Текст книги "Портрет короля. Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником"

6. Метамодерн

Мы посвятили изрядное количество страниц этой книги истории изобразительного искусства и еще большее – рассказу о текущем положении вещей в этой области, и наконец пришло время совсем немного поразмышлять о проблемах, которые встанут перед изобразительным искусством в ближайшем будущем.

В последнее время в разговорах о том, чем должен руководствоваться художник середины XXI века, всё чаще всплывает такое достаточно мутное понятие, как метамодерн или метамодернизм. И главной трудностью, с которой мы столкнемся, пытаясь понять, что же это за новый зверь, будет то обстоятельство, что сегодня каждый употребляющий этот новомодный термин волен вкладывать в него абсолютно любой собственный смысл.

Мало того, что философское, искусствоведческое и культурологическое научные сообщества никак не определятся с тем, что же это все-таки такое, так еще масла в огонь неопределенности подливают бесчисленные странные, не имеющие никакого отношения к предмету люди, берущиеся разглагольствовать о столь сложных вещах на просторах социальных сетей. Ну и, в довершение всего, в последнее время появляется всё больше корыстных персонажей, пытающихся приватизировать этот новомодный термин с целью привязки к нему их собственных видов деятельности, которые на самом деле никакого отношения к тому, что имели в виду «родители» этого термина, не имеют. Ну а что же сами «родители», что они думают о собственном чаде? А самое главное, кто они?

Термин «метамодернизм» («метамодерн») был предложен голландским философом Робином ван ден Аккеном и норвежским теоретиком медиа Тимотеусом Вермюленом в их эссе «Заметки о метамодернизме», опубликованном в 2010 году в одном из профильных британских журналов. В этой статье была констатирована окончательная смерть такого культурного течения, как постмодернизм, и произведена попытка философского обоснования нового большого стиля, который должен прийти на смену своему наконец-то окончательно почившему предшественнику. В ней было очень много очень умных слов типа:

Метамодернизм заменяет границы настоящего на пределы бесперспективного будущего; и он заменяет границы знакомых мест на пределы беспредельного. На самом деле это и есть «судьба» человека метамодерна: преследовать бесконечно отступающие горизонты…

Но если свести всю эту статью к нескольким тезисам, получится следующее.

Во-первых, постмодернизм как мировоззренческая система, отрицающая любые ценности и смыслы, полностью изжил себя, а следовательно, ему давно пора умереть.

Во-вторых, несмотря на все те разочарования в идеалах прошлого, которые человечество пережило в результате мировых войн, революций и кровавых диктаторских режимов ХХ века, людям по-прежнему нужны нематериальные смыслы существования.

В-третьих, из-за того, что все мы теперь люди образованные и в потустороннее верить уже не можем, наша судьба – вечно метаться между потребностью в нематериальных идеалах и невозможностью до конца поверить в их существование.

И в-четвертых, ввиду всего вышеперечисленного произведения искусства, созданные в рамках нового большого стиля, неизбежно будут нести на себе печать этой непреодолимой двойственности. То есть они будут стремиться показать зрителю старые добрые морально-этические стереотипы, почерпнутые из далекого прошлого, и одновременно делать вид, что всё это как бы понарошку. Иначе говоря, нам следует ждать появления всё большего числа произведений, являющихся интерпретацией тех или иных классических сюжетов. Вот только, в отличие от постмодернистского подхода, где эти сюжеты обязаны быть высмеяны и в какой-то степени даже намеренно осквернены, в рамках нового течения они должны быть всего лишь переосмыслены и адаптированы к новой реальности. При этом мастерство художника-метамодерниста будет считаться тем выше, чем тоньше в его произведениях будет эта грань между искренней верой в некий нематериальный идеал и материалистско-скептическим к нему отношением.

Ну что же, думаю, для нас с вами эти философические пророчества не должны стать каким-то откровением. Ведь наше собственное исследование с самого начала неизбежно вело, в принципе, к тем же самым выводам. Как вы помните, мы с самого начала пришли к выводу, что стремление к преодолению проблемы смерти и удовлетворению всех остальных социальных потребностей человеческого существа, приведшее к появлению и развитию изобразительного искусства, на самом деле никуда не делось. Да, путем интенсивного воздействия на неокрепшие молодые умы через средства массовой информации и школьно-университетскую образовательную систему можно достаточно долго сдерживать этот первобытный зов. Но всё же, слава Богу, это не может продолжаться вечно. И вот наконец заглянувшая в бездну физического вымирания западная цивилизация понемногу начинает осознавать, что в лице постмодернистского мировоззрения она столкнулась с гораздо более беспощадным врагом, чем тот, что причинил человечеству столько горя в первой половине многострадального ХХ века. Потому что кровопролитие и жертвы двух мировых войн – это, вне всякого сомнения, вещи очень прискорбные, но в нашей истории случались катастрофы и большего масштаба. Та же «черная смерть» – эпидемия чумы, унесшая, по некоторым оценкам, от тридцати до шестидесяти процентов всего населения средневековой Европы. И ничего… Живем как-то… Даже, как всегда, в итоге смогли использовать эту чудовищную ситуацию к своей пользе. Ведь в конечном счете именно смертоносная пандемия чумы подтолкнула европейскую часть человечества к тому виду хозяйственной деятельности, плоды которой мы пожинаем сегодня.

Напротив, постмодернизм – враг куда более коварный и, не в пример даже самой чудовищной войне, куда более смертоносный. Ведь эта ложная мировоззренческая система, разбив европейское общество до атомарного состояния, бесконечно маня каждого отделенного от всех остальных людей индивидуума призрачной морковкой гипотетически возможного информационного бессмертия, практически полностью лишила его надежды на бессмертие генетическое и личное. А впрочем, информационного бессмертия, к которому мы теперь столь бестолково стремимся, бесконечно запечатлевая в социальных сетях свои цифровые оттиски, мы, к сожалению, также лишены. Потому что в мире, где каждый сконцентрирован исключительно на своем собственном «я», это априори невозможно. Таким образом, мировоззренческая система постмодернизма лишает нас ни много ни мало самого смысла жизни. Стоит ли удивляться, что подобная, во всех смыслах ущербная, популяция людей столь стремительно сокращается…

Однако, может быть, потеряно еще не всё? Ведь должен же быть какой-то механизм самосохранения у этой популяции гомо сапиенса… Вот, очевидно, он наконец и срабатывает. И в частности, это срабатывание заключается в замене пагубного постмодернистского мировоззрения более животворным метамодернистским, кто бы что под этим новомодным термином ни понимал. Одним из доказательств существования этого процесса служит появление многочисленных произведений искусства, эту гипотезу подтверждающих. Ведь в последние несколько лет появилась новая, очень прогрессивная индустрия, достаточно чутко улавливающая истинные потребности человеческих душ. И это, как ни странно, потоковые сервисы, поднявшие качество сериальной продукции на недосягаемую прежде высоту.

Помните женщину, пораженную воскрешением Люка Скайуокера? Ведь это был именно сериал, а не кинофильм.

«Очень странные дела», «Мессия», «Мир Дикого Запада», «Видоизмененный углерод», «Пастырь», «Взращенные волками», «Чудотворцы», «Дивный новый мир», «Загрузка», «Разрабы», «Молодой папа» и «Новый папа», «Зло», «Американские боги», «Благие знамения», «Десница Божья», «Люди», «Вечность», «Бог меня зафрендил», «В лучшем мире» – вот далеко не полный список сериалов последних лет, авторы которых пытаются заново переосмыслить те старые как мир проблемы человеческого существа, о которых мы рассуждали на протяжении этой книги. Да, по сравнению с общим количеством выходящих сейчас сериалов это не так уж много, но в любом случае их гораздо больше, чем было прежде. А самое главное, если в девяностые и в начале двухтысячных сериалы, затрагивавшие проблемы бессмертия и вообще область иноматериального, своими создателями и зрительской аудиторией воспринимались исключительно как сказки, представленные нашему вниманию в основном для увеселения, то нынешние, без преувеличения, шедевры малого экрана говорят с нами совсем на другом, гораздо более серьезном, киноязыке. Даже если это комедии типа «Загрузки», «Чудотворцев» или «Бог меня зафрендил», контент этих, казалось бы, полностью развлекательных произведений порой заставляет задуматься о далеко не самых простых вопросах бытия.

7. Имя ему смерть

Однако куда же без бочки дегтя в этой ложке меда… К сожалению, приходится констатировать, что та же индустрия кино и сериалов, поднятая потоковыми сервисами на новую высоту, демонстрирует и другую, гораздо более печальную тенденцию, иллюстрирующую упадок так называемого западного общества и ускоряющую его возможный скорый уход с мировой исторической сцены. Вы уж простите мне эти апокалиптические предсказания, но, увы, факты – достаточно упрямая вещь.

Как вы, может быть, уже догадались, мы говорим о той легализации зла, которой сильно грешат многие произведения современного киноискусства. Конечно, есть некоторая надежда на то, что это лишь последний всполох постмодернистского мировоззрения ныне здравствующих творцов предыдущего поколения, но серия кинокартин последних лет заставляет задуматься о том, что на наших глазах происходит совершенно осознанная легализация зла. И, может быть, не первым, но, безусловно, самым ярким всадником возможного культурного апокалипсиса является оскароносный «Джокер» режиссера Тодда Филлипса, вышедший на большие экраны в 2019 году.

Об этом шедевре изобразительного искусства уже написано очень много. Его, конечно, и до нас многие обвиняли во всех смертных грехах. Однако помимо этого нашлись и другие многие – те, кто утверждал, что этот фильм не имеет никакого отношения к оправданию зла, совсем наоборот, он служит делу добра именно тем, что показывает нам зло во всем его безобразии, чем каким-то образом делает наши души чище. Ну да черт с ними, с этими кинокритиками… Мало ли что эти высоколобые интеллектуалы понапишут в своих мало кем читаемых искусствоведческих статьях. Фильм вышел, и тут оказалось, что эта достаточно сложная для восприятия, тяжелая и совершенно не развлекательная картина, что называется, «зашла» миллионам простых людей по всему свету и стала первым в истории фильмом с рейтингом «R», собравшим в прокате более миллиарда долларов. И вот это действительно интереснейший факт, заслуживающий самого пристального изучения.

Ну что ж, раз это произведение было так тепло принято самой широкой зрительской аудиторией, мы просто обязаны проверить его на соответствие нашим критериям изобразительного искусства. Однако вопреки собственной традиции мы начнем с чего попроще – с третьего критерия. Тем более что надолго он нас не задержит, потому что стереотипы «правильного» и «неправильного» социального поведения здесь, безусловно, присутствуют. Вот только есть одна загвоздка, собственно почему мы впервые и поставили эти термины в кавычки… В этом фильме поступки практически всех героев при определенных обстоятельствах можно поместить и по одну, и по другую сторону условной демаркационной линии добра и зла.

Судите сами (внимание: тотальные спойлеры): фильм повествует о человеке, с которым буквально все окружающие всю жизнь обращались крайне несправедливо и омерзительно жестоко. Что в конце концов привело его на грань безумия, которое, в свою очередь, толкнуло несчастного на совершение резонансного преступления. При этом, что бы ни говорили о своих добрых намерениях авторы данной картины, как бы ни оправдывали всё в ней происходящее ее многочисленные защитники, фильм намеренно выстроен таким образом, чтобы мы, сочувствуя несчастьям главного героя, не то чтобы невольно, как раз наоборот – совершенно осознанно оправдывали его кровавую месть злому миру.

И вот перед нами возникает проблема… Да, в фильме есть множество стереотипов социального поведения, но какие из них считать правильными, а какие занести в категорию неприемлемых? Герой совершает серию жестоких убийств. Он убивает случайных попутчиков в метро, коллегу по работе, знаменитого телеведущего и даже собственную мать… Казалось бы, как такое вообще может показаться кому-то хорошим делом? Между тем, исходя из контекста, мы как зрители считаем эти ужасные злодеяния будущего короля преступного мира как минимум оправданными, а то и в самом деле хорошими поступками. И напротив, несоизмеримо менее чудовищные «преступления» антагонистов Джокера нам кажутся как минимум плохими, а то и действительно вполне заслуживающими смерти деяниями.

Таким образом, этот фильм действительно соответствует нашему третьему критерию оценки произведений изобразительного искусства, однако с той оговоркой, что примеры поведения он, конечно, дает, но, к сожалению, при этом меняет их полярность. И более того: если внимательно рассмотреть поступки каждого из героев фильма, в конце концов может оказаться, что все эти отвратительные деяния с точки зрения совершающих их персонажей вполне оправданы тем злом, какое этот мир причинил лично им, а стало быть, эти поступки тоже попадают в категорию «хороших». При этом не стоит забывать, что в фильме «Джокер» на протяжении двух часов его хронометража ни один из многочисленных героев не совершает ни одного действительно хорошего поступка. Там есть два персонажа, которых с большой натяжкой можно назвать положительными, и то только потому, что они не совершают вообще никаких поступков – ни хороших, ни плохих, что в рамках этой вселенной уже само по себе огромное благо.

Подождите, подождите!.. Не кажется ли вам, что в таком случае теряется вообще весь смысл демонстрации стереотипов социального поведения? Ведь если каждый отдельный персонаж данного киношедевра совершает омерзительные, но совершенно оправданные социальной механикой этого мира поступки, что, если не это, и является истинным оправданием зла? Так, пофантазировав в рамках логики «Джокера», мы могли бы снять пару десятков аналогичных картин от лица каждого из негодяев, показанных в этом фильме.

Например, тот подвыпивший молодой менеджер в метро, которого Артур Флек убил последним, вполне мог быть застенчивым толстым ребенком, на протяжении всего детства и юности подвергавшимся издевательствам со стороны сверстников. При этом он до сих пор неплохой, в общем-то, человек, просто та среда, в которой ему приходится жить, буквально заставляет его корчить из себя законченного мерзавца. Ему изо дня в день приходится ломать эту злую комедию, чтобы не выглядеть в глазах своих друзей тряпкой. Ведь, как он уже успел понять, в этом мире все люди делятся только на две неравные половины: те, кто в стае, и те, кто в стаде… И никакой середины попросту не существует. Первые бесконечно терзают вторых, и, если ты не хочешь быть сожранным, у тебя есть единственный путь – самому стать хищником.

Или та же мать Джокера, которая жестоко истязала его в детстве, могла бы оказаться жертвой насильника-отчима, который в шестнадцать лет выгнал ее на улицу, узнав, что она беременна его ребенком, в связи с чем душевное здоровье девушки серьезно пошатнулось. И вот, когда в подросшем сыне она узнала облик и приметы поведения того маньяка-отчима, она и стала приковывать внешне беззащитного мальчика к батарее. На самом же деле ей пришлось так поступать, потому что к тому времени он уже истязал и убил нескольких домашних животных соседей, а также пытался убить одного из одноклассников и даже ее саму.

И знаете что? Нам даже не нужно выдумывать такой фильм, ведь в 2020 году вышло сразу несколько высокобюджетных сериалов, в которых главными – и совершенно неожиданными – злодеями оказывались подростки из весьма благополучных семей. Например, один из первых собственных сериалов от Apple TV, «Защищая Джейкоба» («Defending Jacob»), с Крисом Эвансом в одной из главных ролей. Или звездный «Отыграть назад» («The Undoing») с Хью Грантом и Николь Кидман: там тоже в какой-то момент всерьез звучит мысль о возможности жестокого убийства, совершенного с виду вполне невинным подростком. Еще в этом же ряду можно вспомнить сериал «Ваша честь», в котором жизнь прекрасного человека, уважаемого и высокопоставленного члена общества, рушится из-за поступка его юного сына.

Этот феномен страха перед собственными детьми, столь ярко озаривший малые экраны в злополучном 2020 году, мы сейчас подробно разбирать не будем. В конце концов, может быть, это действительно лишь совпадение, что практически одновременно разные студии выпустили сразу несколько высокобюджетных сериалов, в которых сквозит эта мысль. Однако, что касается душевного здоровья нашего общества, думаю, нам всем есть о чем подумать в этой связи.

Между тем пора вернуться к Артуру Флеку, главному герою фильма «Джокер», и попытаемся приложить к посвященной его жизни кинокартине наш второй критерий изобразительного искусства. Давайте разберем, срез какого социального пространства она нам демонстрирует и выходит ли это пространство за пределы физической жизни.

Ну что же, перед нами Готэм-Сити как аллегория всего человеческого общества. Здесь есть богатые и бедные… (Длинная пауза…) И в общем-то, это всё, что мы можем сказать об этом социальном пространстве. Потому что авторы так и не удосужились показать нам те причины, по которым элита оказалась наверху, изгои – на дне, а средние – посередине. Здесь дети злы, потому что им это кажется забавным, клоуны злы, потому что ненавидят то, чем им приходится заниматься, матери злы, потому что боятся всех, кто пытается общаться с их детьми в транспорте, социальные работники злы, потому что равнодушны к страданиям подопечных, телеведущие злы, потому что это их работа, и так далее до бесконечности… А в результате мы как зрители не понимаем: если всё общество состоит из одинаково отвратительных индивидуумов, за счет чего тогда в этом условном городе кто-то оказывается на пике, а кто-то падает в социальную пропасть? Получается, что условно «хорошим» здесь быть совершенно невозможно, но и условно «плохим» также быть бесполезно. И единственный выход из этого тупика – жестокий, беспощадный бунт против самой бесчеловечной системы… (Снова долгая мучительная пауза…) Но позвольте, а против чего мы, собственно, бунтуем?! А главное, ради чего? Что мы хотим в результате получить, если и те, против кого мы боремся, и мы сами – совершенно идентичные мерзавцы? Получается банальное «Грабь награбленное!». Какую, собственно, систему мы хотим поломать? Нищие негодяи ограбят богатых негодяев, последние станут первыми и наоборот, но ведь саму систему это никак не изменит, и в результате наверху снова окажутся негодяи…

В общем, как-то не складывается у этого культового фильма с соответствием нашему второму критерию. Причем не складывается потому, что у его авторов нет не только какого-либо четкого ответа на те важнейшие вопросы, которые они сами же перед нами и ставят, но они не дают зрителю даже никакой надежды на то, что такие ответы вообще могут быть. Знаете, наверное, именно это обстоятельство, с одной стороны, делает эту кинокартину одним из последних «достижений» постмодернизма, а с другой стороны, самым наглядным образом иллюстрирует его абсолютную исчерпанность и необходимость перехода к совершенно новому языку. Собственно, к языку метамодернизма.

Однако мы не можем закончить обзор произведения, не приложив к нему наш первый, к тому же главный, критерий принадлежности к изобразительному искусству. Давайте посмотрим, как же здесь обстоят дела с образами незримого мира, позволяющими убедиться в существовании вечной жизни. И как ни странно, с этим здесь не всё так однозначно, как могло бы показаться на первый взгляд.

Сюжет картины разворачивается в рамках несколько фэнтезийной вселенной, однако ничто из того, что мы видели в предыдущих картинах этой серии, не говорит о присутствии в этом мире каких-либо потусторонних сил. И супергерои, и суперзлодеи этой франшизы хоть и выглядят порой фантастичными созданиями, но всё же все их сверхчеловеческие способности в основном базируются на вполне научном основании. Таким образом, говорить о соответствии этого фильма нашему главному критерию изобразительного искусства как бы не приходится.

Между тем, как вы, наверное, уже догадались, не всё здесь так однозначно. Помните, мы уже говорили о том, что Бэтмен, главный герой вселенной Готэм-Сити, хоть и не обладает никакими сверхчеловеческими способностями, не говоря уже о божественном происхождении, всё же может быть причислен, так сказать, к лику полубогов в силу своего фактического бессмертия. Ведь для нескольких поколений читателей ему всегда слегка за сорок. Следовательно, подсознание увлеченного комиксовой культурой человека как бы говорит: «Смотри, когда твоему дедушке было десять лет, Бэтмен был сорокалетним, и когда твой отец был ребенком, он ничуть не постарел, в твоем собственном детстве Бэтмен не только не умер, но стал значительно сильнее, и вот уже у тебя собственные десятилетние внуки, а человек – летучая мышь по-прежнему жив-здоров и полон сил…»

Ну и какой логичный вывод можно сделать из этого неоспоримого факта? Один-единственный: современным человеком Бэтмен воспринимается не как обыкновенный сказочный герой, но как реальное бессмертное существо, наделенное почти божественными социальными функциями. Другими словами, он бог Готэм-Сити. Он вам и сын человеческий, и спаситель этого фэнтезийного мира. Бэтмен, конечно, не воскрешает мертвых, зато он летает, ходит по водам аки по суху и совершает множество иных «чудес», оберегающих город от лютого зла.

И прежде чем вы обвините меня в наивности, мол, я придаю слишком серьезное значение столь малозначимым культурным явлениям, как комиксы, позвольте рассказать один забавный случай из собственной жизни.

Несколько лет назад мне пришлось участвовать в работе над документальным фильмом, повествующим о таком интересном социокультурном явлении, как татуировка. К сожалению, продюсеру не удалось найти достаточное финансирование, и поэтому фильм так и не вышел, но в рамках подготовки к съемкам мне довелось пообщаться с несколькими очень интересными людьми. Одним из таких людей был на тот момент трехкратный чемпион мира по татуировкам, содержавший одну из модных нью-йоркских тату-студий.

И вот, разговаривая с ним об истории и сегодняшнем дне этой индустрии, я параллельно листал альбомы с изображениями его работ. Причем это были не рекламные буклеты с шикарными репродукциями лучших его произведений, а простые фотоальбомы с полароидными снимками буквально всех его каждодневных работ. И, доложу я вам, то был бесценный материал, на основе которого можно написать не один десяток диссертаций по философии, социологии и прикладной психологии. Многое из увиденного заслуживает самого подробного описания, но я остановлюсь только на том, что непосредственно касается нашего предмета изучения.

Итак, одно из сделанных мною поразительных наблюдений касалось сюжетов, которые люди XXI века – при этом жители столицы мира – с завидной регулярностью выбирали в качестве вечного украшения собственных тел. Прежде всего меня поразило обилие сюжетов, основанных на комиксах, и то обстоятельство, что делали себе подобные татуировки отнюдь не подростки и студенты, а уже вполне состоявшиеся тридцати-сорокалетние люди. Следующий факт, не понятый мной тогда, но полностью вписывающийся в нашу концепцию сейчас, – явное предпочтение заказчиками антигероев. Бэтмен, Супермен, Флэш и Человек-паук, конечно, тоже присутствовали на этих нательных изображениях, но куда чаще встречались персонажи, либо частично связанные со злом, либо откровенно его олицетворявшие. Красный Череп, Спаун, Хеллбой, Призрачный Гонщик, Веном, ну и, конечно, куда уж без нескончаемой череды разнообразных Джокеров.

Обратив внимание на эту странную тенденцию, я высказал автору этих работ свое недоумение по поводу того, что взрослые и умные, в общем-то, люди украшают свое тело подобными смехотворными, «детскими» изображениями.

– Ты подожди смеяться, – сказал мой гораздо более опытный в этих вещах собеседник. – В этой стране комиксы – это гораздо больше, чем простое развлекательное подростковое чтиво. Здесь это один из столпов культуры.

А затем рассказал историю о том, как однажды в его студию пришел одетый в дорогой костюм человек средних лет. Это был успешный биржевой брокер, заключивший в этот день какую-то крайне важную для всей его дальнейшей жизни многомиллионную сделку, и он попросил наколоть себе на плече двух мультипликационных персонажей. А именно его интересовали Хитрый Койот и птичка Дорожный Бегун из «Луни Тюнз». Однако изобразить их он просил в достаточно необычном виде. Он захотел, чтобы от сегодняшнего дня и до конца жизни на его плече был запечатлен стоящий в луже крови своего извечного врага и при этом невероятно счастливый Койот, в одной лапе которого зажато бездыханное тело Дорожного Бегуна, а во второй – оторванная голова этой птицы.

«Ты понимаешь, – объяснял заказчик художнику смысл данного произведения, – этот несчастный Койот, который всю жизнь пытается поймать неуловимую птицу, это же образ обычного человека, жизнь которого с детства запрограммирована на провал. Мы все, как этот Койот, вынуждены бесконечно гоняться за своей недостижимой мечтой, попутно перенося жестокие удары судьбы, и никто из нас не имеет ни малейшего шанса когда-нибудь добиться своей заветной цели. Так вот, я сегодня перестал быть таким вот безнадежным неудачником. Я заключил сделку, которая обеспечит безбедное существование и мне, и моим детям. Сегодня я поймал эту гребаную неуловимую тварь, оторвал на хрен ей голову и наконец-то стер с этой отвратительной морды ее самодовольную улыбку».

То есть для этого человека и для многих миллионов людей Запада, как, впрочем, и для Илона Маска, создающего наше будущее, основываясь на идеалах, почерпнутых из «Звездных войн»… Так вот, для всех этих современных нерелигиозных людей мультфильмы, комиксы, кинофильмы, а теперь еще и сериалы – это и есть единственное реально существующее культурное пространство, на основе которого они строят свою повседневную жизненную философию.

Но давайте вернемся в Готэм-Сити… Мало того, что мы воспринимаем человека в костюме летучей мыши бессмертным полубогом, но по той же самой причине и сумасшедший злой клоун оказывается для нас существом того же сакрального уровня. Вот только если в отсутствие реального Бога бессмертие Бэтмена питается энергией нашей надежды на спасение от зла, то вечное существование Джокера возможно за счет неиссякаемого соборного зла самих жителей города. И хотя на протяжении двух последних тысячелетий человеческой истории подобные сакральные пары никогда не были полностью равновесны, в наше время баланс добра и зла всё больше сдвигается в сторону последнего.

И кстати, это очень заметно, в том числе и по нашему отношению к смерти. Судите сами: на протяжении многих веков смерть расценивалась простым человеком, по крайней мере простым европейцем, как безусловное зло. Вспомните тех же эллинов и древних римлян: им, как мы помним, посмертие ничего хорошего не сулило. Да и намного позже, когда христианство уже твердо укоренилось в качестве практически единственной вероучительной системы и перспектива смерти, по крайней мере в теории, должна была перестать пугать людей, всё же до конца изжить этот страх мы так и не смогли. Да, где-то там, за пределом бытия, нас, по идее, должны ждать вечные райские кущи, но кто его знает, пустят ли нас туда. Тем более что, по словам некоторых особо истовых поборников веры, типа того же Торквемады, вечного блаженства можно лишиться в любую секунду и, в принципе, за любую мелочь. Так что смерть и в лучшие, христианнейшие времена не пугала разве что горстку действительно святых старцев, что уж говорить о нашей эпохе, когда вера людей в возможность посмертного существования была подвергнута столь суровым испытаниям.

Итак, во все века большинством обычных людей смерть рассматривалась как зло, а стало быть, воспринималась как враг, с которым нужно бороться. Собственно, именно в процессе этой борьбы и родились такие коллективные социальные инструменты, как религия и искусство. И что же мы видим теперь, на излете эпохи постмодернизма? Во времена, когда религия признана мертвым пережитком дремучего прошлого, а искусство пало жертвой горстки умелых манипуляторов общественным сознанием? Я думаю, что сейчас мы наблюдаем не что иное, как капитуляцию западного человека перед своим извечным врагом. Причем мы не просто перестали воевать со смертью – мы из кожи вон лезем, чтобы попасть к ней в плен.

Вы никогда не задумывались, почему в последние десятилетия такое повальное распространение получила мода на символы смерти, которые мы с таким удовольствием наносим на свою одежду и прочие предметы повседневного использования? Сколько украшенных черепами маечек, кепочек, сумочек, брелоков, школьных тетрадок, карандашей и прочего мы ежедневно наблюдаем вокруг себя! Вам никогда не казалось, что вся эта вакханалия атрибутики смерти не что иное, как проявление своеобразного тотального стокгольмского синдрома? То есть мы как бы не просто сдаемся извечному врагу человека, но, принимая на себя его печать, мы тем самым переходим на его сторону.

Именно поэтому фильм «Джокер» режиссера Тодда Филлипса нам нужно сравнивать не с нолоновским «Темным рыцарем», но, как бы вызывающе это сейчас ни прозвучало, со «Страстями Христовыми» Мела Гибсона. Ведь если опустить чисто религиозную составляющую истории о Христе, перед нами два практически идентичных по структуре произведения изобразительного искусства.

Так вот, если мы попытаемся абстрагироваться от божественного происхождения героя гибсоновской картины и попытаемся воспринять каждый из этих сюжетов как рассказ о человеке, прошедшем через суровые жизненные испытания, но в итоге вышедшем победителем из смертельной схватки со злом и бессердечием этого мира, мы увидим, что перед нами, в общем-то, один и тот же герой. Ведь и в том, и в другом случае мы видим перед собой беспричинно доброго и беспощадно истязаемого обществом человека, прощающего людям всё то зло, которое они творят по отношению к нему. Оба героя пытаются принести в мир что-то доброе, но вместо благодарности мир беспощадно и жестоко наказывает их. Нечеловеческие страдания заставляют каждого из них сопротивляться истязающему их злу, что в конце концов приводит к их победе над этим миром.