Текст книги "Ночь вампиров"

9

На крышах домов лежала черепица – веселая, разноцветная, какая бывает, только на ярких картинках в книжках с добрыми сказками, где мудрые короли мудро правят веселыми подданными, принцессы всегда прекрасны, а злые волшебники терпят поражение в срок, ровно к концу рассказа.

Лично я еще ни разу не встречал прекрасных принцесс; в лучшем случае, славненьких.

Дома здесь были маленькими и уютными, словно в самом деле сошли со страниц детской сказки; мягкие кроны деревьев спускались к ним и накрывали собой, создавая самую приятную из гармоний, на какие только способны краски пейзажа – сочетание красного, зеленого и голубого.

Люди вокруг нас радовались новому дню, словно не было вокруг ни зла, ни преступлений; и были они веселы не потому, что не догадывались о грязной изнанке жизни, но от того, что знали – это всего лишь изнанка, но не сама жизнь.

На улицах городка щебетала атмосфера праздника; сам праздник еще не наступил, но был близок, и люди готовились к нему – не только украшая улицы и площади, не только развешивая на домах гирлянды, но и открывая радости свои сердца.

– Признаюсь, Френки, в детстве я представлял себе Аспонику совсем другой, – заметил я, шагая по мощеной мостовой.

Стайка ребятишек пробежала мимо нас, таща за собой огромного, больше, чем трое из них вместе взятых, воздушного змея; на просторном полотне яркие краски изображали улыбающегося человечка в широкополой шляпе, а хвост у змея, сплетенный из разноцветных, фигурных ленточек, был таким длинным, что тащился следом за ребятишками чуть ли не половину квартала.

– Я тоже, – усмехнулась девушка. – Но меня злило, что в вестернах никогда не бывает ковбоев-женщин.

– Шерон Стоун, например, – предложил я.

– Это исключение.

Громкий звук трубы донесся из центра городской площади, и спустя мгновение оттуда раздалась веселая музыка. Оркестранты играли еще не совсем в лад, сбиваясь и подстраиваясь друг к другу; они готовились к скорому представлению. От этого мелодия становилась более искренней и непринужденной, и не могла не заставить улыбнуться даже самого сумрачного человека.

Птицы перепрыгивали на ветках деревьев и вспархивали на крыши; и были здесь не только толстые голуби и непоседливые воробьи, крылатые обитатели любого города, но другие – большие и маленькие, каких можно встретить только в садах и рощах.

Оркестр играл все быстрее, все радостней; люди в ярких одеждах поднимали над площадью праздничные транспаранты.

– В детстве ты хотела стать ковбойкой? – спросил я.

Официант вытирал столики открытого ресторанчика; затейливые буквы на красной материи гласили «Рио Гранде».

Девушка фыркнула.

– Майкл. Я была маленькой, но ведь не дурой. А о чем мечтал ты?

– Ни о чем, – я пододвинул Франсуаз плетеный стул и устроился напротив.

Френки задумалась.

– Ты вроде бы говорил, что я девушка твоей мечты, – сказала она. – Как это понимать, если ты мечтал ни о чем?

Человек шел через площадь; он шагал быстро, и было заметно, что ему непривычны и эта спешка, и пешие прогулки, и мощеная площадь провинциального городка.

Он вытягивал шею и поворачивал голову; но в то же время он не отпускал от себя важного вида, словно это был портфель с важными бумагами. Такие люди всегда выглядят забавно, стоит им выйти из высоких кабинетов с кожаными креслами и лишиться пеленок своей секретарши.

Это их крест.

– Не знал, что гимнастику для шеи можно сочетать с бегом трусцой, – заметил я. – Видно, он кого-то разыскивает. Спасибо, мы потом сделаем заказ; мы ждем еще одного человека.

– Думаю, нас, – ответила Френки. – Он смотрит куда угодно, только не в нашу сторону. И не пытайся сменить тему.

Человек остановился в четырех шагах от нас; он начинал волноваться. Он чувствовал, что заблудился и потерялся, и уже был готов немедленно мчаться в столицу страны, Гранда Аспоника, чтобы требовать у сената ввести в пограничных районах чрезвычайное положение.

Я негромко прокашлялся, и человек повернул ко мне голову столь быстро, словно услышал что-то очень страшное.

– Присаживайтесь, сенатор Матиас, – приветствовал его я. – Будете что-нибудь есть?

Человек посмотрел на нас в испуге и замешательстве; он не мог понять, каким образом мы появились там, где мгновение назад он никого не видел.

Самые сложные загадки решаются проще всего.

Человек сел за стол и нагнул голову вместе с плечами. Открытое голубое небо, не сдерживаемое потолком кабинета, давило на него и заставляло чувствовать себя неуютно.

У него были серые усы – не закрученные вверх и не обвисшие, но ровные; его костюм был такого же цвета, и такой же безликий, словно они поставлялись в едином комплекте.

Он не подал нам руки; такие люди никогда не обмениваются рукопожатиями, если встреча не является официальной и не освещается телевидением.

Они боятся, что кто-нибудь сфотографирует их за этим занятием, и потом поместит снимок в газетах, снабдив каким-либо компрометирующим комментарием.

Некоторые люди настолько осторожны, что предпочли бы никогда не есть, лишь бы не подавиться.

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Амбрустер, – произнес он, понижая голос настолько, что люди вокруг начали на него оборачиваться. – Что я согласился встретиться с вами только из уважения – к?

Он не смог придумать, к чему именно испытывает уважение, и фраза повисла в воздухе, как сопля под носом.

Будучи человеком мягким и добрым, я поспешил прийти к нему на помощь:

– К тому, что кабинет министров Аспоники до сих пор выполняет свои обязанности?

Он скривился от отвращения, словно к его лицу только что поднесли зеркало.

– Это было поручение особого рода, мистер Амбрустер и, – он захлебнулся, спеша добавить, – вы уже получили свое вознаграждение. Да, признаю, Изумрудный меморандум был составлен, – он обсосал воздух внутри своего рта, – слегка поспешно, и очень хорошо, что он не попал в руки врагов нашего государства, но…

– Но вы отказываетесь начинать расследование, несмотря на представленные нами факты? – спросила Франсуаз, недобро глядя на нашего собеседника.

Сенатор Матиас и раньше не полыхал энтузиазмом; теперь же он потух, как пламя страсти при виде алтаря.

Ему очень не хотелось начинать парламентское расследование, которое заставило бы его столкнуться с многими влиятельными политиками Аспоники. Но гораздо больше беспокоила его мысль о том, что его могут застать в обществе девушки, чьи фотографии в обнаженном виде часто появляются в крупных мировых журналах.

И он не преминул бы сказать об этом в самом начале нашего разговора, если бы не знал, что это плохо для него закончится.

Например, немедленной кастрацией.

– У вас нет достаточных доказательств, мисс Дюпон, – пробормотал он. – Только ваши предположения. Если бы вы располагали чем-то существенным…

– Имей мы доказательства, – жестко ответила девушка, – никакое расследование уже бы не потребовалось. Разве в обязанность возглавляемой вами комиссии не входит надзор за такими учреждениями, как тюрьма Сокорро?

– Вообще-то да, – Матиас смутился, ибо не смог сразу найти подходящую отговорку, и оказался вынужден признать правду.

Люди его круга терпеть этого не могут.

– Но поймите, мисс Дюпон.

Когда человек не хочет ничего делать, он часто апеллирует к понятливости своего собеседника.

– Федеральные тюрьмы специального режима, такие, как тюрьма Сокорро, пользуются значительной автономией. Мы не можем просто так вмешаться в их деятельность, на основании слухов.

Я вынул из внутреннего кармана толстую книгу маленького формата и положил ее на стол.

– Это закон о содержании федеральных тюрем, – пояснил я. – Если вы откроете его, то убедитесь, что это именно тот закон, который действует в вашей стране. Во время нашего посещения тюрьмы Сокорро обнаружилось по крайней мере семь серьезных его нарушений. Это более чем веское основание для того, чтобы начать расследование, сенатор.

– Мистер Амбрустер.

Матиас ухватил себя за указательный палец левой руки и принялся вертеть его, словно надеялся отвинтить.

– Конечно же, я не сомневаюсь в ваших словах. Но поймите, что никто из офицеров Сокорро не подтвердит ваших показаний. Комендант – очень влиятельный человек. Ему прочат место губернатора штата. Я не могу вот так просто выдвинуть против него обвинения.

Франсуаз искривила кончик чувственных губ.

– Ладно, Матиас, – произнесла она. – Убирайтесь.

– Что? – не понял он.

– Убирайтесь, – сказала девушка. – Не то вы еще наложите в штаны при мысли, что придется выполнять свои обязанности.

– Это слишком, мисс Дюпон, – воскликнул сенатор.

Тем не менее, он поспешно вскочил на ноги, и на его лице появилось выражение облегчения.

– Я достойный человек, и я не позволю.

Сенатор Матиас не стал уточнять, на что именно он не даст своего позволения – обвинять себя в бездельи или пойти дождю в пятницу.

Он не хотел задерживаться у нашего столика дольше, чем было необходимо.

– У меня сохранился экземпляр Изумрудного меморандума, – произнес я, глядя ему вслед. – Может, опубликовать его в утренних газетах?

– Этот недоносок думает только о том, чтобы просидеть в сенате дырку на штанах, – зло процедила девушка. – Он и пальцем не пошевельнет, боясь, что свалится со своего кресла.

Я задумчиво кивнул.

– Сложность не в том, что Матиас боится за свою карьеру, – произнес я. – Такую же позицию займет любой политик, которому есть, что терять. Мы собрались подкопать слишком большой дуб, чтобы кто-то согласился постоять под ним, пока мы станем это делать.

– Это не дуб, а ядовитая гадина, – ответила Франсуаз. – Но ты прав – власти не начнут расследование. Нам придется принести им все доказательства, чтобы заставить их хоть что-нибудь сделать.

– С другой стороны, – продолжал я. – Мы могли бы найти какого-нибудь молодого сенатора – амбициозного, энергичного и готового на жесткую игру. Такой человек охотно займется этим делом, чтобы создать себе политический капитал. Но, скорее всего, тем самым мы окажем услугу какому-нибудь беспринципному авантюристу, а у меня нет ни малейшего желания делать это.

Френки решительно встала и посмотрела на меня сверху вниз.

– Я знала, что сенатор Матиас нам не поможет, – сказала она. – Пошли, игрушка, у нас много дел.

Я кивнул и покорно последовал за ней.

Я знал, что через пару кварталов девушка остановится и спросит у меня, что нам делать дальше.

10

– У тебя такая самодовольная улыбка, – зло процедила Франсуаз. – Будто кто-то у тебя отсасывает. Говори.

Я потрепал девушку по тугой щеке и подозвал одного из мальчуганов, который как раз закончил прикреплять гирлянду над улицей, между двумя домами.

– Где здесь лучший магазин одежды? – спросил я у карапуза.

– Вон там, сеньор, – с готовностью отвечал тот, протягивая руку, чтобы указать направление, а также споро ухватить монетку, будет таковая будет ему брошена.

– Постой, юный друг, – мягко прервал его я. – Нам не нужен магазин эльфийской одежды. Мы хотим одеться, как жители города.

– Для праздника, сеньор? – догадливо поинтересовался смышленый малыш. – Тогда вам нужно идти вон туда, это недалеко. Два квартала, потом повернете направо.

– Ты умный мальчик, – похвалил его я. – Слушайся маму и учи уроки.

Я вручил подающему надежды маленькому горожанину две монетки, и мы с Франсуаз направились дальше.

– С каких пор ты стал интересоваться детьми? – хмуро спросила девушка.

– Я не интересуюсь детьми, – с достоинством ответил я. – Я же не извращенец. А теперь слушай, крошка, и восхищайся. Как я понял, мы не возвращаемся в город Темных Эльфов, чтобы купить себе доску для серфинга?

– Не раньше, чем я упрячу за решетку коменданта тюрьмы и его сообщников.

– Отлично. У нас есть два варианта. Мы пускаем слух, что у нас – осторожно.

В мощеной мостовой показалось глубокое отверстие, служащее либо для стока воды, либо для поимки невнимательных прохожих. Я подхватил девушку за талию и перенес ее.

Я почти пожалел об этом, так как Френки тут же радостно завизжала, как молочный поросенок.

– Мы пускаем слух, что располагаем некоторыми документами.

– Понеси меня еще раз, – потребовала девушка.

– Френки, – строго сказал я.

– Майкл.

Я подхватил девушку на руки и продолжал:

– Этих документов якобы достаточно, чтобы посадить в тюрьму коменданта тюрьмы. Даже если он не поверит, он предпочтет убедиться. Он постарается отобрать у нас эти несуществующие документы, и попадется в ловушку.

– Но тогда сама тюрьма Сокорро останется, и в ней только сменится комендант? – спросила девушка.

– Вот именно, – согласился я. – Наша же цель положить конец злоупотреблениям в этой тюрьме, а не только обезвредить ее коменданта…

– И как же мы это сделаем, без помощи сенатской комиссии?

– Просто смотри, – ответил я. – И восхищайся.

Я осторожно поставил девушку наземь и открыл перед ней дверь магазина.

* * *

– Что же, – произнес я. – Вполне неплохо.

– Как скажете, мистер Вандерсмит, – угодливо отвечал маленький человечек в темно-синем пиджаке. – Принести вам чего-нибудь выпить?

– Валяй, приятель.

Я неторопливо расстегнул пуговицы белого пиджака и поправил широкий пояс, в который заправлялась темно-серая жилетка. Затем я передвинул на затылок белую ковбойскую шляпу и уселся в предложенное мне кресло, закинув ноги на стол.

Шпоры сапог для верховой езды звякнули, когда я перекладывал ноги.

– Неплохая дыра, этот ваш городишко, – заметил я, засовывая два пальца в карман жилетки.

Я вынул оттуда длинную дорогую сигару, и, откусив кончик, выплюнул его на пол.

– Когда я решил покупать себе землю в Аспонике, приятель, – неторопливо произнес я. – Мне предлагали местечко возле Ла-Паса. Но там мне не понравилось.

– Вы приобрели шесть тысяч акров земли? – нерешительно переспросил служащий.

– Восемь с половиной для ровного счета, – усмехнулся я. – Я, приятель, не из тех, кто хвастается; я всегда говорю: лучше преуменьшить, чем зря языком трепать. Верно, кобылка?

– Да, папочка, – преданно запищала Френки. – Ты всегда это говоришь.

Франсуаз нарядилась в самое кричащее из платьев, которое мы нашли в местном магазине. С ее ровным загаром и необычной красотой она вполне походит на уроженку здешних мест.

Платье такоего покроя открывает почти все, что обычному платью принято скрывать: стройные ноги, спину и сочные груди чуть ли не до сосков.

Френки надела черные туфли на высоком каблуке, на голую ногу, взбила и подняла волосы и положила на лицо раза в три больше косметики, чем обычно.

Если не считать последнего, моя партнерша всегда так и одевается – кроме, разве, тех случаев, когда выступает в суде.

Я усмехнулся и потрепал ее по загорелому бедру, задрав при этом ее платье почти до алых трусиков.

Френки засмеялась – громко и вульгарно – и служащий, с некоторой скованностью, завторил ей.

– И вот я сказал себе, приятель, – я вынул изо рта сигару и внимательно ее осмотрел, затем засунул обратно. – Чарли Вандерсмит – не тот парень, что вкладывает деньги черт его знает во что. Правильно я говорю, приятель?

Мой вопрос не подразумевал раздумий над характером ответа, и человечек в синем костюме быстро закивал головой.

– Да, мистер Вандерсмит, – сказал он.

– Если восемь с полтиной тысяч акров земли, – продолжал я, – здесь мои – значит, на них написано имя Вандерсмит.

Я громко засмеялся над этой весьма остроумной шуткой, и Френки, повизгивая, присоединилась к веселью.

Служащий в синем костюме смеялся тоже, хотя искренности в нем было так же мало, сколь в любом политическом деятеле местного значения.

Внезапно я нагнулся к нему, что оказалось довольно сложно делать, если перед этим закинуть ноги на стол, и, нахмурившись, стал тыкать сигарой ему почти в самое лицо.

– Поэтому я хочу знать, приятель, кто станет губернатором в этом поганом городишке, и какая задница станет охранять мою землю. Ты понял?

Служащий опешил, подаваясь назад; я вновь весело засмеялся, откидываясь на спинку кресла, и вернул сигару обратно в рот.

– Правильно ли я понял, – служащий сглотнул, потом облизал губы, потом снова сглотнул, – что вы собираетесь поддержать нашу партию на ближайших выборах?

– Вашу партию? – я презрительно расхохотался, и отвесил Френки шлепок по обнаженной спине. – Послушай, кобылка, что он тут говорит.

Я вновь перегнулся к нему.

– Нет, приятель, – сказал я, тыча в него сигарой. – Чарли Вандерсмит поддерживает только себя – заруби это на носу. В этом штате мне нужен тот губернатор, что будет защищать мои интересы, усек?

– Да, сеньор Вандерсмит, – отвечал служащий.

Он все еще тяжело дышал от волнения, но в его маленьких хитрых глазках уже начали играть торжествующие искорки.

Маленький хитрец предвидел, что ему без труда удастся окрутить этого богатого скотовладельца, самоуверенного простака Чарли Вандерсмита, и выбить из меня немало денег на избирательную кампанию своего кандидата.

– Подготовка к выборам как раз начинается, – произнес он. – Мы выдвигаем в кандидаты человека достойного, честного и ответственного. Это Ортега Илора; в настоящее время он занимает важный пост в министерстве безопасности.

Я оскалился.

– Честный и достойный, приятель? – хмуро спросил я. – Чарли Вандерсмита не купишь пустой болтовней. Так, кобылка?

– Болтовней не купишь, – глупо хихикнула девушка.

– Я должен знать, на кого пойдут мои денежки, – продолжал я. – Если он какой из умников, что университеты кончал, так мне он за грош не нужен. Я, приятель, в теории не верю – только в практику.

– Почему же, – заволновался служащий. – Сеньор Ортега Илора из честной крестьянской семьи. Кто, как не он, защитит интересы скотовладельцев.

– Из крестьян? – я прищурился. – А он, чай, не левый? Мне, приятель, смутьяны в губернаторах не нужны.

В моем голосе появились скучающие нотки; мигом почувствовав это, Франсуаз тоже надула губки.

Профессиональная содержанка всегда тонко реагирует на то, как меняется настроение папочки.

Увидев, что жирный, глупый карась уплывает из его рук, служащий заволновался еще больше.

– Ну что вы, что вы, – поспешно сказал он. – Сеньор Илора никакой не смутьян. Он выступает за порядок, стабильное государство… Впрочем, я вам лучше расскажу о его жизни, и вы сами все поймете.

Он повернулся к компьютеру и начал быстро нажимать кнопки.

Я посмотрел на кончики своих сапог, словно не зная, не снять ли их с крышки стола мореного дуба, и не направиться ли куда подальше.

– Больно мне интересно торчать у вас тут, – пробурчал я. – Ну ладно, приятель, колдуй тут пока. А я пойду освежусь. Где у вас тут?

Я надвинул шляпу на лоб и вышел из кабинета.

В приемной, где полагалось находиться секретарше, никого не было; я позаботился о том, чтобы она отправилась на другой этаж, потому что ее ксерокс внезапно вышел из строя.

Закрыв за собой дверь, я прислонился спиной к притолоке, как положено настоящему ковбою, и, опустив шляпу поглубже, стал слушать.

Вначале за дверью стояла тишина, если не считать щелканья компьютерных клавиш.

Человек в синем костюме, разумеется, не собирался рассказывать шумному Вандерсмиту всего, что было ему известно о кандидате в губернаторы; теперь он срочно фильтровал информацию.

Франсуаз громко скрипнула своим креслом, и я понял, что девушка потянулась всем телом.

– Вы давно в этом городе? – спросила она томным голосом девочки, у которой объем груди компенсируется отсутствием мозгов.

– Я здесь родился, – отвечал служащий.

– Здесь так скучно, – Франсуаз встала и подошла к его столу, медленно покачивая бедрами. – Чарли все время на своих выгонах… Как здесь развлекаются?

Раздался шорохи и хруст бумаги. Франсуаз уселась на стол, переложив ногу за ногу. Ее тонкие красивые пальцы принялись играть с оборками короткого платья.

– Здесь есть два ночных клуба, – отвечал человек, и ритм, с которым он нажимал клавиши, стал заметно медленнее. – И еще один в соседнем городе. Есть казино.

– Казино? – глаза девушки вспыхнули. – Вы туда ходите? Чарли такой скучный…

Она наклонилась через стол, вроде бы для того, чтобы посмотреть на экран компьютера; ее рука легла на плечо человека в синем костюме.

– Вот вы совсем не такой… – томно проворковала она.

Я распахнул дверь, поправляя ремень на брюках.

– Ну, как, приятель, – начал было я, и тут же заревел:

– Эй!

– Чарли! – пискнула Франсуаз на такой высокой ноте, что едва не рассекла голосом комнату пополам. – Это не то, что ты думаешь.

Человек за столом вскочил.

– Мистер Вандерсмит, – испуганно заговорил он.

– Ах, ты грязный крокодил, – прорычал я и изо всей силы врезал человеку в челюсть.

Он упал, как подкошенный, и любой рефери засчитал бы мне победу нокаутом.

– Грязный крокодил? – Франсуаз презрительно искривила губы. – И это все, на что способен простой парень от земли? По-твоему, так ругаются скотоводы?

Девушка плавно соскользнула со стола, оказавшись в кресле человека в синем костюме. Ее быстрые пальцы забегали по клавишам, выводя информацию на дискету.

– А как мне следовало его назвать? – спросил я, вновь засовывая в рот свою огромную сигару. – Пьяной молотилкой?

Френки ткнула дисковод пальцем и, вынув дискету, спрятала ее в карман.

– Я бы вскрыла его систему паролей, – сказала она. – Но ты прав – так быстрее.

Я открыл перед ней дверь, выпуская из кабинета.

– Что это за сигара? – спросила Франсуаз.

– Со вкусом смородины, – пояснил я. – Для тех, кто бросает курить и должен держать что-то во рту.

– Мило, – усмехнулась она. – Еще раз назовешь меня кобылкой – я тебя взнуздаю.