Текст книги "Белоповстанцы. Книга 2. Борьба белых повстанческих отрядов на амурской границе"

X
Второй инский бой

Неразрешенный вопрос. – Обстановка на фронте, на линии железной дороги перед рассветом и решение генерала Сахарова. – Разворачивание главных сил белых для боя. – Наступление пластунов и уфимцев. – Ход боя в районе железной дороги. – Положение на участке пластунов и уфимцев после полудня. – На правом фланге белых. – Конец боя

Второй инский бой. Что это? Атака ли превосходящими силами случайной позиции передового отряда противника, или это встречный бой численно равных главных сил сторон? Вопрос этот в данной книге не будет разрешен. Для разрешения его нет достаточных фактических данных. Приходится только указать, что в белых частях было мнение, что второй Ин – неудачный бой главных сил белых с красными бронепоездами, поддержанными небольшим пехотным отрядом. Между тем некоторые фразы книги Я. Покуса, фразы, дословно приведенные в главе IX, останавливают на себе внимание и заставляют поставить вопрос: не был ли бой 11 января встречным боем – столкновением главных сил белых, намеревавшихся в этот день атаковать ст. Ин, с главными силами красных (Сводная бригада и Троицко-Савский кавалерийский полк), двигавшийся на восток в целях выполнения наступательного плана тов. Серышева и санкционированного главкомом тов. Блюхером?

Медленность движения частей 2-го отряда на запад от Ольгохты раздражала порывистого генерала Сахарова. Несколько раз посылал он ординарцев к полковнику Аргунову, дабы ускорить продвижение головных частей, но толку от этого было мало: 2-й отряд продолжал идти вперед так, как шел раньше. Когда же наконец продвижение частей 2-го отряда приостановилось совершенно и части полковника Аргунова, как то казалось генералу Сахарову и некоторым другим чинам 5-го отряда, без уважительной причины стали топтаться на месте, колонна главных сил белых, нагнав авангард, остановилась на дороге в районе первой железнодорожной будки (считая от Ольгохты). Голова же колонны выдвинулась несколько на запад от этой будки. Таким образом, все силы генерала Сахарова оказались в сфере артиллерийского обстрела противника, но все же большая часть их была вне досягаемости ружейного огня. Время шло. Части стояли на дороге и бездействовали. Генерал Сахаров, шедший в голове своего 5-го отряда, стоя на дороге, саженях в 50 впереди пластунов, одного за другим гнал своих ординарцев к полковнику Аргунову. Горячий генерал окончательно вышел из себя. Нервничая, он размахивал руками, кричал, бранился… От полковника Аргунова пришел очередной ответ: «Разведка выслана, сейчас производится освещение местности, части, вероятно, скоро двинутся дальше». Генерал Правохенский, «поднакрученный» (подзадоренный) полковниками Ктиторовым и Ивановым, прошел было к генералу Сахарову, дабы узнать об обстановке и, быть может, дать свой совет, если б таковой потребовался, но раздраженный генерал только огрызнулся и рукой отмахнулся…

Стало совсем светло. Белые части продолжали стоять на месте. Чаша терпения генерала Сахарова переполнилась. Он решил ввести в дело главные свои силы, дабы сбить красных и отбросить их к Ину. Примерно около 8 часов генералом Сахаровым был отдан приказ пластунам, уфимцам и камцам развернуться в боевой порядок и, перейдя в наступление, сбить врага. Здесь следует оговориться, что, согласно сохранившейся копии донесения комполка 1-го пластунского, последний якобы получил приказание о выдвижении его полка в первую линию только в 13-м часу, но всеми свидетельскими показаниями возможность выдвижения пластунов в столь поздний час категорически опровергается. Весьма вероятно, что при перепечатке донесения была сделана описка и следовало бы читать «в 10-м часу», что допускается рядом участников этого боя. По некоторым иным данным (дневник прапорщика Носкова) следует, что в первую линию пластуны были выкинуты около 8, уфимцы – в 9, а камцы даже в 10 часов.

Мимо железнодорожной будки и моста, у которого стоял генерал Сахаров, проходили вперед роты белоповстанцев. Они втягивались в кусты и, оставляя в стороне плато, обтекая его слева, лесом выходили к болотцу, где разворачивались в боевой порядок и сквозь цепи глудкинцев шли вперед. Так как движение вдоль самого полотна железной дороги под огнем бронепоезда сулило большие потери, полки, назначенные для удара, не должны были поджиматься к линии железной дороги. Им надлежало двигаться, не приближаясь к путям ближе сажен трехсот-четырехсот. При движении севернее указанного рубежа белые бойцы оказывались лесом и кустами совершенно скрытыми от артиллерийских наблюдателей красных.

Пропустив вперед пластунов и уфимцев, части 1-го отряда примерно часов в 8½ свернулись в походную колонну и отошли к первой будке, где в резерве стоял малочисленный 1-й Волжский стрелковый полк. В то же самое время Волжская батарея выкинулась вперед орудий 1-го стрелкового артиллерийского дивизиона и встала на позицию так же, как глудкинская батарея на дороге рядом с полотном. Воткинская батарея до поры до времени осталась стоять в походной колонне позади 1-го стрелкового артиллерийского дивизиона.

Расположение белоповстанческих частей первой линии по фронту с юга на север было следующим. К югу от линии железной дороги, на значительном расстоянии от нее, маячила какая-то конница (не 1-й кавалерийский полк?), в районе полотна – Голубой полк 2-го отряда: этот полк поддерживал связь на видимость с Отдельной Иманской сотней войскового старшины Ширяева, залегшей в рощице и примыкавшей к левому флангу пластунов, развернувшихся по фронту примерно на одну версту. Правее пластунов, так же вплотную примыкая к ним, расположились уфимцы, занявшие участок по фронту такой же примерно длины, как и пластуны. Прикрытие правого фланга уфимцев возлагалось на малочисленный Камский стрелковый полк, долженствовавший в то же время охватить левый фланг красных. Таким образом, после 8 часов 30 минут 11 января в первой линии белых находилось до 700 бойцов из общего числа 2300 бойцов, и на два свежих и самых больших полка (1-й пластунский и 4-й Уфимский), насчитывавших в своих рядах почти половину всех штыков группы генерала Сахарова, возлагался захват передовой позиции, занятой неизвестными силами противника. Полагалось, что в результате захвата этой позиции белые части получат возможность более или менее беспрепятственного продвижения вдоль линии железной дороги к Ину.

Пластуны и уфимцы перешли в наступление. Шли по лесу и кустам. Сначала все шло хорошо. Вот вышли на опушку леса. Впереди, шириной с версту, кочковатое болото. Снег занес кочки, глаз наблюдал ровное пространство, но для движения оно было тяжело: люди то и дело проваливались между кочками, спотыкались… За болотом поднимались кусты, чернел лес. Есть ли там красные – никто хорошо того не знал. Белые шли одной цепью. Заядлые каппелевцы, подозрительно относившиеся к семеновцам, а пластуны были ведь семеновцами, восторгались, наблюдая движение пластунов: в образцовом порядке, поддерживая равнение, бодро шли вперед пластуны. В первой линии у пластунов шли две сотни, четвертая сотня шла во второй линии, шагах в ста за первой. Третья сотня участия в наступлении не принимала – она была оставлена генералом Сахаровым при себе. В боевой порядок пластуны выставили всего до 400 бойцов при 6 пулеметах. Относительно уфимцев подробных сведений нет. Также не представляется возможным установить: двинулись ли вперед оба полка одновременно, или же пошел сначала один, а потом другой, но, во всяком случае, это была одна атака.

Пластуны шли вперед, не будучи обстреливаемыми, и только после того, как их цепь подошла шагов на триста к западному концу поляны, красные, занимавшие позицию по этой опушке, открыли сильный ружейный и пулеметный огонь. Огонь врага для пластунов был слишком неожидан. Убитые и раненые в белой цепи падали один за другим. Был один момент, когда показалось, что пластуны дрогнули. Быть может, впрочем, что это были только раненые, оставлявшие цепь под огнем противника. Как бы там ни было, но это минутное замешательство только увеличило число жертв. Но вот полк залег… Огонь красных не прекращался. Пластуны продолжали нести потери. В цепи образовались большие прорывы. Особенно доставалось центру. Между прочим, здесь был убит поручик Русанов. «Максим», находившийся на правом фланге, потерял всех пулеметчиков перебитыми или перераненными и, оставшись без прислуги, был отведен в тыл. В центре другой пулемет отказался действовать. Два пулемета на левом фланге, из-за находящихся впереди кустов и деревьев, огня не открыли, так как не имели обстрела. Пулемет Шоша был в резерве… Минут через десять после открытия красными огня по приказанию комполка 1-я сотня, находившаяся до сего времени во второй линии, была выкинута вперед и влилась в первую линию, заняв образовавшиеся прорывы в ней…

Уфимцы шли вперед по кочковатому полю, когда красные открыли огонь по пластунам… По уфимцам был также открыт огонь, сначала редкий, но по мере продвижения уфимцев вперед поражение становилось все более действительным, и, наконец, шагах в двухстах не доходя до опушки леса, уфимцы принуждены были залечь на ровном, гладком поле… Цепь уфимцев сильно редела… Были убиты командиры 2-го и 3-го батальонов подполковники Ургалкин и Михасик, убиты командиры рот – 1, 3, 4 и 6-й – подполковник Дашков, капитаны Иванов, Гавшин и Сидоров (тело последнего не было вывезено), адъютант 1-го батальона поручик Желнов, ранен командир 1-й роты капитан Козырский… Перекрестный огонь трех красных пулеметов, под который попала цепь белоповстанцев, был главным виновником тяжелых потерь «уфымски стрыл-ка». Два из этих пулеметов били по уфимцам слева (с юга), а третий бил справа (с севера). Показания белых участников этого дела говорят о том, что позиция красных представляла собой мешок, в который залезли белые. Так оборвалось наступление уфимцев…

Когда на заре 11 января голубые (добровольцы 2-го отряда), продвигаясь вдоль линии железной дороги, подошли ко второй будке примерно на одну версту, они увидели впереди, на повороте, вражеский бронепоезд. Вслед за этим справа, оттуда, где шли зеленые (омцы), стал доноситься огонь. Сила его была значительна… Между тем красный броневик отошел, и голубые продвинулись вперед. Теперь от их цепи до будки осталось всего сажен двести, не более… Совсем неожиданно ушедший было бронепоезд возвращается вновь, равняется с будкой и открывает огонь из орудий по голубым. Белые стрелки, растянувшиеся было цепью по открытому полю, поспешно откатываются к полотну железной дороги и поджимаются к нему. Бронепоезд отходит, теперь он маячит далеко, на повороте. Он то стоит у будки, то оттягивается на запад, скрываясь за поворотом. Время идет. Находясь под редким огнем бронепоезда, голубые до вечера лежат под откосом полотна железной дороги и потерь почти не имеют. Между прочим, днем был убит один офицер, лежавший под откосом между полковниками Бахтеревым и Быковым. Особо сильной стрельбы в это время не было – шальная пуля прилетела и уложила того, кому, видно, было так написано на роду… В этот день голубые из-за отсутствия приличной обуви потеряли обмороженными не то 62, не то 67 человек – процент весьма значительный для полка в 300 бойцов.

Только что описанное дано командиром Голубого полка полковником Бахтеревым. Офицеры-артиллеристы о происходившем в прилежащей к железной дороге полосе говорят так. В то время как пластуны и уфимцы перешли в наступление на правом фланге, в районе линии железной дороги белые также стали продвигаться вперед. В это время красного бронепоезда не было видно, он ушел за лес. Кочки и глубокий, рыхлый снег не позволяли белым батареям оставить времянку, поэтому батареи становились на позицию тут же у самой дороги. Головные батареи – Волжская (2 орудия) и 1-й артиллерийский дивизион (2 орудия), снявшись с передков, стояли на позиции. Воткинская батарея – в походной колонне. Повозки со снарядами, патронами, принадлежащие околодкам и иные, стояли тут же. С минуты на минуту ожидали, что вот-вот двинутся дальше. Стрельба на правом фланге была уже слышна. В это время красный броневик решительно двинулся вперед. Из колонны главных сил белых было хорошо видно, как бросились голубые к линии железной дороги. Волжская батарея открыла огонь по красному броневику, и последний ответил комбинированным огнем по колонне белых. Орудия 1-го стрелкового артиллерийского дивизиона присоединились к Волжской батарее. Через некоторое время и Воткинская батарея, ставшая на позицию на том же самом месте, где она стояла в походной колонне, также дала несколько залпов по врагу. Попав под огонь шести белых орудий, бронепоезд отскочил назад за лесок, но, однако, через некоторый промежуток времени он вновь повел атаку. Видимо пристрелявшись по белым за время первого своего выхода, он бил теперь по колонне, имея чуть ли не все 100 % попадания, – белая колонна была взята в вилку, чему во многом содействовало положение колонны белых, вытянувшейся длинной кишкой вдоль полотна железной дороги. Между тем белые батареи не подобрали себе целей, не пристрелялись по ним. Общего руководства огнем у белых не было. Не было у белых батарей и наблюдательных пунктов. Все полагали, что стоят здесь временно, что это еще «не настоящий бой», а потому считали вполне достаточным наблюдать бронепоезд с полотна железной дороги, находясь в нескольких шагах от своих орудий. Впрочем, никаких наблюдательных пунктов на данном участке местности не имелось, и все, что можно было сделать помимо предпринятого, так это выслать артиллеристов-наблюдателей в сторону и в пехотные цепи.

Волжская батарея «чаевала», когда красный бронепоезд выскочил во второй раз из-за леса. От его огня батарее этой стало «жарко», были потери и в 1-м стрелковом артиллерийском дивизионе.

Время шло. Попытка выкинуть вперед головную (Волжскую) батарею не увенчалась успехом, так как бронепоезд оказал решительное противодействие. Тогда генерал Сахаров в целях подавления огня броневика решил было выдвинуть два орудия на юг от полотна железной дороги. Генерал Сахаров приказал полковнику Романовскому выслать оба его орудия, но так как открытое поле, кочки, глубокий снег делали движение орудий весьма затруднительными и облегчали красному броневику расстрел орудийных упряжек, для которых не имелось абсолютно никакого укрытия, то потеря орудий белыми становилась весьма и весьма возможной. Полковник Романовский поставил в известность генерала Сахарова об этом и соглашался на маневр при условии взятия Сахаровым на себя всей ответственности за потерю орудий. Генерал Сахаров задумался. Теперь он предложил двинуть на юг одно только орудие. Движение одного орудия должно признать еще более опасным и рискованным для выдвигаемого орудия, тем не менее орудие, назначенное от 1-го стрелкового артиллерийского дивизиона, пошло, но, так как командир орудия и прочие чины особого желания «куда-то переть» не имели, орудие очень скоро вернулось назад «из-за невозможности пройти». Следует указать, что дороги по южную сторону полотна совершенно не имелось, орудию пришлось двигаться шагом по целине, кони то и дело оступались, проваливались в ямы, спотыкались о кочки, постромки путались… Генерал Сахаров не удовлетворился неудачным выходом орудия 1-го отряда и приказал выдвинуть одно орудие от Воткинской батареи, но с последним произошла такая же история, как и с глудкинским орудием.

Согнав голубых к полотну железной дороги и поубавив пыл белых батарей, красный бронепоезд после второго своего выскока из-за леса в дальнейшем держался пассивно, так же как и белые.

Двинувшись на север по тропинке, камцы никак не могли охватить левый фланг красных: цепочка конных при движении белоповстанцев на них уходила все дальше на север. В конце концов, погнавшись за ними, камцы потеряли связь со своими. «Что они делают? Куда идут?» – недоумевали белоповстанцы, остававшиеся на линии железной дороги и наблюдавшие все удаляющихся и удаляющихся камцев. Этот отрыв камцев и приостановка наступления пластунов и уфимцев повлекли за собой выдвижение полков 1-го отряда вправо от линии, в лесок, где они расположились уступом за фронтом уфимцев. Это была контрмера на случай перехода врага в наступление. Но враг белых в наступление не переходил…

Полная неудача наступления пластунов и уфимцев к полдню стала вполне очевидной. Оба полка были морально потрясены. Оставшиеся в живых стрелки лежали зарывшись в снегу между телами павших. Потери были велики. Весьма возможно, что первое время, как то всегда бывает, цифра потерь преувеличивалась. Как оказалось позднее, пластуны потеряли убитыми и ранеными 111 человек, не считая обмороженных, уфимцы же потеряли всего до 140 человек. Потери пластунов – 111 человек – взяты из приказа по полку, причем из них было 43 убитых, а остальные 68 ранены.

1-я сотня пластунов, отчасти усиленная чинами 4-й сотни, лежала на совершенно открытом месте. 2-я же сотня в значительной степени была прикрыта от огня красных кустами и лесом. Крайний правый фланг 1-й сотни также подвергался меньшему обстрелу. В результате всего этого центр пластунов стал пустеть – бойцы оттягивались на фланги, где людей собирали командиры сотен – подполковники Бельский и Петцко. На левом фланге находился и помощник комполка – полковник Иванов, сам же комполка подполковник Ктиторов, при наступлении двигавшийся непосредственно за первой цепью в центре, после того как генерал Сахаров не дал ему из резерва 3-ю сотню, оставаясь за серединой расположения полка, оттянулся несколько назад.

Время шло. Огонь красных стал менее интенсивен. Белые полки продолжали оставаться на месте, приводя постепенно себя в порядок под огнем противника.

Часам к четырнадцати стал очевиден полный провал всего наступления на Ин. Потери белых превосходили 300 бойцов убитыми и ранеными, к чему следует прибавить обмороженных. В результате «астрономические» цифры потерь. Самые крупные и свежие полки – уфимский и пластунский – уже потеряли до 25 % своего строевого состава. Моральная подавленность их не давала каких бы то ни было надежд. Больше того, скверная одежда и обувь пластунов и скверная обувь уфимцев, в случае дальнейшего удержания этих полков в снегу, грозили вывести из строя еще значительный процент оставшихся обмороженными. Части 1-го и 2-го отрядов, наконец, Волжский полк – единственный не принимавший участия в этот день в бою, – все это были части далеко не свежие. Генерал Сахаров решил отказаться от мысли атаковать ст. Ин. Он решил отойти на разъезд Ольгохта… Наступление на Ин было окончено, оно оказалось еще менее удачным, нежели первое. В рядах белоповстанческих полков говорили, что в этот день белые разбили себе лоб о передовую позицию красных. В неудаче и тяжелых потерях одни винили генерала Сахарова, его поспешность. Иные же винили полковника Аргунова и его медлительность…

В то время как провал наступления стал очевиден для всех находившихся в районе железной дороги, на крайнем правом фланге белых камцы неожиданно для себя обнаружили, что вражеская конная цепочка исчезла. Тогда камцы перешли в наступление на запад в целях выполнения возложенной на них задачи. Должно указать, что после первого Ина, в котором камцы потеряли и полковника Сотникова, и полковника Туркова, временно командовать полком был назначен «чужак» – подполковник Труфанов. Он не был своим, а потому и не мог явиться более или менее полным хозяином положения. Камцы прозвали его «хванза» и упрекали в неспособности, отсутствии инициативы, слепом исполнении приказаний начальства, в неумении справиться с таким маленьким «полком», каким стал Камский полк после первого Ина.

Часам к пятнадцати – шестнадцати камцы, двигаясь, видимо, в юго-западном направлении, стали приближаться к линии железной дороги и, по их утверждениям, зашли даже во фланг красных, находившихся против фронта уфимцев и пластунов. Цепь камцев вышла на одну из бесчисленных полян. Левый участок занимал 2-й батальон, правый – 1-й батальон. Успешное продвижение камцев приостановилось шагах в пятистах от находившейся впереди опушки, так как пришло приказание от генерала Сахарова об общем отходе на Ольгохту. Цепь камцев остановилась, затем люди повернулись и стали отходить… но в этот момент застучали пулеметы и раздались залпы: красные, занимавшие опушку, к которой приближались белые, и, видимо, поджидавшие подхода врага на более близкую дистанцию, увидя, что он неожиданно повернул и отходит, открыли огонь… Смерть косила белых бойцов, люди падали один за другим, цепь дрогнула, бросая на произвол судьбы раненых, не говоря уже об убитых. Камцы уходили прочь от проклятой поляны…

Конница подполковника Торопова, уйдя на правый фланг, приняла на себя задачу прикрытия этого фланга своей пехоты от каких-либо сюрпризов. Здесь белым конникам пришлось увидеть, как начали наступление татары (уфимцы). У красных на их левом фланге против подполковника Торопова была также конница, которая стремилась обойти фланг белых. Красная конница стала подаваться все больше и больше к северу. Тогда и подполковник Торопов стал также принимать правее, дабы не допустить красных обойти его и не дать им возможности выйти в тыл белых на линию железной дороги. Время шло, принимая все дальше к северу, ни красные белых, ни белые красных не могли обойти. Весьма возможно, что та цепочка конных, о которой говорят в своих показаниях камцы, была не чем иным, как своими же – отряд подполковника Торопова.

С наступлением сумерек волжане были выдвинуты из резерва от будки, где простояли целый день, на восточную опушку поляны, где они были рассыпаны в цепь и залегли в тылу пластунов и уфимцев. В целях более успешной уборки своих раненых и убитых помощник командира 1-го пластунского полка полковник Иванов с темнотой двинул вперед левофланговую свою сотню (подполковник Бельский). На правом фланге люди полковника Петцко также перешли в наступление. Треск винтовочных выстрелов, крики «ура!»… Стрельба продолжалась не более получаса, потом все смолкло, только слышались отдельные удаляющиеся выстрелы. Сотни подполковников Бельского и Петцко заняли бывшую позицию красных. Здесь имелись небольшие снежные окопчики, вырытые наспех во время самого боя. За тремя бугорками, находившимися против крайнего левого фланга пластунов, белоповстанцы обнаружили следы пулеметов. Их было пять, что устанавливалось брошенными на месте гильзами и снегом, сбитом пулями и движением воздуха, следами людей и самих пулеметов. Красных не было, они ушли. Кое-где лежали тела убитых красных стрелков. Выдвигаясь вперед по лесу, пластуны продвинулись на несколько десятков саженей, подобрав за это время нескольких тяжелораненых красноармейцев. Никаких признаков присутствия поблизости врага; очевидно, красные, пролежавшие целый день в снегу, дождавшись вечера, покинули позицию. Об этом немедленно было дано знать полковнику Иванову, а последний, не задерживаясь, послал донесение начальнику участка, но… в тот же момент от генерала Сахарова пришел приказ об общем отступлении. Донесению пластунов не было придано серьезного значения, на него просто не обратили внимания; истомленные боем, замерзшие белые части уже отходили.

Своих раненых пластуны подобрали, но увезти убитых они не могли, так как не было подвод. Уфимцами было вывезено до ста раненых, обмороженных и убитых. Часть последних была оставлена по той же причине, по которой оставили своих и пластуны. Весьма возможно, что среди оставленных убитых имелись и тяжелораненые, которые были приняты за мертвых.

В 16 часов 11 января начался обход всей группы генерала Сахарова. Под прикрытием частей 1-го отряда, не дожидаясь снятия с позиции пластунов и уфимцев, в тыл на Ольгохту потянулась артиллерия, обозы, подводы с ранеными… Пластуны и уфимцы снялись с позиции, прошли сквозь волжан, которые покинули опушку только после того, как полковник Торопов получил от командира пластунского полка словесное сообщение о том, что «все прошли и отходить можно».

В 19 часов 11 января части белых сосредоточились на разъезде Ольгохта. Отход волжан был беспрепятствен – противника не было, и их никто не тревожил. Камцы же, получив приказ об отходе, опасаясь того, что свои по линии железной дороги успели уже далеко откатиться и, выйдя на линию железной дороги кратчайшим путем, можно будет опять нарваться на врага, стали отходить без дороги, по лесу, взяли далеко на север и, описав порядочную дугу, вышли на разъезд Ольгохта значительно позже остальных частей.