Текст книги "Ночь вампиров"

10

Франсуаз распахнула застекленные двери, и уткнувшийся взглядом в пол санитар, споткнувшись, едва не выронил груду картонных коробок.

Он наклонился, чтобы подобрать их, и замешкался, когда его глаза остановились на стройных бедрах девушки.

Френки хлестнула его ледяным взглядом, и он снова уткнулся в пол.

– Несколько часов назад к вам привезли священника, – я улыбнулся сестре, сидевшей за столиком регистратуры. – С ним были звонарь и помощник федерального шерифа. Вы не подскажете, в какой они палате?

Она улыбнулась мне в ответ, и это не была заученная дежурная улыбка, которой врачи и медсестры пытаются принести в жизнь немного радости.

Потом сестра встретилась взглядом с Франсуаз, и ее улыбка потухла.

– Простите, но мы не даем информацию о наших пациентах.

Франсуаз шагнула к ней и отвернула край куртки.

– Послушай, кнопка, – сказала она. – Я – новый федеральный шериф, и не советую тебе меня злить.

Медсестра печально вздохнула, бросив на меня романтический взгляд.

– В двухсотсороковой, – сказала она.

– Даже номер сам узнать не можешь, – мрачно процедила девушка, направляясь по коридору.

– Но Френки, – возразил я. – Она уже готова была мне все рассказать, пока ты не появилась.

– Я-то чем помешала?

– Френки. Молодой человек – не побоюсь этого слова, красивый, импозантный, …

– Ближе к делу, Майкл.

– Так вот. Этот молодой человек – то есть я – спрашивает у медсестры, где найти священника. Робкое создание не в силах устоять перед моим обаянием – простите, мэм – и готово выложить мне все, что она узнала с тех пор, как закончила второй класс. И что происходит дальше? Она видит тебя.

– И?

– Если парень и девушка ищут священника, – пояснил я, – то, скорее всего, они хотят обвенчаться. Эта малышка хотела меня спасти.

* * *

– Как он? – спросила Франсуаз, неслышно входя в небольшую отдельную палату.

– Пока без сознания, – отвечал помощник федерального шерифа. – Операция длилась очень долго.

Девушка сделала несколько шагов вперед и наклонилась над койкой.

Лицо священника, испещренное следами ударов, было покрыто теперь кислородной маской. Тонкие провода исходили из его рук и скрывались в перевернутых сосудах капельниц.

Зеленые точки бежали по черным мониторам, рисуя изломанные дуги.

– Врач говорил, что у него было мало шансов, – продолжал помощник шерифа. – У него внутри все было разбито, многие органы лопнули. Если бы кровь продолжала вытекать, она бы наполнила всю брюшную полость.

Он сжал Франсуаз руку повыше локтя.

– Вы спасли ему жизнь, мисс Дюпон.

Френки вылила на него ушат ледяной воды. Не от вольности, которую бы никогда не позволил житель страны Эльфов, и какая почти ничего не значит в странах к югу от гор. Девушка не терпит, когда ее за что-то благодарят.

– Я довольна, что здесь он получил надлежащий уход, – коротко сказала она.

Звонарь, сгорбившись, сидел возле кровати на низком стуле. Он не был маленького роста; скорее, даже высоким. Но природа, по-видимому, совершила ошибку, наделив человека такими размерами. Он стыдился их и старался выглядеть меньше.

Это ему почти удавалось.

Франсуаз взглянула на помощника шерифа.

– Ваш патрон мертв, – сказала она. – И трое ваших коллег тоже. Мне жаль, но мы ничего не могли для них сделать. Перед смертью он попросил занять его место одного из нас двоих. Надеюсь, вас это не обидит.

Франсуаз часто надеется на то, чему никогда не суждено сбыться.

Иногда мне кажется, что только я не обманываю ее надежды.

Я тронул звонаря за плечо, приглашая взглянуть на меня.

– Он поправится, сеньор Хесус, – произнес я. – Вот увидите.

Он только кивнул головой.

Моя партнерша выросла позади звонаря, высокая и неумолимая, как столб виселицы.

– Нам надо поговорить, – сказала она.

– Не сейчас, – возразил я. – Пусть сеньор Хесус останется.

Звонарь почти ничего не слышал; он смотрел на священника.

Глаза Франсуаз вспыхнули; она задохнулась бы от ярости, если бы его не пересилило удивление.

Это все равно, что если бы плюшевая игрушка осмелилась указывать двенадцатилетней хозяйке.

– Только скажите, где это, – мягко произнес я, обращаясь к звонарю.

– Что? – спросил он.

– Источник, – ответил я.

На лице Франсуаз появилось выражение, которое невозможно определить одним словом. Если же несколькими, то ими будут «я переломаю тебе все кости».

Звонарь тяжело опустил голову.

– Вы знаете, – прошептал он. – Я знал, что рано или поздно кто-нибудь об это узнает.

– Только скажите, где он, – повторил я.

– Вулкан Бранку, – произнес он. – Пещера недалеко от кратера. Но падре не был ни в чем виноват. Он ничего не мог изменить.

– Я понимаю, – тихо ответил я.

Я подошел к помощнику шерифа.

– Позаботьтесь о том, чтобы с этими людьми ничего не случилось, – произнес я. – Помните, что теперь вы представляете здесь закон.

Звонарь давно забыл о моем существовании; он тяжело сгорбился на стуле.

* * *

– Майкл, – ласково проворковала моя партнерша, пробегая по моему лицу тонкими пальцами. – А ведь тебе очень повезло, что ты в больнице.

– Вот как? – я отвернулся. – Вы получили факс, сестра?

– Факс? – переспросила Френки.

– Да, мистер Амбрустер, – черноволосая девчушка, из отдела регистратуры, стояла рядом со мной, протягивая лист цветной бумаги. – Он пришел спустя пару минут после того, как вы вошли в палату. Я не хотела вас беспокоить.

– Вы сделали правильно, – подтвердил я, и, взяв из ее рук сообщение, принялся его изучать. – Да, я так и думал. Пошли, Френки.

Пройдя несколько шагов, я обернулся и увидел, что девушка стоит на месте, недобро глядя на меня.

– Пошли же, – бросил я, не отрывая взгляда от бумаг.

Войдя в лифт, я услышал, что Френки следует за мной.

– До подземного гаража еще шесть этажей, бэйби, – произнесла она. – А запытать мужчину можно очень быстро. Какого черта здесь происходит?

Я с легким сожалением взглянул на свою партнершу.

– Вижу, ты не успела уследить за полетом моей мысли, – вздохнул я. – Это простительно.

– Не делай из меня дурочку, – предупредила она. – Майкл, я умею причинять боль.

– Да, – согласился я. – Правда, готовить так и не научилась. Что же тебе объяснить, глупышка? Начнем с таблицы умножения?

Френки зарычала, и я пропустил ее вперед, в раскрытые дверцы лифта.

– Когда я училась в школе, – сказала она. – И в колледже. Парни тоже пытались меня подкалывать. Но им быстро это надоедало – после более близкого знакомства.

– Помню, – кивнул я. – Один из адвокатов моего отца, по поручению биржевого брокера, пытался подать на тебя в суд. Но на теле его сына врачи не нашли никаких следов.

– Я же сказала, – коротко усмехнулась девушка, – что умею причинять боль. Только не могу взять в толк – почему ты меня не боишься.

Я потрепал ее по щеке и стал выводить наш джип из гаража.

– Что ты хочешь знать, кэнди? – спросил я.

Девушка сделал вид, что надулась, и успокоилась только после того, как я поцеловал ей пальцы.

– Эта медсестра так и вилась вокруг тебя, – сказала она. – Одно из двух – либо ты купил эту больницу, либо она имеет на тебя виды. Надеюсь, ты купил больницу.

– Что сказать, – вздохнул я. – Я хорош собой, и никто не может перед этим устоять. Я попросил прислать кое-что на адрес клиники, и малышка была рада мне услужить.

– Надеюсь, только этим?

– На большее не хватило времени.

– Майкл. Показать тебе, что я сделала с сыном биржевого брокера?

11

– Там, в апельсиновой роще, – произнес я, встраиваясь в неширокий поток машин. – Священник упомянул, что вампиры приезжают в эти места из разных уголков Аспоники. Когда я спросил, чем это можно объяснить, он не ответил.

– Явно не тем, бэйби, что власти исходят здесь слюной от любви к ним.

– Я попросил нашу секретаршу, Гарду, поднять кое-какие архивы. Далее мы узнали, что священник знал нечто важное, что пытались выбить из него при помощи пыток.

– Майкл, – задумчиво сказала девушка. – А ведь это хороший способ.

Не отрываясь от дороги, я протянул девушке цветной лист факса.

– Я изучал народные предания достаточно долго, – произнес я. – И мне известна только одна причина, которая способна заставить вампиров селиться вместе.

– Ты имеешь в виду, – спросила Франсуаз.

– Да, – ответил я.

Тонкий лист факса, покрытый цветными рисунками, представлял собой ксерокопию старинного свитка. Толстая бумага пожелтела еще до того, как первые христиане вступили на эльфийскую землю; можно было подумать, что этот неровный, блекловатый фон был нанесен на нее самим переписчиком, чтобы оттенить нанесенные тонкой кисточкой знаки.

Мелкие письмена вились по бумаге быстрыми змейками. Символы замирали в окружении завитков и фигурных росчерков, и причудливые украшения каллиграфа делали сами знаки почти неузнаваемыми.

– Древнешумерский язык, – прошептала девушка.

– Так говорили на родине Христа за тысячи лет до его рождения, – подтвердил я. – Оригинал книги хранился в Месопотамии, в святилище города Ур. Он был утрачен в XIII веке до нашей эры, но сохранился в поздних античных копиях.

Тонкий палец девушки проводил по знакам давно замолкнувшего языка.

– Здесь говорится о силах, которые всегда существовали за пределами вашего мира, – произнесла она. – И всегда пытались войти в него.

– Любая религия, связанная с поклонением природе и свету, ставила целью освободить человечество от демонов, – продолжал я. – Начиная от египетских культов и заканчивая христианством.

– Душа человека – источник его силы, – девушка зашуршала, просматривая бумагу дальше. – Но он откроется только тогда, когда человек отдаст свою душу демону.

– Жрецы боялись потерять власть над людьми, как боятся и сейчас. Пророки Шумера верили в то, что на обратной стороне мира существует отверстие, сквозь которое демонов можно изгнать из нашего мира.

– А обратная сторона мира, по отношению к Шумеру?

– Это Аспоника, – подтвердил я.

* * *

Человек спускался по неровному полу грота.

В его правой руке был зажат подсвечник, и три высокие свечи, вздрагивая под дуновениями легкого ветра, освещали ему путь.

Человек был одет в длинную белую одежду священника; он и был священник.

Огромный крест ослепительного золота расправлял крылья на его спине. Длинные полы одеяния скользили по земле, погружаясь в грязь мироздания.

Человек не спешил.

Он шагал, выпрямившись, и смотрел вперед невидящими глазами. Его лицо, худое и с широкими скулами, теперь заострилось, как на пороге смерти.

Никто не следовал за ним; он был один.

Путь вниз был крут и темен, как восхождение к истине. Человек остановился, и ветер, явившийся ниоткуда, подхватил полы его одеяния.

– Я явился перед Тобой, – негромко произнес он.

Его голос был сухим и хрипящим, ибо всю жизнь он брел по пустыне ошибок и сомнений; теперь ему казалось, что он достиг цели, которой искал.

Он знал это, он был в этом уверен; он забывал, что уже много раз в своей мрачной жизни смыкал пальцы на том, что полагал ее смыслом. И сухой пепел рассыпался в его ладонях.

Пещера вздымалась над его головой небесным куполом; но это небо не умело светиться, как не умела делать это душа человека, стоящего под ним.

Грот был не очень велик; но он казался огромным благодаря багровым отблескам, истекавшим из его дна.

Человек двинулся дальше. Свечи горели над его головой, как путеводный огонь; но в них уже не было необходимости, ибо алая заря, вздрагивая, поднималась из недр земли.

– Я явился перед Тобой, – повторил человек.

Грот был круглым; почти идеальной формы. В самом его центре возвышались каменные борта колодца, и человек знал, что дно его уходит в глубину всего.

Древние руны впивались в борта колодца. Они были выточены ногтями тварей, которые жили на этой земле задолго до человечества, а потом ушли.

Тонкие голубоватые молнии, то вспыхивая, то затухая снова, появлялись на глубине барельефов.

Человек не знал, что означают надписи, уродующие колодец. Он не понимал смысла, который несли в себе бесформенные фигуры, корчившие лапы и разевавшие рты. Были то боги, чудовища или герои; или же разум, измысливший их, существовал в том сколе бытия, в которой нет места ни тем, ни другим, не третьим.

Человек приблизился к краю колодца. Он поднял руки, разводя их, и его глаза увидели темноту каменных сводов.

– Я пришел, чтобы служить тебе, – произнес человек.

Колодец был полон. Багряная жидкость мерно плескалась возле его краев, и шелестящий плеск доносил до человека шепот голосов.

Вещество светилось; и невозможно было понять, исходит ли свет из алой влаги, или его источник спрятан глубоко под поверхностью колодца.

– Дети Тьмы снова выходят из трещин мира, чтобы поглотить человечество, – медленно произнес вошедший. – Они чувствуют свою силу.

На долю мгновения багряная жидкость заколебалась; свет померк и вспыхнул еще сильнее. Глаз, огромный, полупрозрачный, окрашенный в темно-синие краски, распахнулся над головой человека и взглянул на него ослепительным белым зрачком.

– Но вера наша крепка, – продолжал человек. – Мы веруем в Свет, и веруем в Провидение.

Глаз смотрел на него. Белый зрачок изливал на человека свет, яркий, холодный и безжизненный. Человек прикрывал веки, не в силах выдержать его прикосновения; и лицо его, окрашенное светом, становилось таким же белым, и краски жизни покидали его.

Голос раздался над головой человека; он пригнулся, оглушенный. Голос был громким, и исходил из самих каменных сводов. Но не было у него эха, как нет тени у тех, кто не принадлежит к миру живых. Голос был слышен только в голове того, кто слушал его.

И больше нигде.

– Бой, который ты ведешь с порождениями Тьмы, – произнес он. – Долог и труден. Готов ли ты пройти его до конца?

– Да, – сказал человек. – Ибо я верую в Тебя, и верую в Свет.

– Демоница, – продолжал голос. – Рожденная в глубине Преисподней для того, чтобы уничтожить мир и обратить людей в вечное рабство. Почему она еще жива?

– Я сделал все, что было мне сказано Тобой, о Создатель, – произнес человек. – Трое людей, одержимых кровавым безумием, были посланы за ней. И ни один из них не вернулся.

Глаз вздрогнул.

Синие прожилки, пропарывающие его веки, начали мерцать, и в унисон с ними заискрились руны на каменных краях бассейна.

– Несчастный, – простонал глаз. – Ведомо ли тебе, что мир стоит на пороге гибели?

– Да, о Создатель, – отвечал человек.

– Знаешь ли ты, что темные легионы тварей уже скребутся в ворота этого мира, и ждут лишь того, кто растворит их, открыв им путь? И не будет более ни порядка, ни Света; и Дьявол станет Господом, а человек – Дьяволом?

– Да, о Создатель.

Свет, исторгаемый белым зрачком, стал ярче; он заставил человека закрыть глаза рукой.

– Есть лишь один человек, в чьей власти затворить Врата, когда спадет с них последний засов; но душа его отдана силам Тьмы, хотя он не подозревает об этом.

Алая влага вспенилась и забурлила; ее языки выплескивались за края колодца и застывали на них высохшей кровью.

– Иди же, – прогремел Голос. – И убей демоницу; только тогда ты сможешь спасти мир от Пришествия Тьмы.

12

– Жрецы Шумера верили, – произнес я, что рано или поздно наступает момент, когда мир оказывается на пороге Хаоса. В это время силы Света и Тьмы уравниваются, и в силах одного человека решить, что возобладает.

На губах Франсуаз появилась презрительная улыбка.

– Они были глупцами, – сказала она.

– Вот как?

– Один человек на самом деле способен решить судьбу мира, стоящего на пороге Хаоса. Но судьба мира – вечно быть на этом пороге, или пересечь его. Нет ни избранных, ни роковых дат, Майкл; это вечная борьба.

* * *

Человек стоял на середине дороги.

– Сбить его, Френки? – предложил я.

– Это хорошая идея, – согласилась девушка.

Мартин Эльмерих заложил руки за спину и, не двигаясь, ждал нашего приближения.

Многое в нем изменилось с тех пор, как я видел его на улицах города Темных Эльфов. Светлая рубашка измялась и выпачкалась, кое-где на ней недоставало пуговиц. Брюки Эльмериха, и без того редко выглаженные с достаточной тщательностью, теперь покрывала дорожная пыль. Словно в компенсацию к потерянным пуговицам, на них налипли цепкие растения.

Но странно; лицо Эльмериха оставалось прежним. Оно покрылось пылью, как и его одежда, оно блестело от пота, и жесткая щетина уже начинала показываться, требуя бритвы.

Однако лицо не изменилось. Ни его выражение, ни блеск глаз, ни жестко сжатая прорезь губ. Казалось, этот человек не был обличен в преступлениях, за которые ему предстояло расплатиться не только карьерой и положением в обществе, но и свободой.

Напротив; Эльмерих был уверен в себе еще больше, чем я привык его видеть. Для него ничего не произошло; по-прежнему оставалась идея о чистоте человеческой расы, во имя которой он работал и жил.

Неважно, где и как.

Более того; лишенный гнета официальной системы, избавленный от необходимости притворяться и подолгу обдумывать каждый свой шаг, Мартин Эльмерих стал гораздо сильнее.

Я не раз видел, как измененное состояние сознания наделяет человека возможностями, о которых раньше он не был волен даже думать. И очень редко меня радовали эти перемены.

– Если он мечтает о трещине в позвоночнике, – пробормотала девушка. – То я ему ее устрою.

Эльмерих не шевелился. Его лицо не дрогнуло даже тогда, когда я остановил джип, и Франсуаз направила на него дуло своего пистолета.

– Этот малыш, – произнесла она. – Делает в человеке такую дырку, что через нее тебя сможет оттрахать гиппопотам. Ты избил священника; это плохо. У тебя есть, что сказать?

– Да, – ответил Эльмерих.

Лицо девушки стало безжалостным.

– Тогда говори, – приказала она.

– Комендант Ортега сошел с ума, – произнес Эльмерих. – Он свихнулся на своих крестиках и молитвословах. Он забыл, в чем наша работа и наш долг.

– Он подставил тебя – ты это хочешь сказать? – презрительно уточнила Франсуаз. – Не трудись; на этот час я уже позлорадствовала вволю.

– Власть Ортеги велика, – продолжал Эльмерих. – Вы не верите в то, что я делаю; но Ортега стал врагом и вам, и мне. В горах есть место, где он, обколовшись наркотиками, молится неизвестно кому. Мне рассказал об этом священник; вот почему я остался, а не бежал на юг, в дикие джунгли змеелюдей. Если Ортега выпустит на свободу ту тварь, с которой якшается, плохо будет всем.

Франсуаз покачала головой.

– Ты старался, мальчонка, – произнесла она. – За это ты получишь очко. Но ты меня не убедил.

Она сделала жест дулом пистолета.

– Подойди к машине и получи пару наручников, недоносок. Или доставь мне удовольствие – попытайся сбежать.

Мартин Эльмерих тихо улыбнулся.

– Ты – грязная, жестокая тварь, – глухо проговорил он. – Преисподняя едва не подавилась, когда выплевывала тебя. Но сегодня мой день, Франсуаза.

– Вот как? – девушка приподняла одну бровь. – День твоей смерти? Или кастрации?

Эльмерих не терял уверенности; это значило, что он играет по-крупному.

А тот, кто крупно играет, обычно крупно проигрывает.

Я, например, никогда не играю.

– Не думай, что я не решился сам идти в горы, тварь, – произнес Эльмерих. – Я уничтожу сошедшего с ума Ортегу, и не позволю ему выпустить в мир его гадину. Но ты нужна мне, как билет в его логово.

Выстрел разорвал тишину дороги.

Эльмерих присел, глухо вскрикивая. Его правая ладонь прикрывала ухо; из-под него текла кровь.

– Это была только мочка, – предупредила девушка. – Будешь трепаться дальше – я отстрелю тебе орешки.

– Я знаю, что тебе нравится калечить людей, – ответил Эльмерих. – И коверкать их души. Вот почему я подготовился к нашей встрече, Франсуаза. Ты можешь убить меня; но потом пожалеешь.

– Тебе муха залетела в череп? – зло спросила девушка.

– Когда я бежал через границу, – объяснил Эльмерих. – То прихватил с собой немного денег. Я не накопил состояния, когда работал в полиции, но и не тратил попусту. Комендант Ортега предал меня; но я знаю здесь достаточно людей, которые что угодно сделают за деньги.

На лице бывшего полицейского появилось выражение торжества.

– Вижу, тебе не понравилось то, что произошло с глупым священником? – спросил он. – Я так и думал. Падре лишь поплатился за свои преступления против людей. Но я думаю, ты не захочешь, чтобы второй священник из – за тебя погиб еще более мучительной смертью?

Франсуаз мрачно взглянула на него.

– Я нанял трех подонков, – произнес Эльмерих. – Да, они подонки, и должны бы сидеть в тюрьме, но им удалось от нее отвертеться. Теперь они могут послужить правому делу. Я отправил их в деревню, что выше по склону горы. Там тоже есть священник…

– Если они, – произнесла девушка, чеканя слова, – сделали ему хоть что-нибудь…

– Успокойся, – ответил Эльмерих. – Этот падре жив и здоров. Пока. Третий гаденыш сидит сейчас на той горе, и смотрит на нас. Если ты, или твой приятель с глупой улыбкой, попытаетесь хоть что-нибудь предпринять – даже косо посмотреть в мою сторону – он просто вернется в деревню. А потом вы сможете снимать со стен церкви полоски, на которые мои ребята распилят священника.

Он сделал движение головой, приказывая нам выйти из машины.

– Так что не упрямьтесь, – произнес он. – Предстоит долгая дорога, и, вынужден вас огорчить – от этого места только пешком.