Текст книги "Белоповстанцы. Книга 2. Борьба белых повстанческих отрядов на амурской границе"

Интересно отметить, что, по мере того как определялась оторванность действующей армии белых от их собственного тыла, яснее выступало наличие двух психологий – психология белого бойца и психология обывателя, генерал Молчанов был принужден сокращать характер и масштаб операции, следовавшей за захватом Хабаровска:

23 декабря приказ № 0270/оп

«Для окончательного разгрома красных и неотступного преследования», то есть границы не указывались.

25 декабря приказ № 0289/оп

«Я ставлю задачу – вытиснуть противника в местность без населения, то есть в район ст. Инкура – Тихонькая» – это уже первое ограничение.

30 декабря приказ № 0400/оп

«занять Ин» – цель преследуется самая минимальная; почему минимальная – будет указано ниже.

2 января приказ № 476/м

В этом приказе генерал Молчанов подробнее объясняет обстановку (бюджет, необходимость отказаться от Благовещенска) и свои намерения (рядом ударов разбить противника на фронте и партизанские действия с оборонительной целью).

Значение ст. Ин проистекало отчасти оттого, что на ней было паровозное депо и поворотный круг. Обладание Ином давало большие преимущества в успешной работе железной дороги на участке Хабаровск – Ин. В частности – чисто боевое значение, – постоянная готовность бронепоездов. Кроме того, будучи удаленной на достаточное расстояние от г. Хабаровска (по прямой линии около 90 верст, а по линии железной дороги на 120 верст), в случае занятия ее белыми предоставляла последним достаточно обширный плацдарм для маневрирования при обороне подступов к г. Хабаровску. Станция Волочаевка, удаленная от Хабаровска по прямой линии на 30 верст, очень сужала этот плацдарм. Потеря белыми Волочаевки ставила под непосредственную угрозу их коммуникационную линию, которая подвергалась удару от Нижне-Спасского через Амурскую протоку на Казакевичи. Таким образом, потеря Волочаевки белыми означала собой и потерю для них г. Хабаровска. Отсюда становится вполне понятным весьма важное значение захвата ст. Ин для белых.

Таким образом, хотя генерал Молчанов ко 2 января и принял решение не развивать своего наступления в сторону г. Благовещенска, тем не менее он должен был захватить ст. Ин. К тому его побуждали вышеприведенные обстоятельства. Неудача боя 28 декабря расценивалась как чисто случайная, а потому вполне можно было расчитывать на полный успех нового наступления при умелом, конечно, руководстве войсками. О составе последних говорить не приходится – ни одна часть белоповстанцев по доблести не уступала другой. Это в равной степени относилось к Ижевско-Боткинской, Поволжской, 1-й стрелковой и отряду полковника Аргунова. Последние дни декабря и первые дни января белые части отдыхали и готовились к 50-верстному переходу по тайге и решительному бою. Изматывать их рядом мелких операций генерал Молчанов не хотел.

3 января генерал Молчанов отдал приказ № 5 следующего содержания:

«Приказываю подводчикам, состоявшим в частях и не совершающим переходов, выплачивать по одному рублю мелким серебром. Напоминаю, что ранее мной было объявлено, что за 25-верстный переход или день работы подводчикам платить по одному рублю золотом».

Необходимость для белоповстанцев скрыть и замаскировать состав вооруженной силы, выступившей против красных, заставила белое командование принять меры к уничтожению или, по крайней мере, к уменьшению пользования настоящими названиями частей, названиями, чуждыми Дальнему Востоку (волжане, уральцы, омцы и т. д.). По выступлении в поход особенно желательно было уничтожить вредную привычку квартирьеров писать углем или мелом названия частей на воротах. О принятии подобных мер генерал Молчанов говорил несколько раз. Было это и в приказах.

Кто и когда первым ввел в своих частях новые наименования, выяснить, к сожалению, не удалось. Все же, видимо, новое наименование впервые появилось в частях

2-го корпуса – отряд полковника Аргунова, состоявший из Омского и Добровольческого полков и Воткинской батареи, принял наименование Приморского отряда. Одновременно с этим, быть может, впрочем, несколько позднее за полками и батареей этого отряда установились новые, «цветные» наименования: так, 4-й Омский стрелковый полк стал 1-м Зеленым полком, а 3-й Добровольческий полк – 2-м Голубым полком, Воткинская батарея – Зеленой батареей.

В г. Имане, после одного очередного разговора с генералом Молчановым на тему о большей маскировке «повстанческих частей Приморья», полковник Ефимов решил в приказах называть полки по номерам: 1-й, 2-й и конная дивизия, но, чтобы не произошло недоразумений при встречах со своими, дабы они не приняли ижево-воткинцев за красных, полковник Ефимов к номерам прибавил «Синий» – цвет погон. Одновременно с этим начальники частей были инструктированы относительно квартирьеров. Так, с 5 декабря Ижевско-Воткинская бригада перешла на «синие» наименования. Ижевский стрелковый полк превратился в 1-й Синий, Воткинский стрелковый полк – 2-й Синий, Воткинский конный дивизион в Синий кондив или, еще короче, в Синкондив. Новые наименования были легки и более понятны населению, нежели «ижевцы» или «воткинцы», и вот, когда в сумерках 9 декабря части отряда полковника Романовского втянулись в д. Тихоновка, они услышали от жителей о 1-м и 2-м Синих полках, ночевавших здесь накануне. Следует отметить, что в переписке с тылом, а также в строевых и хозяйственных приказах употреблялись до поры до времени старые наименования. С прибытием в Ижевско-Воткинскую бригаду 1-го Добровольческого полка последний условно стал 3-м Синим. По организации батареи последняя стала также называться Синей батареей, хотя батарейный флажок у нее был черный бархатный с красной каймой и прописными буквами ИДВ. Добровольцы иногда называли себя также Голубым или 3-м Голубым, ввиду того что значительная часть чинов этого полка имела голубые погоны.

В 1-й Отдельной стрелковой бригаде новые наименования были введены значительно позднее – в конце января, во время стоянки частей бригады в селе Покровка и деревне Николаевка. 1-й егерский полк получил почему-то наименование Белого, превратившись таким образом в 1-й Белый. 2-й Уральский полк по цвету погон превратился в Черный полк, но, не желая отставать от 1-го Белого, который считал моложе себя, пристегнул к своему новому наименованию, вместо цифры 2, цифру 1. 1-й конно-егерский полк получил наименование 1-го Желтого полка. 1-й стрелковый артиллерийский дивизион не получил никакого «цветного» наименования, но стал именоваться Отрядом полковника Романовского – по имени командира дивизиона.

В Поволжской бригаде «цветные» наименования совсем не вводились, и полки в течение всего похода употребляли исключительно свои старые наименования: 1-й Волжский, 8-й Камский, 4-й Уфимский, 1-й кавалерийский или 1-й кавполк, Волжская батарея.

Тот факт, что части Поволжской бригады «цветных» наименований не применяли, свидетельствует о том, что никакой общности или планомерности в этом вопросе найти нельзя. Приказов свыше о переименованиях не было, все возникло само собой, и придавать этому большого значения не следует.

Получили ли какие-либо «цветные» наименования пластунские полки, выяснить не удалось, но 1-я батарея Сводно-артиллерийского дивизиона, приданная на время операций к пластунам, именовалась Оранжевой батареей. Сибирский казачий полк стал именоваться Малиновым полком, а Сибирская казачья батарея – Малиновой батареей.

К концу декабря белые установили, что в последних боях красные стали употреблять белые повязки, принятые у белоповстанцев. При встречах происходили недоразумения, белые бойцы при этом только проигрывали. Поэтому после инского боя всем чинам белоповстанческих частей было приказано снять белые повязки с рукавов и ни в коем случае их не надевать.

Через несколько дней после этого приказа, а именно 3 января 1922 г., последовал новый приказ генерала Молчанова № 43/оп такого содержания:

«§ 1. В целях сохранения в тайне нашей организации и наших сил и в целях создания у населения более действительного впечатления о нашем движении как о „повстанческом", приказываю:

наименования бригад и отрядов заменить следующими: 1-я стрелковая бригада – 1-й белый повстанческий отряд Отряд полковника Аргунова – 2-й белый повстанческий отряд

Ижевско-Воткинская бригада – 3-й белый повстанческий отряд

3-я стрелковая бригада – 4-й белый повстанческий отряд Поволжская бригада – 5-й белый повстанческий отряд

Штаб корпуса – штаб командующего белыми повстанческими отрядами

Штакору немедля выслать в бригады гербовые печати, соответствующие новым наименованиям.

Новые наименования употреблять в прифронтовом и тыловом районах корпуса; с глубоким тылом сноситься под прежними наименованиями.

§ 2. Приказываю командирам частей обратить сугубое внимание на излишнюю и вредную болтливость своих подчиненных, выдающих в откровенных разговорах с жителями красным агентам все данные о наших частях.

При разговорах по телефону, особенно по городской сети, ни в коем случае не называть полков, частей, а определять их фамилиями командиров.

Считаю совершенно недопустимым и преступным выдачу офицерами примерно следующих расписок: „По сему счету за овес 23 лошадям 2-го взвода 4-го эскадрона 1-го Кавалерийского полка группы генерала Сахарова деньги не уплачены'⁴. Такая расписка, попавшая в руки кого-либо из лагеря противника, дает ценные сведения о нашей организации и численном составе.

Генерал-майор Молчанов

Начальник штаба

Генерального штаба полковник Ловцевич».

Из-за отсутствия достаточных документальных данных и словесных показаний не представляется возможным более или менее полно осветить постановку дела врачебномедицинской помощи в действующей армии. Число убитых, раненых, обмороженных и больных вряд ли будет восстановлено полностью, так как значительная часть документальных данных погибла безвозвратно. Отрывочные же данные, помещаемые в данной книге, дают только отдельные штрихи, но не общую картину движения потерь частей, смертельных исходов от тех или иных причин и пр. В общем же следует сказать, что медицинский персонал в действующей Белой армии был в весьма ограниченном количестве. Правда, и полки были очень маленькие, не более полубатальона времени начала Великой войны, но все же медицинского персонала было непропорционально мало. В Харбине без дела сидели или занимались не своим делом многие сотни врачей, но на помощь армии не шли. Поэтому глубокой благодарности заслуживают те немногие врачи, что делили с армией ее тяжелый поход, облегчая страдания больных, обмороженных, раненых, умирающих. Так как этих врачей было очень и очень немного, выручать пришлось главным образом фельдшерам и сестрам милосердия.

Вначале, за время Анучинской операции, а затем при движении на Хабаровск, в действующей армии не было старшего или главного врача, объединявшего бы весь врачебно-медицинский персонал. Приказом от 9 декабря № 064/л генерал Молчанов поручил старшему врачу санитарного поезда № 122 контроль над эвакуацией в тыл всех раненых, больных или нуждающихся по болезни в отпуске. Позднее, по-видимому уже в Хабаровске (к сожалению, установить точно дату не представляется возможным), видимо, по причине того, что санпоезд № 122 из-за разрушенных железнодорожных мостов не мог успешно продвигаться за армией, генерал Молчанов назначил главным или старшим врачом всех белых повстанческих отрядов врача Ижевского стрелкового полка Пономарева. Он ведал эвакуацией раненых и больных, распоряжался санитарными летучками и поездами и т. д. Доктор Пономарев был интересный человек, и о нем следует сказать несколько слов. До Великой войны он был врачом в Казани. Во время Сибирского Ледяного похода, кажется под Нижне-Удинском, он присоединился к Ижевской дивизии, сразу почувствовал к ним симпатию и в дальнейшем был готов с ними идти куда угодно… Генерала Молчанова он боготворил и по первому его слову был готов отправиться хоть к черту на кулички. Врач он был опытный, считался хорошим диагностом, но лечить и возиться с больными не любил, а увлекался литературой, писал в газетах, любил театр и всякие приключения. Полковник Ефимов в своей статье «Экспедиция на Сучан» дает такую характеристику доктору Пономареву: «Характер у него был беспокойный, авантюристический, и он с удовольствием исполнял всякие рискованные поручения, не раз отправляясь к партизанам парламентером. Ездил в Читу, в учредительное собрание ДВР, где уверял большевиков, что только они, большевики, да каппелевцы и есть „настоящие люди", действительно крепко организованные. „Вы приказывали на выборах своему стаду голосовать за ваш список, – говорил в Чите доктор, – и каппелевцы строились батальонами, шли с песнями в избирательный участок и там бросали как одни свои записки за тот №, который указывался им командирами, а потом тем же порядком возвращались домой“. При отправке ижевцев на Сучан летом 1921 г. доктор Пономарев с удовольствием поехал туда, куда никто не хотел ехать. В молодости он участвовал в политической работе у левых и знал, как надо митинговать. В Приморье он считал себя „демократом" и в силу сего ненавидел меркуловское правительство, но по приказу генерала Молчанова выступал на митингах на Сучанских рудниках и поведывал распропагандированному большевиками населению о достоинствах Временного Приамурского правительства, достоинствах, которые он сам не признавал». Вскоре после занятия г. Хабаровска белыми доктор Пономарев, как будет указано ниже, ездил в отряд к Бойко-Павлову (красный партизан). Из всего вышеизложенного становится ясным, что для административной должности доктор Пономарев не совсем подходил. Назначен был он генералом Молчановым на должность старшего или главного врача, надо полагать, потому, что других врачей генерал Молчанов совсем не знал. Доктор Пономарев, видимо, тяготился своей должностью и через некоторое время попросил генерала Молчанова освободить его от должности, к которой его сердце не совсем лежало. Вместо него был назначен главным врачом доктор Францелев из Хабаровского местного госпиталя. Этот врач много потрудился и позднее отступил с белыми отрядами в Южное Приморье.

В Поволжской бригаде был превосходный врач – доктор Ломоносов, пользовавшийся всеобщим уважением и любовью. С ним очень считался сам генерал Сахаров, а потому за все время нахождения Ломоносова при Поволжской бригаде работа санитарной части шла гладко и на все нужды его следовал быстрый отклик командования бригады. К глубокому сожалению бойцов-волжан, доктор Ломоносов вскоре после боя под Ином 28 декабря получил новое назначение и принужден был покинуть бригаду. Его заменил совсем молодой зауряд-врач Сократ Осипов, который не пользовался уж тем весом в глазах начальства, офицеров и стрелков, как доктор Ломоносов. Санитарная часть в бригаде несколько пала. Главная тяжесть работы в это время легла на помощника бригадного врача – классного фельдшера Барабинского.

На 1-ю стрелковую бригаду был один врач – Козлов, уже пожилых лет господин, спокойный и медлительный. Его ближайшим помощником была его жена, неразлучно следовавшая за своим мужем, проделавшим с егерями весь Сибирский Ледяной поход. Больные и раненые всегда встречали к себе со стороны бригадного доктора и его супруги теплое отношение.

О постановке медицинско-санитарной части в отряде полковника Аргунова собрать сведений, к сожалению, не удалось.

В каждом полку имелось примерно от двух до пяти сестер милосердия, на коих падала вся тяжесть работы.

Документов, освещающих врачебно-санитарное дело, сохранилось очень немного: один из них уже приведен выше, три других таковы:

«ПРИКАЗ КОМАНДУЮЩЕГО БЕЛЫМИ ПОВСТАНЧЕСКИМИ ОТРЯДАМИ ПРИМОРСКОЙ ОБЛАСТИ

Хабаровск. № 19. 26 декабря 1921 г.

§ 1. Хабаровский военный госпиталь включается в состав войск с 23 декабря 1921 г.

§ 2. Врачу Пономареву приказываю организовать на станции Волочаевка приемный пункт для больных и раненых, назначив на этот пункт врача.

§ 3. Врачу Пономареву теперь же назначить в части достаточный врачебный персонал.

Командующий отрядами

генерал-майор Молчанов».

К 29 декабря Хабаровский военный госпиталь оказался перегруженным больными и ранеными. Вечером в этот день из госпиталя выбыла первая партия раненых, обмороженных и больных. Выбыла она на санях 31 декабря и прибыла в Переяславку. 4 января 1922 г. была принята в 122-й санитарный поезд, который только на тринадцатый день пути прибыл на ст. Уссури, проделав таким образом 300 верст за 10 дней.

«ПРИКАЗ КОМАНДУЮЩЕГО БЕЛЫМИ ПОВСТАНЧЕСКИМИ ОТРЯДАМИ ПРИМОРСКОЙ ОБЛАСТИ

Хабаровск. № 10. 8 января 1922 г.

по части санитарной

В целях наиболее правильной и успешной постановки оказания врачебной помощи, а также эвакуации больных и раненых чинов вверенных мне отрядов приказываю:

Врачу Францелеву: 1) отправиться в район боевых действий отрядов, где организовать сеть отрядных передовых перевязочных пунктов, а также главный перевязочный пункт для приема больных и раненых с передовых пунктов; 2) для транспортирования больных и раненых в тыл иметь на главном перевязочном пункте летучку; 3) организовать снабжение действующих отрядов медикаментами и перевязочными средствами.

Врачу Пономареву: 1) организовать в г. Хабаровске головной эвакуационный пункт; 2) ведать в полном объеме эвакуацией больных и раненых из Хабаровска далее в тыл, имея для этого в своем распоряжении летучку; 3) озаботиться пополнением медикаментами и перевязочными материалами госпитальной аптеки, из которой производить снабжение отрядов по требованиям врача Фран-целева. Временно, впредь до исправления моста через реку Кию, организовать в деревне Переяславке врачебнопитательный пункт для приема и дальнейшей переотправки в тыл больных и раненых, поступающих из головного эвакуационного пункта. Санитарному поезду № 122 иметь пребывание на ст. Вяземская, выделив летучку к взорванному мосту через реку Кию для приема больных и раненых из врачебно-питательного пункта. На усиление санитарного поезда № 122 выделить в село Вяземское полевой подвижной госпиталь.

Интенданту отрядов принять меры к своевременному снабжению перевязочных эвакуационных пунктов необходимым довольствием по требованию сих пунктов.

Генерал-майор Молчанов».

«ПРИКАЗАНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО БЕЛЫМИ ПОВСТАНЧЕСКИМИ ОТРЯДАМИ ПРИМОРСКОЙ ОБЛАСТИ

10 января 1922 г. № 2. Хабаровск

Командующий отрядами приказал: больных и раненых лошадей для амбулаторного и стационарного лечения направлять в городскую ветеринарную лечебницу – улица Льва Толстого № 9, тел. 435. Прием ежедневно с 9 до 12 часов, а в экстренных случаях во всякое время дня и ночи. При стационарном лечении от частей командируются люди для ухода за лошадьми и отпускается фураж.

Начальник штаба

Генерального штаба полковник Ловцевич».

VI
Бои под Ольгохтой

Отряд Ижевске-Воткинской бригады на разъезде Ольгохта. – Рекогносцировка 2 января. – Красные бронепоезда № 7 и № 8. – Позиция белых под Ольгохтой. – Первые вести о красных. – Два разъезда. – Первый бой под Ольгохтой и оставление белыми разъезда. – Предположения полковника Ефимова, требования генерала Молчанова, решение полковника Ефимова. – Прибытие ижевцев на «третью» будку и план действий белых. – Контрнаступление белых – действия ижевцев, импровизированный белый бронепоезд, наступление добровольцев. – Разгром добровольцев. – Перелом на участке ижевцев. – Общий ход второго боя – показания полковника Ефимова. – Потери сторон за день 4 января. – Действия конницы и артиллерии белых во втором бою. – Судьба белоповстанцев, попавших в руки красных. – На поле брани после боя. – Когда были разбиты добровольцы – в первом или втором бою?

В то время как главные силы обеих сторон, после боя 28 декабря, усиленно готовились к переходу в решительное наступление – белые в целях захвата ст. Ин, красные в целях возвращения г. Хабаровска, на фронте, между ст. Ин и разъездом Ольгохта, происходили столкновения передовых частей. В течение шести суток разъезд Ольгохта занимался отрядом Ижевско-Воткинской бригады (Воткинский и

Добровольческий стрелковые полки, Воткинский конный дивизион и батарея подполковника Гайковича). Этот отряд рассматривался командующим Волочаевской группой белоповстанцев полковником Ефимовым как передовой, который должен был лишь задержать или задерживать противника в случае перехода последнего в контрнаступление до выступления самих белых на ст. Ин. Возможность наступления красных не исключалась. Полковник Ефимов со своим штабом расположился на разъезде и ставил частям своего отряда задачу выяснения сил красных и их намерений.

В трех небольших железнодорожных казармах, представлявших собой все постройки разъезда Ольгохты, не только разместиться, но просто даже втиснуться всем чинам частей, находившихся на разъезде, не было никакой возможности. Поэтому части белоповстанцев пришлось разместиться в нескольких землянках, сохранившихся от прежних времен.

По некоторым данным, в первые два-три дня головная застава белых занимала ближайшую к ст. Ин железнодорожную полуказарму (будка № 371). После же того, как эта застава (добровольцы) была вытеснена с будки № 371, головная застава белых расположилась на следующей полуказарме (будка № 377).

Во всяком случае, в январе полуказарма № 371 белыми не занималась. Полковник Ефимов считает, что в эти дни ни один из полков не располагался целиком на будках впереди разъезда. Насколько он помнит, на первой от Ольгохты в сторону ст. Ин полуказарме располагалась рота с пулеметом, быть может, даже батальон, но не больше. На следующей же полуказарме в сторону ст. Ин (будка № 377) находилась конная застава. На реке Ольгохте, в землянке, отстоящей от разъезда примерно на такое же расстояние, находился один из эскадронов Воткинского конного дивизиона. Недалеко от этой землянки были стога сена, которые белые конники и использовали для кормления своих лошадей. Подробности размещения охранения и поверка их была предоставлена полковником Ефимовым командирам частей, а потому в указанных выше сведениях полковник Ефимов допускает некоторые неточности.

Ежедневно с разъезда, от главных сил отряда, и с будки, от головной заставы, высылалась разведка – пешая и конная. Наиболее возможным считался удар по разъезду с севера, где красные, оставляя в стороне будку и головную заставу на ней, по льду рек Урми и Ольгохта могли, при случае, подойти к разъезду незамеченными. На берегу реки Ольгохта, верстах в шести – восьми на запад от разъезда, в одной из многочисленных петель ее, имеется зимовье – одна маленькая, вросшая в землю хибарка-землянка. В ней жил старик сторож, китаец. Вот сюда-то с разъезда от 2-го батальона воткинцев ежедневно высылался по узкой тропинке, идущей высоким прямым густым лесом, дозор – человек в семь. Раз у зимовья встретились разведки от обоих батальонов воткинцев: разведка с Ольгохты обогревалась уже в хибарке, когда кигаец заметил среди деревьев гуськом выходящих из леса каких-то людей. Это были солдаты. Бойцы одного и того же полка чуть было не вступили в перестрелку, но выручила какая-то мелочь.

После боя под Ином активной стороной, точнее «задирающейся», стали красные. За шесть суток (с 29 декабря по 3 января) произошло три столкновения – усиленные рекогносцировки с боями. Все они были произведены по почину красных и, быть может, являлись попытками выбить белых с разъезда Ольгохта. Со стороны красных в деле принимало участие два-три батальона, но велись действия очень вяло, и при выходе белых навстречу красным последние после короткой перестрелки сматывались обратно очень быстро. После преследования на протяжении нескольких верст полковник Ефимов возвращал свой отряд обратно на разъезд. На этом дело и кончалось. Во время столкновения 31 декабря между разъездом Ольгохта и ст. Ин белыми было захвачено в плен несколько чинов 4-го кавалерийского полка, которые дали интересные показания относительно: 1) отправки красной артиллерии в тыл, 2) прибытия на фронт пехотных и кавалерийских пополнений и 3) влития 4-го пехотного полка в 6-й полк.

В ночь на 2 января два батальона 6-го стрелкового полка (1-й и 2-й) подошли к разъезду со стороны реки Ольгохты. Однако атака красных была отбита белыми, и, понеся потери, красные отступили. Белые взяли пленных. Головная застава красных заняла будку, что в 6 верстах к западу от разъезда.

После того как красные (всего до 400 штыков, по показаниям пленных) были отбиты, полковник Ефимов решил гнать их возможно дальше, дабы выяснить, что делается красными между Ином и Ольгохтой. Так как за четыре дня стоянки на разъезде люди несколько отдохнули, на успех этой усиленной разведки можно было рассчитывать. На случай, если перед Ином красные исправили железнодорожные мосты, сожженные белыми при отходе, был взят керосин.

Полковник Ефимов приказал отряду свернуться в походную колонну и далее двигаться по дороге.

Когда белые дошли до будки (полуказарма) № 377, показался бронепоезд красных, за который укрылась красная пехота. Полковник Ефимов приказал командиру батареи подполковнику Гайковичу открыть огонь и прогнать броневик. После нескольких выстрелов белого орудия красный бронепоезд, также выпустив по противнику своему несколько снарядов, попятился назад и скрылся.

Полковник Ефимов решил двигаться дальше. Несколько верст отряд прошел спокойно и уже был верстах полуторах от леса, за которым можно было увидеть ст. Ин. У южной опушки этого леса находится будка № 371. Совсем неожиданно для белых из-за леса показался бронепоезд, а за ним и другой. Это были бронепоезда № 2 и № 8 (из разведсводки белых). Надвигались они на белых довольно быстро. Местность кругом представляла совершенно ровное поле, покрытое неглубоким снегом. Ближайшее укрытие – крутой берег реки Тунгуски – было на расстоянии одной – одной с четвертью версты. Там, по Тунгуске, шел Воткинский конный дивизион, охраняя правый фланг белых. Ничего не оставалось делать, как принимать бой при самых невыгодных условиях обстановки и местности. Красная пехота, развернувшись в лесу и вдоль Тунгуски, могла двигаться как ей угодно, в то время как все передвижения белых сковывались огнем бронепоездов. При отходе белых красные бронепоезда могли преследовать противника несколько верст, так как сзади белых не было мостов, которые можно было бы сжечь, а других средств порчи линии железной дороги в отряде полковника Ефимова не имелось. Редко встречаются столь тяжелые условия, принудившие Ефимова к единственному решению – к бою.

Полковник Ефимов приказал подполковнику Гайковичу вновь обстрелять бронепоезда противника, пехоте развернуться: воткинцам вправо, добровольцам влево.

Под командой лихого подполковника Гайковича орудие весьма быстро открыло огонь. В одном отношении все же повезло белым: грунтовая дорога здесь пересекала железнодорожные пути, и за насыпью переезда могла укрыться орудийная прислуга. Орудие было подведено сюда и стало на позицию. Передок же был отведен в сторону и стал на открытом поле.

Головной красный бронепоезд подошел к белому орудию примерно на одну версту. Началась отчаянная артиллерийская дуэль почти открыто стоявшего полевого орудия с бронепоездами. После трех-четырех снарядов красные пристрелялись по белому орудию. Все свое внимание они обратили на то, чтобы уничтожить его. Снаряды сыпались один за другим. Недолеты попадали в насыпь переезда, и она вздрагивала от взрывов, перелеты пролегали над самыми головами белоповстанцев и разрывались в 40–50 шагах. Бронепоезда били гранатой. К счастью белых, ни одна из них не попала в орудие. Белые пушкари работали сверх всякой похвалы, с необычайной доблестью и редкой самоотверженностью. Подполковник Гайкович следил в бинокль за попаданиями своих снарядов, а при блеске вражеских пушек командовал: «Ложись!» Все приникали к насыпи и, как только красная граната ударяла в насыпь или проносилась над головами белых бойцов, быстро вскакивали и орудовали у своей пушки, иногда лишь несколько мгновений, так как новая команда «ложись!» заставляла их вновь прилегать к земле. Выстрелы красных бронепоездов следовали один за другим. Промежутки для ответной стрельбы белых были коротки. На каждые три-четыре выстрела красных белые успевали ответить один.

Желание красных во что бы то ни стало заставить замолчать орудие белых, уничтожить его и сравнительная точность стрельбы красных бронепоездов сослужили большую службу белоповстанцам, так как понудили красных не обращать внимания на живую силу противника – его людей и лошадей. А как легко в особенности можно было уничтожить лошадей, стоявших совершенно открыто. Но сноп снарядов пролетал все время как раз между передком, находившимся в поле, шагах в двенадцати – пятнадцати от дороги, и санями со снарядами, прижавшимися к самой насыпи в десяти шагах за орудием. Осколками одной из гранат был ранен офицер-артиллерист, подносивший с саней снаряды, и ранены две или три лошади. Кроме того, случайным снарядом, разорвавшимся над группой стрелков-добровольцев, лежавшей в железнодорожной канаве, было переранено шесть человек. Белое орудие было сильно поцарапано, но никаких существенных повреждений на нем не оказалось.

Красные броневики выпустили более сотни гранат, белое орудие дало всего около тридцати выстрелов. Комплект снарядов у белых был близок к истощению. Оставалось всего пять-шесть снарядов. Бодрое и приподнятое настроение, появившееся у артиллеристов-белоповстан-цев после первого десятка выстрелов, когда выяснилась успешность состязания орудия с двумя бронепоездами, начало сменяться тревогой для тех, кто знал, что снаряды подходят к концу. Между тем прекратить стрельбу было невозможно, а последний снаряд означал гибель белого отряда, ибо через две-три минуты красные бронепоезда нагнали бы белоповстанцев в чистом поле и расстреляли бы в упор. Орудие, конечно, было бы потеряно. Обстановка для белых усугублялась еще тем, что Ин был совсем недалеко и следовало ждать скорого появления красной пехоты и кавалерии оттуда, привлеченных ураганной стрельбой. Появление этих сил красных на поле сражения должно было окончательно завершить разгром белых.

Однако счастье было на сей раз на стороне белых – красные бронепоезда стали отходить как раз вовремя. По-видимому, им были причинены повреждения. Раскидывая без особого порядка по полю гранаты, красные бронепоезда сначала медленно, а потом все усиливая скорость, покатились назад и скрылись за лесом.

Оставив пехоту и спасительницу-пушку на месте, полковник Ефимов с несколькими конными, не теряя времени, выдвинулся к будке № 371, где сжег три моста, один из них довольно значительный – до четырех сажен длиной, восстановленный красными на городках из шпал.