Текст книги "Не взывай к справедливости Господа"

Часть четвёртая

Глава первая

1

И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их.

(Екклесиаст, 9:11)

В следственном изоляторе было, как в погребе.

После жаркого дня, за столетие настывшие подвальные камни источали такую глубокую сырость и такой холод, что Назаров, очутившись в этом узком и тесном помещении, вначале подумал о прохудившихся канализационных трубах тюремной сантехники.

С потолка в жёлтом свете тусклой электрической лампочки забранной в металлическую сетку, как бы нехотя, падали редкие капли на покрытый цементной перхотью пол и тут же проваливались куда-то, не оставляя на полу никаких следов.

Ядовито синяя краска на стенах струпьями отслаивалась, обнажая желтовато-серую сыпучую штукатурку.

На потолке, сквозь известковую побелку прорисовывался остов поржавевших железных балок.

Всё это напоминало заброшенное овощехранилище, а не помещение для подследственных.

Рухнув на железный покрытый ржавым одеялом топчан, Кирилл впал в отчаянье. Всё, что с ним произошло за сегодняшний день, напоминало кошмарную, поставленную дьявольским режиссёром инсценировку.

Белый порошок, который по чьему-то умыслу находился в Библии, наверняка был героином, иначе, зачем городить весь этот огород.

Когда ему подсунули этот пакет?

Книгу он давно не открывал, но квартира его всегда находилась под замком, и никто из посторонних не мог проникнуть в комнату.

Какая-то несуразица! Зачем «Пингвин» шьёт ему дело о наркотиках?

Почему Библия оказалась на самом видном месте. Он её туда никогда не клал…

И тут его осенило! Книга была не та! У него Библия в тёмно-зелёной обложке, а следователь развернул книгу в обложке тёмно-синего цвета. Очень похожие цвета. Как же это он тогда так промахнулся?

Библия – она и есть Библия, на обложку внимание сразу не обратишь…

Назаров повеселел: он всё скажет «Пингвину»! Кто-то нарочно подсунул ему наркотик! Отпустите! Это не моё!

Кирилл кинулся к двери и начал барабанить о жесть, которой была обита дверь.

Из маленького окошка, как из скворешни, выглянуло тёмное, носатое лицо скворца– охранника:

– Чего надо?

– Пингвина! Мне к нему для дачи показаний!

– Какого пингвина? У нас медведь белый хозяин, но к нему – только по записи, – скворец повертел головой, осматривая камеру. – Самуила Карпыча что ли?

– Ну, да! Следователя вашего. Самуила!

– Самуил сам тебя наизнанку вывернет. Сиди молча! Вызовут! – и захлопнул дверцу скворешни.

«Господи! Как же это он сам тогда не догадался, что книга не его! Все вопросы теперь бы решились! – Кирилл сидел, обхватив голову руками, в отчаянии раскачиваясь взад-вперёд на дощатом топчане. – Самуил Карлович, а, Самуил Карлович, Библию, ей Богу, подложили, подбросили! Не моя эта книга, Самуил Карлович! – прокручивал он в мозгу своё обращение к следователю. – Какой героин? Он наркотой никогда не занимался. Чифир с бригадой пил. Водку пил. А наркоту не потреблял. Зачем козе баян…».

Но все его мысленные рассуждения были ни к чему.

За него уже всё решили. Успокойся, гражданин Назаров Кирилл Семёнович! Не дёргайся! Депутат областной думы господин Карамба на тебя уже бумажки заготовил. Ты в яме с дерьмом. Чем больше будешь возиться, тем конкретнее будет результат…

Неожиданно сработали защитные свойства организма, – Кирилл провалился в глубокий сон, похожий на кому, где перестают действовать земные несовершенные законы.

Утро пришло вместе с хищным чавканьем железного засова в двери импровизированной камеры, в которую для предварительной острастки поместили Назарова.

Он открыл глаза и тут же зажмурился, прогоняя видение.

Открыл глаза снова и обнаружил себя лежащим на железном топчане, прикрытом кое-как солдатским серым колючим одеялом.

Над ним стоял, притворно хмурясь, депутат Шитов Константин Иванович, по старой уголовной кличке «Карамба» с красочным пакетом в руке, и вечно озабоченный главный бухгалтер Свирский Самсон Павлович – вся верхушка «Социальной инициативы» в сборе. Явка с повинной?!

– Кирилл Семёнович, – всплеснул руками главбух, – как же вас угораздило сюда, в тюрьму-то?

– Палыч, не разводи панику! Лучше на вот, передачку распечатай, а не причитай! – Карамба, оглянувшись, положил пакет на привинченный к стене стол. – Похлопочи, а мы с Кирюшей пошепчемся, и сел на койку к воспылавшему было надеждой незадачливому арестанту.

«Раз Карамба пришёл, значит, он его вытащит! Карамба известный в определённых кругах человек, депутат. У него на руке шесть пальцев и все в шерсти – авторитет! Своих не сдаёт! Сам срок тянул, порядки знает…» – повеселевший Кирилл, откинув одеяло, приподнялся с койки:

– Константин Иванович, во, бля, попал! Наркоту шьёт Пингвин этот!

– Какой Пингвин?

– Ну, да этот Самуил Карлович!

– Какой он Карлович? Он Самуил Жидович! – Карамба, подавив улыбку, приблизился к Кириллу. – Я не продам! Скажи, как к тебе дурь попала, марафет этот? Ты вроде не ширялся. Может, Жидович на тебя хочет повесить чужой грех? Ему отчёты нужны. Это бывает! Но он мужик свой, договоримся! Не ссы варом! Рассказывай! Палыч, у тебя всё готово? – повернулся он к столу, прикрыв ладонью рот. – Садись, небось, от баланды здешней живот свело! Садись, садись! – покровительственно похлопал по спине Кирилла, который глазами указал на дверь, мол, охранник увидит… – А у нас с собой шапки-невидимки! Кто посмотрит, враз окосеет! Садись, чего ты?

На небольшом, дощатом, в сальных подтёках столике, принесённая щедрым Шитовым Константином Ивановичем снедь еле уместилась. Над закуской гордо возвышалась вся убранная звёздочками, как свадебный генерал, пузатая бутылка ненашенского коньяка.

Кирилл, быстро осмотрев стол, сел на единственный табурет. Потом, спохватившись, встал, предлагая рукой кому-нибудь из гостей сесть.

– Сиди, сиди! Раньше сядешь – раньше выйдешь! – гоготнул Карамба.

«Палыч» разлил по маленькой в предусмотрительно принесённые пластиковые стаканчики:

– Ну, вздрогнем!

Выпили. Покидали в рот хрустящие орешки. Посидели молча.

«Палыч» угостил всех маленькими, как карандашики, коричневыми сладкими на прикусе, сигарками.

– Без привычки, небось, тошно в этой клетке? – Карамба в задумчивости побарабанил пальцами по столу. – Я вот тоже сперва на дверь кидался, пока Хархоломей, Царство ему Небесное, мне голову, как котёнку, в валенок не запихал. Потом стащил с меня штаны… Ну, ладно, потом как-нибудь расскажу. – Палыч, наливай!

Снова налили по маленькой.

Кирилл всё порывался рассказать гостям о своей нелепице, но Карамба его мягко попридерживал ладонью:

– Давай, доберём, – потом расскажешь…

Добрали.

К Назарову от выпитого и от гостей постепенно перешла уверенность в счастливом решении своей участи. Книгу ему кто-то преднамеренно подсунул, зарядив её героином. Не его книга!

– Константин Иванович, выручи! Поговори с этим Самуилом! Ты говоришь – он свой мужик. Поговори! Объясни ему, что меня подло подставили. Константин Иванович!..

– Ладно, ладно! Не пыли! Поговорю!

Гости собрались уходить, оставив на столе ещё одну бутылку коньяка и несколько пластинок нарезки сёмги и бекона.

– Ты пока не паникуй! Пей, ешь! Я с краснопёрыми здесь договорился. Мешать не будут! Отдыхай, здесь как у Бога в ладони! Завтра увидимся!

2

Но «завтра» лучше бы не приходило.

Дело в том, что средства дольщиков ушли по известному только Константину Ивановичу Шитову адресу и хитрому номеру счёта.

Деньги были так далеко, гораздо дальше, чем предполагали эти самые жаждущие справедливости и закона люди.

Какая справедливость и какой закон в стране быстрого «хапка» и лицемерных «кидал» от власти, считающей свой народ за быдло! «Хряпы» всё схавают!

Жизнь «по понятиям» прочно входила в моду. «Бери, сколько проглотишь!» – взывали на каждом шагу аршинные буквы рекламных щитов.

Трудно, трудно удержать свою жадность, когда всё можно…

Карамба имел дальний прицел на своего исполнительного директора Назарова Кирилла Семёновича.

Что тот «лох», он сразу понял ещё при первом знакомстве с ним. «Попридержу Кирюху до случая! Такие люди всегда нужны. Они, вроде ручки сливного бачка, – дёрнул, и всё смылось!» – так мыслил матёрый уголовник Шитов Константин Иванович по давней воровской кличке – «Карамба», перетирая хорошо смазанные шарики в своём увёртливом на всякие подлости мозгу мошенника и народного депутата.

Ах, Самуил Карлович, Самуил Карлович, где твоя тысячелетняя еврейская мудрость? Ведь сказано в Писании: «Сыны Израилевы стали опять делать злое пред очами Господа, и предал их Господь в руки Мадианитян на семь лет. Тяжела была рука Мадианитян…» (книга судей 6, 2). Захлебнёшься ты слюной и калом, когда сокамерник, один из рода Мадианитян, перепояшет горло твоё телефонным кабелем в каменном мешке пермского лагеря за неправедные дела твои, Самуил Карлович…

…Разговор Шитова со следователем был короткий, но содержательный, – казна Самуила Карловича пополнилась полутора миллионами денежных знаков, правда в российском исполнении. Заложить в книжный тайник двести-триста граммов сахарной пудры не составляло труда. Библия – книга ёмкая. А навешать лапшу этому лоху, Назарову К.С., и паре понятых совсем шутейное дело!

Слово «правосудие» в криминальной России – всегда – право судить без повязки на глазах.

Выбирай гражданин Назаров одну из статей уголовного кодекса: или 10 лет тюрьмы за хранение наркотиков в особо крупных размерах, или просто бытовое хищение средств дольщиков на удовлетворение пагубных страстей – игра в рулетку, продажные женщины, алчность.

Пара годков в поселении при должном рассмотрении дела – и всё! Ну, с кем не бывает в наше время! Слаб человек! Лучше лицом срамиться, чем на паперти ручкой прясть…

На другой день пришли «попроведовать» Назарова вчерашние оба-два и с ними Самуил Карлович.

Последний никак не мог унять одышку: опустился на табурет, расслабил галстук и долго мял в руках носовой платок, прежде чем приступить к разговору с задержанным.

Карамба и Самсон Павлович остались стоять возле двери, прислушиваясь к шагам охранника: не каждое ухо надо вешать на гвоздь внимания…

А говорить было о чём.

– Вот у тебя, гражданин Назаров, дорога разошлась на две стороны. А впереди – тупик, камень лежачий, а на камне надпись: «налево пойдёшь – голову потеряешь, направо пойдёшь – ничего не найдёшь». Ты, конечно, как трезвый человек, повернёшь направо. Жалко голову-то! Вот и я: закрою дело с наркотиками, но взамен – ты поговори с этими товарищами. Хорошую сделку тебе ребята предлагают! Ей богу, хорошую! Жалеют тебя, дурака…

– Кирилл Семёнович, – Карамба впервые назвал Назарова по имени и отчеству, – выручай нас, мерзавцев! Профукали мы с Палычем деньги дольщиков! Куда ж теперь денешься? Двадцать лимонов на нас висят, как гири на яйцах. А тут услышали, что тебя замели, ну и в ноги кланяемся: возьми на себя эти лимоны проклятые, а Самуил Карлович на тебя дело за наркотики прикроет. Я, как депутат, характеристику хорошую напишу, вроде на передовика капиталистического труда. В зоне у «хозяина» будешь только «динамо крутить». Я позабочусь. Бери! Не боись! Признанку с повинной напиши. А Самуил Карлович при тебе акт задержания порвёт – и все в «дамках»! Правда, Самуил? – с усмешкой повернулся он к следователю, который машинально катал меж пальцев хлебный мякиш.

– Конечно, порву, как Бобик тряпку! Пиши признательные показания при явке с повинной. Срок срежут. Зима-лето, зима-лето, и ты дома! Зачем из себя героя лепить?

Да, до такого цинизма мог дойти только хитроумный Самуил. Шитову, – Карамбе то есть, такое и в голову бы не могло прийти. Мало извилин во лбу, и те прямые…

Назаров понял, что он теперь, «как поезд, загнанный в тупик, чтоб двигаться вперёд – надо отступить…».

И он отступил.

3

Действительно, Карамба своё обещание выполнил.

После скорого суда Назаров попал в один не столь отдалённый лагерь в посёлке Соколово.

Степной посёлок. Дикое место. На четыре стороны пустошь лежит, далеко видно. В небе коршуны да вольные соколы кружат, да суслики по норам прячутся. Жизнь продолжается.

Насельники посёлка Соколово, люди простого обхождения.

Не знаю, как теперь, а раньше подобная категория заключённых называлась просто – «мужики ломом подпоясанные». Одним словом – трудяги, поменявшие волю на то, что плохо лежит.

В степном краю, какой лесоповал? А людей занимать чем-то надо: ковать-клепать-лудить-паять, прямое – гнуть, гнутое – разгибать, землю унавоживать, мясо-молочную ферму обслуживать, урожаи снимать. Ну и так далее…

Одним словом – труд из лошади делает человека!

Начальник лагеря, то есть «хозяин» мужик хваткий. Соорудили ему знающие насельники небольшую вагранку – чугун плавить, фигурное литьё делать, – кошечек, особо богатым бронзовых сфинксов, а кто победнее, тот заказывает отливки из чугуна.

Кузню поставил – деньги ковать, наковальня, как печатный станок. Художественная ковка у новорусских дорого стоит.

Живописные ажурные кружева из кованной стали в большой цене теперь. Садовые беседки типа «рондо», лестничные пролёты, как полушалок раскинутый, камины, вроде гнезда жар-птицы, все в перьях, перья в позолоте…

Э, да разве опишешь красоту дворцов чиновничьих. Они на прокорме у власти, а власть сама кормится с руки народа. А, как известно, рука руку моет… Заказы на пятилетку вперёд.

Вот ещё мода пошла – сооружать многоэтажные бетонные бункеры под землёй – сварщики стали требоваться, бетонщики, монтажники оборудования.

Бункера те оснащены не хуже кремлёвских. На атомную атаку рассчитаны. Стены армированы стальным кругляком не менее 10 мм. в диаметре. Поглотители углекислоты, автономное питание, опреснительные установки для очистки мочи – всё, как в космической капсуле. Даже огороды с ультрафиолетовой подпиткой там устроены; огурчики, помидорчики, да и кислород вырабатывают.

Трудно поверить, но это так, если изучать некоторые случайно попавшие в прокуратуру дела.

Короче говоря, для заключённого Назарова Кирилла Семёновича работы хватит, и подручным его хватит на все срока отсидки.

Вообще-то лагерь занимался сельхозработами, ну, что-то вроде колхоза. И начальник был по должности не выше председателя. Правда, колхозники в этом колхозе своеобразные; сидеть никак не хотели. Всё на план налегали. План выше – срока ниже. Такая заковыка.

Поля хлебные и картофельные, коровники, свинарники – говно, одним словом! Грязь, пахота! А те искусные работы были как отдушина для начальника лагеря, да и побочный доход наличными очень ему душу грел.

Одним словом, одухотворённое занятие, которое доверялось только «придуркам», – разной технической интеллигенции, случайно завернувшей с прямого пути на косвенный: кто по пьяному делу, кто по жадности своей, а кто по простоте душевной. Недаром в народе говориться, что простота – хуже воровства.

Если хочешь узнать, что есть истина – спроси у тётки Матрены, она всё знает. Расскажет, как по писанному прочитает.

Узнав из личного дела, что гр. Назаров инженер, да ещё и с навыками сварщика, монтажника, слесаря по оборудованию, сделал его начальник лагеря шефом по производственным ремёслам для вновь прибывающих и других более сметливых, чем «огородники», заключённых.

И пошло для Назарова время отсчёта.

Работа не пыльная, пайка всегда на столе, а к окружению не вполне адекватных людей он привык ещё в ранней юности. Не спрашивай ни у кого «про жизнь» и сам не лезь со своими проблемами. Не грузи других. Одним словом держись больше масти, как говорил его друг Яблон – «один на льдине», и увидишь, что и здесь люди живут.

Втянулся Кирилл Назаров в хомут подъярёмной жизни: начальники к нему относились больше с уважением, чем с предвзятостью, как к преступнику, заказы у «хозяина» были больше по шабашке – по дачным участкам, по коттеджам, по благоустройству осиных гнёзд капитализма.

Почти воля.

Заказов – непочатый край! И все работы оплачивались «зеленью».

К российскому рублю у «хозяина» отношение было брезгливое. А те бумажки с президентами далёкой, но теперь такой близкой страны, имели ценность непреходящую. Хорошую ценность имели.

И пока не оскудели в его ведомстве нары, урожай можно снимать круглый год. Да излишки делить с кем нужно, начальник не скупился, помня высший завет зоны – «жадность фраера губит».

4

Добрый человек был начальник и разговорчивый, когда при деньгах, хотя и на сторожевой собачьей должности.

Сослуживцев, конечно, опасался. А в одиночестве, что за жизнь? Выйдет, бывало, за колючую проволоку и завоет от тоски по пёсьи. Степь да степь кругом. Служба скучная, лагерь, как дом родной, а в лагере, – как говорил классик, «одни свиные рыла».

Вот тогда и полезет начальник к себе за пазуху, вроде, как почесаться, да и выхватит полную горсть той зелени – вот она жизнь-то где ночует! Отслужу, как-нибудь службу – и на острова! Жена в городе одна в трёхкомнатной квартире мыкается, а он, как сокол ясный, вольный! В любовницах пацанка-десятиклассница его нужду ублажает. Деньги – сила! Накатит начальник стакан водки, выплеснет в себя и зовёт гр. Назарова «за жизнь» поговорить.

Полюбил он почему-то этого «мужика ломом подпоясанного» и всякие поблажки ему предоставлял: то в столовой велит ему в порцию лишний шматок мяса положить, то сигаретами отоварит, а то и чаю подкинет пачек несколько.

Ничего, мол, не тужи, все там будем, если карта не в масть пойдёт!

А у Кирилла зима-лето, зима-лето в одну линию срослись – срок дело тяжкое, но и он когда-нибудь кончается!

Вызывает начальник однажды Назарова к себе в кабинет, – надо с кем-то тоску рассосать.

«Хозяин» и раньше с Кириллом разговоры вёл, но всё больше по работе – проекты-чертежи всякие под новостройки подгонять.

Нарисует какой-нибудь местный олух-олигарх закорючки на бумаге: где что должно находиться, красоваться на гектарах немереных, а ты Назаров, раз у тебя высшее инженерное образование, действуй! Рассчитай всё по-научному на бумаге, деталировку пораскинь на листах, к местности привязку сделай.

Ну, и всё такое.

Вот и пришёл тогда Назаров в кабинет. В предбаннике ноги вытер, секретарше улыбнулся, в дверь постучал…

– Входи, входи! Чего робеешь? – «хозяин» сидит за длинным, как беговая дистанция, столом полированным.

Зеркало – стол, как врытый, не шелохнётся.

– Вызывали?

– Вызывал, вызывал, а то, как же! Садись.

Назаров с неохотой присел на краешек стула: опять над бумагами ломать голову там, где чёрт ноги поломал!

– Двигай сюда! – начальник указал на стул возле себя. – Посиди пока.

Кирилл, немного осмелев, пересел к начальнику.

– Водку будешь? – «хозяин» нагнулся и вытащил из-под стола пузатый, зелёного стекла пузырь.

– А то нет! – удивился неожиданному приёму Назаров.

– Тогда лей сам! – и показал глазами чайную чашку на столе.

– А-а, была-не была! – Кирилл за эти два года пока сидел, напрочь забыл сам вкус спиртного.

Налил чашку желтоватой жидкости и в один глоток опрокинул в себя.

Вроде и не водка вовсе. Во рту остался хвойный смолистый привкус. А, может, это показалось так с непривычки.

Неизвестно как в руках очутилась пухлая плитка мягкого шоколада.

Вот теперь это в самый раз!

«Хозяин» сидел потный, раскрасневшийся, было видно, что сидит он «ещё с понидилка».

Форменная куртка с майорскими погонами висела на высокой кожаной спинке его кресла.

– Ещё будешь?

– Буду, но только потом…

– Ладно, успеем ещё! До утра время потерпит!

– Закури, давай!

Сигареты «Парламент», конечно, штука хорошая, но свои, «Прима», к которым он теперь здесь привык, кажутся надёжнее. Закурил.

Было видно, что начальник сегодня «на коне», – расчёт от заказчика в кармане. Зелёные – листик к листику, вроде записной книжки, плотно лежит. Что ещё надо простому служителю Фемиды! Хорошо!

Расслабился «хозяин», сигареткой затянулся, откинулся на кресло, лишь только кожа под огрузшим задом скрипнула.

– Слушай, Кирилл Семёнович, ладно я здесь службу правлю, а ты как сюда угодил?

Больной вопрос неприятно царапнул сердце.

Да, действительно, как ты здесь очутился, совок несчастный? Бьёшься-колотишься, когда на волю воротишься?

Кирилл потянулся к пузырю зелёному. Налил ещё полчашки, выпил под любопытным взглядом «хозяина».

Заморское пойло, хотя и не наш палёный «сучок», но тоже Матрёниным самогоном шибает.

Разломил пористый брусок шоколада – во рту, – ангелы прошли. В голове колокол вечевой как на престольный праздник загудел.

– Бляди они, ваши судебные органы! Перепоясали меня на срок, вот и трублю здесь, как последняя сука!

– Ну, ты это брось! Органы у нас у всех одинаковые в штанах болтаются! Ты лучше объясни мне, недотёпе, за что чалишься?

– Да ни за что! Самуил Израильевич мне куклу героиновую в книгу замастырил и на размен подбил с Карамбой, вроде как я хищение сделал на десяток лимонов. Я, дурак, и согласился, чтобы за наркоту на червонец строгого они меня не определили. Теперь я здесь в подъярёмном существовании – а миллионы у Карамбы в загашнике парятся! На фуфло клюнул, как пацан необрезанный! – переходя на привычный теперь язык, Назаров взлетел над стулом, размахивая возбуждённо руками.

– Постой, постой! Пингвин что ли следаком у тебя проходил? Но он не Израильевич, а Карлович. Самуил Карлович. Так его за взятки в Пермские лагеря определили. Там он теперь. Когда Костю Шитова, ну, депутата нашего грохнули – следствие стали вести. Упёрлись в Пингвина твоего. Сначала, как заказчика подозревали. А Костю грохнул Яблон какой-то. Кликуха у него такая. Яблон, – и всё! Киллер наёмный. Ушёл. До сих пор в розыске…

– Николай Яблочкин?

– Не знаю. Может и Яблочкин, может Грушевский. Они больше своего имени «погонялки» любят.

«Яблон… Колька… – Перед Назаровым вдруг вынырнул из глубин памяти его приятель по безумной, чумовой юности. – Колька, Колька, что тебя заставило идти на это? Безденежье, попранное достоинство рабочего человека, обворованного хозяина земли своей?» – Кириллу стали резать глаза крутые, тяжёлые слёзы, которые тут же свинцовым грузилом опустились на дно его раненой души.

– Ты что? Давай, выпей! – Под самую его руку подсунул бутыль «хозяин».

Теперь он по-настоящему заинтересовался судьбой своего насельника, которого не на шутку взволновал такой расклад разговора.

Назаров, размазывая обиду по размытым алкоголем и слезой глазам, подробно рассказал о своих связях и злоключениях с Карамбой.

– Постой, постой! А чего же ты на пересмотр своего дела бумагу не подавал, тебя же по ложному обвинению захомутали?..

– Карамба обещал меня амнистировать. Да и по пересмотру могли бы ещё дополнительный срок впаять. Я же, выходит, злоупотребил его доверием. Хищнически присвоил миллионы, которые никогда в руках не держал.

– Ну, выходит всегда хорошо, да вот входит плохо, – ощерился в пьяной усмешке начальник. – Помочь тебе что ли? В областной прокуратуре у меня одна зацепка есть…

– Гражданин начальник, – Назаров впервые так обратился к раздобревшему «хозяину», – ради Бога, если можно!

– У нас всё можно! Ну, откинешься ты от меня, а с кем же я буду бабки делать? – разоткровенничался начальник. – Погоди, погоди! – Наклонился он к Назарову. – Тебе же тогда компенсация полагается! Столько лет по ложному обвинению чалился! Ты же теперь сам миллионщиком будешь! Помогу я тебе, если будешь со мной работать. Слушай сюда внимательно: давай на твоё имя зарегистрируем частное предприятие по услугам населению, вроде как кладбищенские оградки делать, памятники… Моё оборудование и мои заказы те же, что и были, а твоя – работа и организация производства. Если так, то я тебя вытащу.

– Идёт!

Порядком захмелевшему Кириллу теперь было всё равно. А – была-не была! Освобожусь, а там видно будет! Всё равно идти некуда.

– Тогда так, – посмотрел протрезвевшими глазами начальник на Кирилла, – от меня не бегать! Замётано?

– Замётано! Куда мне бежать, когда бежать некуда? Вот он я весь!

– Держи мосол! – протянул широкую ладонь «хозяин». – Завтра поговорим, а теперь давай пить за удачу!