Текст книги "Ночь вампиров"

13

– Не обижайтесь, что я взял ваше оружие, – говорил Эльмерих. – Только не думайте, упаси бог, что я вам не доверяю. Это чтобы …? Вам было проще идти.

– Мне достаточно только один раз ударить тебя, – тихо произнесла девушка. – И ты будешь фонтанировать кровью минут сорок, прежде чем умрешь.

– Ну зачем же, – усмехнулся Эльмерих. – Попробуете сделать мне что-нибудь – и бедный священник станет мучеником… Может, ему и понравится. Как вы считаете?

Франсуаз наградила его самым злым и самым холодным из своих взглядов; но это вряд ли могло пронять человека, который свыше двадцати лет работал с проститутками.

Тропинка и вправду уходила в гору, удаляясь от полотна дороги. Мартин Эльмерих не случайно выбрал именно это место, чтобы заговорить с нами. Отсюда вела кратчайшая дорога к гроту.

Мартин Эльмерих шел позади нас, немного поодаль; он заложил за пояс большие пальцы рук и любовался окрестностями.

– Мой человек станет следить за нами, – произнес он, – на протяжении всего пути. Поэтому не думайте, что сможете выкинуть что-то, когда мы отойдем от дороги…

– Я буду с тобой честной, недоносок, – сказала девушка. – Как только мне представится случай – я тебя прикончу.

– Случай не представится, – заверил ее Эльмерих. – Я не для того приехал сюда, чтобы меня убила какая-то девчонка, пожирающая чужие души.

Дороге предстояло быть длинной, и он задумался о другом.

– Ортега сильно запал на тебя, Франсуаза, – произнес он. – Что ты ему сделала?

– Никогда не слышала о нем раньше, – ответила девушка.

– А он считает, что тебя давно пора прикончить. Не подумай неверно – я с ним согласен; я сам сделал бы это, если бы не хотел использовать тебя против него. Наверное, тот демон, с которым он снюхался, подбросил ему эту идею. Может, он тебя когда-то трахал?

– Майкл, – произнесла Франсуаз.

Я обернулся.

– Как звали того парня, который следил за нами? – спросил я.

Голова Эльмериха дернулась, словно от сильной пощечины.

Высоко над нами, у склона нависающих скал, раздался душераздирающий крик. Человек падал вниз, разбросив руки, словно надеялся, что в последний момент они обратятся в орлиные крылья.

Он кричал что-то по-харрански – то ли молился, то ли испускал ругательства.

– Красиво летит, – заметил я.

Человек перевернулся в воздухе трижды, прежде чем приземлиться. Его тело ударилось о скалы, и кому-то из них двоих предстояло разлететься на кусочки.

Я увидел его обезумевшие от страха глаза; парень так и не понял, что с ним произошло.

– Извини, Френки, – пояснил я. – Раньше угол был неудобным.

Пластиковая пряжка легка в мою руку, и я вернул ее на пояс.

– Ты говорил, что нанял трех подонков, Мартин? – спросил я. – Один был здесь, а двое оставались в церкви?

На лице Эльмериха отразился испуг. Он обернулся еще раз, словно надеясь, что сейчас, откуда-то, к нему подоспеет помощь; потом отступил на пару шагов.

Стало очевидно, что больше у него нет прикрытия.

Франсуаз облизнулась улыбкой.

– Я ведь предупредила тебя, бедняжка? – спросила она.

Правая рука Эльмериха молниеносно нырнула к поясу, там, где находилась кобура его длинноствольного револьвера.

Франсуаз оказалась быстрее. Она наотмашь ударила его ногой, и он закричал, обхватывая пальцами раздробленную кисть.

– У меня есть для тебя пара браслетов, – произнесла девушка.

Эльмерих побежал. У него оставалось еще оружие, но он не мог даже мечтать воспользоваться им, с покалеченной рукой.

Он бежал, согнувшись; через пару десятков футов Эльмерих споткнулся и упал на четвереньки. Его рот коснулся сухой травы.

Франсуаз нагнулась и подняла выпавший из руки Эльмериха револьвер.

– Однажды я оставила тебе я в живых, – сказала она. – Но я ошиблась. Ты едва не убил беспомощного священника, и был готов сделать то же самое со вторым. Поэтому я осужу тебя прямо здесь и сейчас.

Эльмерих вздрогнул, но не решился подняться.

– Вы не можете, – сказал он. – Есть закон.

– Закон гласит, что ты выйдешь через три года, – процедила девушка. – Или раньше. Я сомневаюсь, что за это время ты успеешь исправиться – и я дам тебе времени побольше.

Она взвела курок. Эльмерих дернулся, но было уже поздно.

– Получи удовольствие, – бросила Френки.

Она всадила в него весь барабан; пули уходили в его скрюченное тело, и только одна вышла через распахнувшийся рот.

Девушка распрямилась, оставив оружие в теле убитого человека.

– Пошли, – бросила она. – Мы должны освободить заложника.

14

– Да что ты без меня можешь? – зло осведомилась девушка.

– Не волнуйся, – ответил я. – Я прихвачу самоучитель.

Франсуаз прислонилась спиной к стволу дерева и издала глухое рычание.

– Майкл, – сказала она. – Там двое людей, готовых на любое преступление. И ты собрался идти туда один?

Я бросил взгляд туда, где, выше по склону горы, поднимались небольшие домики деревни.

– Фрэнсис, – сказал я. – Мы не знаем, где они держат священника. Возможно, в церкви, а может быть, в одном из домиков. И мы не знаем, в каком.

Девушка нетерпеливо встряхнула волосами, но она знает, что, если я назвал ее «Фрэнсис», ей нельзя возражать.

– Но им наверняка известно, – произнес я, – что Мартин Эльмерих, их наниматель, искал девушку, не местную. Стоит тебе появиться возле деревни, они поймут, кто ты.

– Разве? – неуверенно спросила Френки.

Я окинул ее взглядом.

Роскошные каштановые волосы рассыпались по ее плечам, словно девушка не провела несколько часов, путешествуя по пыльным дорогам. Черная куртка блестела начищенной кожей и металлическими деталями под золото.

Она оставалась расстегнутой, обнажая блузку, потемневшую от пота и плотно прилипшую к сильному телу девушки. Тонкая материя позволяла проследить за каждым изгибом высоких грудей, и даже не пыталась скрыть розового цвета сосков.

Короткие шорты обрывались в самом начале стройных бедер, демонстрируя длинные загорелые ноги девушки. Высокие сапоги из крокодиловой кожи заканчивались острыми, окаймленными металлом носками.

– На пасторальную пастушку ты не похожа, – заключил я. – Поэтому оставайся здесь и грызи травинку.

– Больно ты похож, – огрызнулась она.

– Я аристократ, – пояснил я, – а значит, профессиональный притворщик.

Я снял с себя пиджак, галстук, закатал рукава рубашки и распушил волосы.

– Жди меня здесь, – распорядился я. – Можешь посчитать до десяти; это тебя надолго займет.

Не обращая внимания на взбешенное шипение девушки, я направился вверх по склону.

Пастух, чье лицо было украшено длинными, седыми у самых кончиков усами, шел мне навстречу, погоняя стадо в десять-пятнадцать животных.

Я бы назвал их овцами, не представляй я их раньше немного более крупными, чем щенята.

Я постарался улыбнуться пастуху, но на всех животных там моей улыбки не хватило; не уверен к тому же, что они смогли ее оценить.

Передо мной встал выбор – то ли испачкать в грязи вторую пару обуви за день, то ли позволить грязной скотине вытереть бока о мои брюки. Мог бы поклясться, что отчистить их уже не удастся.

Я выбрал первое, так как не мог сказать с уверенностью, что овцы не испачкают мои туфли чем-нибудь похуже, чем грязь, если я дам им шанс приблизиться ко мне.

– Не любите овец, сеньор? – с добродушной усмешкой осведомился пастух.

– Люблю, – возразил я. – Особенно с соусом из кайенского перца и оливками. Только, сдается мне, эти твари скорее похожи на раздобревших крыс.

Не знаю, как он бы отреагировал, ответь я ему на его языке.

Церковь оказалась высокой, и совсем небольшой; мне пришло в голову, что, из-за недостатка ровного места на склоне горы, находчивый архитектор решил компенсировать одно измерение другим.

Входя под церковные своды, я всегда ощущаю благоговение трепет и какое-то смирение; думаю, причина этого в том, что меня трижды пытались женить.

Я прошел между рядов деревянных лавок туда, где свечи освещали украшенный золотом алтарь.

Мой взгляд скользнул по темным сиденьям, над гладкостью которых верующие истово работали каждый день, и в особенности по воскресеньям.

Самих людей не было видно; возможно, они вели настолько праведную жизнь, что еще не успели согрешить достаточного количества раз.

Я хотел преклонить колени перед алтарем, но засомневался, смогу ли сделать это, ничего не напутав; поэтому я решил пропустить эту часть.

Внутреннее устройство церкви известно мне так же смутно, как принцип действия двигателя внутреннего сгорания. Это предоставило мне свободу; не зная, куда идти, я мог выбрать любую дверь.

Я прошел несколько лестниц, ведущих наверх, и приготовился к тому, что, выйдя на крышу, окажусь где-то на уровне луны.

Дверь позади меня распахнулась, и я едва не упал. За моей спиной появился человек, которому если и было место в церкви, то только для иллюстрации выражения «погрязший в пороках».

Я надеялся, что это не был сам священник.

– Чего надо? – спросил он.

Я поискал в его словах любезность, но позабыл взять с собой лупу.

– Что же, – сказал я. – Имею честь видеть перед собой преподобного отца Морона?

Имя священника я узнал на окраине деревни, у маленькой девочки; это обошлось мне в две шоколадки.

Мысль о том, что его могли принять за служителя церкви, привела громилу в замешательство.

– Чего надо? – повторил он.

– Надеюсь, это не единственные слова, которые вы знаете по-харрански, – ответил я. – Видите ли, дело в том, что священник из соседней деревни – падре Игнасио – вы ведь знаете падре Игнасио, верно? Милейший человек… С падре Игнасио случился несчастный случай, и…

Громила помотал головой, недоумевая, когда же я успел просочиться в комнату, на пороге которой он стоял.

– А! – жизнерадостно произнес я, потирая руки. – Вот и отец Морон. Добрый вечер, святой отец.

Комнатка была маленькой, и я бы даже отдал третью шоколадку за то, чтобы узнать, для каких целей служила она в церкви. Единственное, что пришло мне в голову, это то, что здесь довольно удобно уединяться с любовницей, не отходя далеко от рабочего места, но я не стал бы держаться за эту гипотезу.

Падре Морон сидел за столиком, сложив руки в молитвенном жесте; я подумал бы, что он молится, не будь его запястья связаны грубой веревкой.

А впрочем.

Второй громила стоял за спиной священника. Я сам бы себе не поверил, но физиономия у него оказалась еще более скотской, чему первого.

Чтобы быть объективным – священник также красавцем не был.

Вот почему они здорово смотрелись все втроем.

– Что это за тип? – глухо осведомился второй громила.

Я просиял. Мои новые друзья делали большие успехи в разговорном харранском.

– Церковная крыса, – проговорил первый. – Пришел из соседнего прихода.

Я задумался – стоит ли обидеться на него за крысу, или же расценить это как комплимент моему актерскому дарованию.

Второй прихожанин был скорее настроен раздавать оплеухи, чем комплименты. Рассмотрев поближе лицо священника, я понял, что тот уже получил свою порцию угощения.

– Я же сказал тебе никого не впускать, – проговорил он в тоне, каким разговаривают разве что овощерезки. – Что он здесь делает?

Я приветствовал его ослепительной улыбкой.

– Падре Игнасио, – начал я.

– Говорит, что-то случилось с падре в соседнем приходе, – пояснил первый громила.

Его боевой товарищ помотал головой.

– Ничего не понимаю, – сообщил он.

Люди всегда реагируют на события подобным образом; им просто лень думать.

– Свяжи его и посади рядом, – наконец вымолвил второй молящийся. – Там решим, что с ним делать.

– Сидеть рядом с ним? – озадаченно спросил я. – Не раньше, чем твой приятель примет ванну.

Первый из громил начал осматривать комнату, в поисках того, чем можно связать мне руки. Веревка, которую два прихожанина столь добрососедски предоставили священнику, с целью облегчить ему процесс молитвы, они, по всей видимости, принесли с собой.

Поиски громилы не увенчались успехом. Правда, длились они не так уж и долго; после того, как я ударил его кулаком в лицо, он нашел для себя более интересное занятие.

Второй прихожанин с любопытством наблюдал за тем, как его товарищ падает на пол.

Он хотел мне что-то сказать, но так и нашел подходящих слов. Я ударил его в подбородок, и он едва не вылетел в противоположное окно.

К несчастью, оно оказалось очень маленьким.

Я не успел предупредить его о том, чтобы он не двигался, и он попробовал подняться. Мне пришлось пресечь эти попытки в корне, и он присоединился к своему коллеге, принявшись исследовать пол на пригодность для лежания.

– Надеюсь, падре, – произнес я, – я не оскорбил этим святые стены.

Я вынул из кармана две тонкие полоски пластиковых наручников и использовал их с той целью, с какой они были спроектированы. Затем я достал нож и принялся перерезать веревки, стягивавшие руки священника.

Дверь распахнулась – быстро и бесшумно, и Франсуаз появилась на пороге. Девушка наградила меня взглядом, который получает пудель, изгрызший дорогие туфли.

– Я уж подумала, ты решил перетрахать здесь всех крестьянок, – зло бросила она.

Ошеломив тем самым благодушного падре, девушка прислонилась спиной к стене и, поджав губы, сложила руки на груди.

Обычно Френки не позволяет себе вольностей в разговоре при посторонних; это могло значить, что она забеспокоилась обо мне.

Как мило.

– Прошу прощения за то, что вы оказались участником этих событий, – произнес я, обращаясь к священнику. – Вы скоро будете избавлены от присутствия этих молодых людей – если, конечно, перед арестом они не захотят вам исповедаться. Нет?.. Я так и думал. Эта девушка представляет здесь официальные власти.

Поскольку Франсуаз, продолжая злиться на меня, не поймала на лету, я подсказал:

– Покажи святому отцу звезду, Френки…

Девушка подчинилась, продемонстрировав не только золотой значок, но и высокие крепкие груди, плотно облепленные намокшей блузкой.

Мне стоило прицепить звезду сверху на куртке.

– Мы еще с тобой поговорим, – бросила она.

– Сейчас я вызову наряд полицейских из города, – произнес я, усаживаясь на стол и вынимая антенну мобильного телефона. – И они уберут в вашем огороде.

Отец Морон взглянул на меня с печальной улыбкой.

– Вы никуда не сможете позвонить, – тихо сказал он.

Я выглянул в окно, туда, где к темнеющему небу поднимались горы.

– Не беспокойтесь, святой отец, – сказал я. – Это сильный передатчик, а отрог в этом месте довольно пологий. Уверен, что сигнал дойдет до города.

Священник покачал головой, не выпуская из зубов улыбки.

– Вы меня не поняли, – грустно сказал он. – Вы не можете позвонить. Если вы станете пытаться, мне придется убить вас прямо сейчас.

15

– Что это значит? – зло спросила Френки.

Отец Морон поднялся, и в его правой руке, откуда ни возьмись, появился маленький шестизарядный револьвер с перламутровой рукояткой.

По всей видимости, священник держал его в широком рукаве церковного одеяния.

– Не подумайте, что это мне доставляет удовольствие, – сказал он извиняющимся тоном. – Как слуга святой церкви, я осуждаю насилие. Скажу даже, что я испытываю отвращение от того предмета, который держу сейчас в руках. Однако не думайте, что это помешает мне воспользоваться им, в случае необходимости.

– Я бы назвал это внезапным изменением ситуации, – задумчиво произнес я. – Или лучше – резким изменением ситуации?

У Франсуаз появились свои соображения на счет того, как это называется, и девушка тут же их высказала.

Священник продолжал держать револьвер, направленным на нее. Франсуаз хватило бы пары секунд, чтобы отклониться и послать от бедра кинжал в горло Морона.

Однако девушка не могла допустить мысли, что этот человек на самом деле замыслил против нас нечто плохое. Френки надеялась, что наметившееся недоразумение удастся разрешить миром.

Я в этом сомневался.

– Я почти не умею пользоваться этим, – конфузясь, продолжал отец Морон. – Когда эти трое людей набросились на меня, я не успел ничего предпринять, а им и в голову не пришла мысль, что у такого человека, как я, может быть оружие. Признаюсь, я чувствую себя виноватым…

Голос девушки прозвучал резко.

– Майкл, – сказала она.

Я устроился поудобнее, на время отказавшись от попыток воспользоваться преимуществами сотовой связи перед криками «Помогите!», обращенными в сторону окна.

– Видишь ли, Френки, – задумчиво произнес я. – Полагаю, виной всему невезение Мартина Эльмериха. Когда он нанял троих селян, чтобы скрасить скуку буден этому милому священнику, он не подозревал, с кем именно имеет дело.

– С кем же? – спросила Френки.

Девушка все еще пыталась найти нечто доброе в поступках святого отца, отличавшихся, следует признать, некоторой нетривиальностью.

Я пояснил.

– Нам известно, что комендант Ортега служит какой-то силе; демону, чей голос он принимает за Глас Господень. Резонно предположить, что он не был здесь единственным слушателем речей Иеговы. Ортега должен иметь единомышленников среди священников, и нам, Френки, посчастливилось познакомиться с одним из них.

Я наклонился и, прежде чем отец Морон успел бы произнести «Отче наш», осторожно вынул из его рук револьвер.

– Опасная игрушка, – констатировал я, прокручивая барабан. – Такие нельзя давать в руки детям и идейно убежденным людям. Когда ты получила первый пистолет, Френки?

– В двадцать один; и я его не получила, а купила сама. До этого я ходила в тир.

– Вот откуда у тебя любовь к плюшевым игрушкам[6]6
  Любовь к плюшевым игрушкам – в тирах США, как и во многих других странах, принято выдавать плюшевые игрушки, в качестве приза метким стрелкам.


[Закрыть]… Пожалуй, святой отец, вас не стоило спасать.

Отец Морон приоткрыл рот, но так и не смог решить, собирается ли он сказать что-то или укусить меня. Он рассматривал свои пальцы, пытаясь найти среди них револьвер, но тот, по всей видимости, слишком хорошо умел прятаться.

– Но это невозможно, – наконец пробормотал он. – Я же направил на вас оружие. Вы должны мне подчиняться.

Я передал револьвер девушке.

– Когда берешь в руки оружие, – сказала она. – Будь готов нажать на спусковой крючок. Для того, чтобы быть к этому готовым, надо либо твердо верить в то, что делаешь, либо стать полным недоноском.

Она осмотрела револьвер с тщательностью опытного стрелка, и засунула его себе за пояс.

– Вы, падре, не похожи на подонка, – сказала девушка. – Да и вера ваша не настолько крепка. Вы ведь не собирались убивать нас?

– Я бы не смог, – вздохнул отец Морон.

Я перестал верить в людей, когда узнал, что Санта-Клаусу выписывают чеки за то, чтобы он лазил в каминную трубу. Вот почему я не удивился, расслышав в словах священника сожаление.

– Тогда зачем вы пытались нас задержать? – спросила девушка.

– Я мог бы ответить на твой вопрос, – сказал я. – Но ты вряд ли расцелуешь меня от радости.

– Если будешь тянуть, – ответила девушка. – Я прищемлю тебя дверью.

– Это довольно элементарно, Френки, – ответил я. – Священник редко бывает в церкви только один. Обычно у него есть помощник, наподобие звонаря из соседней деревни. Однако проходя по деревне – а я делал это не спеша, чтобы подробнее изучить обстановку – я не заметил следов его присутствия.

– Когда бандиты Эльмериха схватили священника, звонарь побежал за помощью? – предположила Френки.

– Да; наверняка он уже слышал, что случилось с падре Игнасио, и был тем более обеспокоен.

– Но почему ты решил, что отец Морон поддерживает Ортегу?

– Пули, Френки, – ответил я. – То, что священник, в маленькой горной деревушке, хранит в рукаве одеяния револьвер, само по себе примечательно. Но когда я увидел, что его патроны имеют серебряные наконечники, все стало ясно. Только человек, занимающийся охотой на вампиров, может иметь такое оружие; а комендант Ортега не упустил бы возможности получить такого союзника.

– И сейчас, в эту деревню, уже спешат его сторонники?

– Пожалуй, – ответил я. – Они, конечно, предполагают встретить здесь тех трех бандитов, что напали на святого отца. Но не откажутся и с нами обсудить святое писание.

Франсуаз подошла к священнику и посмотрела на него сверху вниз.

– Вы – жалкий человек, – произнесла она. – Вы не годитесь на роль духовного пастыря. Я еще поговорю об этом с епископом.

Девушка раскрыла дверь.

– Пошли, Майкл, – сказала она. – Пусть он остается.

Отец Морон воскликнул:

– Но я не могу вас отпустить.

– Вот как? – Франсуаз с издевкой приподняла одну бровь. – У вас есть еще один ствол, в трусах?

Я испытующе посмотрел на Морона. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше; я уже начинал жалеть о том, что не оглушил псевдосвященника рукояткой револьвера до того, как он успел сочинить новых гадостей.

– Я никак не могу вас отпустить, – сказал отец Морон. – Падре Ортега – он тоже имеет сан священника – открыл мне истину, мне, и многим моим собратьям. Мы услышали голос Господа.

– Пошли, Майкл, – приказала Френки.

– Нет! – закричал священник.

Девушка остановилась; не от того, что угрозы отца Морона могли испугать ее, или заставить подчиниться. Но Франсуаз не хотела, чтобы священник натворил каких-либо глупостей, например, попытавшись покончить с собой.

– Глас Господа приказал мне изловить девушку, – произнес отец Морон. – Тварь Преисподней в человеческом обличье. И я выполню волю Его любой ценой.

– Майкл, – сказала девушка. – Заставь его заткнуться.

Отец Морон в испуге оглянулся ко мне; наверное, не очень хорошо бить священника, но это лучше, чем позволить ему сигануть с колокольни.

Я несильно ударил его в висок; он пошатнулся. Человек его комплекции от такого удара должен был потерять сознание, по крайней мере, часа на три; время, достаточное, чтобы сюда прибыл отряд полицейских, которые подарят ему обновку в виде смирительной рубашки.

Но ничего не произошло; отец Морон выпрямился, и в его глазах сверкнуло торжество.

Если бы он знал, сколь часто я видел это выражение на лицах тех, кому предстояло потерпеть сокрушительное поражение.

Но он не знал.

– В чем дело, Майкл? – зло спросила девушка. – Или я совсем тебя затрахала?

Отец Морон заговорил, и его голос дрожал от гордости и возбуждения.

– Господь, – сказал он. – Сам Господь помогает мне.

Франсуаз шагнула к нему, готовая крепкой затрещиной развеять его религиозные предрассудки. Однако в то же мгновение яркий свет, наполненный темно-синими переливающимися чешуйками отблесков, вспыхнул под высокими сводами.

– Наш Отец и Повелитель, – раздался над нашими головами властный, подавляющий волю голос. – С тобой, Морон. Имей же силы и смелость, чтобы противостоять дочери Тьмы.