но менее самобытное.

Однако, народная песня, ценность которой не оспаривается никем, очевидно, наиболее будет выражать народный дух тогда, когда будет исполняться теми же средствами музыкального воспроизведения, какие употребляет народ. И в этом смысле за балалайкой, как одним из великорусских музыкальных инструментов должно быть признано не только этнографическое, но и чисто музыкальное значение. И в этом случае, благодарная и почтенная задача пропагандиста национального инструмента должна состоять в том, чтобы, пользуясь приобретениями общемузыкального опыта, осветить то, что хотел сказать народ в своей незамысловатой музыке, показать глубокий смысл, скрытый за простой музыкальной формой.

Концерт Андреева показал, какие интересные возможности таит в себе незамысловатый инструмент. Я имею в виду исполнение оркестром Грига, – этого истинного сына своего народа, чья музыка так близка нам по духу. Народная мелодия оправлена у Грига в современные музыкальные формы, гармонизация везде ясна, проста, но не примитивна. В исполнении Грига оркестр показал ничто действительно самобытное, характерное, цельное и ценное в художественном отношении. Чисто-русские песни исполняются г-ном Андреевым безукоризненно, но слишком простая гармонизация делает их в музыкальном отношении легковесными.

Исполнение великорусским оркестром отрывков из оперы, далеких и по духу и по форме народной музыке, может возбудить некоторый интерес к тому, как оркестр справляется с техническими трудностями, но для полной передачи впечатлений инструмент ставит непреодолимую грань самой природе своей и в технических средствах и потому это исполнение носит характер лишь некоторого «оригинальничанья». Во всяком случае, этот путь без будущего. Texничеcкoe совершенство оркестра безукоризненно. Г. Андрееву удается сломать неподатливость инструмента и извлекать из оркестра массу динамических оттенков.

У публики г. Андреев имел большой успех.

«Смоленский вестник». – 1912. – № 244 (30.10). – С. 2.

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Пер Гюнт в московском художественном театре»

Домик Сольвейг, 1912, ГТГ, Москва

Сам Ибсен назвал свое произведение драматической поэмой. Большинство Приключений Пер Гюнта взято Ибсеном из народных норвежских сказок и «Волшебных сказок» Асбоернсена, элементом фантастики пронизана все поэма. Тролли, гномы, лесные духи, волшебные полеты.

Все это заставляло предполагать, что пьеса будет поставлена как волшебная сказка, простая по внешности и глубокая по своему внутреннему содержанию.

Бесконечные, чудесные приключения Пер Гюнта не есть ли создание его воображения? Гюнт преображает весь мир.

Марокко, 1912 Государственный театральный музей им. А.А.Бахрушина, Москва

«Какое облако чудное… Вроде коня… на нем же человек верхом. А сзади баба на метле как будто мать.

Да это мать! Бранится и кричит.

Скотина, Пер! Постой-ка! я тебе!

(Глаза его понемногу слипаются). Ага, теперь, небось перепугались: Пер Гюнт со свитой едет на коне…

И нет больше оборванного деревенского парня. Гюнт – король.

Мир грез, воображения заполняет Пера и все его дальнейшие приключения есть только „там – внутри“. Гюнтовской души.

Рондские скалы, 1911, Государственная картинная галерея Республики Армения

Так верилось в сказку… И с такою сладкой жутью ожидался тот момент, когда раздвинется мягкий серый занавес и унесемся мы „на лихом коне“ поэтического вымысла в Copia-Mopia замок волшебный»… Ожидания не оправдались. Вся постановка носит реалистический характер. Не было духов, троллей, не было сказки… Все было слишком реально. Тролли могли заинтересовать зоолога: к какому виду позвоночных отнести их? Клубки мысли напоминали оброненные кем-то узлы. А когда открылся вход в пещеру и мы увидали деревянную, белую свинью, это напомнило… витрины колбасных. Для сказки все это слишком реально, для действительной жизни неправдоподобно.

Этот общий основной «реалистический» тон постановки я считаю главной ошибкой художественного театра. В этом же реалистическом тоне велось и исполнение ролей.

Пер Гюнт – Г. Леонидова – деревенский оболтус и фантазер. C первого его явления чувствуется, что из этого парня толку не выйдет, хотя, в сущности, он талантливый и добрый малый. Пер Гюнт Ибсена погибает от того, что не мог найти себя, «быть самим собой», Пер Гюнт Леонидова погибает потому, что ничего и не искал. Вместо драмы личности, не нашедшей себя, получилась нравоучительная повесть о печальных последствиях нравственного разгильдяйства. Гюнт Ибсена экспансивен и каждой новой роли отдается с увлечением, Гюнт Леонидова с ленцой поет «плыви мой челн по воле волн».

И весь грандиозный замысел Ибсена суживается. Рерих, писавший декорации к Гюнту и принимавший ближайшее участие в постановке, трактует «Пер Гюнта» как «песнь о красоте и радости священного очага» Гюнт погиб, по мнению Рериха, потому, что разрушил священный очаг, уготованный ему Сольвейг. «Беспутный парень» наказан за то, что не женился на Сольвейг. Большое основание предполагать, что Рерих пришел к этому заключению глядя на г. Леонидова – Гюнта. Слишком уж глубоко запрятал г. Леонидов «песни не спетые», «мысли не высказанные», «слезы не выплаканные» Гюнтом. В духе понимания Рериха была и Сольвейг – г-жa Коренева. Что это за трогательный, нежный образ, что за чудная, чистая девушка. Но… ведь это только добродетельная Гретхен, а не вечная женственность, не олицетворение материнства, как мировой творческой силы.

Дом Озе, 1912, Собрание Н.Д. Токмачевой, Россия, Санкт-Петербург

Трогательный образ создает г-жa Халюгина – Озе. Не мешает ей больше оттенить «наследственную» чертy, – увлечение фантастикой и дать больше дряхлости, болезненности перед смертью.

Пастушки слишком воздушны и изящны. Здесь нужны вакханки Рубенса, а не босоножки Дункановского толка.

Песнь Сольвейг (Избушка в лесу), 1912, ГТГ, Россия, Москва

Декорации интересны по замыслу, но не везде достойны Рериха по исполнению. В 1-ой картине, напр., слишком ярки «французская зелень» и фиолетовые тени. Чарующая и едва ли не лучшая декорация – избушка в сосновом бору зимой. Летний вид той же избушки интересен, но краски не достигают в своей яркости той гармонии, которую привыкли мы видеть на полотнах г. Рериха.

По отношению к музыке Грига художественный театр совершил смертный грех, которому нет объяснения и прощения. Для меня остается совершенно загадочным, как мог мировой образцовый театр так бесцеремонно обойтись с гениальным художественным произведением Грига?

Рвать на части музыкальное произведение, «отрезать» треть его и надшивать начало, совершенно разрушая музыкальную конструкцию, это такое же варварство, как если бы вырезать кусок «неба» из полотна гениального живописца только для того, чтобы употребить этот кусок на декорацию. Правда, Григ, к счастью не умрет от этой операции, но, ведь, и живет-то он только тогда, когда звучит его музыка!

Доврский дед, 1912, Музей МХАТ, Москва

Слишком больно за Грига! Вот примеры печального «приспособления». «Танец во дворце короля гор». Пещера. Лежат тролли. Начинается музыка из сюиты Грига. Учащается темп (вообще взятый медленно) и тролли оживают, двигаются. Музыка растет и ждешь, что тролли поднимутся, сольются в бешеную пляску, так гармонирующую с музыкой Грига. Ничуть не бывало.

Озе, 1912, Музей МХАТ, Москва

Когда Григ завладел вами совершенно, музыка вдруг «на пол слове» обрывается и умолкает, входит Гюнт и начинаются «разговоры». Это действует как ушат холодной воды. Чудеснейшая «смерть Озе» обрезана и надшита. Этого, во всяком случае, можно было избежать, вводя музыку позже, с таким расчетом, чтобы она оканчивалась с последними словами Гюнта. «Песнь Сольвейг» – одна из лучших мелодий, какие знает мир, заглушается «мелодекламацией» артистки, причем, не соблюдено даже соответствие ритма.

Сольвейг (3-й акт), 1912, Музей МХАТ. Москва

Я привел лишь более яркиe примеры. Только в одном случае музыка оказалась на месте, – когда она была только интродукцией перед поднятием занавеса, почти во всех остальных она не сливалась с действием.

В сравнении с тем, что сделал художественный театр ранее, «Пер Гюнт» не является шагом вперед, но это не мешает «Пер Гюнту» быть шедевром в сравнении со всем тем, что не художественный театр.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1912. – № 251 (7.11). – С. 2.