Текст книги "Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе"

Глава 7
Стэплтоны из Меррипит-Хауза

Свежесть и прелесть следующего утра немного смягчили тягостное впечатление от встречи с Баскервиль-холлом. На душе немного просветлело, и поместье при всей своей мрачной, давящей архитектуре показалось даже привлекательным. Мы с сэром Генри сидели за завтраком. В окна струился солнечный свет, покрывая яркими разноцветными пятнами стены и висящие на них гербы. Дубовые панели отливали бронзой. Трудно было поверить, что еще только вчера вечером эта комната поражала нас своим унынием и навевала тоску.

– Полагаю, что виной тому была не комната, а мы сами, – предположил баронет. – Мы устали от долгого путешествия, продрогли, и наше настроение наложило отпечаток на все вокруг нас. А сегодня мы бодры и веселы, оттого и комната нам кажется много приятнее.

– Да нет, я думаю, что дело не только в нашем воображении, – возразил я. – Вы не слышали ночью плач, сэр Генри? Даже не плачь, а рыдания.

– Очень интересно. Я действительно слышал женский плач, но потом решил, что это – сон. Я, правда, приподнял голову, прислушиваясь, но ничего не услышал.

– Нет, это был не сон. Лично я слышал плач совершенно отчетливо. Рыдала какая-то женщина.

– Давайте сейчас же спросим об этом Берримора, – сэр Генри позвонил в колокольчик. – Посмотрим, что он нам скажет.

Мне показалось, что, услышав вопрос хозяина, дворецкий побледнел еще больше. Да, скорее всего, показалось, ибо голос его оставался таким же спокойным, как обычно.

– В доме только две женщины, – ответил Берримор. – Одна из них – служанка, она спит в другом крыле, вторая – моя жена. Могу вас заверить, что она сегодня ночью не плакала.

Но я догадался, что он соврал. После завтрака я увидел в коридоре миссис Берримор, высокую, статную женщину, с тяжелыми чертами невыразительного лица и строгим, крепко сжатым ртом. Падавший из окна солнечный свет хорошо освещал миссис Берримор, и я увидел её красные глаза и припухшие от слез веки. Значит, плакала именно она, и муж ее должен об этом знать. И, тем не менее, он пошел на риск, сказав нам неправду. Но зачем он это сделал? И отчего она так рыдала? Вокруг фигуры высокого бородатого красавца Берримора начала сгущаться атмосфера мрачной таинственности. Я вспомнил, что он первым обнаружил сэра Чарльза лежащим на дорожке. А с какой стати его слова берут на веру? Почему все обстоятельства гибели сэра Чарльза восстанавливаются на основе показаний Берримора? И, кстати, не Берримора ли мы видели в том кэбе, на Риджент-стрит? Тот человек тоже носил бороду. Возница, правда, говорит, что его седок был не столь высок, но он может и ошибаться. Как мне все выяснить? Первой мыслью было немедленно отправиться в Гримпен и поговорить с почтмейстером. Только он может сказать, кому отдали нашу проверочную телеграмму – Берримору или нет. Но сколь бы заманчиво это не звучало, я решил пока воздержаться от визита на почту. Прежде всего, нужно было немедленно записать впечатления для последующего отчета Холмсу. Ведь я сам обязался регулярно составлять их.

После завтрака сэр Генри занялся бумагами дяди. Я же, воспользовавшись свободным временем, решил провести небольшую экскурсию. Приятная четырехмильная прогулка вдоль края болота закончилась у небольшой серенькой деревушки, где над маленькими неприглядными строениями возвышались два солидных здания, как оказалось, местная гостиница и дом мистера Мортимера. Почтмейстер, обязанности которого исполнял местный зеленщик, сразу вспомнил отосланную нами телеграмму.

– Ну, конечно, сэр, – ответил он. – Я, как мне и следовало сделать, передал ее в руки мистера Берримора.

– А кто отдавал телеграмму? – настаивал я.

– Мой сынишка. Джеймс, – обратился он к стоящему рядом мальчику, – ведь ты отдал телеграмму лично мистеру Берримору?

– Да.

– Ты видел мистера Берримора? – спросил я.

– Нет, сэр. Я его не видел, мистер Берримор был в то время на голубятне, поэтому я отдал телеграмму миссис Берримор.

– Ну, вот видите, все в порядке. Джеймс отдал телеграмму его жене, а кому, как не ей знать, где находится ее муж. А что, разве он не получил телеграммы? И если произошла ошибка, то жаловаться должен мистер Берримор, – почтмейстер многозначительно посмотрел на меня.

Дальнейшие расспросы продолжать было бесполезно. Выходило, что уловка Шерлока Холмса сработала, Берримор вполне мог находиться все это время в Лондоне. И если это так, то получалась неприятная картина: Берримор последним видел сэра Чарльза живым и первым увидел сэра Генри, которого тщательно выслеживал с того момента, как новый наследник вернулся в Англию. Но тогда кто такой Берримор? Чей-то агент? Или исполнитель своих собственных планов? Но какой ему интерес изводить семейство Баскервилей? Я вспомнил о странном предупреждении, составленном из газетных вырезок. Не его ли это рук дело? Или это прислал кто-то другой, с целью предотвратить исполнение гнусных планов, разработанных Берримором? Единственно возможным ответом здесь могло быть только предположение, сделанное сэром Генри – если Баскервилей удастся отпугнуть от поместья, выиграют от этого только Берриморы, обеспечив себе безмятежное существование в Баскервиль-холле. Но столь легкое объяснение никак не вязалось с глубиной и тонкостью разработанного плана. Зачем ради столь простой цели ломать голову, плести вокруг молодого лорда невидимую паутину интриг? Ведь сам Холмс говорил, что за все время расследований ему еще не приходилось сталкиваться с более запутанным делом. Я настолько устал от размышлений, что, возвращаясь по унылой, серой от пыли дороге, молился, чтобы мой друг поскорее завершал свои дела в Лондоне и приезжал в Баскервиль-холл. Тяжкая ноша ответственности оказалась мне не по силам.

Мои невеселые мысли были прерваны раздавшимся позади меня шумом быстрых шагов и голосом, звавшим меня по имени. Я обернулся, ожидая увидеть мистера Мортимера, но к своему удивлению обнаружил, что меня нагоняет совершенно незнакомый мне человек лет тридцати-сорока, невысокий, со светлыми волосами и с узким костлявым лицом, заканчивавшимся слабым, безвольным подбородком. Одет незнакомец был в серый костюм и соломенную шляпу. С плеча его свисал ящик для сбора образцов растений и насекомых, а в руке он держал сачок.

Незнакомец, задыхаясь, подошел ко мне и произнес:

– Надеюсь, вы простите мне мою смелость, доктор Уотсон. Но, скажу вам, давно живя здесь, у болот, мы давно отвыкли от церемоний. Народ тут добродушный и гостеприимный, официального знакомства с представлениями и поклонами не требуется. Вы, возможно, слышали моё имя от нашего общего друга мистера Мортимера. Меня зовут Стэплтон, я живу в Меррипит-хаузе.

– Ваш ящик и сачок подсказывают мне, что вы, вероятнее всего, натуралист, – произнес я, припоминая рассказ мистера Мортимера, в котором фигурировал натуралист Стэплтон. – Но как вы узнали меня?

– Я заходил к Мортимеру и он показал мне вас из окна своего кабинета. Вы как раз проходили мимо его дома. И раз наш путь лежит в одну сторону, то я решил нагнать вас и представиться. Ну, как сэр Генри чувствует себя после путешествия в Англию?

– Неплохо, благодарю вас.

– Мы все так боялись, что после трагической смерти сэра Чарльза новый баронет откажется жить здесь. Да, нужно обладать немалым мужеством, чтобы обосноваться здесь, в столь унылом месте. Вы даже не представляете, мистер Уотсон, что для здешних краев означает приезд сэра Генри. Надеюсь, он лишен предрассудков и не питает страха ко всей этой истории?

– Да нет, не похоже.

– Вы, разумеется, знаете про легенду? Ну, про ту собаку, которая преследует род Баскервилей?

– Да, что-то слышал.

– Невероятно, но местные крестьяне относятся к ней вполне серьезно. Некоторые из них готовы поклясться, что самолично видели на болотах похожее на собаку чудище с огненной пастью, – проговорил мистер Стэплтон и улыбнулся. Но мне показалось, что и он сам считает легенду не лишенной оснований. Глаза его, по крайней мере, оставались серьезными. – Сэр Чарльз придавал слишком много значения этой истории, – продолжил мистер Стэплтон. – Не сомневаюсь, что его богатое воображение и явилось причиной трагической смерти.

– Как это?

– Он издергался, практически был на грани нервного истощения. Для сердечного удара было достаточно малейшего волнения. Я допускаю, что в тот вечер в тисовой аллее он действительно видел собаку или какое-нибудь другое животное. А сердце у него было такое слабое… Мы все любили сэра Чарльза, были привязаны к нему.

– Откуда вы знаете, что у него было слабое сердце?

– Об этом мне говорил мистер Мортимер.

– Значит, вы предполагаете, что сэр Чарльз на самом деле увидел какую-то собаку и от этого с ним случился удар?

– А разве может быть более правдоподобное объяснение?

– Пока нет. Я еще ничего не решил.

– А мистер Шерлок Холмс?

Я едва не вздрогнул, услышав имя своего друга. Я посмотрел на Стэплтона, но тот спокойно, с невозмутимым видом рассматривал меня. Значит, он знал и меня, и Шерлока?

– Притворяться не имеет смысла, доктор Уотсон, – продолжил он. – Ваши записки о приключениях Шерлока Холмса дошли и до наших диких мест. Но, давая известность своему другу, вы и сами стали известны. Поэтому, когда мистер Мортимер назвал мне ваше имя, я сразу подумал, что если вы находитесь здесь, то и мистер Шерлок Холмс должен быть где-то рядом. Следовательно, это дело его заинтересовало. Вот я вас и спросил, какого он мнения обо всем случившемся.

– Боюсь, что сейчас я не могу ответить на ваш вопрос.

– А могу я вас спросить: не собирается ли великий Шерлок Холмс почтить нас своим визитом?

– Пока нет, он сильно занят в Лондоне. Ведет несколько дел.

– Очень жаль. Он определенно пролил бы свет на некоторые события, суть которых никто из нас не понимает. Так если вам что-нибудь понадобится, вы можете смело распоряжаться мной, мистер Уотсон. Я буду рад оказаться вам полезным. И если вам прямо сейчас нужен мой конкретный совет или помощь – пожалуйста. Расскажите, как вы собираетесь вести расследование, с какой стороны хотите подступить к этому делу, и я с удовольствием помогу вам.

– Уверяю вас, мистер Стэплтон, я нахожусь здесь в качестве друга сэра Генри. Благодарю вас, но мне не нужна помощь.

– Вот и прекрасно! – воскликнул мистер Стэплтон. – Вы поступаете совершенно правильно, осторожность и сдержанность – прежде всего. Я вполне заслужил такое отношение своей назойливостью. Простите меня. Хотя я и очень любопытен, я больше никогда не коснусь этой темы.

Мы подошли к тому месту, где от дороги отходила, и вилась по болоту поросшая травой узкая тропинка. Справа от нее стоял усеянный валунами и прорезанный траншеями крутой холм, в стародавние времена на нем велась разработка гранита. Обращенная к нам сторона холма представляла собой темный утес, в расщелинах которого росла ежевика и папоротник. Где-то вдалеке тянулась вверх тоненькая полоска дыма.

– Если немного пройти по этой тропинке, то попадете в Меррипит-хауз, – сообщил мистер Стэплтон. – Может быть, пожертвуете для меня часок, зайдете? Я познакомлю вас со своей сестрой.

Я подумал, что моя первейшая обязанность – находиться рядом с сэром Генри. Но, вспомнив об ожидающих его многочисленных бумагах и счетах, которыми завален стол в его рабочем кабинете, я решил не торопиться в Баскервиль-холл, тем более, что в бухгалтерских делах я ничем сэру Генри помочь не могу. Также от возвращения меня удержала и просьба Шерлока Холмса, настоятельно рекомендовавшего мне познакомиться с соседями. Я с радостью принял приглашение мистера Стэплтона, и мы свернули на зыбкую тропинку.

– Прекрасное это место, болото, – сказал Стэплтон, оглядывая волнистую равнину, покрытую невысокими холмами и крутыми угловатыми скалами. Сливаясь и возвышаясь над темно-зеленой шевелящейся гладью, они создавали фантастический, волнующий пейзаж. – Вас никогда не утомит вид болота. А сколько тайн хранит оно, такое бескрайнее, пустынное, загадочное.

– Вы хорошо знаете эти места?

– Я живу здесь всего два года. Местные до сих пор называют меня “приезжим”. Мы приехали сюда за два года до того, как здесь поселился сэр Чарльз. Мне нравится болото, я исследовал его вдоль и поперек. Немного найдется здесь людей, которые знали бы его так же хорошо, как и я.

– И много вам понадобилось времени, чтобы изучить его?

– Очень. Посмотрите вон туда, на север. Видите ту равнину? Не замечаете в ней ничего необычного?

– Только одно – по ней вполне можно скакать на лошади.

– На первый взгляд – да. Многим это заблуждение стоило жизни. Взгляните на светло-зеленые пятна. Что скажете?

– Их там превеликое множество. Похоже, что это – плодородная земля.

Стэплтон рассмеялся.

– Совсем нет. Это – Гримпенская топь. Один неверный шаг, и вы погибли. Почва там настолько зыбкая, что не выдерживает даже животных, не то, что человека. Вчера, например, я видел, как под воду ушел пони – их тут много на болоте. Причем, засасывало его медленно, над водой долго виднелась голова бедного животного. Слышали б вы, какие душераздирающие крики оно издавало. Ужасающее место. Здесь и в засуху-то опасно ходить, а после осенних дождей – и подавно. Гиблое место. Боже мой! Посмотрите, мистер Уотсон! Еще один несчастный пони!

Издали казалось, что в зеленой трясине, поросшей осокой, бьется и мечется из стороны в сторону небольшой темно-коричневый комочек. Прошло несколько секунд, и над поверхностью осталась только голова животного. До меня донеслись жалобные, надрывные крики пони, и я похолодел от ужаса. Однако мой спутник смотрел на происходящее с безучастностью истукана.

– Вот и все. Пони засосало, – холодно произнес он. – Его поглотила топь. За два дня – два пони. А будет и еще больше, ведь они привыкли ходить туда в сухую погоду. А потом они потеряют осторожность, станут думать, что после дождей топь так же безопасна, как и в засуху. Но они скоро поймут разницу, когда увидят, как тонут другие. Да, большая Гримпенская топь – место проклятое.

– Но вы говорили, что можете пересечь ее?

– Да, там есть пара тропинок, и я нашел их. Но пройти по ним сможет только очень осторожный и хладнокровный человек.

– Но зачем вам туда стремиться?

Вместо ответа мистер Стэплтон указал на гряду холмов.

– Вот эти холмы – по сути дела островки сухой земли, которую мало-помалу окружило болото. И разбросаны они по всему краю топи. Видели б вы, какие там бабочки! – восхищенно произнес он. – Только до них сначала нужно суметь добраться.

– Попробую как-нибудь, – пообещал я.

Мистер Стэплтон удивленно посмотрел на меня.

– Выбросите, ради Бога, эту затею из головы. Там пройдет только человек с железными нервами. Вам оттуда живым не вернуться, уверяю вас. Я могу ходить туда и обратно, поскольку знаю там каждую травинку.

– А это еще что за новости?! – воскликнул я. – Вы слышите?

Долгий тягучий вой пронесся над болотом. Хриплый, надрывный, он, казалось, заполнил собой весь воздух. Невозможно было определить, откуда он шел. Он начался с едва уловимого ворчания, затем перешел в дикий рев, затем снова понизился до едва слышимого ворчания. Я повернулся. Стэплтон с любопытством смотрел на меня.

– Оч-ч-чень любопытное это место, болото, – проговорил он.

– Но что это было?

– Фермеры поговаривают, что так воет собака Баскервилей. Перед тем, как начать охоту за своей жертвой. Я раза два слышал этот вой, но, признаюсь, столь явственно – никогда.

Мороз пробежал у меня по коже. В устрашающем вое мне слышалась смертная тоска и мучительная боль. Несколько раз этот леденящий душу жуткий вой огласил болото и смолк. Я огляделся. Вокруг все было тихо – ни листок не шелохнулся, ни травинка. Лишь два ворона, злобно каркая и недовольно хлопая крыльями, поднялись со стоящего позади нас утеса.

– Вы же образованный человек, мистер Стэплтон, и не верите во всю это чушь, – сказал я. – Как вы думаете, что явилось причиной этого воя?

– Трясина порой издает весьма странные звуки. Когда оседает муть, или когда вода понимается. Да мало ли…

– Да нет, мы слышали голос живого существа.

– Возможно, что вы и правы. Доводилось ли вам слышать, как кричит выпь?

– Нет, – ответил я.

– Это очень редкая для наших мест птица. Да и не только для наших краев, ее во всей Англии осталось не более ста экземпляров. Я не удивлюсь, если мне скажут, что здесь, на болоте живет выпь. Точнее, доживает. Так что, не исключено, что мы с вами слышали крик последней выпи.

– Ничего более жуткого и странного мне не доводилось слышать.

– Да, места здесь и в самом деле неспокойные. Посмотрите вон туда, на тот холм. Видите? Как, по-вашему, что это?

Я взглянул на крутой склон холма, покрытый бесчисленными кольцами, выложенными из высоких серых камней.

– Очень похоже на загон для скота.

– Нет, это – дома наших дорогих предков. В доисторические времена здесь, на болотах, жило очень много первобытных людей. Потом они оставили эти места, оттого эти жилища сохранились в том виде, в каком их заселяли наши пращуры. То, что вы видите – это вигвамы, только крыш на них нет. Если вы из любопытства войдете внутрь, то увидите даже очаг и лежаки.

– Но здесь целый город. И когда же он был обитаем?

– Во времена неолита. Точнее сказать невозможно.

– А что здесь делал первобытный человек?

– Сначала пас скот на холмах. Потом, когда выяснил превосходство бронзового меча над каменным топором, принялся добывать руду. Взгляните на траншеи на склоне. Это следы доисторического человека. Нет, доктор Уотсон, на болоте вам могут встретиться весьма неожиданные находки. Ой, простите, простите. Это же настоящий циклоп!

Над поверхностью промелькнуло какое-то насекомое, по виду напоминающее мотылек или моль. В ту же секунду Стэплтон с необыкновенной энергией бросился в погоню за ним. К моему ужасу мотылек метнулся в сторону топи, но это не остановило Стэплтона. Перескакивая с кочки на кочку, он побежал за насекомым, потрясая в воздухе сачком. Я смотрел вслед натуралисту. В сереньком костюме, своими хаотичными, зигзагообразными движениями он сам напоминал мне большого мотылька. Я наблюдал за перемещениями Стэплтона со смешанным чувством восхищения его смелостью и страхом за его жизнь. Ведь стоит ему только поскользнуться с предательской кочки, и топь неминуемо поглотит его. Увлеченный захватывающим зрелищем, я едва расслышал за своей спиной шум шагов и удивленно обернулся. Недалеко от меня на тропинке стояла молодая женщина. Она пришла с той стороны, где вьющийся к небу дымок указывал на местонахождение Меррипит-зауза. Скрытая от моего взгляда густой травой, женщина подошла ко мне совершенно незаметно.

Я ни минуты не сомневался, что вижу перед собой ту самую мисс Стэплтон, о которой мне уже немало рассказывали. И это неудивительно: здесь, в болотистом безлюдье женщины были редкостью. Мне говорили, что мисс Стэплтон красива. Стоя напротив нее, я смог убедиться в правоте этих слов. И, нужно признаться, красота ее была совершенно необыкновенной. Она поразительно отличалась от своего малопривлекательного брата мистера Стэплтона, худосочного и блеклого. Темноволосая, я бы даже сказал, жгучая брюнетка, каких нечасто встретишь в Англии, грациозная, изящная, высокая, с благородным овалом прекрасного, гордого лица. Красота его казалась бы холодной, если бы не чувственный рот и темные выразительные глаза. Я не мог скрыть своего изумления. Элегантно, со вкусом одетая красавица здесь, среди трясин и кочек, казалась неземным видением. Взгляд ее был устремлен на брата. Я, повернув голову, также принялся наблюдать за ним. В ту же секунду женщина сделала по направлению ко мне несколько быстрых шагов. Я едва успел приподнять свою шляпу, как вдруг услышал ее горячий шепот:

– Уезжайте отсюда, уезжайте немедленно, – торопливо заговорила она. – Немедленно возвращайтесь в Лондон.

Я с еще большим изумлением принялся рассматривать её. Она же, сверкнув взглядом, негодующе топнула ногой и снова повторила:

– Уезжайте! Слышите меня?

– С какой стати я должен уезжать? – пролепетал я.

– Я не могу вам ничего объяснить, – говорила женщина низким дрожащим голосом. Я заметил, что и губы у нее тоже задрожали от волнения. – Только, ради Бога, послушайте меня. Уезжайте и больше никогда не появляйтесь здесь, у болот.

– Но я только-только приехал.

– Мужчина! – воскликнула она. – Неужели вы не способны отличить болтовню от настоящего предупреждения? Вам угрожает опасность. Уезжайте! Сегодня же! Во что бы то ни стало бегите отсюда! И ни слова о том, что я говорила. А теперь сорвите, пожалуйста, для меня вон ту орхидею. Видите, она растет рядом с хвощом? – она показала рукой на выглядывавший из-под листа красивый цветок. – На болотах очень много орхидей, но вы опоздали. Сейчас осень и здесь будет не так чудесно, как несколько месяцев назад.

Стэплтон прекратил преследование и, тяжело дыша, с покрасневшим от бега лицом, подошел к нам.

– О, Берта, это ты? – произнес он, как мне показалось, не совсем радостным голосом.

– Джек, как ты запыхался. За кем ты бегал сейчас?

– За самым настоящим циклопом. Очень редкий экземпляр, а осенью его почти не встретишь. Жаль, что я упустил его.

Стэплтон говорил беззаботным тоном, но, когда смотрел на девушку, в глазах его появлялся недовольный, если не злобный огонек.

– Я вижу, вы успели познакомиться.

– Да. Я как раз говорила сэру Генри, что для экскурсии по болоту он выбрал не совсем удачное время. Здесь сейчас не так красиво, как летом.

– Ты думаешь, что разговаривала с сэром Генри?

– А с кем же еще? – удивилась девушка. – Разве вы не сэр Генри Баскервиль?

– Нет, – ответил за меня Стэплтон. – Он такой же обыватель, как и мы с тобой. Позволь тебе представить друга сэра Генри, доктора Уотсона.

Я учтиво поклонился.

Щеки девушки вспыхнули. Её выразительные глаза испуганно посмотрели на меня.

– Значит, я все перепутала.

– Неудивительно, – сказал я. – Вы подошли недавно, и у нас совсем не было времени познакомиться.

Мистер Стэплтон рассмеялся, но глаза его смотрели на нас очень серьезно.

– Я приняла доктора Уотсона за нашего соседа. А вы, оказывается, гость, – улыбнулась мисс Стэплтон. Её брат продолжал все так же испытующе рассматривать ее, – которому совершенно безразлично, когда цветут орхидеи. Но вы все-таки зайдете к нам, в Меррипит-хауз?

Прогулка до дома Стэплтонов не заняла и пяти минут. Вскоре мы уже стояли у маленького неприметного домика, в котором некогда жил преуспевающий скотовод. Затем дом переделали, и вид у него стал более современным. Дом окружал небольшой фруктовый сад, но росшие в нем деревья, как и вообще на всей болотистой почве, были низкорослыми, чахлыми и корявыми, отчего все место производило грустное, печальное впечатление. Дверь нам открыл странного вида слуга, старый, весь в морщинах, в поношенной одежде. По всей видимости, ему приходилось одновременно исполнять обязанности эконома и дворецкого. Комнаты дома, однако, были обставлены не без некоторой роскоши, за чем угадывалась женская рука и вкус. Взглянув из окна на унылое болото с его бесконечными пятнами валунов и холмов, тянущихся вплоть до самого горизонта, я не мог не задуматься: что заставило мистера Стэплтона, образованного человека, и его прелестную сестру жить в столь мрачном месте?

– Странное место я выбрал, не правда ли? – сказал он, словно отвечая моим мыслям. – Да, но, тем не менее, нам здесь очень хорошо. Скажу больше – мы счастливы. Правда, Берил?

– Очень, – ответила она без особой убежденности в голосе.

– У меня была школа, – продолжал мистер Стэплтон. – В одном из северных графств. Но работа там утомляла меня. Я не люблю монотонности. Рутина делает любое занятие неинтересным. Но мне нравился сам процесс воспитания и обучения детей, мне нравилось помогать юным душам, вкладывать в их умы новые идеалы и цели, воспламенять их сердца. К тому же, нам сильно не повезло: в школе разразилась эпидемия, и трое школьников умерли. Я не смог оправиться от такого удара. Начинать все сначала – не было денег, школа съела все мои капиталы. С тех пор прошло уже много лет, и, если бы не воспоминания о гибели мальчиков, я бы окончательно забыл о своей неудачной попытке устроить школу. Материальные потери меня не очень волнуют, здесь так много работы для зоолога, что ни о чем прочем не хочется и думать. Да и сестра моя увлечена природой не меньше меня. Полагаю, я достаточно полно ответил на ваш немой вопрос. Ведь, глядя на пустынную и безрадостную картину болота, вы хотели меня спросить о цели моего приезда сюда.

– Вы знаете, я действительно подумал, что здесь тут немного скучновато… Тем более для вашей сестры.

– Что вы, что вы, – торопливо ответила мисс Стэплтон. – Мне здесь вовсе не скучно.

– У нас есть все, к чему мы привыкли, и без чего нельзя жить: книги, увлечения, интересные собеседники – наши соседи. Мистер Мортимер – прекрасный и по-своему очень занятный. С сэром Чарльзом мы тоже нередко встречались – это был, скажу вам, редкой души человек. Мы хорошо знали его. Вы даже себе не представляете, как нам его не хватает. Кстати, как вы считаете, не совершу ли я бестактность, если сегодня отважусь съездить в Баскервиль-холл и представиться сэру Генри?

– Никоим образом, мистер Стэплтон. Сэр Генри будет чрезвычайно рад вам.

– Тогда прошу вас, передайте ему, что я сегодня приеду. И еще раз простите меня. Мы здесь – люди простые, бесхитростные, отвыкли от светских манер. Если я по незнанию совершу какую-нибудь оплошность, поправляйте меня без всякого стеснения. Но из-за нашей простосердечности сэру Генри будет легче сблизиться с нами. Пока готовится завтрак, предлагаю вам пройти наверх, доктор Уотсон, и посмотреть мою коллекцию бабочек. Думаю, что это – самая полная коллекция на всем юго-западе Англии.

Я же стремился поскорее приступить к выполнению своей основной задачи. Унылый вид болота, гибель несчастного пони, жуткий вой, напомнивший мне о мрачной легенде и о проклятии, нависшем над родом Баскервилей, – все это оставило в моей душе неприятный осадок. Я был подавлен впечатлениями от экскурсии, так хорошо начавшейся. И более всего меня встревожили слова мисс Стэплтон, ее торопливые предостережения. Произнесенные с такой горячностью и жаром, они не оставляли сомнения в ее искренности и серьезности. Я считал, что у мисс Стэплтон, несомненно, есть причины говорить так. Поэтому я отказался от настойчивых просьб позавтракать со Стэплтонами и немедленно пустился в обратный путь по той же самой поросшей травой тропинке, которой мы пришли в Мерипит-хауз.

Как оказалось, от дома Стэплтонов до дороги, что вела к Баскервиль-холлу, существовал более короткий путь, и они его хорошо знали. Подходя к дороге, я с удивлением заметил сидящую на камне мисс Стэплтон. Её красивое лицо раскраснелось от быстрой ходьбы, она часто дышала.

– Мне пришлось бежать, чтобы опередить вас, мистер Уотсон, – задыхаясь, заговорила она. – Я очень торопилась. Как видите, я даже не стала тратить время на то, чтобы надеть шляпку. И мне нужно сейчас же бежать обратно, иначе мой брат хватиться меня. Знаете, я хотела сказать вам, что там, на болоте, я поступила очень глупо. Я приняла вас за сэра Генри. Забудьте то, что я вам говорила. Эти слова не имеют к вам никакого отношения.

– Да как же я могу забыть их, мисс Стэплтон?! – изумился я. – Мне, как другу сэра Генри, небезразлично, если он подвергается опасности. Скажите мне, почему вы так хотите, чтобы сэр Генри немедленно уехал в Лондон?

– Это – просто одна из моих причуд, мистер Уотсон. – Когда вы узнаете меня получше, то поймете, что я не всегда отдаю отчет своим словам. И особенного смысла в них искать не нужно.

– Ну, нет, мисс Стэплтон. Я помню, как вы говорили со мной. Я хорошо видел блеск ваших глаз, ваш дрожащий от волнения голос. Пожалуйста, будьте со мной откровенны, мисс Стэплтон, прошу вас. С тех пор, как я нахожусь здесь, я словно блуждаю во тьме. Странно, но мне кажется, что надо мной, как и над всей округой, висит какая-то мрачная тень. Объясните, что вы имели в виду, призывая меня уехать отсюда. Обещаю вам, что я все передам сэру Генри.

На мгновение лицо мисс Стэплтон вдруг стало решительным, но затем вспыхнувший было взгляд потух, и она равнодушно произнесла:

– Вы придаете слишком большое значение пустякам, мистер Уотсон. Просто и меня, и моего брата потрясла смерть сэра Чарльза. Мы были близко знакомы с ним, он часто прогуливался по болоту, и заходил к нам. На него сильно повлияла та легенда о проклятии, которое висит над родом Баскервилей, поэтому, когда произошел этот трагический случай, я подумала, что в этой старой истории все-таки что-то есть. Может быть, не напрасно он так боялся? Вполне естественно, что я расстроилась, когда узнала, что к нам направляется еще один Баскервиль. Поэтому и хотела поделиться с ним своими сомнениями. Вот и все, что я собиралась сказать.

– Но почему вы считаете, что сэру Генри определенно угрожает опасность?

– А разве вы не знакомы с легендой?

– Да, но не верю ни единому ее слову.

– А я – верю. И если вы имеете хоть каплю влияния на сэра Генри, умоляю вас, убедите его уехать отсюда подальше. Это роковое место. Зачем ему оставаться жить тут, где погибло столько его предков? Мир велик, пусть он уедет куда угодно, только не остается в Баскервиль-холле. Тут очень опасно. Почему он собирается здесь жить?

– Именно потому, что здесь опасно. В этом весь сэр Генри, он презирает любые опасности. Но, право же, мне думается, что если я не приведу достаточно серьезных аргументов в пользу отъезда, увезти сэра Генри отсюда не удастся. Скажите мне, в чем причина вашего страха?

– Не могу сказать… Ничего определенного я не знаю.

– Позвольте задать вам еще один вопрос, мисс Стэплтон. Если вам ничего толком не известно, почему тогда вы не захотели, чтобы ваш брат услышал то, что вы мне говорили? Или вы говорили нечто такое, что ему было бы неприятно слышать?

– Мой брат очень хотел бы, чтобы Баскервили продолжали жить в своем поместье, поскольку, как он говорит, от этого все бедняки только выиграют. И если бы мой брат услышал, как я прошу вас убедить сэра Генри уехать отсюда, он бы очень разозлился. Но теперь я спокойна, я сделала то, к чему меня призывала совесть. Извините, я должна возвращаться, иначе мой брат заподозрит, что я встречалась с вами. До свидания! – она повернулась и торопливо зашагала по тропинке. Через несколько минут она уже исчезла из виду. Только изредка ее изящная фигурка на несколько мгновений появлялась между валунов и сразу же исчезала. Я же продолжил путь в Баскервиль-холл. В душу мою начала закрадываться неясная, и непонятно откуда взявшаяся тревога.