Текст книги "Воспоминания"

Глава 21

Так получилось, что, когда пришло время встречи, назначенной его матерью, Брэд находился в ванной. Поэтому мажордом проводил Сирину вниз по лестнице в холл, стены которого покрывали чудесные картины: три крошечных Коро, небольшой Сезанн, Писсарро, два наброска Ренуара, Каззат. Картины красовались в великолепных рамах и висели, словно в картинной галерее, освещенные великолепным светом; они изумительно смотрелись на фоне стен, отделанных черным бархатом. На полу лежал толстый ковер кофейного цвета, резко контрастировавший с мраморными полами, к которым Сирина привыкла в Риме, Венеции и в Париже. Мягкость ковра под ногами в апартаментах Фуллертонов создавала впечатление, будто она шла по облаку. Повсюду стояла великолепная и неброская мебель, много вещей в стиле королевы Анны, чиппендейл, несколько предметов в стиле Людовика XV, все выполнено из ценных пород дерева в приглушенных тонах. Нигде не было видно позолоты, характерной для стиля Людовика XV или же подверженного греческому влиянию стиля Людовика XVI. Апартаменты Фуллертонов были обставлены с большим вкусом и отличались обилием великолепных вещей, но ничто при этом не казалось вычурным и показным. В цветах, избранных Маргарет для своего дома, превалировали цвета некрашеной шерсти, теплые коричневые тона, оттенки цвета слоновой кости, то там, то здесь встречались сочные зеленые или успокаивающие глаз голубые краски. Полностью отсутствовали персиковые, рубиновые и бриллиантово-зеленые цвета. Все выглядело совершенно иначе, совсем не так, как красоты ренессансного декора дворцов, которые Сирине нравились гораздо больше. Однако и тут присутствовала определенная теплота. Все казалось таким же элегантным и сдержанным, как сама Маргарет Фуллертон.

Мажордом остановился перед дверью и отошел в сторону, давая Сирине возможность самой постучать, затем быстро поклонился и исчез, когда девушка перешагнула порог. Она увидела свекровь, сидевшую в небольшой комнатке за красивым овальным столиком. Рядом стоял поднос на колесиках времен Георга III. В руке у нее был бокал, другой – пустой – стоял на серебряном подносе, дожидаясь появления Сирины. На стене над небольшой софой висел огромный портрет с изображением сидящей Маргарет Фуллертон, а рядом с ней стоял мужчина с длинными усами, в пенсне, одетый в старомодный костюм; казалось, что он хочет задать вам тысячи вопросов.

– Дед моего мужа, – пояснила Маргарет, когда Сирина, словно ощутив на себе его взгляд, посмотрела на картину, – благодаря его усилиям мой муж владеет всем, что имеет сегодня.

Она произнесла эти слова нарочито подчеркнуто, словно Сирина должна была понять заложенный в них смысл. Сирине, стоявшей перед свекровью, подобные слова показались весьма странными.

– Садись, пожалуйста.

Сирина приняла приглашение и села очень прямо на край небольшого стула в стиле королевы Анны. На ней было черное бархатное платье, которое она надела к обеду. У платья был низкий квадратный вырез, широкий пояс и изящная юбка, поверх она накинула короткий белый жакет из шелка. Этот костюм Брэд купил ей перед отъездом из Парижа, и Сирина понимала, что скоро уже не сможет надеть его. Ее полнеющая талия в ближайшее время перестанет помещаться в узком платье. Но сегодня оно сидело на ней идеально. К платью она надела жемчужные сережки и жемчужное ожерелье. Она выглядела очень взрослой и очень хорошенькой, когда Маргарет вновь посмотрела на нее. Даже она была вынуждена признать, что девушка красива, но дело заключалось в другом. Проблема состояла в том, что если она не уберется обратно в Европу, то загубит жизнь Брэду.

– Не хочешь ли выпить?

Сирина отрицательно покачала головой. Она ждала ребенка и поэтому не пила вина в последние недели.

Пока Маргарет наполняла свой бокал, Сирина изучала ее. Перед ней сидела женщина, обладавшая выдающейся внешностью, сегодня на ней было шелковое платье цвета яркого сапфира, подчеркнутое очаровательным ожерельем из сапфиров и бриллиантов, которое муж купил ей в подарок у Картье в Париже после окончания Первой мировой войны. Задержавшись довольно долго на ожерелье, взгляд Сирины переместился на огромные серьги из сапфиров и гармонирующий с ними браслет, украшавший запястье. С понимающим видом Маргарет Фуллертон кивнула и решила, что пришло время сделать свой первый шаг.

– Сирина, буду с тобой откровенна. Думаю, у нас нет причин темнить. Как я слышала от друзей, – Маргарет Фуллертон замялась лишь на мгновение, – ты познакомилась с Брэдом, когда работала у него в Риме. Верно?

– Да… Мне пришлось работать, когда я вернулась в Рим.

– Это обстоятельство оказалось, должно быть, весьма удачным для тебя.

– В то время да. В Риме у меня никого не осталось, за исключением… – Она не знала, как рассказать о Марчелле. – Одной старой подруги.

– Понимаю. Значит, работа во дворце явилась для тебя даром Божьим. – Маргарет улыбалась, но глаза ее оставались пугающе холодными.

– Да, так же, как и ваш сын.

Маргарет Фуллертон заметно вздрогнула, в то время как Сирина сидела на стуле очень прямо, красивое лицо, оттененное воротником белого жакета, являло благородство, глаза ее сияли, расчесанные волосы поблескивали. В этой женщине трудно было отыскать изъян, но Маргарет не обмануть красивой внешностью. Она продолжила со всей своей решимостью:

– Именно такое впечатление сложилось и у меня, Сирина. Тебе требовалась помощь Брэда, и он увез тебя из Италии. Все это, конечно, замечательно с его стороны и, возможно, очень романтично. Но мне кажется, что эта женитьба завела ситуацию гораздо дальше, чем следовало бы, не так ли?

Сирина растерянно молчала.

– Все мы отлично знаем, что мужчины во время войны временами попадают в необычные ситуации, но… – Маргарет опустила бокал, и глаза ее на мгновение сверкнули. – С его стороны было глупостью привезти тебя с собой.

– Понимаю… – Сирина, казалось, съежилась на своем стуле. – Я считала, что, возможно… когда мы встретимся…

– Что же ты думала? Что меня можно обмануть? Едва ли. Ты очень красивая девушка, Сирина. Мы обе знаем это. Но эта чушь, будто ты принцесса… Ты была горничной, работала на американскую армию, и тебе здорово повезло. Единственное, в чем тебе не повезло, – это в том, что тебе не хватило ума вовремя остановиться.

Сирину словно ударили. В глазах у нее стояли слезы, Маргарет Фуллертон встала и подошла к столу. Мгновение спустя она вернулась с небольшой папкой, опустилась рядом на кушетку и посмотрела на Сирину.

– Буду с тобой откровенна. Если твоей целью было выбраться из Италии, ты этого добилась. Если ты хочешь остаться в Штатах, я позабочусь, чтобы устроить это. Можешь обосноваться в любой части страны, разумеется, кроме того места, где будет жить Брэд, что, как ты понимаешь, означает ни в Сан-Франциско, ни здесь. Если ты захочешь вернуться в Европу, я незамедлительно позабочусь об этом. В любом случае, после того как ты подпишешь эти документы, сразу же начнется процедура развода, которой займется фирма отца Брэда, а за причиненное беспокойство тебе будет выплачено солидное вознаграждение.

Маргарет Фуллертон выглядела совершенно обыденно и не испытывала ни малейшего неудобства от только что предложенной сделки.

Сирина еще прямее села на стуле, в ее изумрудных глазах внезапно вспыхнуло пламя.

– Я получу вознаграждение?

– Да. – Маргарет была довольна: очевидно, она на верном пути. – И весьма приличное. Мы с отцом Брэда еще раз обсудили эту ситуацию вчера вечером. Разумеется, ты должна понимать, что, как только подпишешь бумаги, лишаешься права требовать чего-то большего. Придется довольствоваться тем, что получишь, и исчезнуть.

– Понятно. – Глаза Сирины метали молнии, но голос ее теперь звучал по-деловому и бесстрастно. – А за какую именно цену вы выкупаете своего сына?

На миг Маргарет Фуллертон встревожилась.

– Не сказала бы, что мне нравится подобное выражение.

– А как иначе назвать то, что вы делаете, миссис Фуллертон? Выкупаете его у итальянской шлюхи? Разве не так вы смотрите на все это?

– То, как я на это смотрю, не имеет совершенно никакого значения. Окрутив моего сына, пока он находился в Европе, ты можешь пагубно повлиять на его будущее и карьеру. Ему нужна жена-американка, такая, которая принадлежала бы его классу, его миру, которая могла бы ему помочь.

– А я, значит, не смогу?

Маргарет Фуллертон рассмеялась и грациозно развела руками в стороны.

– Посмотри вокруг. Разве это твой мир? Мир, из которого ты вышла? Что ты можешь ему дать, кроме смазливой мордашки и своего тела? Есть ли у тебя что-нибудь полезное для него? Положение, связи, средства, друзья? Неужели ты не понимаешь, что он мог бы сделать карьеру в политике? Но уж никак не мужем итальянской горничной, моя дорогая. Как сможешь ты компенсировать тот вред, который причинила его карьере… его жизни?

Слезы вновь подкатили к глазам Сирины. С хрипотцой в голосе она проговорила:

– Нет, мне нечего ему дать, миссис Фуллертон. Кроме моего сердца.

Она не ответила ни на один из других вопросов. Какое дело этой женщине до ее происхождения, до того, откуда она родом? По правде говоря, она принадлежала к более высоким кругам, но кого теперь интересует все это? Все кончено. Ушло в прошлое.

– Вот именно, – продолжала Маргарет. – У тебя нет ничего. И, прямо говоря, ты и сама – ничто. Но подозреваю, тебе чего-то очень хочется. А у меня есть именно то, что тебе нужно.

«Неужели есть, сука… – подумала про себя Сирина, приходя в неистовую ярость, – есть ли у тебя любовь… терпение… понимание, доброта, чтобы дать это мне? Потому что именно это я хочу отдать ему». Но вслух она ничего не сказала.

Не говоря больше ни слова, Маргарет Фуллертон открыла папку, взятую со стола, и протянула Сирине чек:

– Почему бы тебе не взглянуть на это?

Из чистого любопытства Сирина взяла чек в руки и, не веря глазам, уставилась на цифры.

– Эту сумму вы готовы заплатить мне, чтобы я оставила Брэда?..

– Готова и плачу. Мы можем покончить с этим делом в несколько минут, если ты просто подпишешь вот здесь.

Маргарет подвинула Сирине документ, отпечатанный на пишущей машинке. Девушка с удивлением смотрела на бумагу. Там говорилось, что если она согласится развестись с Брэдфордом Джервисом Фуллертоном и покинет страну или будет жить в другом городе, если она никогда и ни при каких обстоятельствах не станет говорить на эту тему с прессой, если она незамедлительно исчезнет из жизни Брэда, то взамен ей будет выплачена компенсация в двадцать пять тысяч долларов. Далее в документе говорилось, что она заявляет, что на момент подписания не беременна и не предпримет впредь никаких попыток объявить Брэда отцом детей, которых может заиметь в будущем. Когда Сирина прочла этот абзац, на ее лице появилась улыбка, и мгновением позже она рассмеялась. Эти подонки подумали обо всем, но внезапно вся эта возня показалась ей на редкость смешной.

– Вижу, ты нашла что-то смешное?

– Да, миссис Фуллертон. – В глазах Сирины продолжало бушевать пламя, но теперь она наконец чувствовала себя хозяйкой положения.

– Могу ли я спросить, что тебя развеселило? Документ подготовлен очень тщательно. – Маргарет со злостью восприняла реакцию Сирины, но не осмелилась сейчас откровенно показать это девушке.

– Миссис Фуллертон! – Сирина с мягкой улыбкой посмотрела на нее и встала. – У нас с Брэдом будет ребенок.

– У вас будет… что?

– Я беременна.

– И когда же это случилось?

– Два месяца назад. – Сирина гордо смотрела на свекровь. – Ребенок должен родиться в декабре.

– Это обстоятельство, несомненно, придает совершенно другой масштаб твоим козням, не так ли? – Маргарет почти задыхалась от ярости.

– Знаете… – Сирина посмотрела на нее, взявшись за ручку двери. – Вам, вероятно, трудно будет поверить, но я с самого начала не устраивала никаких козней Брэду. Знаю, для вас я бедная побирушка из Рима, но правы вы лишь отчасти. У меня нет денег. Только и всего. Но моя семья была не менее величественна и высокопоставленна, чем ваша. – Глаза Сирины остановились на портрете, висевшем на стене. – Мой дед совершенно не похож на этого человека. Наш дом, – она улыбнулась, глядя на Маргарет, – был гораздо больше этого. Честно говоря, каждый из трех наших домов, но самое главное, миссис Фуллертон, состоит в том, что мне ничего не нужно от вашего сына. Кроме его любви и нашего ребенка. Другого мне не нужно. Ни его денег, ни ваших, ни денег его отца, ни этого чека на двадцать пять тысяч долларов. Я ничего не забираю у вас, кроме… любви моего мужа.

С этими словами она спокойно вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Маргарет Фуллертон смотрела ей вслед, охваченная яростью. Если бы несколькими мгновениями позже кто-нибудь прошел мимо ее будуара, то услышал бы звон бьющегося стекла. Со злостью она запустила бокалом в камин. Однако сражение не окончено! Прежде чем Брэд отправится из Нью-Йорка в Сан-Франциско, она позаботится, чтобы от Сирины не осталось и следа – не важно, беременна она или нет. У нее есть еще две недели. Этим она и займется.

Глава 22

Семейный обед, состоявшийся вечером того же дня, являл собой событие, происходившее в атмосфере интриг и подводных течений. Маргарет восседала во главе стола в шелковом сапфирно-голубом платье, красивая и очаровательная. Никакого намека на состоявшийся до обеда разговор, и если она избегала общаться с Сириной, то этого абсолютно не было заметно. На противоположном конце стола сидел Чарльз Фуллертон, довольный, что впервые за послевоенное время в доме собрались все сыновья. Он произнес в их честь проникновенные тосты, а также поднял бокал за двух юных женщин, которые, как он выразился, стали «новым дополнением» к семье. Грег вел себя необычайно развязно. После первого блюда Брэд понял, что брат просто пьян, и вопросительно взглянул на Тэдди, желая узнать почему. От возбуждения ли по поводу предстоящей свадьбы? Нервы? Или же ему было неловко из-за присутствия Брэда? Сама же Пэтти трещала не умолкая, играя роль «обожаемой» и флиртуя своими большими голубыми глазами, вовлекая в разговор всех мужчин семейства всякий раз, когда рассказывала очередную историю. Она с безразличием относилась к матери жениха и полностью игнорировала Сирину. Лишь один Тэдди уделял внимание Сирине. Брэд сидел слишком далеко от нее, чтобы оказать ей действенную помощь. Сирина была усажена между Чарльзом и Тэдди. Глава семьи большей частью молчал, поэтому на долю Тэдди выпала задача сделать так, чтобы она почувствовала себя принятой в доме, чему он был несказанно рад. Часто наклоняясь к ней, он тихо что-то говорил, раз или два Сирина даже рассмеялась. Однако от острого взгляда Тэдди не ускользнуло, что большую часть времени она оставалась замкнутой. Ему хотелось расспросить ее о приватной беседе с матерью, но он опасался быть подслушанным.

– С тобой все в порядке? – прошептал Тэдди примерно в середине обеда. Сирина не отрываясь смотрела в бокал с вином и ничего не ответила.

– Прости… – Она извинилась за рассеянность, заявив, что причина тому усталость, связанная с путешествием и обилием впечатлений от переезда. Это объяснение совершенно не убедило Тэдди.

– Мне кажется, тут что-то не так, Брэд, – сказал он, когда они с братом неторопливо шли в библиотеку позади всех членов семьи.

– Да… Грег спятил, Пэтти из кожи вон лезет, изображая из себя Скарлетт О'Хару, у тебя же такой вид, будто ты только что с похорон, мать – та просто поглощена этим спектаклем, а отец слова вставить не может.

– Хочешь сказать, будто помнишь, что было иначе? – изобразил удивление Тедди. – Или же ты надеялся на перемены за твое отсутствие?

– Думаю, понемногу на то и на другое.

– Не удивляйся. За эти годы могло стать только хуже. – Говоря это, Тэдди бросил взгляд на Грега и Пэтти. – Она сказала тебе хоть слово?

– Только «спасибо», когда я поздравил их с Грегом, – ответил Брэд и добавил, насупив брови: – Она ни словом не обмолвилась с Сириной за все время обеда, и то же самое сделала мать.

– Я не ожидал другого от Пэтти, но мать… – Лицо Тэдди выражало озабоченность. Он прикоснулся к руке брата. – Брэд, с Сириной что-то случилось на обеде. Не знаю, может быть, ей просто стало плохо из-за ребенка, но вела она себя ужасно тихо.

– Думаешь, из-за матери?

– Тебе следовало бы расспросить ее. Ты виделся с ней после ее разговора с матерью перед обедом?

– Нет. Я не видел ее, пока все не собрались за столом.

Тэдди задумчиво кивнул, в его глазах светилась тревога.

– Не скажу, что мне это нравится.

Но Брэд усмехнулся, посмотрев на младшего брата:

– Брось, старина, ты волнуешься больше всех нас, вместе взятых. Почему бы тебе не выпить и не расслабиться?

– Как Грег? – Тэдди пристально и с тревогой посмотрел на Брэда.

– Сколько времени он уже выкидывает этот номер?

– Наверное, года этак два или три, – произнес Тэдди едва слышно.

Брэд оторопел:

– Шутишь?

– Нет. Он начал пить, когда пошел в армию. Отец сказал – от скуки, мать говорит, что ему нужна более динамичная работа, может быть, что-то вроде политики. А Пэтти толкает его идти работать на ее отца.

Брэд расстроился, а затем, заметив брошенный на него взгляд жены, забыл обо всем, что говорил ему брат.

– Вернусь через минуту, Тэд. Хочу убедиться, что с Сириной все в порядке.

Спустя мгновение он встал позади нее и, нагнувшись к самому уху, спросил:

– Ты нормально себя чувствуешь?

– Отлично.

Но то была не обычная сияющая улыбка, от которой у него перехватывало дыхание. Сегодня в ней чувствовалось что-то скрытое, напряженное, и он понял, что брат прав. С Сириной явно что-то случилось.

– Просто я устала.

Она знала, что он не поверит, но что еще ей было сказать ему? Правду? Она дала себе клятву, что никогда не сделает этого. Сирине хотелось забыть все: и то, что ей сказала эта женщина, и то, что показала, – и чек, и документ, и злобные слова, и обвинения. На какой-то миг, выходя из будуара, она почувствовала себя нищенкой уже от одних только обвинений. Теперь ей хотелось забыть об этом и оставить все в прошлом.

– Хочешь подняться наверх? – прошептал Брэд, продолжая беспокойно хмурить брови.

– Как только ты будешь готов, – прошептала она в ответ. По правде говоря, вечер получился очень утомительный. Мистер Фуллертон оказался точно таким, каким его описал Брэд. Слабым человеком без хребта. Сирина не могла смотреть на мать Брэда, ей была неприятна Пэтти, которая весь вечер кривлялась и флиртовала. Она опасалась, что та закатит сцену и бросит ей в лицо обвинения, которые бросила тогда с балкона в Риме. Грега увело в патетику. Он уже изрядно набрался до первого блюда. Брэд сидел слишком далеко, чтобы помочь, и один лишь Тэдди помогал ей перетерпеть все это. Сирине пришлось признать, что она чувствовала себя опустошенной, и на какой-то миг, сидя в кресле в библиотеке, глядя через окно поверх деревьев, она почувствовала себя так, словно вот-вот рухнет в обморок или разревется. За последние три часа ей довелось испытать слишком много потрясений…

– Я забираю тебя наверх.

Брэд тоже видел это. Тэдди, стоявший достаточно близко и слышавший слова Брэда, одобрительно кивнул:

– Она здорово устала.

Брэд кивнул и предложил Сирине руку, которую она приняла с благодарным взглядом. Брэд принес извинения остальным присутствовавшим, и мгновение спустя они уже были на лестнице и наконец-то в своей комнате. Когда Брэд закрыл дверь. Сирина рухнула на кровать и разразилась слезами.

– Девочка… крошка… Сирина… дорогая… что случилось?

Он ничего не понимал, просто стоял и смотрел на нее. Потребовалось немало времени, прежде чем он осознал происходящее и бросился к ней, прилег рядом на кровать, нежно обнял и принялся поглаживать волосы.

– Сирина… дорогая… скажи мне. В чем дело? Кто тебя обидел?

Но она решила ничего не говорить ему. Она только лежала и, всхлипывая, качала головой, продолжая утверждать, что эти слезы лишь следствие беременности и усталости.

– Что ж, в таком случае, – сказал Брэд, когда она перестала плакать и вытерла глаза, – завтра ты останешься в постели.

– Не говори глупости. Высплюсь, отдохну, и все будет в порядке.

– Чепуха. Если придется, вызову врача.

– Зачем? Я чувствую себя отлично.

Перспектива застрять в доме его матери еще сильнее расстроила Сирину. Что, если Маргарет поднимется наверх и придумает еще что-нибудь или пристанет к ней с какой-нибудь очередной бумагой? Однако это казалось маловероятным. Сирина сомневалась, что Маргарет сможет что-нибудь сделать теперь, когда у них будет ребенок.

– Я не хочу валяться в кровати, Брэд.

– Мы обсудим это утром.

В эту ночь он крепко сжимал ее в объятиях, а она несколько раз плакала во сне, так что к утру он не на шутку обеспокоился.

– Никаких дискуссий. Настаиваю, чтобы ты полежала в постели. У нас сегодня званый обед. Тебе нужно как следует отдохнуть, набраться сил.

Эмоциональных, но не физических… В этом он был прав. Но перспектива остаться в постели все еще угнетала Сирину.

– Я вернусь домой сразу же после портного и составлю тебе компанию.

– Обещаешь? – Сидя на кровати в солнечной комнате, она напоминала красивое дитя.

– Даю слово.

Брэд поцеловал ее перед уходом, и она примерно полчаса лежала с закрытыми глазами, позволяя мыслям плыть в произвольном направлении. Вспоминая их прогулки по римским садам, памятники в Париже, день свадьбы, она так увлеклась приятными воспоминаниями, что не сразу услышала стук в дверь, раздавшийся незадолго до ленча.

– Да?

Сирина подумала, что это Тэдди, и, когда дверь открылась, уже собиралась встретить его теплой улыбкой. Но эта улыбка мгновенно погасла, когда она увидела Маргарет Фуллертон. На ней было очень простое платье из черного шелка, в котором она казалась еще более зловещей.

– Можно войти?

– Конечно.

Сирина быстро выбралась из кровати и накинула на себя шелковый халат, который Брэд купил ей в Париже. Маргарет ждала, пока она оденется. Сирина догадывалась, что свекровь вряд ли пришла справиться о ее самочувствии. Она ощущала, как гулко колотится сердце. Сирина указала на два удобных кресла в дальнем конце комнаты.

– Не хотите ли присесть?

Маргарет кивнула, и они обе сели. Затем, вопросительно посмотрев на Сирину, спросила:

– Ты рассказала Брэду о нашем разговоре?

Сирина отрицательно покачала головой.

– Хорошо.

Маргарет расценила это как обнадеживающий признак. Разумеется, это могло означать лишь одно – Сирина хотела заключить с ней сделку. Будь она честной девушкой, ее потрясло бы сделанное ей предложение и она рассказала бы обо всем Брэду.

– Я только что провела два часа с моим адвокатом.

– О…

В глазах Сирины неожиданно появились слезы, в последнее время такое с ней довольно часто случалось. Врач объяснил, что слезливость – частое явление во время беременности, особенно в первые месяцы, и ни ей, ни ее мужу не следует беспокоиться. До сегодняшнего дня и она, и Брэд так к этому и относились. Но сейчас она почувствовала себя совершенно по-другому. Она чувствовала себя так, словно эта женщина явилась сюда, чтобы уничтожить ее. И в этом она не ошибалась.

– Хочу, чтобы ты прочла несколько документов, Сирина. Возможно, мы смогли бы прийти к какому-нибудь соглашению, невзирая на ребенка. – Маргарет говорила об этом так, словно речь шла о какой-то ущербности, и Сирина начала ее ненавидеть. Она медленно покачала головой и вытянула вперед руку, словно останавливая Маргарет.

– Не хочу смотреть на них.

– Полагаю, захочешь.

– Нет.

Слезы заструились по щекам, но, не обращая на них внимания и не говоря ни слова, Маргарет вынула документы из сумочки и всучила Сирине.

– Понимаю, тебе, должно быть, очень трудно, Сирина… – Эти слова были первыми человеческими словами, сказанными ею. – Готова поверить, что между тобой и моим сыном существуют даже некоторые чувства. Но если ты его любишь, ты должна думать о том, что для него лучше. Поверь мне. Я мать, и я знаю, что для него лучше.

Голос Маргарет был глубоким и мощным, она пыталась подчинить Сирину своей воле, и удивленная девушка прочла врученные Маргарет документы. Настолько необычным и похожим на ночной кошмар было отчаянное желание этой женщины разлучить их с Брэдом. Все оказалось гораздо хуже, чем она ожидала. Она ждала слез, истерики, криков, обвинений, но отнюдь не этой кипы хладнокровно и расчетливо составленных документов и счетов, состряпанных с единственной целью – положить конец их любви. На этот раз Маргарет пришла с несколькими альтернативными документами. За сто тысяч долларов Сирина и ее неродившееся дитя должны были отказаться от всех притязаний на Брэда и никогда больше не видеть его. Кроме того, Сирина получала бы ежемесячно по двести долларов до достижения ребенком двадцати одного года, что составляет эквивалент пятидесяти тысяч долларов, как следовало из документа. Или же Сирина могла сделать аборт, стоимость которого Маргарет обязывалась оплатить. В этом случае Сирина получила бы сто пятьдесят тысяч долларов наличными. Разумеется, она опять должна принять обязательство навсегда оставить Брэда. Маргарет считала этот наилучшим из вариантов, о чем и сказала Сирине. Та, не веря в происходящее, тупо смотрела на свекровь.

– Вы действительно так думаете? – спросила она у Маргарет, пораженная.

– Разумеется. А ты нет?

Сирина спокойно возвратила ей документы.

– Я была настолько потрясена вчера, что многого не сказала, но мне казалось, вы поняли, что я не сделаю ничего подобного. Я никогда не покину Брэда, как предлагаете вы, за деньги. Если я с ним расстанусь, то это произойдет исключительно по его воле, а не за какое-то «вознаграждение», как вы это называете. И… – она едва не задохнулась, – я никогда… никогда… не избавлюсь от нашего ребенка.

Когда Сирина проговорила эти слова, слезы заструились по ее щекам. Она взглянула на Маргарет Фуллертон своими открытыми и искренними глазами, полными боли и чего-то очень близкого к отчаянию, и на мгновение Маргарет почувствовала стыд.

– Скажите, почему вы меня так ненавидите? Неужели вы действительно полагаете, что я хочу причинить вред Брэду?

– Ты уже причинила. Из-за тебя он остается в армии. Он понимает, что теперь для него нет иного пути. Ничего, кроме армии с жестокими мужиками, их походными женами и детьми-полукровками. Неужели ты такой жизни желаешь ему?

Сирина зарыдала навзрыд, и Маргарет продолжила:

– Не будь тебя, у него была бы великолепная жизнь, головокружительная карьера, и он женился бы на Пэтти.

– Но она не нужна ему. – Сирина снова всхлипнула, уже не в силах контролировать себя. – А я сделаю его счастливым.

– Физически – возможно. – Маргарет вновь спряталась в свою скорлупу. – Но ведь есть другие, гораздо более важные вещи.

– Да, такие, как любовь, дети, хороший дом и…

Маргарет нетерпеливо отмахнулась. Ей хотелось покончить с этим делом до возвращения Брэда от портного.

– Ты сама еще ребенок, Сирина. И многого не понимаешь. Мы сейчас же должны заняться делом, не так ли?

Сирина встала, заливаясь слезами.

– Нет, не должны. Вы не можете забрать его у меня. Я люблю его, а он любит меня.

– Неужели? Не кажется ли тебе, что он просто увлечен тобой, Сирина? Что ты станешь делать через год или через два, когда он устанет от тебя? Что ты станешь делать тогда? Ты просто рассчитываешь на деньги, которые не хочешь получить от меня сейчас.

– Мне никогда не понадобятся его деньги. – Сирину настолько сильно колотила дрожь, что она едва могла говорить, но Маргарет и об этом подумала.

– Докажи. Если тебе действительно не нужны его деньги, Сирина, докажи.

– Как?! Бросить его?! Убить моего ребенка?! – Сирина рыдала почти истерически.

– Нет. Подпиши вот это.

Маргарет извлекла еще один документ из своей сумочки и протянула его Сирине, которая сжала его в трясущихся руках и не читала. Она не отрываясь смотрела на женщину, которую возненавидела сейчас всей душой.

– Здесь говорится, – пояснила Маргарет, – что если Брэд оставит тебя или же умрет без завещания, то ты отказываешься от прав на его деньги или же его имущество как для себя, так и для своих детей, которые у вас могут появиться. Что, короче говоря, означает, что если у тебя не будет Брэда, то не будет и его денег. Ты подпишешь это?

Сирина посмотрела на нее с нескрываемой ненавистью. Эта женщина предусмотрела все. Однако на этот раз кивнула:

– Да, подпишу, потому что, если он покинет меня, я не возьму его денег. Мне нужен только он.

– Тогда подпиши.

Маргарет была разочарована. Это было совсем не то, чего она добивалась. Ей хотелось навсегда избавиться от этой девчонки, но, потерпев неудачу, по крайней мере, она знала, что Брэд теперь защищен. А у нее еще будет время поработать над этой проблемой… Он не будет вечно женат на этой девчонке, какой бы красивой она ни была. Сейчас она молода, но через несколько лет он устанет от нее. И возможно, к тому времени он устанет также и от армии. В конце концов, еще есть время, ему всего лишь тридцать четыре. А пока у нее есть Грег, о котором тоже следует позаботиться. У нее есть время подождать, пока Брэд отделается от этой девицы. Маргарет смотрела, как Сирина подписала бумагу дрожащей рукой и протянула ее свекрови. Мгновение спустя Маргарет Фуллертон вышла из комнаты, но прежде чем уйти, повернулась и посмотрела сурово на Сирину.

– Это абсолютно законный документ. Ты не сможешь его оспорить. Как только ты перестанешь быть женой Брэда – станешь вдовой или же разведешься, – ты не получишь ни гроша ни от него, ни от нас. Даже если он и захочет дать что-то тебе. У меня есть эта бумага, и она остановит его. Теперь ты ничего не сможешь отнять у него.

– Я никогда и не хотела.

– Не верю.

С этими словами Маргарет повернулась и закрыла дверь. Сирина как подкошенная рухнула на кровать и уткнулась лицом в подушку. Рыдания сотрясали все ее тело до тех пор, пока она, выбившись из сил, не затихла, полностью опустошенная.

Когда вернулся Брэд, он ужаснулся: такой бледной и измученной выглядела Сирина. Глаза ее покраснели от рыданий, вид был явно болезненный.

– Любимая, что случилось?

Так же как и прошлым вечером, она решила ничего ему не рассказывать. Ей казалось самым постыдным предательством рассказать о том, что сделала его мать. Это должно остаться между ней и Маргарет Фуллертон. Она никогда не расскажет об этом Брэду.

– Не знаю. Может быть, причина в перемене воды или из-за климата. Я чувствую себя ужасно больной.

– Ты плакала? – Он расстроился.

– Только потому, что неважно себя чувствую. – Сирина тепло улыбнулась, глядя на него.

Брэд медленно покачал головой, поражаясь, какой измученной она выглядела.

– Мне кажется, следует вызвать врача.

– Брэд, не надо.

В конце концов, он уступил ее просьбам. Когда полчаса спустя он спустился вниз приготовить ей и себе по чашке чая, то все еще был сильно расстроен и озабочен. На кухне Брэд застал Тэдди, готовившего себе сандвичи.