Текст книги "Портрет короля. Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником"

8. Две радости

Настало время от истории, которой мы посвятили львиную долю книги, перейти к физиологии и разобрать различия классического и современного искусства в том числе и с этой, не совсем ожиданной, точки зрения.

Когда речь заходит о физиологии восприятия искусства, а именно о той радости, которую мы ощущаем при его лицезрении, следует осознавать, что существуют как минимум два разных вида восприятия, рождающих два вида радости. И основаны эти два вида восприятия на двух разных механизмах человеческой психики: механизме узнавания и механизме познания.

Первый механизм – узнавание – достался нам по наследству от наших прямых родственников – человекообразных обезьян и основан на необходимости запоминать и узнавать разного рода объекты. Так, например, для того чтобы утолить голод и при этом не отравиться, обезьяне было необходимо запомнить, как выглядят те или иные съедобные плоды. При этом она должна не только отличать съедобные ягоды от очень похожих, но ядовитых, но также отличать еще неспелые ягоды от уже созревших.

Помимо этого, нашим далеким предкам было необходимо запоминать разного рода ориентиры, для того чтобы находить дорогу к своей стоянке, к водопою или к зарослям, где поспевали те же съедобные ягоды. Соответственно, когда мучимая жаждой обезьяна, долго шедшая по саванне в поисках источника воды, вдруг видела какой-то знакомый валун или какое-то определенным образом изогнутое дерево, служившее ей ориентиром в поисках спасительного водопоя, ее мозг выбрасывал в организм определенные вещества, дающие ей силы для последнего рывка и вызывающие у нее некие радостные ощущения.

Таким образом, наша природная система узнавания уже знакомых объектов – это, безусловно, очень полезный, но, к сожалению, не развивающий механизм. Он направлен на удержание уже накопленного знания, но никакого нового знания не дает. А следовательно, не дает он и никакого дополнительного эволюционного преимущества, кроме того, что у нас уже есть. Собственно, обезьяны в том числе и потому продолжают оставаться обезьянами, что у них есть только этот, не подразумевающий творческого развития, механизм узнавания. И если ту же обезьяну поместить в какую-то совершенно незнакомую ей среду, ее шансы на выживание будут несоизмеримо меньшими, чем у человека нашего вида.

Другой механизм, срабатывание которого вызывает у нас очень сходные, но гораздо более осмысленные и сильные положительные чувства, – механизм познания. Это уже чисто человеческая когнитивная система, позволяющая нам постоянно приращивать объем имеющихся в нашем распоряжении знаний и применять их всё новыми и новыми способами. И кстати, этот механизм является одной из составных частей важнейшего эволюционного преимущества человека – творчества.

Человек способен не просто узнать место, в котором он находится, но, имея в голове виртуальную библиотеку всех когда-либо виденных им мест, может мысленно достроить то пространство, в котором он пребывает сейчас, что помогает ему принять наилучшее решение. Например, если человеку необходимо скрыться от хищника в неизвестном ему лесу, он должен выбрать, в какую сторону бежать. И тогда он мысленно достраивает окружающее пространство в разных направлениях и виртуально прогоняет несколько вариантов маршрута, после чего выбирает самый оптимальный для спасения жизни.

Или, например, первобытный человек захотел увеличить эффективность добывания меда диких пчел, который до него доставали какой-нибудь палкой хитрой формы. Для этого ему нужно было сначала создать в уме какое-то принципиально новое, но пока еще виртуальное приспособление, продумать технологию его изготовления и только затем приступать к реализации своего плана. Так вот, когда после длинной череды неудач ему всё же удавалось изготовить это приспособление, а главное, у него получалось с его помощью добыть гораздо больше меда, чем позволял прежний метод, он и испытывал ту самую радость творчества, которая понемногу подталкивала наш вид на вершину всех пищевых цепей.

«Ну и при чем же здесь собственно изобразительное искусство? – резонно спросите вы. – У нас ведь вроде о нем тут речь?» Дело в том, что эти два механизма срабатывают не только во время спасения от хищника, охоты или изобретательства. Включаются они и в момент посещения музеев и художественных галерей. Причем при общении с классическим искусством и с современным они задействованы в разных пропорциях.

Когда мы смотрим на выполненную в реалистической манере картину одного из великих мастеров прошлого или даже на более позднюю фигуративную живопись и видим уже знакомый нам сюжет, у нас первым делом, конечно, срабатывает механизм узнавания, и мы получаем вознаграждение в виде осознания своей художественной насмотренности. Однако на этом наш мыслительный процесс не останавливается, и наш мозг начинает воссоздавать цепочки событий, приведшие каждого из персонажей в то положение, в котором он запечатлен, то есть срабатывает механизм познания. Но и этим дело не заканчивается. Для того чтобы лучше понять процесс восприятия классической живописи, давайте разберем уже известную нам картину Микеланджело да Караваджо «Распятие святого Петра».

Караваджо. Распятие святого Петра. 1601

Мы застаем казнь святого Петра в тот момент, когда этот несчастный мученик уже пригвожден к кресту и несколько дюжих молодцев начинают воздвигать это орудие пытки, а затем и смерти Христова апостола. Мы замечаем, что святого Петра распяли вверх ногами. Сначала мы радуемся тому, что знаем причины этой странности, а затем пытаемся понять, облегчает или усугубляет страдания такое положение тела казнимого.

Затем мы видим гвозди, пронзающие плоть праведника, и одновременно лицо страдающего, но не потерявшего достоинства человека. И мы невольно проецируем эту ситуацию на себя, пытаясь представить, как бы мы сами вели себя, очутившись на его месте.

Потом мы переключаем внимание на палачей и видим в них не каких-то кровожадных истязателей, а простых разнорабочих, готовых за умеренную плату взяться за любой, даже самый неприглядный, труд. Один держит ноги святого, другой тянет за веревку, привязанную к верхней части распятия, а третий так старается, что аж подлез под крест и толкает его вверх собственной спиной. Причем это вовсе не римские воины, а какие-то оборванцы из соседнего села. Об этом нам говорят их простые одежды и босые грязные пятки одного из работяг. И вот мы уже рассуждаем о том, что это за люди и понимают ли они, в чем принимают участие. Затем мы задумываемся о том, как мы сами поступили бы на их месте, если бы знали, в чьей казни принимаем участие, и если бы мы этого не знали. А сколько поступков мы совершили в своей жизни, поленившись задуматься над тем, чем это обернется…

Вдруг нас обжигает мысль: а где же Христос? Если Он и вправду столь всевидящ, как о Нем говорят попы, почему Он не поможет Своему преданному ученику?

И только после длинной череды подобных размышлений мы наконец приходим к осознанию того, что хотел нам сказать художник этим густым кроваво-черным задником, на фоне которого происходит действие его великой картины. И вот эта-то радость познания и является той конечной точкой, к которой нас всё это время вел великий живописец.

Другое дело – мир современного искусства. Это культурное пространство столь углубленного мыслительного процесса, как правило, не предполагает. Всё здесь построено на одном лишь механизме узнавания. И это, к сожалению, многое говорит о качестве современного художника. В самом деле, какова цена твоего творчества, если без предварительного прочтения многостраничной аннотации никто не в состоянии увидеть хоть какой-нибудь смысл в твоем произведении?

Если вы не поленитесь и посетите несколько популярных лекций по современному искусству, вы поймете, что почти все они в конечном счете сводятся к одному и тому же. Вам показывают слайды с изображениями тех произведений, которые миром современного искусства признаны безусловными шедеврами, и говорят: вот посмотрите, это безусловные шедевры. Распечатайте, пожалуйста, себе этот список работ ста великих гениев современности, ступайте с ним в Tate Modern или МоМА, отыскивайте там арт-объекты из этого списка и наслаждайтесь тем, что вы узнали тот предмет, с цветом, формой, размером и авторской интерпретацией которого вы познакомились заранее, за что подсознательный механизм узнавания наградит вас порцией бодрящего химического вещества, которую вы примете за наслаждение современным искусством.

И не дай вам бог попросить лектора хоть чем-то доказать гениальность этих шедевров: на вас тотчас обрушат заранее припасенный арсенал оскорблений, который это сплоченное сообщество (мир современного искусства) собирало и совершенствовало последние сто лет.

Для начала вам заявят, что, мол, искусство – это не та вещь, которая обязана кому-то что-то доказывать. Мол, если вы человек тонкий и образованный, вы и так почувствуете, в чем шедевральность этих шедевров. А коль не чувствуете – подите вон и встаньте в ряд остальных безнадежно отставших от мирового прогресса ничтожеств.

О, каких только жирных пренебрежительных ярлыков на вас не навешают… Если вам не посчастливилось быть обладателем ученой степени по искусствоведению, вас объявят ничего не смыслящим в предмете разговора профаном, благо у самих этих «специалистов» с недавних пор вошло в привычку обзаводиться многочисленными регалиями новомодных учреждений культуры, всяких там международных школ дизайна и тому подобного. А если у вас за плечами все-таки найдется нужное образование, вас назовут безнадежным ретроградом и сравнят с престарелой дамой в жабо, годной лишь на то, чтобы сдувать вековую пыль с себя и с тех заплесневелых классических экспонатов, которыми она так дорожит.

Апология современного искусства, обрушенная на вашу голову этими убежденными в своей правоте людьми, будет изобиловать словами «как известно», «по мнению авторитетных специалистов», «общепризнанно» и так далее. Они также засыпят вас цитатами из бесчисленных книг и статей, написанных за последние сто лет этими самыми «признанными авторитетами».

Я, конечно, утрирую. Естественно, в глаза вам этого не скажут, но вы можете быть уверены, что в каждой лекции о современном искусстве обязательно будет отдельная часть, посвященная разгрому доводов так называемых простых людей, сомневающихся, что все эти бесконечные инсталляции «из дерьма и палок» на самом деле являются произведениями изобразительного искусства. Вот в этой-то части этих «простых» людей и уподобят необразованным простакам или престарелым дамам в жабо.

Однако кроме обзывательств (как известно, по правилам геббельсовской пропаганды, противника полагается изображать ничтожеством) у таких лекторов есть и настоящие доказательства своей правоты. Но об этом позже.

Часть V

1. Выход голого короля

Когда Ганс Христиан Андерсен писал свою знаменитую сказку о голом короле, он и подумать не мог, что создает не только простенькое нравоучение, призванное прокачать социальные навыки подрастающего поколения, но и один из основных аргументов в длящемся больше века непримиримом споре сторонников и противников современного (актуального) искусства. Ну что же, давайте попытаемся разобраться, всё ли здесь так просто, как с первого взгляда кажется. И для начала неплохо было бы припомнить всех участников этой тонкой психологической драмы.

Главным действующим лицом притчи, вне всякого сомнения, является сам глупый король, поставивший мнение свиты выше собственного здравого смысла и в результате жестоко поплатившийся за это, выставив себя на всеобщее осмеяние. Другую главную роль получили пройдохи-ткачи, обманом вытянувшие из королевской казны значительное финансирование и высокие государственные посты (их все-таки назначили официальными портными короля) в обмен на пустоту.

Далее начинаются персонажи второго плана. И первые из них – честные министры короля. Это очень хорошие, профессиональные люди, вполне соответствующие своим должностям, так же, как и король, обманутые подлыми ткачами.

Следующий групповой персонаж – это свита короля, и ее роль, по крайней мере в оригинальном произведении, практически ничем не отличается от роли честных министров.

Затем идут прозревшие ближе к концу королевского перформанса горожане и собственно ребенок, ставший инициатором всеобщего прозрения.

В принципе, на этом всё: в оригинальном тексте Андерсена больше никаких действующих лиц не существует. Однако нам для полноты картины придется добавить еще одну группу героев. Это будут честные ткачи – те самые настоящие профессионалы, место которых глупый король неосмотрительно отдал пройдохам и обманщикам.

Теперь давайте попытаемся натянуть наполненный этими действующими лицами сюжет на мир современного искусства, присвоив его ключевым игрокам перечисленные роли. И первым делом нам нужно найти кого-то на роль глупого короля.

Надо сказать, обычно с этим ни у кого никаких трудностей не возникает. Судите сами, кого еще можно утвердить на эту роль, как не коллекционеров современного искусства, если сказка начинается такими вот словами: «Жил-был король, который страсть как любил наряды и обновки и все свои деньги на них тратил…»? Ну это же прямо портрет Соломона Гуггенхайма или Гертруды Стайн. Богатые, но мало что смыслящие в искусстве люди, полностью подчиненные мнению играющей их свиты. Стало быть, решено: королем у нас будет богатый коллекционер, за баснословные деньги скупающий ничто, руководствуясь при этом мнением своих арт-консультантов.

С идентификацией другого главного действующего лица – пройдохи-портного – у нас, думаю, трудностей тоже не возникнет. Безусловно, это современный художник, выдающий свою мазню за истинное произведение изобразительного искусства.

Следующий персонаж, которому нам нужно подобрать аналог в мире современного искусства, это честный министр. И наверное, им должен стать честный и профессиональный искусствовед, не способный противостоять сложившейся точке зрения. Ему все-таки очень нужна его высокая и, надо сказать, весьма хлебная должность, которой он ни за что не будет рисковать, вступая в борьбу с ветряными мельницами общественного мнения.

Далее идет свита. Вероятнее всего, это люди, так или иначе вращающиеся в системе современного искусства: те же аукционисты, кураторы, галеристы и прочие. Им в принципе почти всё равно, чем зарабатывать на жизнь. Финансирует король производство невидимой ткани – пожалуйста: мы организуем биржу невидимой ткани, логистику невидимой ткани, а также склады, магазины и даже пункты утилизации и вторичного использования его любимой невидимой ткани.

И наконец, народ, а главное, младенец, разоблачивший эту невероятную авантюру. Думаю, вы согласитесь, что здесь всё так же прозрачно, как и в случае с лжепортными. Безусловно, народ – это публика, которую заставляют на всё это безобразие смотреть, а чудо-младенец – это лучший представитель того самого сообщества завсегдатаев театров, консерваторий и художественных выставок, которое мутит от так называемых произведений так называемого искусства.

Ну что же, вроде бы мы раздали все роли, и, скажу прямо, именно так и представляют положение вещей в мире современного искусства люди, приводящие эту сказку в качестве аллегории творящегося там безобразия. И знаете что? На самом деле эта распространенная точка зрения никоим образом не отражает истинное положение вещей в мире, а правильнее сказать, на рынке современного искусства, сложившееся на данный момент времени.

С первой несостыковкой сюжета сказки с реальностью мы столкнемся, пристальней вглядевшись в фигуру коллекционера, назначенного нами на роль глупого короля. Потому что уж в чем в чем, а в глупости ни Соломон Гуггенхайм, ни тем более его сегодняшние коллеги никогда и никем замечены не были. Мало того, что эти люди сначала умудрились как-то заработать те миллионы, которые затем были вложены ими в произведения Ротко, Уорхола и Хёрста, так они еще и умудряются зарабатывать новые миллионы долларов, постоянно увеличивая капитализацию своих коллекций. Таким образом, эти люди не только не «глупы» – они еще и не «голы», поскольку за каждый потраченный на произведения современного искусства доллар они получают отнюдь не «ничто», а совершенно конкретные несколько долларов чистой прибыли. А значит, мы вынуждены уволить их с должности голого короля.

Ну хорошо, бог с ним, с королем. Отложим кастинг на эту роль до лучших времен. Ведь нам сейчас гораздо важнее найти коллекционерам новое место в нашей домашней постановке. И как ни странно, эти люди лучше всего подходят на роль честного, точнее, не очень честного премьер-министра короля. Знаете, бывают такие государственные устройства, в которых монаршая особа как бы и является главой государства, но на деле всеми важными делами, в том числе и казной, распоряжается именно первый министр королевства. Да что там далеко за примером ходить, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии является лучшим примером такого вот государства.

И в этом случае у нас получается, что «честный» премьер-министр является отнюдь не невольным участником этого глобального надувательства. Ведь всё происходящее безумие творится не только с его ведома, но и по его приказу и к его собственной конечной выгоде.

Ладно, с этим вроде разобрались. А что с подлыми лжеткачами? Они-то хоть у нас на своем месте? Извините, но тоже не совсем. Во-первых, ткач, читай художник, – это только половина данной преступной парочки, и, как ни странно, в большинстве случаев этот несчастный даже никого не обманывает. Потому что этот безумец и в самом деле на полном серьезе ощущает себя великим творцом произведений подлинного изобразительного искусства и в существование своей магической невидимой ткани верит безусловно.

А вот второй участник этого тандема… Вот он-то и взаправду плут! Это тот самый куратор (в широком значении этого слова), что доказал премьер-министру свою и художника необходимость для получения баснословных доходов от совместной фальшивой деятельности. Он же убедил короля и в существовании чудесной ткани, и в том, что пошитое из нее платье его величеству очень идет. А главное, он поддерживает цену на произведенную великим ткачом ткань на таком уровне, чтобы на эти средства могли безбедно существовать и он, и министр, и свита, и, как ни странно, даже сам художник.

Уф! Хотя бы свита у нас на своем месте. Да, свита на месте. Это действительно аукционеры, галеристы, «свои» искусствоведы и прочий обслуживающий систему современного искусства персонал.

А вот с народом опять промах. Никакая это не достопочтенная публика, стоящая в длинной очереди за билетом на выставку современного искусства. Это культурное сообщество, посвятившее свою жизнь классическому искусству. Это скромные сотрудники Лувра, Прадо, Уффици и Эрмитажа. Это школьные и университетские преподаватели истории искусства. Это люди, защитившие диссертации по античному, египетскому и византийскому искусству, готике и Возрождению. В общем, все те образованные и скромные люди, в чьей профессиональной деятельности больших денег никогда не было и, боюсь, никогда не будет. Это их согнали на площадь указом всесильного премьер-министра и вот уже сто лет заставляют смотреть на это безобразное действо – бесконечное шествие несчастного глупого голого короля.

Постойте, а где же спасительный детский возглас, призванный положить конец всему этому безумию? Боюсь, друзья мои, никакой чистой души, осмелившейся хотя бы по наивности своей открыть королю глаза на истинное положение вещей, мы с вами на этой базарной площади не найдем. И знаете почему? Потому что всем присутствующим на этом фестивале цинизма, включая даже маленьких детей, давным-давно известно, что никакой чудесной ткани, а следовательно, и прекрасного платья короля не существует. Что его величество на самом деле голый и что единственный человек, кроме него самого, верящий в существование его великолепного наряда, это безумный художник, которому кажется, что он это прекрасное платье в самом деле сотворил.

«Так почему же они столько лет так безропотно терпят всё это издевательство?» – резонно спросите вы. А я вам отвечу. Потому что свита короля – это не только министры, лакеи и гранд-дамы. В нее входит и полицмейстер, могущий в случае неповиновения и отхлестать по щекам.

Минуточку! А что там с самим королем? Мы, помнится, так и оставили эту роль вакантной. Кто же этот несчастный, глупый, безвольный и безвластный человек, выставленный пройдохами на всеобщее осмеяние?

А это мы с вами, дорогие мои друзья! Это мы – те люди, что несут свои деньги в кассы многочисленных модных галерей и тратят в них драгоценное время своей жизни, всем своим видом пытаясь показать таким же окружающим их идиотам, что их тут ничего не смущает и что они понимают, ценят и любят то «великое» «искусство», которое тут экспонируют.

Ну… Какую-то совсем уж грустную картину вы нам тут нарисовали, справедливо заметите вы. Разве всё действительно так уж беспросветно и у нас нет никакой надежды когда-нибудь увидеть настоящее современное изобразительное искусство? И куда, позвольте спросить, делись те базовые духовные потребности человека, что заставляли художников прошлого создавать произведения, способные дарить нам надежду на посмертное существование, ориентироваться в общественном пространстве и получать полезные примеры социального поведения? По-вашему выходит, что по какой-то причине в конце позапрошлого века человечество вдруг перестало нуждаться в механизме, обеспечивающем одно из главных его эволюционных преимуществ?

Постойте, друзья мои! Это еще не конец истории. Вы забываете, что в самом начале рассказа о голом короле мы ввели в него еще одно действующее лицо, отсутствовавшее в оригинальном варианте этой сказки.

Помните тех настоящих, профессиональных ткачей, которых по наущению подлого премьер-министра уволил глупый король? Они ведь на самом деле никуда не делись. Они не умерли с голоду и не сменили профессию. Они так и продолжают делать то, что умеют лучше всего.

Просто они переехали в соседнее, самое большое в том сказочном мире, государство и предложили свои услуги повелителю этой безграничной империи. И тот, не в пример своему малоземельному соседу, оказался на редкость смышленым малым, увидев в этом сотрудничестве очень неплохие перспективы.

Так почему бы нам с вами не последовать их примеру и не эмигрировать в эту прекрасную страну?!

Поверьте, когда-нибудь мы с вами так и поступим, а пока нам нужно узнать еще кое-что о том, как устроено государство глупого голого короля.