Текст книги "Обратная сторона жизни. Книга первая"

Глава 8

Дима устало покрутил головой, но это не помогало, лишь пронзительный младенческий плач резал уши, подобно соседу с перфоратором, просыпающемуся в семь утра и затевающему очередной ремонт на квадратном метре именно над твоей головой.

«Успокоила бы она своего мелкого, а то карликовые толстожопы уже засматриваются…», – он бросил очередной взгляд на смутный силуэт молодой мамаши, привлекающей злобные и одновременно похотливые взгляды свиномордых демонов.

Было очевидно, что их перехрюкиванию мешал высокочастотный крик ребенка, занявший каждым кубический сантиметр этого не самого веселого места, и в груди Дмитрия мелькнула не нотка, а целая мелодия сопереживания девчонке, грудью защищающей младенца.

«Не… Все-таки Дарвин не прав, как ни плюнь… Так много эволюционировать нереально… Здесь требуется действительно сильный замысел, в котором необходимо слишком много продумать…», – он взглянул на нервно-крутящих мачете поросят, злобно вперивших светящиеся красные глаза прямо в сутулящуюся девушку с орущим малышом.

Больше надежд подавала версия, рассказанная Анатоном, где человека, оказывается, создали в Геенне Огненной с Элизиумом с подачи ангелов и демонов, коих люди возвысили в божественный ранг, сначала кланяясь им в повсеместно строящихся храмах и уже потом, спустя неизвестно сколько времени появилась Церковь с большой буквы. Она-то и уничтожила старые верования, создав религиозные ответвления для каждого цивилизованного народа, нашедшего себе место на Земле.

А вот когда она – Церковь появилась, и что действительно происходило на третьей планете от Солнца – неизвестный факт, уж слишком туманна человеческая история, а ее, как говорится – пишет победитель. Как уже было сказано, никому не надо, дабы люди знали свое предназначение, и как на самом деле гордо звучит олицетворяющее их слово, ибо ими будет слишком сложно управлять…

«Тьфу ты блин!», – не меняющий тональность плач, так некстати проснувшегося ребенка, ворвался в мысли, проснувшимся среди зимы медведем-шатуном, и парень направил усталый взор в сторону женщин. Судя по колеблющемуся движению смутного силуэта, девушка пыталась что-то втолковать пронзительно верещащему крохе, однако тот не собирался слушаться непонятно, где родившую его мамку. «Может ему сиську надо дать? Такая штука, кому угодно рот заткнет…», – слегка возбужденно подумал парень, не переставая нервничать из-за пронзительного ора младенца и вглядываясь во все больше различимую грудь девушки, дающую надежду на нечто великолепное.

Он и при жизни, когда ездил в автобусах – не переварил крики детей, всегда желая дать какому-нибудь эмоциональному карапузу по голове, и не представлял свои ощущения после рождения своего, однако судьба помиловала, убив его довольно оригинальным способом. Сейчас же высокочастотный звук, исходящий из глотки недавно появившегося на свет человеческого существа, неслабо раздражал не только его, но и других, закованных в цепи рабов Ада.

Человеческий скот, запуганный кровожадным Варгхом и одетым в золото собакоголовым, боялся влияния детского плача на и так нервных сатиров в данный момент плотоядно уставившихся на налитые молоком груди, молодой и симпатичной мамаши, вот уж чего у нее было не отнять… Дима, наконец разглядел шикарный телеса молодой мамаши, и почувствовав волну похоти прокатившуюся от темечка до паха, мечтательно сглотнул.

«Да-а-а… Такие сиськи я бы точно пригубил даже в этом отвратительном месте… Как раньше не обратил внимания… Главное, чтобы член не встал…», – тут девушка все-таки надумала подсунуть голову младенца под аппетитную молочную железу, однако младенец не оценил своего счастья, отвернув сморщенную мордашку и взвыв еще громче. «Девка-ураган… Самый сенокос, как говорится… Отшоркать бы ее…», – греховные мысли ворвались во всклокоченную голову вместе с младенческим ором, но с ними он ничего поделать не мог, ибо плотских утех требовало тело, а не он сам, что вполне естественно.

Если учитывать, что человеческий организм не более чем заряженное духовной сутью животное, становится понятным, отчего ему хочется самку. Тело сдерживается лишь моралями, являющимися преградой для живущих в теле низменных инстинктов и слабостей, то есть аппетитных женщин, кофе, сигарет, выпивки, жирной пищи, ну и естественно, куда же без него… Безделью, желательно в течение всей жизни. Только воспитав себя через силу, боль и множество «не хочу», можно жить с организмом в мире и согласии, где он станет прекрасным помощником.

Отчего ребенок не хотел сосать чудесную сиську, желанную каждым мужчиной, присутствующим здесь и временно забывшим о нахождении в Аду, было понятно – уж слишком мал. Однако его безудержный крик вгонял в панику и так не радостных грешников, лишь изредка прерываясь, когда младенец втягивал новую порцию воздуха. Карликовые демоны, до этого просто сердито вылупившиеся на девушку и ее миниатюрное творение, все сильней нервничали, чаще и чаще лязгая тусклыми мачете о камни, глядя в ее сторону. Такой поворот событий девчонку не устраивал и она, заливаясь слезами отчаяния, баюкала малыша, непонятно чего вопящего. Вокруг было тепло, сухо, ничем не пахло, и оставался единственный вариант, в котором он чувствовал витающий вокруг страх, ибо дети чутко к этому относятся…

Охраняющие же людей черти в отличие от сатиров, будто не слышали младенческого крика, и как стояли, так не шелохнулись. Что ни говори, а дисциплина и выучка у самых известных порождений Ада находилась на недосягаемой для многих людей высоте. Их перевитые толстыми жилами и литыми мускулами волосатые лапы уверенно и сильно держали копья с бегающим на кончике огоньком, а свободная пятерня каждого рогатого воина была готова сомкнуться на рукояти сабли за спиной, дабы раскромсать непокорных в капусту.

Тем временем цепь, содержащая Дмитрия, его спутников и остальной, не вышедший мозгами с характером сброд, зазвенела тяжелыми звеньями и еле слышный шепот нарастающей волной пошел с ее конца, преобразуясь в отчетливые фразы.

– Да успокоил бы его кто-нибудь…

– Родила после смерти… Да еще здесь… Бедная девушка…

– Убили бы уже ребеночка, негоже ему мучиться…

– Сожрет младенца какое-нибудь чудище, ей Богу сожрет и не подавится…

– Да заткните ему кто-нибудь рот… И так плохо, мочи нет, а он верещит, как резаный…

– Дурная мамаша и батька, наверное такой же… Как позволили родиться здесь… Вот я бы…

– Господи, а сколько же еще здесь таких, как она…

– Да сколько можно верещать… Они же сейчас вообще разозлятся…

– Что за мать… Не может успокоить ребенка…

– Смерть еще хуже, чем нас учили…

– Пресвятая Богородица, спаситель наш Иисус Христос, Вам молюсь…

– Не могу понять, как я сюда попал, как… А ведь предупреждал святой отец…

– Какой отвратительный крик… Какой мерзкий…

Люди сами того не замечая, показывали истинную натуру, заботящуюся только о себе родимом и редко думающую о других, где проскакивали редкие исключения. Дима бы никогда не подумал, что в некоторых, насильно прикованных на цепь узниках присутствует сострадание к себе подобным, хотя с другой стороны вера Христа учит не только кланяться, но и помогать ближнему своему…

Очень часто люди, выбравшие жизнь полную надежд на Бога с отсутствием каких-либо усилий со своей стороны, совершенно не испытывают жалости к кому-либо кроме себя. Их редко заботит стремление вверх к новым победам и самосовершенствование… Да, что там говорить! Даже развитие Родины и все более частые выходы в космос будут раздражать их УБОГУЮ натуру, мечтающую тихо и спокойно умереть с блаженной улыбкой на устах, сытым лицом и традиционно-воющей вокруг гроба толпой, будто бы скорбящих людей. Данный вид человеческих особей больше волнует, как дела на их огороде, как там кабачки с огурцами растут, сколько варенья соседка закатала, и как скоро выйдет новый сериал… И это в лучшем случае! В худшем они будут неистово, изо дня в день читать молитвы, псалмы и ходить на богослужения, ища повсюду знаки, оставляемые им Господом! И упаси Он же, если попадется тухлое яйцо в холодильнике… Это и слезы, и сопли, и поиск грехов совершенных накануне… А ведь из подобных им состоит весь «цивилизованный мир», вечно удивленный, отчего вокруг так плохо. Брехня. Не всем плохо. Некоторым очень даже хорошо, ибо времени искать негатив не хватает.

Дмитрий искренне жалел переполошившую напуганных рабов молодую мамашу, но одновременно с этим его плотская натура мечтала жадно присосаться к упругим, налитым грудям, ведь снаружи он оставался обычным человеком…

«А жаль… Так хочется полетать светящимся шариком из недавнего сна… Вверх-вниз, влево-вправо… Неужели я и вправду выбрал эту жизнь, ради непонятно какой помощи людям… Неужели там, за пределами моих мечтаний, все было так плохо?», – мальчишка искренне верил в свое предназначение, исходя из непрерывного самоанализа.

А как еще он должен думать, если всю жизнь считал себя немного сдвинутым из-за того, что считал дикостью ходить в туалет. Всю жизнь. Каждый раз, когда смотрел на человека, то сначала видел, что тот ходит в туалет, а уж потом все остальное. Парень, девушка – без разницы, главное туалет, а уж потом внешность.

Дима старался держать эти мысли в себе, считая, что немного дибилизма никому не помешает, но видимо это было заложено в нем еще до рождения, и где-то когда-то он подобного не делал… Или же взять его непонимание фразы: «Веди себя естественно». Как на самом деле выглядит это «естественно»? Может независимо, то есть наплевательски? Как? Он не знал, стараясь просто научиться нормальному общению.

А все его сны-путешествия по ужасным мирам, заполненным жестокостью, страданиями и множествами замученных, изуродованных людей? Да и вообще вся его жизнь, полная человеческого неприятия и постоянного ощущения себя чужим? И только алкоголь дарил ему свободу! Тело освобождалось, брало власть над никогда не спящим разумом и показывало, как надо общаться с людьми. Вот тогда-то Дима моментально превращался в своего рубаху-парня, не обладающего каким-либо стеснением в любой форме общения.

Получается, выпивка помогала слиться воедино душе и животной части тела, вследствие чего инстинкты брали верх над разумом, перестающим сдерживаться какими-либо моралями, а увеличивающееся количество алкоголя лишь усугубляло ситуацию, растущую подобно катящемуся вниз снежному кому… Вот в этом и заключается суть пьянства. Вот почему пропиваются квартиры, происходят убийства, забываются семьи и предаются друзья. Люди быстро превращаются в зверей, высвобождая истинную бездуховную суть, и Диме было проще общаться с ними пьяному, ибо… Он уподоблялся им. Животным в человеческом облике, не осознающим, кто они есть на самом деле, для чего созданы, и в чем смысл их однотонного существования.

Рождение, детский сад, школа, институт, работа, жена, дети, отпуск, пенсия, смерть… Короче ничего. Бессмысленное бытие, полное забот о еде, воде и сне, радостно распахивающее сверкающие врата и искренне приветствующее Дмитрия, когда он находился под воздействием алкоголя, то есть гармонично вливался в стадо «счастливых» людей. Или еще не людей, а зверей, застывших на перепутье?

Мальчишка как-то прикинул, что ежели влить в него полбутылки водки и оставить состояние блаженного отупения навсегда, то можно прекрасно жить, завести семью, работать и каждый вечер приходить домой, где ожидает неважно какой, холодный или горячий ужин, телевизор в кредит, ворчливая, растолстевшая жена и пара крикливых ребятишек. Короче идиллия. Сегодняшнее счастье любого человека…

Смешно. Ха. Ха. Ха. Живущее в лесу животное существует также. Нора, охота, запасы пищи, дети, смерть. И все.

Люди… Животные… Есть ли разница? Конечно же, нет! Полбутылки водки и будет один в один. Вот и вся разница.

Дима моргнул, выныривая из размышлений, охватывающих большинство плетущихся позади рабов, аккуратно осмотрелся, но все было почти без изменений. Почти, ибо пока он витал в спасительных мыслях, в соседнем ряду прибавилось еще одним счастливчиком, сделавшим шаг сквозь плотную тьму, что означало – жди прибавки в личной, звенящей цепью колонне.

Так оно и вышло. Легкий, но уверенный тычок в спину от Лкетинга, услужливо подсказал, что их полку сейчас прибудет и ряд пленников, замкнутых морально и физически, покорно сдвинулся на два шага, пропуская следующего «добровольца», заверещавшего что-то типа: «Господи Иисусе, спаси раба своего!», – и тому подобное, но раздался какой-то глухой звук и все затихло.

«Наверное один из чертей «кормушку» ему захлопнул… Правильно… Тут и так ребенок орет, а этот конкуренцию создает… Один уже создал…», – он опустил лицо, пряча растянувшиеся в злорадной улыбке губы, вспомнив потерявшего язык болтуна.

А так все было хорошо, если считать естественным непрекращающийся крик младенца и пребывание в настоящем, не придуманном Аду. Толстожопые сатиры вальяжно расхаживали напротив равномерно сортируемой толпы людей, скрежеща зазубренными мачете по камням и временами что-то друг другу говоря, изредка переводя светящиеся в темноте глаза на обнаженных людей, застывших в ожидании предназначенной им нелегкой доли.

Стоящие же по бокам дисциплинированные черти не издавали звуков и движений, исключая, конечно успокоение «храбрецов», временами теряющих головы. Если смотреть на рогатых воинов со стороны, то можно было подумать, что они – это искусно выполненные статуи, настолько недвижимо они стояли, наблюдая за узниками в пределах видимости широко расставленных глаз, гарантирующих отличное панорамное зрение. Поэтому их много и не требовалось. Один из адских воинов мог смотреть вроде бы прямо, но видеть человек по пять с обеих сторон. Очень необходимое качество для работы по сбору и контролю прибывающего с Земли человеческого скота.

«Скорей бы капельница… Ничего болеть не будет… Спина успокоится, будь проклят этот Варгх, хотя о чем это я…», – голые, покрытые редкими волосками ноги затекали с выученной наизусть периодичностью, и он поднимал каждую из них за пятнадцать секунд до онемения, думая, делают ли это японец с масаи. «И младенец еще этот… Орет, орет и не охрипнет же, когда маманя его успокоит? Соседки, небось шипят разъяренными кошками…», – не успел он додумать, как ребенок внезапно затих.

Дмитрия мгновенно пронзила ударившая под дых боль сопереживания, отчего он резко вывернул голову, совершенно забыв про наблюдающих за узниками чертей, и облегченно увидел, что все почти в порядке. Ребенок, оказывается элементарно обосрался, заполнив воздух запахом свежего говнеца, а замолчал видимо от секундного напряжения. Девушка моментально, не обращая внимания на рогатых по бокам, и красноглазых сатиров спереди, склонилась, заставив согнуться соседку сзади, и положила с новой силой заверещавшего младенца на коленки.

Свиномордые карлики на пару секунд замерли, выхватив тусклые клинки, ибо не поняли действий обнаглевшей узницы, но принюхались и принялись искренне ругаться, высказывая все, что думают о маленьких засранцах, воняющих хуже сгнившего мертвеца. Запах и правда был мощный, и не подумаешь на прелестного малыша, однако от реальности не сбежать.

Несчастная же мать тем временем никого не слушала, а вытирала младенческое говно со своих рук и его миниатюрной задницы, сноровисто стряхивая какашки и очищая пальцы о неровный камень. Сие действо заняло примерно две минуты, пока девушка не убрала все, что могла, так подумал Дима, и хоть запах не исчез, ибо сами фекалии остались в том же районе, но ребенка мать облагородила, оставалось когда-нибудь помыть его и себя, но это уже не критично. Ее малой сразу же, словно поиграл в веселую игру, ухватился за сиську губами и жадно зачавкал.

«Мне бы на твое место… Не обосраться, а присосаться к груди имеется ввиду…», – греховная мысль опять-таки пронзила голову, заставив забыть, где он находится и налив горячей кровью мужское достоинство, целеустремленно приподнявшееся. «Да что же такое! Сейчас говорящие свиньи заметят и укоротят моего красавца… Не-не-не!», – кошмарная мысль моментально охладила членов пыл, и только взбодрившийся причиндал уныло опал, не успев показать свои способности. «Отлично… Проклятые женщины и здесь покоя не дают… Понавырастят красивучих сисек, а мужикам мучайся… В ее сторону больше не смотреть, мало ли…», – однако обнаженные, налитые молоком груди так и прыгали перед глазами, ввиду чего Дима решительно сконцентрировался на дотошном разглядывании помещения в котором находился, стараясь не принюхиваться и желая подальше отойти.

Тем временем прибыл еще один отсортированный «храбрец» с непривычки зашумевший, но моментально повторивший судьбу предыдущего узника. Это шоу юноша не особо желал слышать и мог легко пропустить, если бы не тычок от Лкетинга, вырвавший его из увлеченного вглядывания в еле видимые, темные швы меж закругленными плитами, образующими потолок мрачного коридора. Громоздкие глыбы камня были до блеска отполированы, и настолько ровно установлены, что глаз радовался, прямо-таки мечта перфекциониста. Идеально прямая поверхность, совершенные стыки, все аккуратненько замазано, даже строительных швов не видно, хотя в таком-то сумраке…

«Прелесть… Как египетские пирамиды… А уж сатиры и черти вообще гармонируют с этим местом, словно здесь родились и жили… О чем это я?», – парень понял глупость своих предположений, но быстро осознал, что совсем не глупость, а насчет египетских пирамид не простое совпадение. «До сих пор спорят, кто их построил, типа там технологии будущего, до которых людям идти еще сотню лет, и в тоже время безостановочно твердят, будто их руками рабов построили. Сколько же этих рабов требовалось? И ведь правильно… В Египте поклонялись богам с головами животных, и это точно не просто фантазии, а правда намного более реальная, чем непроходимая тупость многих людей… Кто знает, может черти кому-то доверили свои технологии, заставив построить на Земле специальные, почти вечные храмы, только для чего? Как вариант они чему-то нас учили, а пирамиды являются местом, куда рогатые телепортировались для познавательных лекций и семинаров… Тем более тайны этих здоровенных гигантских треугольников до сих пор не раскрыты… А может и раскрыты… Говорить-то можно все, что угодно, людей держат за скот, что здесь, что там… Нет… Все-таки Земля не то место, где можно родиться еще раз… Помойка-помойкой… Причем столько обмана… Как там вообще живут? Хотя… Если быть кивающим головой идиотом, коих на Земле девяносто девять процентов, то да… Что такое в конце концов свобода? Это то, насколько ты ее себе представляешь… Можно родиться кошкой, всю жизнь расти в однокомнатной квартире, страдать от неких позывов тела раз в месяц, но уверять себя, что так требуется, не зная истины, а потом, спустя лет тринадцать, под конец жизни, с трудом выйти на улицу и понять, как на самом деле выглядит правда… Вот это шок! И самое интересное, что так живут все! Верят красивой брехне, пичкаемой газетами, телевизором, интернетом и боятся правды, за которую прячут в психушки или просто убивают… В этом и есть все люди, и как я рад, что не чувствую себя принадлежащим их племени…», – мельком заметив, что женского полку прибыло, Дима тяжело вздохнул, желая сглотнуть хоть немного слюны, но судьба смеялась над ним и он перевел серо-голубые глаза на уставшие ноги, должные начинать неметь.

Под грязными ступнями располагались аккуратно-уложенные, неровные камни, идентичные находящимся в Сортировочной. Один в один и такие же разные: округлые, треугольные, квадратные, многогранные, прямоугольные, чуть темней, чуть светлей и тому подобные отличия, тут парень привычно поднял ногу, дабы убрать начавшееся онемение и внезапно зевнул. Широко-широко, во весь рот и это действие заставило его осознать, что желание отдохнуть совсем обнаглело, показывая себя в месте, полном человеческих страхов. Дмитрий посильней сжал непроизвольно раскрывающийся рот и аккуратно, но сильно ущипнул себя за бедро, однако это абсолютно не помогло, и он осознал, что при нынешнем раскладе от подобного щипка даже не проснется.

«Беда-бедовая… Наверное со стороны я выгляжу вконец обнаглевшим типом…», – его внутренние переживания перебились тычком сзади, обозначающим следующего узника.

Кстати последние, проходящие сквозь тьму «бунтари» являлись тихими и спокойными, видимо покрытый шипами Варгх откусил не одну голову, а может сожрал парочку на виду у остальных, раз еще недавно «бесстрашный» и верещащий сброд такой молчаливый.

Звякнув цепью при продвижении вперед, Дима вновь зевнул, причем с удовольствием, раскрыв рот подобно проголодавшейся вороне, и четко для себя уяснил, что необходимо терпеть или опускать голову, типа смотришь на своего красавца, растущего в паху и стыдливо прячущегося в волосах.

Тычок, шаг вперед, тычок, шаг вперед…. Узник за узником закованные в цепи колонны двигались по направлению к новому испытанию, а юноша старался, как можно незаметней зевать, желая просто не свалиться с ног. Ощущения Лкетинга с Такеши он не знал и знать не хотел, уже довольно долго не прислушиваясь к происходящему сзади, а лишь ощущая, что все нормально, если считать нормальным огромных чертей, следящих за каждым шагом понурого человеческого скота. Димино же послушное, хоть и измученное тело заученно шевелило ногами, пересчитывая отбитыми ступнями камни пола, стараясь не спотыкаться и не падать.

«Лучше быть первым на деревне, чем вторым в городе», – фраза, вылетевшая изо рта Гая Юлия Цезаря, отчего-то накрепко засела в голове худощавого юноши, может из-за того, что он шел первый в цепи, заполненной разномастными пленниками Геенны Огненной или просто ее детьми.

Детишки, правда, не знали, что Ад их родина, поэтому не стремились целовать поверхность планеты, так неласково принявшей их, но если подумать – они такие непослушные, что сперва должны получить «ата-та» по голым задницам. Сейчас закованные пленники шаг за шагом продвигались навстречу теплому воздуху по неизменному коридору, каждый метр которого походил на предыдущий, как две капли воды. Было бы намного загадочней, если бы путь проходил через отполированные до блеска, исчерченные таинственными символами плиты, однако черти не заморачивались, видимо давным-давно перерастя подобное самовыражение в отличие от недавно рожденного человечества, любящего рисовать на стенах.

И наконец, наступил долгожданный момент, когда Дима вынырнул из сонной прострации, каким-то образом поняв, что передвижение мелкими шагами почти закончилось, и совсем не из-за его избитых о неровные камни ступней. Хорошо, что он в детстве порядочно побегал в похожих условиях на речке рядом с городом, имея некий опыт ходьбы босыми ногами, но больше всех повезло Лкетингу. Тот всю жизнь передвигался без обуви по джунглям, земляному полу хижины и горам, охотясь на африканскую живность, а вот японца жалко, хоть и не слышно.

Изнеженный человечек, привыкший к костюмам, клавиатуре под руками, кистям, краскам, белоснежным холстам или чего у него там… Может карандаш, ручка, лист формата А4 и отличное воображение, а значит, умение бродить в самом себе, разыскивая умело спрятанные воспоминания. Хорошо, что у него с масаи сильные характеры, плюс отсутствие болтливости.

«Наверное, как и я думают о всякой ерунде… И вообще правильно говорят, будто дружба и любовь – это умение смотреть не друг на друга, а в одну сторону…», – сзади тем временем слышалась возня, означающая конец нынешнего приключения и начало нового.

Шум исходил не от сжавшихся в напряжении и страхе узников, а от охраняющих их чертей, дисциплинированно перестраивающихся, но не отрывающих оранжевых глаз от готовых обоссаться пленников. Свинорылые сатиры, стоящие впереди четырех колонн закованных рабов, уставились в сторону начавшейся суеты, и воспрянувший духом Дмитрий, как не крепился, но не смог удержаться, дабы не направить любопытный взор в сторону чертовых перестроений. Он аккуратно повернул шею, обратив внимание, что головы Лкетинга с Такеши уже смотрят в интересующем его направлении, а лишившийся языка придурок с засохшей на губах, подбородке и шее кровью, наоборот глядел прямо, видимо урок был превосходнейший. Парню даже как-то не по себе стало взирать назад, когда в его сторону уставился похожий на вампира грешник, с сочащимися болью глазами и трясущимся телом, но он переборол неприятное чувство, уверив себя, что это недолго.

Юноша лишь сейчас понял, насколько далеко по коридору они продвинулись, увидев бесконечную вереницу обнаженных, сутулящихся людей, умело рассортированных и прикованных к каждой цепи. Он не брался утверждать, что везде поровну, нет. Женщин было меньше всех, на их цепь поместили человек сорок-пятьдесят, примерно одинакового сложения бабенок, лишь несколько выделялись полными телами с полотен Рубенса, и всунутые то туда, то сюда ломали общую симметрию. Позади них по-любому остался немалый кусок поржавевших звеньев, который будет тащиться ими же.

«Главное, что сиськастая мамаша нормально себя чувствует… И чего я на нее так заглядываюсь? Не только же из-за внешности…», – Дима быстро и методично проанализировал женскую колонну, закончив на девице с мирно спящим младенцем, объевшимся сытного молока с восхитительной груди.

Вторая и третья цепь также не отличались численностью голозадых узников, и как ни странно из толпы противников политики приковывания очень многие попали в обе эти колонны, оставив немалое количество свободных звеньев. Скорее всего, выданные адским компьютером характеристики «храбрых» рабов указывали именно на два средних ряда, а излишние вопли: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа!», – вкупе с нежеланием склонить голову перед железным кольцом, являлись заторможенной адаптацией к миру Ада, куда Земля нормально никого не готовила.

Навскидку пересчитав сколько там набралось народу, Дима решил, что человек восемьдесят-сто с редкими проемами на цепи, вследствие нескольких сожженных горлопанов, а переведя взор на свой участок, не особо поразился количеству людей прикованных на ведомой им цепи. Максимум человек восемьдесят и само собой пустые, пахнущие горелым мясом кольца меж всхлипывающими рабами, зато тишина и покой.

Данный анализ был проведен буквально секунд за семь, несмотря на оглумевшую от усталости голову, беспрестанно моргающие глаза и зевоту. Сама же суета среди рогатых, вытащившая его из оцепенения и позволившая провести беглый осмотр, возникла из-за вышедших из Сортировочной демонов до этого пребывающих на той стороне, за тьмой.

Первыми плотную мглу покидали черти, контролирующие прижатых к «светящейся» трубе безумствующих людей, вторым – укутанный в золото «Анубис», а третьим – немного сердитый, однако умиротворенно рычащий людоед-Варгх, наверняка обожравшийся вопящей человечины. Завершал же общую картину едва цокающий, усталый сатир с потускневшими глазами, покачивающий висящим за спиной зазубренным мачете.

Вот эта-то смутно видимая процессия и вынырнула из тьмы, заставив перестроиться рогатых воинов, охраняющих узников в коридоре и теперь освобождающих место парнокопытным собратьям. Даже интересно, как эти десять чертей умудрялись следить за массой бесконечно прибывающих людей, где вопил то один, то другой. Наверное, в представителях человечества все же присутствовал здравый смысл, да и примеры чужих смертей хорошо действовали.

«Сжигаемые тела с обгорающим, отваливающимся мясом и вонь плавящихся волос с ногтями… Да уж…», – Диму зябко передернул и он вернул взор на стоящих напротив сатиров, не обращающих внимания на крутящих шеями пленников.

Юноша давно заметил, что правила поведения в Аду не так уж строги и маленькие вольности вроде покрутить головой, почесаться, поднять-опустить ногу допускаются. Да и где такое написано, будто бы забитый до трясучки скот хорошо работает или выглядит?

«Когда же будет хотеться есть? Пить хочется, а есть нет… Может и вправду до первого, попавшего в желудок куска? Хрен знает… Вопросы, вопросы, вопросы…», – он хотел опять повернуться назад, но вспомнил, что уже не время.

Когда он отворачивался обратно к сатирам, то вынырнувшие из тьмы демоны уже разделялись, где мускулистые черти рассредоточились у цепей, Варгх и сатир остались позади, а укутанный в золото «Анубис» продолжил цокать вперед.

«Так-то нормально в принципе… Десять плюс пять чертей равняется пятнадцать, значит по одному рогатому человек на пять, что с их-то глазами самое оно… Две же средние цепи, то есть вторая и третья в охране не нуждаются, ибо перекрыты первой и нашей…», – он сам не заметил, как принялся считать сколько рогатых выходит на каждого человека, и не успел закончить, как мимо величаво процокал собакоголовый, энергично крутящий жезлом, разрисованным загадочными символами.

Остановившись на метр дальше сатиров, мгновенно спрятавших за жирные спины тусклые клинки, «Анубис» внимательно, с полминуты оглядывал закованных напротив рабов и удовлетворено произнес:

– Замечательно! Просто за-ме-ча-те-ль-но! – было непривычно слышать подобное из угольно-черной клыкастой пасти демона или древнего бога с собачьей головой. – Просто отлично! Брак отсеян, все смирны и молчаливы! Обожаю завершающий этап отбора человеческого скота! А вы? – собакоголовый пошутил, но никто не улыбнулся, хотя Дмитрий от усталости не сразу понял, что это шутка и хотел кивнуть. – Теперь можно двигаться! Следите за моими копытами и наслаждайтесь путешествием в Геенну Огненную – мать вашу! – кроме троицы «Спящих» никто и не осознал смысл произнесенных слов являющихся констатацией факта, а не ругательством. – Где останавливаюсь я, там и вы! Если не успеете, то повалитесь друг на друга, и Варгху придется браться за плеть, дабы поднять вас! Ха-ха-ха! – демон гавкающее засмеялся, а бесстрастное рогатое воинство повернулось, звонко цокнув копытами и готовясь двинуться вслед за хозяином, одновременно следя за понурыми пленниками.

«Анубис» сделал первый шаг по дороге, ведущей в начало вечной жизни и многочисленные ряды рабов, закованных в покрытые ржавчиной цепи, дернулись за ним, гремя остатками звеньев, грустно волочащихся по камням. И невозможно было поверить, что еще недавно, всего несколько часов назад, этот прекрасно отсортированный, многочисленный, смиренный, обнаженный люд являлся безумной, вопящей от ужаса толпой. Сейчас же многочисленные ряды надеющихся и отчаявшихся пленников с израненными спинами дисциплинированно, размеренно и послушно шли за проводником по миру мертвых, контролируясь звероподобными чертями, красноглазыми сатирами и, конечно же, гигантским, с головы до ног забрызганным кровью Варгхом. Франкенштейн местного разлива, наверняка на славу повеселился, выдергивая скопившихся рядом с «живой» трубой «бунтующих» людей, не желающих добровольно идти в цепи. И ведь находились выбравшие жуткую мучительную гибель в противовес мучительной жизни раба в Аду, сам же Дмитрий не согласился бы умереть ни за какие коврижки, зная о долгом повторении пройденного пути